Глава 2 Коса на камне

4.20. На КП XII А.К. прибыл Гюнтер фон Клюге, выслушивает доклад об обстановке. Создается впечатление, что враг исчез. Результаты дальней разведки еще не поступили.

4.25. Командир инженерно-саперного парка получает команду, и железнодорожный мост сразу покрывают досками, делая проходимым для пехоты и транспорта.

* * *

4.30. Штабом 4-й армии потеряна связь со штабом округа. Связь же со своим первым эшелоном утрачена Коробковым уже через 15–20 мин после объявления тревоги^[612].

Командующий Западным ОВО Павлов отдает первое боевое распоряжение командармам округа: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю: поднять войска и действовать по-боевому»^[613]. Штабом 4-й армии, бой в чьей полосе шел уже фактически с 3.15, распоряжение было получено только около 5 часов.

* * *

Продолжается хаотическая стрельба на Северном, через Северные ворота продолжают уходить поодиночке и группами красноармейцы, многие без оружия и обмундирования.

В Цитадели в последние минуты затишья перед второй атакой, нарушаемого лишь пулеметной перестрелкой с немцами, засевшими у Тереспольских, разгорается пожар – на складе военного обмундирования, где в этот момент находились бойцы 44 сп – Петр Котельников (14-летний воспитанник музыкантского взвода) и один из красноармейцев. «Загорелись тюки с обмундированием. Красноармеец взобрался на полку и сбросил несколько сгоревших тюков на пол, но рядом воспламенялись другие. Я побежал за огнетушителем, но никак не мог снять его: слишком высоко он висел. Наконец, после долгих усилий мне удалось оборвать всю доску вместе с огнетушителем. Когда я вернулся, боец держал в руках другой огнетушитель и направлял струю шипящей жидкости на огонь. Пожар не унимался, горели даже стеллажи. На складе стало жарко. Пламя жгло лицо и руки». В итоге, не сумев погасить пожар^[614], Котельников и красноармеец перешли в сектор кольцевой казармы, ближе к Центральным воротам.

В масштабах крепости этот пожар был стратегическим – он надвое рассек северо-запад кольцевой казармы.

…Находившиеся в нем бойцы штабных подразделений 44 сп и 455 сп еще не вступали в бой, лишь слыша ожесточенную стрельбу у Холмских, Тереспольских ворот и на Северном острове. Особенностью кольцевой казармы было то, что сквозного сообщения между всеми их участками не было – и подразделения, не имея возможности выйти во двор, сначала осыпаемый осколками, а потом оглашаемый выстрелами, оказались отсеченными друг от друга.

Поэтому в эти минуты, приходя в себя, они, не сговариваясь, начинают пробивать стены между казематами, пытаясь соединиться.

Лейтенант Махнач, выбравшись из-под нар, куда бросился при начале обстрела, закричал: «„Я лейтенант Махнач! Слушайте мою команду – в ружье!!!“ Тогда понемногу стали отзываться бойцы. В подразделении их (в т. ч. и младших командиров) осталось не более 20. Так как не было возможности вести ответный огонь по врагу (его (врага) не было видно, стреляли с противоположной стороны и стояли пыль и дым). Мы начали тем временем подготавливать оборону: пробивали вдоль здания стенки, разделяющие подразделения (роты), собирали запас караульных патронов, которые были в цинковых ящиках в ротах, собирали раненых»^[615].

С другой стороны северо-западного сектора начинают ломать внутренние стены бойцы штабных подразделений и полковой школы 44 сп. Они используют железные койки, оружие, части обгорелых и разбитых машин 31-го автобатальона, стоявших перед их казармой^[616]. Многие из машин еще горят.

…Сразу после стычки у Холмских ворот Самвел Матевосян начал допрос пленного офицера, захваченного в рукопашной схватке. Стоявшие здесь же красноармейцы назвали его «артистом» – пленный выглядел странно; «кайзеровская каска со штырем, множество наград на груди»^[617].

Допрос проходил эмоционально – Матевосян, размахивая пистолетом, ругался на армянском языке. Самим же Матевосяном поведение пленного описывается по-разному. В 60-х годах, рассказывая о его допросе, он пишет, что офицер «вел себя весьма трусливо, маленький окрик наших бойцов приводил его в истерику. Падая на колени, он все время просил пощады, рассказал, что делается во вражеских частях, находящихся вокруг крепости»^[618]. Однако в 1997-м Самвел Матевосян признает, что тот «вел себя дерзко, вызывающе. Это был враг»^[619].

Пленный нагло молчал, не отвечая на вопросы, поэтому «без лишних формальностей и проволочек» Матевосян выстрелил ему в рот…

И после войны, вспоминая об этом случае, Самвел Матевосян считал, что иначе поступить было нельзя. «Обстановка была боевая – мы не могли его переправить в тыл, так как сами находились в окружении. Эти решительные действия в начальный период, когда царили и паника, и растерянность… сыграли свою роль»^[620].

Закончив допрос, Матевосян получил от комиссара Фомина приказ пробиться в Брест, узнать обстановку и привезти в батальон его комсостав, живший в Бресте.

Несмотря на ожесточенный мортирный обстрел, «Крокус» оставил целыми три бронеавтомобиля БА-10 75 орб, стоявших перед Белым дворцом^[621] (из 13 имевшихся по штату). Трехосные БА-10 были вооружены пушкой калибра 45 мм и двумя пулеметами 7,62-мм, имели броню 10 мм. Экипаж – 4 человека, боекомплект – 49 снарядов, 2079 патронов.

Именно на них и решил прорваться в Брест Матевосян, к этому моменту надевший гимнастерку полкового комиссара, показывая наличие комсостава среди защитников^[622].

Погрузка снарядов в бронемашины проходила у склада, чья крыша горела. Иные снаряды приходилось брать, оборачивая их в гимнастерки и пилотки.

Загрузив боезапас, три бронеавтомобиля тронулись к Трехарочным…

Прошло 15–20 минут как бойцы Махнача начали проламывать стены. За это время, пробив несколько, удалось соединиться с соседними ротами. Все это время Махнач был единственным командиром среди них, и тут прямо в дверь ворвался небольшого роста черноволосый лейтенант «Сашка-пистолет», знакомый Махначу по училищу. «…И сразу обратился ко мне (мы сейчас узнали друг друга – это был лейтенант Наганов). Но отнеслись один до одного строго. Он сразу ответил на мой вопрос, когда я его узнал и спросил: „Куда ты? Что там?“ – „Давай мне человек двух с ручными пулеметами. Мне надо туда… Там полковая школа… Все командиры наши там, наверное… а я…“ Он сказал еще о том, что надо идти по левой стороне (там стояло разбитое от польской кампании здание), чтобы добраться до своего подразделения»^[623].

Лейтенант выглядел взволнованным, был без фуражки, говорил что-то о 84 сп – может, описывал их удачную атаку?

Махнач дал ему двух бойцов с пулеметами, и Наганов, пообещав прислать связного, ушел, сказав на прощание: «Пусть только Москва узнает, что крепость в окружении, от врага и пыли не останется»^[624].

…Вторая волна III батальона достигла Тереспольских ворот. Ее основу составляли солдаты 10-й роты, в том числе взвод Вильча, одной из штурмовых групп которого командовал ефрейтор Тойчлер. К этой минуте взвод Вильча еще не столкнулся с серьезным сопротивлением – они наступали вдоль Буга, через казарму транспортной роты 17-го погранотряда. Основная часть выживших ее бойцов ушла вместе с командиром (лейтенантом Черным) выводить машины из гаражей, а группа Мельникова, решившая уходить через Тереспольские, а в итоге засевшая в казарме транспортной роты, наоборот, еще не подошла. В казарме находились лишь двое бойцов да раненые. Разумеется, серьезного сопротивления они оказать не могли.

Итак, подбегая к Тереспольским, вторая волна, судя по всему, уже слышала звуки ожесточенного боя и поняла, что прогулка закончилась. Подбежав к воротам, они, тяжело дыша, сосредоточились перед кольцевой казармой.

Вокруг стояли лужицы – еще недавно из пробитого снарядом бака над Тереспольскими хлестала вода, заливая все вокруг. Сейчас лишь слякоть да редкие капли на постепенно высушиваемых встающим солнцем стенах…

Все слабеющие ручейки от водонапорной башни перемешиваются с лужами крови – там, в них, лежит что-то, но было оно людьми или животными, уже не узнать.

Пока офицеры, навстречу которым вышло несколько человек из засевшей в секторе у Тереспольских остатков первой волны, обсуждали план атаки, Тойчлер рискнул выглянуть в оглашаемый треском редких выстрелов двор.

Рядом с Тереспольскими единственно возможным входом он увидел длинное здание со многими большими «воротами»^[625], где, вероятно, собрались русские, уже преодолевшие первый ужас и страх, заняли посты их пулеметчики и стрелки… Площадь перед зданием, частично изрытую снарядами, заполнил густой дым.

Ефрейтор Ганс Тойчлер сразу же профессиональным взглядом отметил, что единственная и незначительная возможность укрыться при перебежке – обломки стен, благо артиллерия здесь поработала хорошо, разнеся и башню над Тереспольскими воротами, и весь угол погранзаставы.

Атака должна быть быстрой и молниеносной, пока не сбежались русские со всей крепости (уже всем стало ясно, что она далеко не пуста). Пулеметчики 10-й роты задавят русский огонь из погранзаставы, а в «ворота» 333 сп полетят ручные гранаты подбежавшей штурмовой группы.

Главное – добежать до здания 333 сп, там – мертвая зона, идя вдоль стены, штурмовые группы окажутся вне досягаемости огня из подвала. Напротив, тем, кто в подвале, придется несладко… Командир батальона, гауптман Пракса лично поведет атаку^[626].

Дата добавления: 2015-07-17