Пять месяцев спустя 3 страница

– Я знаю, что мне нельзя туда заходить, но ведь Патрик тоже изолирован, правда?

В прошлый раз, когда Джози хотела пойти в суд, Алекс ей просто запретила. Сегодня она присела напротив дочери.

– Ты хоть представляешь, что там будет твориться? Там будут телекамеры, много телекамер. И дети в инвалидных креслах. И разъяренные родители. И Питер.

Взгляд Джози камнем упал ей на колени.

– Ты опять собираешься меня не пустить.

– Нет, я собираюсь уберечь тебя от страданий.

– Я не пострадала! – ответила Джози. – Именно поэтому я должна туда пойти.

Пять месяцев назад Алекс приняла это решение вместо дочери. Теперь она понимала, что дочь имеет право говорить от своего имени.

– Я жду тебя в машине, – спокойно сказала она и держала на лице эту маску, пока Джози не закрыла за собой дверь, а затем бросилась наверх в ванную, где ее вырвало.

Она боялась, что повторное переживание событий того дня, даже на расстоянии, не поможет Джози оправиться. Но больше всего она боялась, что во второй раз не сможет уберечь дочь от страданий.

Алекс прижалась лбом к холодному фарфоровому краю ванны. Затем встала, почистила зубы и умылась холодной водой. Она поспешила к машине, где ее уже ждала дочь.

Из‑за того что няня опоздала, Селене и Джордану пришлось проталкиваться сквозь толпу ко входу в здание суда. Селена ожидала чего‑то подробного, но все же была не совсем готова к скопищу репортеров, телевизионных фургонов и простых зевак, высоко держащих свои мобильные телефоны в надежде на скандальный снимок.

Джордан сегодня был на стороне преступника, большинство зрителей – жителями Стерлинга, и поскольку Питера должны были доставить в суд по подземному тоннелю, весь их гнев обрушился на Джордана.

– Как вы спите по ночам? – прокричала женщина, мимо которой Джордан взбежал верх по ступенькам.

Еще одна держала плакат с надписью: «В Нью Гемпшире все еще есть смертная казнь».

– О Господи, – выдохнул Джордан. – Будет весело.

– Ты справишься, – сказала Селена.

Но он остановился. На ступеньках стоял мужчина с доской. на которой были приклеены две фотографии: девочки и красивой женщины. Кейтлин Харви, узнала Селена. И ее мать. Над фотографиями было два слова: «ДЕВЯТНАДЦАТЬ МИНУТ».

Джордан встретился взглядом с мужчиной. Селена знала, о чем он думает, – о том, что на этом месте мог быть он, о том, что ему тоже есть что терять.

– Мне очень жаль, – пробормотал Джордан. Селена продела руку под его локоть и потянула его дальше вверх по ступенькам.

Но здесь стояли другие люди. На них были надеты яркие желтые майки с буквами «ЖБА» на груди, они выкрикивали:

– Питер, ты не один! Питер, ты не один!

Джордан наклонил к ней ближе.

– Кто это еще?

– «Жертвы буллинга Америки».

– Ты шутишь? – спросил Джордан. – Такая организация существует?

– Для тебя же лучше в это поверить, – сказала Селена.

Джордан улыбнулся – впервые с тех пор, как они поехали в суд.

– Это ты их для нас нашла?

Селена сжала его локоть.

– Можешь поблагодарить меня позже, – сказала она.

Его клиент выглядел так, будто собирался упасть в обморок. Джордан кивнул помощнику шерифа, который провел его в камеру, где Питера содержали в здании суда, и присел.

– Дыши, – скомандовал он.

Питер кивнул и наполнил свои легкие. Он весь дрожал. Джордан этого ожидал, он видел это перед каждым судом, в котором участвовал. Даже самые хладнокровные преступники вдруг начинали паниковать, когда понимали, что настал день, когда решается их жизнь.

– У меня для тебя кое‑что есть, – сказал Джордан и достал из кармана очки.

Очки были с толстыми линзами в широкой черепаховой оправе, совершенно непохожи на очки в тонкой оправе, которые носил Питер.

– Я не буду, – сказал Питер, и его голос дрогнул. – Мне не нужны новые очки.

– Все равно возьми.

– Зачем?

– Потому что все их заметят на твоем лице, – ответил Джордан. – Я хочу, чтобы ты выглядел так, будто никогда в жизни не сможешь видеть так, чтобы застрелить десять человек.

Руки Питера вцепились в металлический край скамейки:

– Джордан? Что со мной будет?

Есть клиенты, которых необходимо обманывать. Просто для того, чтобы они могли продержаться на суде. Но сейчас Джордан решил, что Питер заслуживает правды.

– Я не знаю, Питер. У тебя не очень хорошее положение слишком много улик. Шансы, что тебя оправдают, практически равны нулю, но я сделаю для тебя все, что в моих силах. Хорошо? – Питер кивнул. – Все, чего я от тебя хочу, это чтобы ты вел себя там спокойно. Ты должен вызывать жалость.

Питер опустил голову, его лицо исказилось. «Да, вот так», – подумал Джордан, но потом понял, что Питер заплакал.

Джордан отошел к двери камеры. Этот момент ему, как адвокату, был тоже знаком. Джордан обычно давал возможность клиенту поплакать в последний раз наедине, прежде чем они отправятся в зал суда. Это его не касалось. Честно говоря, Джордан думал только о деле. Но он слышал, как Питер всхлипывает за его спиной, и что‑то в этой грустной песне задело Джордана за живое. Не успев хорошо подумать, он обернулся и опять присел на скамейку. Он обнял Питера за плечи и почувствовал, как рядом с ним мальчик расслабился.

– Все будет хорошо, – сказал он, надеясь, что говорит правду.

Диана Левен осмотрела переполненный зал и попросила судебного пристава выключить свет. Она нажала клавишу на своем ноутбуке и начала выступление.

На экране за спиной судьи Вагнера появилось изображение школы Стерлинг Хай. На заднем плане – синее небо и несколько снежно‑белых облачков. На ветру полощется флаг. Три школьных автобуса выстроились в колонну перед основным зданием. Диана дала возможность посмотреть на этот снимок в тишине пятнадцать секунд.

В зале суда стало так тихо, что было слышно, как гудит ноутбук стенографистки.

«О Господи, – подумал Джордан. – И мне придется сидеть здесь следующие три недели».

– Вот так школа Стерлинг Хай выглядела 6 марта 2007 года. Было 7.50 утра, и уроки только что начались. Кортни Игнатио сидела на уроке химии, писала контрольную. Уит Обермейер в кабинете директора писал объяснительную записку, потому что опоздал в то утро из‑за проблем с машиной. Грейс Мурто вышла из кабинета медсестры, где попросила таблетку от головной боли. Мэтт Ройстон был на уроке истории со своим другом, Дрю Джирардом. Эд МакКейб писал на доске домашнее задание по математике, которую преподавал. В 7.50 шестого марта никто из этих людей, как и любой другой из школы Стерлинг Хай, не предполагал, что этот день окажется не таким, как всегда.

Диана нажала на клавишу, и появилась другая фотография: Эд МакКейб лежит на полу, его внутренности вываливаются из брюшной полости, а рыдающий ученик обеими руками зажимает зияющую рану.

– А вот так школа Стерлинг Хай выглядела в 10.19 утра шестого марта две тысячи седьмого года. Эд МакКейб так и не задал домашнее задание по математике, потому что девятнадцатью минутами ранее Питер Хьютон, семнадцатилетний ученик Стерлинг Хай, ворвался в класс. У него в рюкзаке находились четыре единицы огнестрельного оружия – два короткоствольных дробовика и два заряженных полуавтоматических пистолета девятого калибра.

Джордан почувствовал, как его дернули за локоть.

– Джордан, – прошептал Питер.

– Не сейчас.

– Меня сейчас вырвет…

– Проглоти, – приказал Джордан.

Диана вернулась к предыдущему слайду, прекрасному изображению Стерлинг Хай.

– Я уже говорила, леди и джентльмены, что никто в школе Стерлинг Хай не подозревал, что этот день будет необычным Но один человек все‑таки знал, что все изменится. – Она подошла к столу защиты и указала пальцем прямо на Питера, который упорно не отрывал взгляд от своих коленей. – Утром шестого марта 2007 года Питер начал день с того, что сложил в свой синий рюкзак оружие, самодельное взрывчатое устройство, патроны, которых хватило бы, чтобы убить сто девяносто восемь человек. Вещественные доказательства свидетельствуют, что, приехав в школу, он установил взрывчатку в машине Мэтта Ройстона, чтобы отвлечь внимание от себя. Когда она взорвалась, он направился к центральному входу и выстрелил в Зою Паттерсон. Затем в коридоре он выстрелил в Алишу Kapp. После этого он пришел в столовую, где выстрелил в Анджелу Флаг и Мэдди Шоу – свою первую жертву – и Кортни Игнатио. А когда ученики начали бежать, он выстрелил в Хейли Уивер и Брейди Прайса, Натали Зленко, Эмму Алексис, Джаду Найт и Ричарда Хикса. Потом, пока раненые плакали и умирали вокруг него, как вы думаете, что сделал Питер Хьютон? Он сел за стол и съел порцию хлопьев с молоком.

Диана дала возможность этой информации впитаться.

– Доев хлопья, он взял пистолет и вышел из столовой. В коридоре он выстрелил в Джареда Вайнера, Уита Обермейера и Грес Мурто, в Лючию Ритолли, учительницу французского, которая пыталась отвести своих учеников в безопасное место. Он заглянул в мужской туалет и выстрелил в Стива Бабуриаса, Мина Хоруку и Тофера МакФи. А затем зашел в женский туалет и застрелил Кейтлин Харви. Он поднялся наверх, выстрелил в учителя математики Эда МакКейба, Джона Эберхарда и Трейя МакКензи, перед тем как войти в спортзал и открыть огонь по Остину Прокиову, тренеру Дасти Спирзу, Ноа Джеймсу, Джастину Фридману и Дрю Джирарду. Наконец, в раздевалке, обвиняемый дважды выстрелил в Мэтта Ройстона – один раз в живот и еще раз в голову. Вам уже знакомо это имя – это владелец машины, которая взорвалась в самом начале этого хаоса.

Диана повернулась к присяжным.

– Все это заняло в жизни Питера Хьютона девятнадцать минут, но доказательства говорят, что последствия не исчезнут никогда. А доказательств много, дамы и господа. Много свидетелей, чьи показания нам предстоит выслушать… но к концу этого процесса вы убедитесь, без каких‑либо обоснованных сомнений, в том, что Питер Хьютон намеренно, полностью осознавая и тщательно спланировав свои действия, совершил убийство десяти человек и попытку убийства девятнадцати человек в школе Стерлинг Хай.

Она подошла к Питеру.

– За девятнадцать минут можно подстричь лужайку перед домом, покрасить волосы, посмотреть период хоккейного матча. За девятнадцать минут можно испечь лепешку или запломбировать зуб, можно сложить свежевыстиранное белье семьи из пяти человек. Или, как это известно Питеру Хьютону… за девятнадцать минут можно резко остановить мир.

Джордан подошел к присяжным, держа руки в карманах.

– Мисс Левен рассказала, что утром шестого марта две тысячи седьмого года Питер Хьютон вошел в здание школы Стерлинг Хай с полным рюкзаком заряженного оружия и перестрелял много людей. Что ж, она права. Это подтвердят доказательства, и мы это обсуждать не будем. Понятно, что это трагедия и для погибших, и для тех, кто остался жить после случившегося. Но вот о чем мисс Левен вам не рассказала: когда Питер Хьютон вошел в школу, он не собирался совершать массовое убийство. Он пришел с намереньем защитить себя от издевательств, которые терпел в течение двенадцати лет подряд.

– В первый же день в школе, – продолжал Джордан, – мама отправила Питера на автобусе в первый класс с новенькой коробкой для завтраков с изображением Супермена. По дороге к школе эту коробку выбросили из окна. Сейчас каждый из нас может вспомнить, как в детстве другие дети дразнили нас или обижали. И большинство из нас способны отмахнуться от этих воспоминаний. Но в жизни Питера Хьютона это случалось слишком часто. С того самого первого дня в школе на Питера обрушилась лавина ежедневных насмешек, побоев, угроз и издевательств. Этого ребенка запирали в шкафчике, совали его голову в унитаз, ставили ему подножки, толкали и пинали. Его личное электронное письмо разослали по всей школе. С него стянули брюки посреди столовой. Питер жил в мире, где – независимо от того, насколько маленьким и незаметным он старался быть, – он все равно оставался жертвой. В результате он начал убегать в альтернативный мир, который придумал сам в безопасности HTML‑кода. Питер разработал свой собственный веб‑сайт, создавал видеоигры и наполнил их людьми, среди которых ему хотелось бы жить.

Джордан провел рукой по стойке, окружавшей место, где сидели присяжные.

– Одним из свидетелей, которых вам предстоит выслушать, будет доктор Кинг Ва. Он судебный психиатр, который обследовал Питера, разговаривал с ним. Он объяснит вам, что Питер страдает от болезни, которая называется посттравматическое стрессовое расстройство. Это сложный медицинский диагноз, но эта болезнь существует, – и дети, страдающие от этой болезни, не могут отличить непосредственную угрозу от отдаленной. Несмотря на то что вы или я сможем незаметно пройти мимо обидчика, который не смотрит в нашу сторону, у Питера при виде этого же человека участится сердцебиение… его тело прижмется ближе к стене… потому что Питер был уверен, что его заметят, будут запугивать, бить и причинять боль. Доктор Ва расскажет вам не только об исследованиях, изучавших таких детей, как Питер, он расскажет вам о том, как повлияли на Питера годы издевательств со стороны учеников школы Стерлинг Хай.

Джордан опять повернулся к присяжным.

– Вы помните, как несколько дней назад мы разговаривали с вами, чтобы определить, подходите ли вы на роль присяжного на этом процессе? Каждого из вас во время этой процедуры я спрашивал, понимаете ли вы, что вам предстоит ознакомиться с доказательствами и совершить правосудие, согласно инструкциям судьи. Насколько мы все знаем из уроков правоведения в восьмом классе или из сериала «Закон и порядок» по средам… пока вы здесь не ознакомитесь со всеми доказательствами и не выслушаете рекомендации суда, вы не узнаете настоящие правила.

Он встретился взглядом с каждым присяжным по очереди.

– Например, большинство людей, услышав термин «самооборона», думают, что речь идет о том, что кто‑то на кого‑то нацелил пистолет или приставил нож к горлу – это непосредственная физическая угроза. Но в нашем случае самооборона – это не совсем то, что вы думаете. И доказательства засвидетельствуют, дамы и господа, что человек, который пришел в школу и совершил все эти выстрелы, был не расчетливым хладнокровным убийцей, как хочет убедить вас обвинение. – Джордан встал за столом защиты и положил ладони на плечи Питеру. – Это был перепуганный мальчик, он нуждался в защите… которую так и не получил.

Зоя Паттерсон все время грызла ногти, несмотря на то что мама постоянно говорила этого не делать, несмотря на то что миллионы глаз и (о Господи!) телекамер сфокусировались на ней, когда она села на место свидетеля.

– Какой урок был у тебя после урока французского? – задала вопрос прокурор. Она уже спросила ее имя, адрес и что она делала утром того дня.

– Математика, у мистера МакКейба.

– Ты была на уроке?

– Да.

– Во сколько начался урок?

– В девять сорок, – сказал Зоя.

– Ты видела Питера Хьютона перед уроком математики?

Она не удержалась, и ее взгляд скользнул в сторону Питера, сидящего за столом защиты. Одно было странно – она только в прошлом году перешла в старшую школу, и до этого его совсем не знала. И даже сейчас, после того как он ранил ее, Зоя не была уверена, что, встретив его на улице, смогла бы узнать.

– Нет, – ответила Зоя.

– Было ли что‑нибудь необычное на уроке математики?

– Нет.

– Ты сидела до конца урока?

– Нет, – сказала Зоя. – Я должна была идти к ортодонту на десять пятнадцать, поэтому около десяти я ушла, чтобы отметиться в приемной, и потом ждала маму.

– Где вы договорились встретиться?

– На ступеньках у главного входа. Она должна была подъехать и забрать меня.

– Ты отметилась в приемной?

– Да.

– Ты вышла на ступеньки?

– Да.

– Кто‑нибудь еще там был?

– Нет. Шел урок.

Она смотрела, как прокурор достает огромную фотографию школы с парковочной площадкой, какой она была раньше. Зоя проезжала мимо школы, где шел ремонт, и сейчас вся территория была огорожена высоким забором.

– Покажи, пожалуйста, где ты стояла?

Зоя ткнула пальцем.

– Прошу отметить для протокола, что свидетель показала на ступеньки у главного входа в Стерлинг Хай, – сказала мисс Левей. – А теперь расскажи, что произошло, когда ты ждала маму.

– Был взрыв.

– Ты знаешь, где именно был взрыв?

– Где‑то за школой, – сказала Зоя и покосилась на большую фотографию, словно там опять могло что‑то взорваться.

– Что случилось потом?

Зоя потерла ладонью ногу.

– Он… он вышел из‑за угла школы и начал подниматься по ступенькам…

– «Он» – это подсудимый, Питер Хьютон?

Зоя кивнула, судорожно сглотнув.

– Он поднялся по ступенькам, а я смотрела на него, и он… он наставил на меня пистолет и выстрелил в меня. – Она быстро заморгала, чтобы не заплакать.

– Куда попала пуля, Зоя? – осторожно спросила прокурор.

– В ногу.

– Питер говорил тебе что‑то перед тем, как выстрелить?

– Нет.

– Ты тогда знала, кто он?

Зоя покачала головой:

– Нет.

– Ты узнала его?

– Да, мы учились в одной школе, и все…

Мисс Левен повернулась спиной к присяжным и легонько подмигнула Зое, отчего той стало легче.

– Какое оружие он использовал, Зоя? Это был маленький пистолет, который он держал в одной руке, или большой, который держат обеими руками?

– Маленький пистолет.

– Сколько раз он выстрелил?

– Один.

– Он сказал что‑нибудь после того, как выстрелил в тебя?

– Я не помню, – ответила Зоя.

– Что ты сделала?

– Я хотела убежать от него, но мне будто обожгло огнем ногу. Я попыталась бежать, но не смогла… я просто согнулась и упала со ступенек, и после этого я уже и рукой не могла пошевелить.

– Что сделал обвиняемый?

– Он вошел в школу.

– Ты видела, куда он пошел?

– Нет.

– Как сейчас твоя нога? – спросила прокурор.

– Я до сих пор хожу с палочкой, – сказала Зоя. – У меня было заражение из‑за того, что пуля занесла кусочки ткани в рану. Рубцовая ткань доходит до сухожилия и до сих пор болит. Врачи не знают, можно ли мне делать еще одну операцию, потому что это может быть опасно.

– Зоя, ты в прошлом году играла в спортивной команде?

– В команде по футболу, – сказала она и посмотрела на свою ногу. – Сегодня они начинают тренироваться к следующему сезону.

Мисс Левен повернулась к судье.

– У меня все, – сказала она. – Зоя, возможно, у мистера МакАфи будет к тебе несколько вопросов.

Адвокат встал. Зоя переживала из‑за этого, потому что с прокурором они отрепетировали вопросы, а вот о чем ее будет спрашивать адвокат Питера, она не представляла. Это было похоже на экзамен, и ей хотелось дать правильные ответы.

– Когда Питер держал пистолет, он был где‑то в трех футах от тебя? – спросил адвокат.

– Да.

– Он ведь не бежал прямо к тебе, правда?

– Кажется, так.

– Он просто пытался взбежать по ступенькам, да?

– Да.

– А ты просто стояла на ступеньках, правильно?

– Да.

– То есть будет справедливо сказать, что ты оказалась не в том месте и не в то время?

– Протестую, – сказала мисс Левен.

Судья – большой мужчина с гривой седых волос, которого Зоя немножко боялась, – покачал головой.

– Отклоняется.

– Вопросов больше нет, – сказал адвокат, и тогда опять встала мисс Левен.

– Когда Питер вошел в школу, – спросила она, – что ты сделала?

– Я кричала, звала на помощь. – Зоя посмотрела в зал, ища глазами маму. Если она посмотрит на маму, то ей будет лег произнести то, что ей предстоит говорить дальше. Все уже закончилось, и об этом нужно постоянно напоминать себе, независимо от того что тебе кажется, будто все это происходит опять.

– Сначала никого не было, – тихо проговорила Зоя, – а потом… а потом все побежали.

Майкл Бич видел, как Зоя Паттерсон выходила из комнаты, где сидели свидетели. Это было необычное сборище, где были и неудачники, вроде него, и популярные ребята, вроде Бреди Прайса. Еще удивительнее было то, что никто не собирался разбиваться на привычные группы – очкарики в одном углу, спортсмены в другом и так далее. Вместо этого все просто сидели рядом за длинным столом для переговоров. У Эммы Алексис – одной из популярных красивых девчонок – была парализована нижняя часть тела, и она подкатила свое кресло‑каталку прямо к Майклу. Она спросила, не поделится ли он с ней своим глазированным пончиком.

– Когда Питер только вошел в спортзал, – спрашивала прокурор, – что он делал?

– Размахивал оружием, – сказал Майкл.

– Ты видел, какое это было оружие?

– Что‑то небольшое.

– Пистолет?

– Да.

– Он что‑то говорил?

Майкл бросил взгляд на стол защиты.

– Он сказал: «Эй, качки, построились».

– Что случилось потом?

– К нему бросился один парень, словно хотел его повалить.

– Кто это был?

– Ноа Джеймс. Он учится… учился… в выпускном классе. Питер выстрелил в него, и он сразу упал.

– Что случилось потом? – спросила прокурор.

Майкл сделал глубокий вдох.

– Питер сказал: «Кто следующий?» – и мой друг Джастин схватил меня и потащил к выходу.

– Как долго вы с Джастином дружили?

– С третьего класса, – ответил Майкл.

– А потом?

– Питер, наверное, заметил движение, повернулся и начал стрелять.

– Он попал в тебя?

Майкл покачал головой и сжал губы.

– Майкл, – осторожно спросила прокурор, – в кого он попал?

– Джастин бежал передо мной, когда начались выстрелы. А потом он… он упал. Везде была кровь, и я пытался ее остановить, как показывают по телевизору, я прижал руки к его животу. Я ни на что больше не обращал внимания, а потом вдруг почувствовал, что к моей голове приставили пистолет.

– Что случилось?

– Я закрыл глаза, – сказал Майкл. – Я думал, что он меня убьет.

– А потом?

– Я услышал щелчок, а когда открыл глаза, он вытащил из пистолета ту штуку, куда вставляются пули, и поставил туда новую.

Прокурор подошла к столу и подняла обойму. От одного только ее вида Майкл вздрогнул.

– Это он вставлял в пистолет? – спросила она.

– Да.

– Что произошло после?

– Он не стрелял в меня, – сказал Майкл. – Три человека побежали через спортзал, и он последовал за ними в раздевалку.

– А Джастин?

– Я видел, – прошептал Майкл, – я видел его лицо, когда он умирал.

Первое, что он видел, просыпаясь по утрам, и последнее, что он видел, перед тем, как уснуть, было мгновение, когда свет в глазах Джастина погас. Когда человека покидает жизнь, это происходит не постепенно, а в один миг, словно кто‑то задергивает занавеску на окне.

Прокурор подошла ближе.

– Майкл, – спросила она, – с тобой все в порядке?

Он кивнул.

– Вас с Джастином можно было назвать качками?

– Сомневаюсь, – признался он.

– Вы пользовались популярностью в школе?

– Нет.

– Тебя или Джастина кто‑нибудь обижал в школе?

Майкл впервые посмотрел на Питера Хьютона.

– А кого не обижают? – спросил он.

Ожидая своей очереди выступить в защиту Питера, Лейси вспоминала, как впервые поняла, что может ненавидеть собственного ребенка.

Льюис пригласил на обед какого‑то светила экономики, и Лейси специально взяла выходной, чтобы убрать в доме. Несмотря на то что она, несомненно, была прекрасным акушером, специфика ее работы не позволяла регулярно чистить унитазы и выметать клубки пыли из‑под мебели. Обычно она не обращала на это внимания, полагая, что дом, хранящий следы обитания людей, лучше сверкающего стерильностью. Вот только перед приходом гостей в ней заговаривало самолюбие. Поэтому в то утро она проснулась, приготовила завтрак и уже вытерла пыль в гостиной, когда Питер, который тогда уже второй год учился в старшей школе, с сердитым видом опустился на стул за кухонным столом.

– У меня нет чистого белья, – кипел он, хотя в доме было правило: когда его корзина с грязным бельем наполняется, он должен сам выстирать свои вещи. Лейси так мало просила его сделать по дому, что не считала это очень уж тяжелой обязанностью.

Лейси предложила ему одолжить что‑то из вещей отца, но Питеру эта идея показалась отвратительной, и она решила предоставить ему возможность самому разобраться с этой проблемой. У нее и так было полно дел.

Она обычно позволяла Питеру содержать свою комнату в полнейшем беспорядке, но сегодня, проходя мимо, он заметила корзину для белья. Что ж, она все равно сейчас занималась работой по дому, а он был в школе. Она могла бы сделать это вместо него. К тому времени, когда Питер вернулся из школы, она не только пропылесосила и вымыла полы, приготовила ужин из четырех блюд и убрала на кухне, но и выстирала, высушила и сложила три партии Питеровой стирки. Она сложила чистую одежду на кровати, и вся поверхность двухметрового матраца была занята стопками штанов, футболок и трусов. Ему оставалось только развесить все в шкафу и сложить в ящики комода.

Питер пришел хмурый, без настроения, и сразу же поспешил наверх, в свою комнату, к своему компьютеру – туда, где проводил большую часть своего времени. Лейси, которая в этот момент в резиновых перчатках чистила ванную, ожидала, что он заметит, сколько она для него сделала. Но вместо этого услышала недовольный голос:

– Господи! Я что, должен все это убирать?

А потом он так громко хлопнул дверью своей комнаты, что стены задрожали.

У Лейси вдруг потемнело в глазах. Она по собственной инициативе решила сделать приятное своему сыну – очень разбалованному сыну, – и вот как он ей отплатил? Она стянула перчатки и бросила их в умывальник. Затем, громко топая, поднялась в комнату Питера и рывком распахнула дверь.

– Что с тобой?

Питер посмотрел на нее.

– Это с тобой что? Посмотри на этот бардак.

Что‑то внутри нее щелкнуло, и она взорвалась.

– Бардак? – повторила он. – Я убрала бардак. Ты хочешь увидеть бардак?

Она прошла мимо Питера и столкнула стопку аккуратно сложенных футболок. Она сбросила на пол его трусы. Она сгребла кровати в охапку его штаны и вывалила их не его компьютер так, что башня из компакт‑дисков упала, и они рассыпались.

– Ненавижу тебя! – закричал Питер, и, не задумавшись ни на секунду, Лейси прокричала в ответ:

– И я тебя ненавижу!

И в этот момент она вдруг поняла, что они с Питером были теперь одного роста, что она ругается с ребенком, глядя прямо перед собой.

Она выскочила из комнаты Питера и хлопнула за собой дверью. Почти сразу же Лейси расплакалась. Она на самом деле так не думает, правда, не думает. Она любит Питера. Она просто, на какое‑то мгновение, возненавидела то, что он сказал, что он сделал. Когда она постучалась, он не ответил.

– Питер, – сказала она. – Питер, прости, что я так сказала.

Она прижалась ухом к двери, но оттуда не доносилось не звука. Лейси вернулась вниз и закончила уборку ванной. Во время ужина она двигалась как зомби, вела беседу с экономистом, на самом деле не думая, что говорит. Питер с ними не ужинал. Она не видела его до следующего утра, когда Лейси зашла, чтобы разбудить его. Комната оказалась пуста и тщательно убрана. Вся одежда аккуратно разложена в ящиках. Кровать застелена. Диски опять сложены в башню.

Питер сидел за кухонным столом и завтракал, когда Лейси спустилась. Он не смотрел ей в глаза, а она избегала его взгляда – слишком мало прошло времени. Она налила ему стакан сока и поставила на стол. Он поблагодарил.

Они никогда не разговаривали о том, что наговорили друг Другу. И Лейси поклялась себе, что как бы ни было тяжело быть матерью подростка, каким бы эгоистичным ни стал Питер, она больше никогда не позволит себе достичь того момента, когда искренне, всей душой будет ненавидеть своего сына.

Но когда жертвы Стерлинг Хай начали давать показания в зале суда через несколько комнат от той, где сидела Лейси, она надеялась, что не опоздала со своей клятвой.

* * *

Сначала Питер ее не узнал. Девушка, которую привела в зал сиделка, девушка, чьи волосы остригли, чтобы они поместились под повязками, чье лицо исказилось из‑за шрама и сломанной скулы, устраивалась на месте свидетеля. Она напомнила ему рыбку, которую пересадили в новый аквариум. Такие рыбки осторожно плавают по периметру, словно понимая, что им неизбежно придется столкнуться с опасностями этого нового места, стоит только резко дернуться.

– Назовите, пожалуйста, свое имя для протокола, – попросила прокурор.

– Хейли, – тихо произнесла девушка. – Хейли Уивер.

– В прошлом году вы учились в выпускном классе в школе Стерлинг Хай, правильно?

Ее рот округлился, растянулся. Розовый шрам изогнулся, словно шов на баскетбольном мяче, став ярко‑красным на виске.

– Да, – ответила она. Она прикрыла глаза, и по впалой щеке побежала слеза. – Я была Королевой школьного бала.

Она наклонилась вперед и, чуть заметно раскачиваясь, заплакала.

Грудь Питера болела так, словно готова была разорваться. Он подумал, что лучше ему умереть прямо сейчас, чтобы избавить всех от необходимости проходить через это. Он боялся поднять глаза, потому что тогда ему пришлось бы снова увидеть Хейли Уивер.

Дата добавления: 2015-07-17