Пять месяцев спустя 3 страница. – Что вы сделали, когда это услышали?

– Что вы сделали, когда это услышали?

– Я попросила, чтобы кто‑то меня подменил, и поехала в школу. Я должна была убедиться, что с Питером все в порядке.

– Как Питер обычно добирался в школу?

– На машине, – сказала Лейси. – У него есть машина.

Миссис Хьютон, расскажите мне о ваших отношениях с Питером.

Лейси улыбнулась.

– Он мой ребенок. У меня было два сына, но Питер всегда был более спокойным и ранимым. Ему всегда требовалось немного больше поддержки.

– Ваши с ним отношения можно назвать близкими, когда он вырос?

– Конечно.

– Какие у Питера были отношения с его братом?

– Нормальные…

– А с отцом?

Лейси замолчала. Она чувствовала присутствие Льюиса в зале суда так же явно, как если бы он стоял рядом, и вспомнила, как он шел под дождем по кладбищу.

– Думаю, что Льюис был больше привязан к Джойи, а у меня было больше общего с Питером.

– Питер когда‑нибудь рассказывал вам о проблемах, которые были у него с другими детьми?

– Да.

– Протестую, – сказала прокурор. – Показания с чужих слов.

– На этот раз я отклоняю протест, – ответил судья. – Но вы, мистер МакАфи, следите, пожалуйста, за своими вопросами.

Джордан опять повернулся к ней.

– Почему, как вы думаете, у Питера были проблемы с другими детьми?

– Его дразнили, потому что он был не такой, как они. Он не был спортивным мальчиком. Он не любил играть в казаки‑разбойники. Он был артистичным, творческим, мечтателем, и из‑за этого ребята смеялись над ним.

– Что делали вы?

– Я пыталась сделать его более жестким, – призналась Лейси. Произнося эти слова, она обращалась к Питеру и надеялась, что он услышит ее извинения. – Что делает любая мать, когда видит, что ее ребенка дразнят? Я говорила Питеру, что люблю его, что те ребята ничего не понимают. Я говорила ему, что он удивительный, сострадательный, добрый и умный, такой, какими хотят быть все взрослые. я понимала, что те качества, за которые его дразнят в пять лет, станут его достоинствами в тридцать пять… но я не могла сделать его взрослым в один момент. Невозможно ускорить жизнь своего ребенка, как бы сильно этого не хотелось.

– Когда Питер перешел в старшую школу, миссис Хьютон? – Осенью 2004 года.

– Там Питера тоже дразнили?

– Еще больше, чем раньше, – сказала Лейси. – Я даже попросила его брата присмотреть за ним.

Джордан подошел к ней ближе.

– Расскажите мне о Джойи.

– Джойи все любили. Он был умным и отличным спортсменом. Он находил общий язык со взрослыми так же легко, как и с ровесниками. Он… ну, он был одним из лучших в этой школе.

– Вы, должно быть, очень им гордились?

– Гордилась. Но, думаю, из‑за Джойи у учителей и учеников сложилось определенное представление о мальчике из семьи Хьютонов еще до появления Питера. И когда он туда пришел, люди поняли, что Питер не такой, как Джойи, и ему стало еще хуже.

Она видела, как менялось лицо Питера, пока она говорила, словно менялись времена года. Почему же она не воспользовалась возможностью, когда она у нее была, и не рассказала Питеру, что она понимает? Понимает, что Джойи отбрасывает слишком большую тень, из‑за которой Питеру трудно найти место под солнцем?

– Сколько лет было Питеру, когда погиб Джойи?

– Он заканчивал второй курс старшей школы.[28]

– Наверное, это стало сокрушительным ударом для семьи? – сказал Джордан.

– Да.

– Что вы делали, чтобы помочь Питеру справиться со своим горем?

Лейси опустила глаза на свои руки.

– Я была не в состоянии помочь Питеру. Я не могла помочь даже себе.

– А ваш муж? Он поддерживал Питера в тот момент?

– Думаю, мы оба думали только о том, как пережить каждый следующий день… Собственно говоря, только благодаря Питеру наша семья выжила.

– Миссис Хьютон, Питер когда‑нибудь говорил, что хочет причинить боль людям в школе?

У Лейси сжалось горло.

– Нет.

– Вы когда‑нибудь замечали в Питере какие‑то черты, говорящие о том, что он способен на такой поступок?

– Когда вы смотрите в глаза своего ребенка, – тихо сказала Лейси, – вы видите только того, кем мечтаете его увидеть, а не то, чего видеть не хотели бы.

– Вы когда‑нибудь находили планы или записи, свидетельствующие о том, что он планировал это преступление?

По ее щеке скатилась слеза.

– Нет.

Джордан заговорил мягче:

– А вы искали, миссис Хьютон?

Она вспомнила, как убирала в столе Джойи, как стояла над унитазом и спускала наркотики, которые тот прятал в ящике.

– Нет, – призналась она. – Не искала. Я думала, что помогаю ему. После смерти Джойи я хотела только удержать Питера возле себя. Я не хотела вмешиваться в его личное пространство, я не хотела с ним ссориться, я не хотела, чтобы кто‑нибудь когда‑нибудь причинял ему боль. Я просто хотела, чтобы он всегда оставался ребенком. – Она подняла глаза, теперь уже плача. – Но родителям нельзя этого делать. Потому что родители обязаны позволить своим детям повзрослеть.

В зале послышался грохот. Какой‑то мужчина встал, чуть не опрокинув телекамеру. Лейси никогда его раньше не видела. У него были редеющие черные волосы и усы, а глаза горели огнем.

– Знаете, – крикнул он, – моя дочь Мэдди никогда не повзрослеет! – Он указал пальцем на женщину рядом и на остальных, сидящих дальше. – И ее дочь. И его сын. Ты чертова сучка. Если бы ты лучше справлялась со своими обязанностями, у меня была бы возможность тоже иметь такие обязанности!

Судья застучал молотком.

– Мистер, – сказал он. – Мистер, я вынужден попросить вас…

– Твой сын чудовище. Он чудовище! – кричал мужчина, пока два пристава подошли к его месту, не взяли его под руки и не вытащили из зала суда.

Однажды Лейси присутствовала при рождении ребенка, у которого отсутствовала половина сердца. Семья знала, что их девочка не сможет жить, они решили дождаться конца беременности, в надежде что проведут с ней несколько коротких мгновений, прежде чем она покинет этот мир. Лейси стояла в углу комнаты, пока родители держали на руках свою дочку. Лейси не смотрела на их лица, просто не могла. Вместо этого она сосредоточилась на медицинских показателях новорожденной. Лейси смотрела, как она, неподвижная, с посиневшей кожей, медленно шевельнула крошечным кулачком, словно астронавт в открытом космосе. А потом один за другим ее пальчики развернулись, и она умерла.

Лейси думала о тех маленьких пальчиках, о прощании. Она повернулась к Питеру.

– Прости меня, – одними губами сказала она. А затем закрыла лицо руками и заплакала.

Как только судья объявил перерыв и все присяжные вышли, Джордан подошел к судье Вагнеру.

– Ваша честь, защита просит слова, – сказал он. – Мы хотим заявить о нарушении процедуры судебного разбирательства.

Даже стоя спиной к Диане, он почувствовал, как она закатила глаза.

– Очень удобно.

– Хорошо, мистер МакАфи, – сказал судья, – на каком основании?

«Но том основании, что у меня нет другого выхода, чтобы спасти своего клиента», – подумал Джордан.

– Ваша честь, имело место очень эмоциональное выражение чувств со стороны отца одной из жертв в присутствии присяжных. Невозможно, чтобы они не обратили внимания на эти слова, и нет инструкций, которые можно им дать, чтобы нейтрализовать произведенный эффект.

– Это все, адвокат?

– Нет, – сказал Джордан. – Прежде всего, присяжные могли не знать, что в зале присутствуют члены семей пострадавших. Теперь они об этом знают, а еще знают о том, что эти самые люди следят за каждым их движением. Это огромное давление для присяжного, участвующего в таком эмоциональном и публичном процессе. Разве они могут игнорировать ожидания этих людей и делать свою работу честно и объективно?

– Вы издеваетесь? – спросила Диана. – А кто же, по мнению присяжных, сидел в зале? Зеваки? Естественно, в зале полно людей, которых это непосредственно касается. Поэтому они и здесь.

Судья Вагнер поднял глаза.

– Мистер МакАфи, я не буду объявлять о нарушении процедуры судебного разбирательства. Мне понятно ваше беспокойство, но думаю, я могу передать ваши слова присяжным вместе с предписанием не обращать внимания на любые проявления чувств в зале суда. Каждый, участвующий в этом процессе, понимает, что эмоции на пределе и что люди не всегда смогут себя контролировать. Тем не менее, я также предупрежу присутствующих в зале соблюдать порядок, в противном случае закрою процесс для посторонних.

Джордан вздохнул.

– Пожалуйста, отметьте, что я отзываю свое заявление, Ваша честь.

– Конечно, мистер МакАфи, – сказал он. – Увидимся через пятнадцать минут.

Когда судья ушел в свой кабинет, Джордан направился обратно к столу защиты, пытаясь придумать какое‑то чудо, способное спасти Питера. Но Джордан забыл неписаный закон: что бы ни сказал доктор Ва, насколько четко ни объяснил бы, что такое ПТСР, как бы присяжные не прониклись чувствами Питера, им всегда будет больше жаль пострадавших.

Диана улыбнулась ему, выходя из зала.

– Хорошая попытка, – сказала она.

Больше всего в здании суда Селена любила комнатку, спрятанную за кладовкой уборщицы, где хранились старые карты. Она понятия не имела, почему они лежат здесь, а не в библиотеке, но ей нравилось иногда прятаться среди них, когда она уставала смотреть, как Джордан с важным видом расхаживает перед присяжными. Она заходила сюда несколько раз во время этого судебного процесса, чтобы покормить Сэма, когда его не с кем было оставить. Сейчас же она привела в свой рай Лейси и усадила ее перед картой мира, в центре которой находилось южное полушарие. Австралия была фиолетового цвета, а Новая Зеландия – зеленого. Это была любимая карта Селены. Ей нравились нарисованные на морях красные драконы и грозовые облака по углам. Ей нравилось изящное изображение компаса с направлениями сторон света. Ей нравилось думать, что мир может выглядеть совершенно иначе под другим углом.

Лейси Хьютон не переставала плакать, и Селена понимала, она должна выплакаться, иначе перекрестный допрос станет катастрофой. Она села рядом с Лейси.

– Может, вам чего‑нибудь принести? Бульон? Кофе?

Лейси отрицательно покачала головой и вытерла нос салфеткой.

– Я ничего не могу сделать, чтобы его спасти.

– Это работа Джордана, – сказала Селена, хотя, честного говоря, ей трудно было представить сценарий развития событий в котором Питеру не грозил бы серьезный срок лишения свободы. Она лихорадочно соображала, что еще можно сказать или сделать, чтобы успокоить Лейси, и в этот момент Сэм протянул руку и дернул ее за одну из косичек.

«Есть!»

– Лейси, – сказала Селена. – Подержите его, пожалуйста, мне нужно кое‑что взять в сумке.

Лейси подняла на нее глаза.

– А вы… вы не против?

Селена покачала головой и пересадила Сэма к ней на колени. Сэм уставился на Лейси, старательно пытаясь впихнуть свой кулачок в рот.

– Га, – сказал он.

На лице Лейси появилась тень улыбки.

– Маленький человечек, – прошептала она и придвинула малыша, чтобы можно было его крепче обнять.

– Вы… позволите?

Селена обернулась и увидела, как дверь со скрипом распахнулась, и в комнатку заглянуло лицо Алекс Корниер. Она сразу же встала.

– Ваша честь, вам сюда нельзя…

– Пусть заходит, – сказала Лейси.

Селена отошла, пропуская судью. Та вошла и села рядом с Лейси. Поставив пластиковый стаканчик на стол, она протянула руку и слегка улыбнулась, когда Сэм ухватился за ее мизинец и потянул.

– Кофе здесь ужасный, но я все равно тебе принесла.

– Спасибо.

Селена осторожно передвинулась за стеллаж с картами, пока не оказалась за спиной этих женщин, наблюдая за ними с таким же удивлением, как если бы увидела львицу, которая ласково обняла антилопу, вместо того чтобы съесть.

– Ты хорошо держалась, – сказала судья.

Лейси покачала головой.

– Недостаточно хорошо.

– Все равно, она не будет тебя долго спрашивать на перекрестном допросе.

Лейси прижала малыша к своей груди и погладила по головке.

– Мне кажется, я не смогу туда вернуться, – сказал она, и ее голос дрогнул.

– Ты можешь, и сделаешь это, – сказала судья. – Потому что это нужно Питеру.

– Его все ненавидят. Меня ненавидят.

Судья Корниер положила Лейси руку на плечо.

– Не все, – сказала она. – Когда мы вернемся, я сяду в первом ряду. Тебе не придется смотреть на прокурора. Просто смотри на меня.

У Селены отвисла челюсть. Часто, когда речь идет о слабонервных свидетелях или о маленьких детях, в первом ряду сажают человека, на котором можно сфокусировать внимание, чтобы не было так страшно. Чтобы дать им ощущение, что среди всей толпы у них есть по крайней мере один друг.

Сэм нашел свой большой палец, начал его сосать и уснул у Лейси на груди. Селена смотрела, как Алекс протянула руку и погладила пушистые волосики ее сына.

– Говорят, что в молодости все ошибаются, – сказала судья Лейси. – Но я не думаю, что мы совершаем меньше ошибок, повзрослев.

Входя в камеру, где содержали Питера, Джордан уже обдумывал, как им быть дальше.

– Это нам не причинит вреда, – объявил он. – Судья проинструктирует присяжных, чтобы они не принимали в расчет проявления эмоций.

Питер сидел на металлической скамейке, обхватив голову руками.

– Питер, – сказал Джордан. – Ты меня слышишь? Я знаю, что со стороны это выглядит плохо, и я знаю, что тебя это убивает, но с юридической точки зрения на тебе это никак не…

– Я должен сказать ей, почему я это сделал, – перебил его Питер.

– Своей маме? – спросил Джордан. – Нельзя. Она все еще дает показания, и с ней нельзя говорить. – Он помолчал. – Послушай, как только тебе можно будет с ней поговорить, я…

– Нет, я хотел сказать, что должен всем рассказать.

Джордан посмотрел на своего клиента, Глаза Питера были сухими, его кулаки лежали на скамейке. Когда он поднял взгляд, это не был взгляд ребенка, который сидел рядом с ним в зале в первый день судебного процесса. Это был взгляд человека, повзрослевшего за одну ночь.

– Мы расскажем твою версию истории, – сказал Джордан. – Нужно только немного потерпеть. Я знаю, в это трудно поверить, но все уладится. Мы делаем все, что в наших силах.

– Не мы, – сказал Питер. – Вы делаете. – Он встал и подошел к Джордану ближе. – Вы обещали. Вы сказали, что теперь наш ход. Но когда вы говорили это, то имели в виду, что теперь ваш ход, верно? Вы не собирались давать мне возможность выйти туда и рассказать всем, что было на самом деле.

– Ты видел, что они сделали с твоей мамой? – возразил Джордан. – Ты хоть представляешь, что случится с тобой, если ты выйдешь туда и сядешь на место свидетеля?

В этот момент что‑то в его глазах погасло: не злость и не скрытый страх, а последняя ниточка надежды. Джордан подумал о показаниях, которые дал Майкл Бич, о том, что происходит, когда лицо человека покидает жизнь. Не обязательно встречаться со смертью, чтобы увидеть это.

– Джордан, – сказал Питер. – Если мне придется провести остаток жизни в тюрьме, я хотел бы, чтобы они услышали мою версию истории.

Джордан открыл было рот, собираясь сказать клиенту, что это абсолютно исключено, что он не будет говорить с места свидетеля и ломать карточный домик, выстроенный Джорданом в надежде на оправдательный приговор. Но кого он хотел обмануть? Только не Питера.

Он глубоко вздохнул.

– Ладно, – сказал он. – Расскажи мне, что ты собираешься говорить.

У Дианы Левен не было вопросов к Лейси Хьютон, что означало – насколько понимал Джордан – им крупно повезло. Кроме того, что прокурор уже не могла задать такой вопрос, который бы не прозвучал в словах отца Мэдди Шоу, Джордан не знал, сколько еще способна выдержать Лейси, прежде чем ее признают неспособной выступать в роли свидетеля. Когда ее вывели из зала суда, судья посмотрел в свои записи.

– Ваш следующий свидетель, мистер МакАфи?

Джордан глубоко вдохнул.

– Защита вызывает Питера Хьютона.

За его спиной послышалось оживление. Зашуршали репортеры, доставая новые ручки из карманов и открывая чистые страницы в блокнотах, тихо переговаривались родственники пострадавших, пока Питер шел к месту свидетеля. Джордан видел, как у Селены широко раскрылись глаза от этого неожиданного поворота.

Питер сидел и смотрел только на Джордана, как он ему и говорил. «Хороший мальчик», – подумал он.

– Вы Питер Хьютон?

– Да, – сказал Питер, но он сел слишком далеко от микрофона, поэтому наклонился и повторил свой ответ.

– Да, – сказал он, и на этот раз микрофон отозвался в колонках неприятным звоном.

– В каком классе вы учитесь?

– Я был на третьем курсе старшей школы, когда меня арестовали.

– Сколько вам сейчас лет?

– Восемнадцать.

Джордан подошел ближе к присяжным.

– Питер, это вы тот человек, который, придя в школу Стерлинг Хай шестого марта две тысячи седьмого года, начал стрелять и убил десять человек?

– Да.

– И ранили еще девятнадцать?

– Да.

– И нанесли телесные повреждения многим другим людям а также причинили материальный ущерб.

– Я знаю, – сказал Питер.

– Вы не собираетесь это сегодня отрицать, верно?

– Нет.

– Расскажите, пожалуйста, присяжным, почему вы это сделали, – попросил Джордан.

Питер посмотрел ему в глаза.

– Они это начали.

– Кто?

– Крутые, спортивные ребята, которые всю мою жизнь называли меня слабаком.

– Вы помните их имена?

– Их очень много, – сказал Питер.

– Расскажите нам, пожалуйста, почему вы решили прибегнуть к насилию?

Джордан говорил Питеру, что ни в коем случае нельзя злиться. Что он должен оставаться спокойным и сдержанным, пока будет говорить, иначе его слова обернутся против него и будет еще хуже. – Я пытался делать то, чего хотела моя мама, – объяснил Питер. – Я Пытался быть таким же, как они, но ничего не вышло.

– Что вы хотите сказать?

– Я пробовал играть в футбол, но меня ни разу не выпустили на поле. Однажды я помог нескольким ребятам разыграть учителя. Мы откатили его машину с парковки в спортзал… Меня наказали, а остальных ребят – нет, потому что они были членами баскетбольной команды и в субботу должны были участвовать в соревнованиях.

– Но, Питер, – сказал Джордан, – почему так?

Питер облизнул губы.

– Это не должно было закончиться вот так.

– Ты планировал убить всех тех людей?

Они репетировали эти вопросы в камере. Питеру оставалось только повторить то, что он говорил, когда Джордан его тренировал: «Нет, не планировал».

Питер посмотрел на свои руки.

– Когда я делал это в игре, – тихо сказал он, – я выигрывал.

Джордан застыл. Питер нарушил сценарий, и теперь Джордан не мог подобрать подходящую реплику. Он понимал только, что занавес готов упасть до окончания действия. Он судорожно прокручивал в мыслях ответ Питера. Все не так плохо. Эти слова свидетельствовали о том, что он несчастен, одинок.

«Все еще можно спасти», – сказал себе Джордан.

Он подошел к Питеру, изо всех сил пытаясь привлечь его внимание и показать, что тот должен подыграть ему. Джордану необходимо продемонстрировать присяжным, что этот мальчик решил предстать перед ними и раскаяться.

– Теперь ты понимаешь, что в тот день не было победителей, Питер?

Джордан увидел, как что‑то вспыхнуло в глазах Питера. Крошечный огонек, разгоревшийся вновь, – оптимизм. Джордан делал свою работу слишком хорошо: он в течение пяти месяцев говорил Питеру, что сможет его оправдать, что у него есть стратегия, что он знает, что делает… и Питер, черт возьми, выбрал именно эту секунду, чтобы наконец ему поверить.

– Игра еще не закончилась, правда? – сказал Питер, с надеждой улыбнувшись Джордану.

Когда двое присяжных отвернулись, Джордан с трудом сохранил самообладание. Он отошел назад к столу защиты, ругаясь себе под нос. Вот в чем была основная проблема Питера! Он никогда не понимал, как выглядит со стороны, как звучат его слова для постороннего слушателя, для человека, который не знает, что Питер не хочет казаться хладнокровным убийцей, а произнес шутку, понятную только его другу.

– Мистер МакАфи, – сказал судья. – У вас есть еще вопросы?

У него была еще тысяча вопросов: «Как ты мог со мной так поступить? Как ты мог поступить так с собой? Как мне убедить присяжных, что ты имел в виду вовсе не то, что они услышали?» Он потряс головой, пытаясь придумать, что делать дальше, и судья принял это за ответ.

– Мисс Левен? – спросил он.

Джордан резко поднял голову. «Погодите, – хотел сказать он. – Погодите, мне нужно подумать». Он затаил дыхание. Если Диана задаст Питеру хоть один вопрос – даже если спросит, какое у него полное имя, – у него будет возможность продолжить допрос. И тогда, конечно же, он постарается изменить впечатление жюри о Питере.

Диана пошуршала своими записями, а потом перевернула листы лицом вниз.

– У обвинения нет вопросов, Ваша честь, – сказала она. Судья Вагнер обратился к судебному приставу:

– Проводите мистера Хьютона на место. Объявляю перерыв на выходные.

Как только присяжные вышли, зал взорвался потоком вопросов. Репортеры бросились сквозь поток зрителей к ограждению в надежде перехватить Джордана и получить комментарий. Он схватил свой портфель и поспешил к боковой двери, через которую охрана выводила Питера.

– Погодите! – закричал он. Он подбежал к мужчинам, между которыми стоял Питер в наручниках. – Мне нужно поговорить со своим клиентом по поводу понедельника.

Охранники переглянулись, потом посмотрели на Джордана – Две минуты, – сказали они, но остались на месте. Если Джордан хочет поговорить с Питером, то ему предоставили единственную возможность сделать это.

Раскрасневшийся Питер смотрел на него невинным взглядом.

– Я хорошо справился?

Джордан замялся, подбирая слова.

– Ты сказал то, что собирался сказать?

– Да.

– Тогда ты действительно хорошо справился, – сказал Джордан.

Он стоял в коридоре и смотрел, как охранники уводят Питера. Перед тем как свернуть за угол, Питер поднял сцепленные в замок руки и помахал. Джордан кивнул, держа свои руки в карманах.

Он вышел из здания суда через черный ход, прошел мимо трех телевизионных фургонов, на крышах которых стояли огромные спутниковые антенны, словно гигантские белые птицы. В заднем стекле каждого из фургонов Джордан видел режиссеров, монтирующих материал для выпуска новостей. Его лицо было на всех мониторах.

Он обошел последний фургон и услышал сквозь открытое окно голос Питера:

– Игра еще не закончилась.

Джордан перебросил портфель через плечо и зашагал быстрее.

– Игра еще не закончилась, – сказал он.

Селена приготовила для Джордана то, что он называл «последней трапезой[29]». Она готовила ему жареного гуся каждый раз накануне вынесения приговора. Уложив Сэма спать, она поставила перед Джорданом тарелку и села напротив.

– Я даже не знаю, что сказать, – призналась она. Джордан отодвинул еду.

– Я к этому еще не готов.

– Ты о чем?

– Я не могу позволить этому процессу закончиться вот так. – Милый, – заметила Селена, – после того, что было сегодня спасти твоего клиента не поможет даже отряд военных.

– Я не могу просто сдаться. Я говорил Питеру, что у него есть шанс. – Он поднял искаженное болью лицо и посмотрел на Селену. – Это я позволил ему давать показания в суде, хотя знал, что этого делать не стоит. Должен быть какой‑нибудь выход… что‑то, что я могу сказать, чтобы слова Питера не оказались последним, что услышат присяжные.

Селена вздохнула и взяла тарелку. Она забрала нож и вилку Джордана, отрезала себе кусочек мяса и обмакнула его в вишневый соус.

– Гусь очень вкусный, Джордан, – сказала она. – Ты не знаешь, от чего отказываешься.

– Список свидетелей, – пробормотал Джордан, вскочил И начал рыться в бумагах на другом конце обеденного стола. – Должен быть кто‑то, кого я еще не вызывал, кто может нам помочь. – Он просмотрел список. – Кто такая Луиз Герман?

– Она была учительницей Питера в третьем классе, – ответила Селена с полным ртом.

– Какого черта она делает в этом списке?

– Она нам позвонила, – сказала Селена. – Она сказала, что если нам понадобятся ее показания, то она с удовольствием расскажет, каким хорошим мальчиком он был в третьем классе.

– Нет, это не сработает. Мне нужен кто‑то не из такого далекого прошлого. – Он вздохнул. – Здесь больше никого нет… – Перевернув страницу, он увидел одно оставшееся имя. – Кроме Джози Корниер, – медленно проговорил Джордан.

Селена опустила вилку.

– Ты собираешься вызвать дочь Алекс?

– С каких это пор ты называешь судью Корниер «Алекс»?

– Девочка ничего не помнит.

– Ну, тогда меня ничего не спасет. Возможно, она уже что‑нибудь вспомнила. Давай вызовем ее и посмотрим, что она расскажет.

Селена покопалась в бумагах, которые лежали на кухонном столе, на каминной полке, на детском стульчике для кормления.

– Вот ее показания, – сказала она, передавая бумагу Джордану.

В первой странице были письменные показания под присягой, которые принесла ему судья Корниер и где было указано, что он не будет вызывать Джози в суд, потому что она ничего не помнит. На второй – протокол последнего разговора детектива Дюшарма с Джози.

– Они дружат с детского сада.

– Дружили.

– Все равно. Диана уже подготовила почву – Питер был влюблен в Джози, он убил ее парня. И если мы сможем услышать от нее что‑нибудь хорошее в его адрес – может быть, даже что она его простила, – это сможет изменить мнение присяжных.

Он встал.

– Я еду обратно в суд, – сказал он. – Мне нужно выписать повестку.

Когда в субботу утром в дверь позвонили, Джози все еще была в пижаме. Она спала что называется без задних ног, и это неудивительно, потому что не могла уснуть целую неделю. Ей снились дороги, по которым ездили только инвалидные кресла, кодовые замки без цифр, королевы красоты без лиц.

Она осталась одна в комнате свидетелей, а это значило, что все уже почти закончилось, что скоро она снова сможет спокойно дышать.

Джози открыла дверь и увидела высокую красивую женщину афроамериканку, которая была замужем за Джорданом МакАфи и, улыбаясь, протягивала ей лист бумаги.

– Я должна передать тебе вот это, Джози, – сказала она. – Твоя мама дома?

Джози посмотрела на сложенный лист голубого цвета. Может быть, это приглашение на что‑то вроде вечеринки по поводу окончания суда? Это было бы интересно. Она крикнула через плечо, зовя маму. Появилась Алекс, а за ней следом и Патрик.

– О, – удивилась Селена.

Алекс невозмутимо скрестила руки на груди.

– Что происходит?

– Госпожа судья, мне очень неловко беспокоить вас в боту, но мой муж хотел бы знать, сможет ли Джози поговори с ним сегодня.

– Зачем?

– Потому что он вызывает Джози в суд в качестве свидетеля в понедельник.

Комната закружилась.

– В суд? – переспросила Джози.

Мама сделала шаг вперед, и по ее виду стало понятно, что она могла бы ударить собеседницу, если бы Патрик не обнял ее за талию и не удержал. Он выдернул лист голубой бумаги из руки Джози и пробежал глазами.

– Я не могу идти в суд, – пробормотала Джози. Мама покачала головой:

– У вас есть заверенные показания под присягой, где сказано, что Джози ничего не помнит…

– Я понимаю, что вы расстроены. Но Джордан в самом деле собирается вызвать Джози в понедельник, поэтому нам лучше прорепетировать, что она будет говорить, заранее, чем бросить ее на произвол судьбы. Так будет лучше для нас, и так будет лучше для Джози. – Селена помолчала. – Это можно сделать либо так, либо более неприятным способом.

Мамин подбородок вздернулся вверх.

– В два часа, – прошипела она и захлопнула дверь у Селены перед носом.

– Ты обещала! – закричала Джози. – Ты обещала мне, что я не буду давать показания в суде. Ты говорила, что мне не нужно будет этого делать.

Мама схватила ее за плечи.

– Солнышко, я знаю, это страшно. Я знаю, что ты не хочешь идти туда. Но никакие твои слова ему уже не помогут Все у дет быстро и не больно. – Она посмотрела на Патрика. – Зачем он вообще это делает?

– Потому что его дело – дерьмо, – сказал Патрик. – Он чтобы Джози его спасла.

И этого было достаточно: Джози расплакалась.

Джордан открыл дверь своего кабинета, держа в руках Сэма, слово футбольный мяч. Часы показывали ровно два часа, и приехали Джози Корниер и ее мать. Лицо судьи Корниер было непроницаемо, как каменная стена, а вот ее дочь дрожала как осиновый лист.

– Спасибо, что пришли, – сказал он, нацепив широкую дружелюбную улыбку на лицо.

В добавок ко всему прочему он хотел еще и подбодрить Джози. Ни одна Корниер не сказала ни слова.

– Простите за это, – сказал Джордан, показывая на Сэма. – Моя жена должна была уже прийти и сидеть с ребенком, чтобы мы могли поговорить, но на трассе перевернулся грузовик. – Он растянул губы еще шире. – Она будет с минуты на минуту.

Он махнул рукой в сторону дивана и стульев в его кабинете, приглашая садиться. На столе стояли тарелка с печеньем и кувшин с водой.

Дата добавления: 2015-07-17