Письмо 96

От виконта де Вальмона к маркизе де Мертей Держу пари, что после своего приключения вы каждый день ждете от меняпохвал и славословий. Не сомневаюсь даже, что мое долгое молчание васнесколько рассердило. Но что делать? Я всегда считал, что, когда женщиназаслуживает только похвал, она уж сама о себе позаботится, и можно занятьсядругими делами. Однако поздравляю вас с тем, что вы сделали для себя, иблагодарю за услугу, оказанную мне. Чтобы вас совсем осчастливить, готовдаже признать, что на этот раз вы превзошли мои ожидания. А затем посмотрим,не оправдал ли я хотя отчасти ваших. Я намереваюсь говорить с вами не о госпоже де Турвель. Слишкоммедленный ход этого дела вам не нравится. Вы любите только законченные дела.Тягучие сцены внушают вам скуку. Я же никогда не испытывал такогоудовольствия, как в этих мнимых проволочках. Да, мне нравится видеть, наблюдать, как эта благоразумная женщина, саматого не замечая, вступила на тропу, с которой возврата нет, как крутой иопасный склон невольно увлекает ее, заставляя следовать за мной. Вот,испугавшись грозящей гибели, она хотела бы остановиться, но уже не всостоянии удержаться на месте. Благодаря своим стараниям и ловкости онаможет двигаться медленней, но ей все же неизбежно приходится идти вперед.Иногда, не смея взглянуть в лицо опасности, она закрывает глаза и перестаетбороться, всецело полагаясь на меня. Но чаще какое-нибудь новое опасениезаставляет ее возобновить усилия: в смертельном ужасе она еще хочет сделатьпопытку возвратиться вспять, изнемогает в мучительных стараниях проползтихоть немного вверх, но вскоре какая-то таинственная сила опять приближает еек опасности, которой она тщетно пыталась избежать. Тогда, не имея никого,кроме меня, в качестве поводыря и опоры и уже не помышляя о каких-либоупреках за свое неизбежное падение, она умоляет меня хотя бы отсрочить его.Горячие мольбы, смиренные просьбы - все, с чем устрашенные смертныеобращаются к божеству, получаю от нее я. А вы хотите, чтобы, оставаясьглухим к ее мольбам, я собственноручно разрушил культ, который она создалавокруг меня, и для ускорения ее гибели использовал ту власть, от которой онаждет поддержки. Ах, дайте же мне по крайней мере время понаблюдать этутрогательную борьбу между любовью и добродетелью. Неужели же зрелище, ради которого вы жадно спешите в театр, которому вытак пылко рукоплещете, представляется вам менее увлекательным в жизни? Выведь с восторгом внимаете чувствам чистой и нежной души, страшащейсяжеланного ей счастья и не перестающей обороняться даже после того, как онапрекратила сопротивление. Так не драгоценны ли эти чувства для того, ктовиновник их появления? Но именно подобные восхитительные услады, именно ихдарит мне каждодневно это божественное создание. А вы упрекаете меня за то,что я ими наслаждаюсь! Ах, слишком скоро наступит время, когда, униженнаясвоим падением, она станет для меня лишь самой обыкновенной женщиной. Но, говоря о ней, я забываю, что совсем не собирался вам о нейговорить. Какая-то непонятная сила приковывает меня, беспрестанно возвращаетк ней даже тогда, когда я ее оскорбляю. Отгоним же опасные думы об этойженщине. Надо мне стать самим собой, чтобы заговорить на более веселую тему.Речь идет о вашей подопечной, ныне попавшей под мою опеку, и надеюсь, чтотут вы отдадите мне должное. Так как за последние несколько дней моя нежная святоша стала обращатьсясо мной несколько лучше и, следовательно, мне не пришлось так многозаниматься ею, я заметил, что маленькая Воланж и впрямь очень хорошенькая.Тут я сообразил, что если влюбиться в нее, подобно Дансени, было быглупостью, то, может быть, с моей стороны не менее глупо не поразвлечься снею, ибо я в своем одиночестве весьма нуждаюсь в развлечении. Справедливымказалось мне также вознаградить себя за хлопоты, которых она мне стоит, ктому же я вспомнил, что вы мне предлагали ее еще до того, как у Дансенипоявились какие-то притязания. И я счел, что имею некоторые основанияпредъявлять кое-какие права на добро, которым он завладел лишь вследствиемоего отказа и пренебрежения. Хорошенькое личико юной особы, ее ротик, такойсвежий, ее ребяческий вид и даже сама неловкость - все это укрепило меня вмоих мудрых размышлениях. Я решил действовать в соответствии с ними, ипредпринятое мною увенчалось успехом. Вы уже, наверное, стараетесь угадать,какие средства избрал я, чтобы так скоро подменить собою столь нежнолюбимого избранника, какие способы обольщения более всего подходят длятакого возраста и неопытности. Не утруждайте себя, никакого обольщения небыло. В то время как вы, ловко пользуясь оружием своего пола,восторжествовали благодаря хитрости, я, вернув мужчине его непререкаемыеправа, покорил силой. Уверенный, что завладею добычей, если смогу еенастичь, я применил хитрость лишь для того, чтобы к ней приблизиться, и, всущности, даже хитрость, к которой я прибег, почти не заслуживает этогоназвания. Я воспользовался первым же письмом, которое получил от Дансени для егокрасотки. Предупредив ее о получении письма условленным между нами знаком, япринялся стараться не о том, как поскорее вручить его, а напротив - как быне находить для этого удобных способов. Порождая в ней нетерпение, я делалвид, что разделяю его, и, причинив зло, сам указал на лекарство. Молоденькая особа помещается в комнате, у которой одна дверь выходит вкоридор. Вполне естественно, что ключ от этой двери забрала себе мать. Вседело сводилось к тому, чтобы завладеть этим ключом. А завладеть им былопустяком: мне он нужен был лишь часа на два, и я ручался, что буду иметьдругой точно такой же. Тогда все - и переписка, и свидания, и ночныепосещения, - все становилось удобным и вполне осуществимым. Однако -поверите ли? Робкая девица испугалась и отказала. Любой другой расстроилсябы. Я же усмотрел в этом лишь возможность получить еще более тонкоеудовольствие. Я написал Дансени, пожаловался на ее отказ, да так успешно,что неосмотрительный поклонник не угомонился, пока не убедил свою робкуювозлюбленную согласиться на мое требование и полностью мне во всемдовериться. Признаюсь, мне очень понравилось, что мы с молодым человеком поменялисьтаким образом ролями и что он сделает для меня то, что, по его расчетам, ядолжен был сделать для него. Эта мысль, на мой взгляд, делала приключениевдвое более приятным. И вот, едва заполучив драгоценный ключ, я поспешилвоспользоваться им - случилось это прошлой ночью. Убедившись, что в замке все тихо, я вооружился потайным фонарем и втуалете, соответствовавшем позднему часу и подходящем к даннымобстоятельствам, отправился с первым визитом к вашей подопечной. Я всеподготовил (ее же руками) так, чтобы войти бесшумно. Она спала первым самымкрепким сном и к тому же так, как спят в ее возрасте, и потому не проснуласьдаже тогда, когда я подошел к самой ее постели. Сперва меня соблазняла мысльсразу же приступить к действиям и постараться сойти за сновидение. Но, боясьпоследствий неожиданности и шума, который она вызвала бы, я предпочелосторожно разбудить спящую красотку, и действительно, мне удалосьпредотвратить крик, которого я опасался. Я успокоил ее первые проявления испуга, но, придя сюда не дляразговоров, решился на некоторые вольности. В монастыре ей, несомненно, неразъяснили, каким разнообразным опасностям может подвергнуться робкаяневинность и что именно она должна охранять, чтобы ее не застигли врасплох.Ибо, собрав все свое внимание и все силы на защиту от поцелуя, который быллишь отвлекающим маневром, все прочее она оставила незащищенным. Как можнобыло не воспользоваться этим! Поэтому я переменил направление удара и тотчасже занял позиции. Тут мы оба едва не погибли: девочка, перепугавшисьпо-настоящему, подняла было крик. К счастью, голос ее заглушили слезы. Онасхватилась также и за шнурок звонка, но мне удалось вовремя задержать ееруку. "Что вы хотите сделать? - сказал я ей тогда. - Погубить себя навсегда?Пусть приходят, мне-то что? Кого убедите вы, что я здесь не с вашегосогласия? Кто, кроме вас, дал бы мне возможность проникнуть сюда? А ключ,который я получил от вас и ни от кого другого не мог получить, - вы станетеобъяснять, для какой цели он предназначался?" Эта краткая речь не успокоилани ее огорчения, ни ее негодования, но привела к покорности. Не знаю, был ликрасноречив мой тон, но жесты мои, во всяком случае, красноречием неотличались. Какой оратор может притязать на изящество в положении, когдаодна его рука - рука насильника, а другая - рука любви? Если вы яснопредставляете себе это положение, то согласитесь, что оно по крайней мереблагоприятствует нападению. Но ведь я совершенный несмышленыш, и, как высами говорите, последняя простушка, пансионерка может обращаться со мной какс младенцем. Данная же простушка, в каком отчаянье она ни была, все же уразумела,что надо на что-то решиться и идти на соглашение. Так как мольбы оставлялименя непреклонным, ей пришлось перейти к предложениям. Вы, может быть,думаете, что я за дорогую цену уступил эту важную позицию? Нет, я все обещалза один поцелуй. Правда, когда поцелуй был получен, я не сдержал обещания;но на то у меня имелись основательные причины. Как мы условились - будет лион принят или дан? Торговались мы, торговались и пришли к соглашению насчетвторого поцелуя, с тем, что он будет ею принят. Тогда я обвил ее несмелыеруки вокруг своего тела, а своей рукой любовно прижал ее к себе, и поцелуймой был действительно принят, принят самым настоящим, самым исправнымобразом, так что даже с любовью нельзя было бы сделать это лучше. Такая добросовестность заслуживала награды, поэтому я тотчас жеисполнил ее просьбу. Рука моя отдернулась, но, не знаю уж, как этополучилось, - сам я очутился на ее месте. Вы полагаете, что тут я сталстремителен, пылок - не правда ли? Ничего подобного. Уверяю вас, у меняпоявился вкус к медлительности. Раз ты уверен, что придешь к цели, для чеготоропиться в пути? Нет, кроме шуток, я не прочь был понаблюдать, какова может быть силаслучайности, и здесь она предстала мне в чистом виде, без всякой постороннейпримеси. А ведь ей пришлось преодолеть любовь, и к тому же любовь,поддержанную целомудрием или стыдливостью, а главное - подкрепленную мною жевызванным и весьма сильным раздражением. У случайности не было союзников. Ноона все время представлялась, все время присутствовала, а любовь быладалеко. Чтобы обеспечить себе свободу наблюдения, я схитрил и пользовался силойтолько в той мере, в какой лишь ею можно было чего-то достичь. Но если мойпрелестный противник, злоупотребляя моим попустительством, готов был от меняускользнуть, я удерживал его тем же самым страхом, который, как я мог ужеубедиться, имел столь благоприятное воздействие. Так вот, безо всякого иногопринуждения, нежно влюбленная, позабыв свои клятвы, сперва уступила, а затемсогласилась. Правда, после этого первого мгновения снова дружно хлынулиупреки и слезы. Не знаю, искренни они были или притворны, но, как всегдабывает, они прекратились, как только я занялся тем, что действительно сталдавать к ним повод. Так слабость сменялась упреками, упреки - слабостью, нов конце концов расстались мы вполне довольные друг другом и в столь жеполном согласии насчет свидания на сегодняшний вечер. Я удалился к себе лишь на рассвете, изнемогая от усталости и желанияспать. Однако и тем и другим я пожертвовал стремлению встать к утреннемузавтраку. Я до страсти люблю наблюдать, какой вид имеет женщина на другойдень после события. Вы и не представляете, какой он был у Сесили! Она струдом передвигала ноги, все жесты были неловкие, растерянные, глаза всевремя опущенные, опухшие, с темными кругами! Круглое личико так вытянулось!Ничто не могло быть забавнее. И мать ее, встревоженная этой сильнойпеременой, впервые проявила к ней довольно ласковое внимание! И президентшатоже хлопотала вокруг нее. О, что касается ее забот, то она отпускает ихлишь в долг. Наступит день, когда ей можно будет вернуть их, и день этотнедалек. Прощайте, прелестный друг. Из замка ***, 1 октября 17...

Дата добавления: 2015-07-18