Глава восемнадцатая. — Арсе́н, мой друг

— Арсе́н, мой друг! — Сантери Лаукконен наполовину кричал (что было необходимо для того, чтобы его услышали на фоне шума бара), и протянул руку, чтобы хлопнуть светловолосого, сероглазого человека по плечу. — Давно с вами не виделись! Дела хороши?

Арсе́н Боттеро, недавний — очень недавний, в его случае — гражданин коммандер на службе Бюро Государственной Безопасности Народной Республики Хевен, старался не поморщиться. Он не особо преуспел. Во–первых, потому что Лаукконен был физически сильным человеком, который не почувствует удар и в малейшей степени. Во–вторых, потому что сейчас Боттеро был сосредоточен на сохранении желания оставаться в тени в течение длительного времени. И, в–третьих, потому, что он был должен Лаукконену деньги… а их не было, чтобы заплатить. Что было одной из причин, по которым он договорился встретиться со скупщиком краденого и торговцем оружия в общественном баре, а не в тихом, неприметном маленьком офисе где–нибудь. Теперь он направился к другому человеку в угловую кабину — своего рода угловую кабину, которую единственной оставили официанты только потому, что они работали в своего рода баре, где деловые переговоры, скорее всего, потребуют дополнительной степени… конфиденциальности.

Телохранители Лаукконена были так же привычны, как и обслуживающий персонал бара к держанию своих носов от дел своего работодателя как можно дальше, и они заняли фланговые позиции, достаточно близко, чтобы находиться поблизости от подзащитного, но достаточно далеко, чтобы избежать подслушать все, что не было делом ни одного из них.

— Не так хорошо, Сантери, отвечая на ваш вопрос. — Сказал ему Боттеро с легкой улыбкой, как только они сели. — Теперь, когда люди стреляют друг в друга вновь, добычи становится мало.

— Мне очень жаль это слышать. — Тон Лаукконена был все еще сердечным, но его карие глаза заметно ожесточились.

— Да, и это одна из причин, почему я хотел поговорить с вами, — сказал Боттеро.

— Да? — Лаукконен ободрил так приятно, что несомненная дрожь пробежала по спине Боттеро.

— Я знаю, что все еще должен вам за тот последний груз поставок. — Экс–народник решил, что откровенность и честность были единственным способом уйти. — И я уверен, что вы выяснили, что причина, по которой я не отзывался на ваши предложения, скорее в том, что у меня нет денег для оплаты.

— Такое подозрение приходило мне в голову, — допустил Лаукконен. Его губы улыбнулись. — Все же я был уверен, что вы не будете думать кинуть старого друга.

— Конечно, нет, — сказал Боттеро, с абсолютной честностью.

— Я рад это слышать, — сказал Лаукконен, по–прежнему любезно. — С другой стороны, я задаюсь вопросом, почему именно вы хотели меня видеть, если не можете заплатить мне?

— Главным образом, потому что я хочу избежать… недоразумений, — ответил Боттеро.

— Какого вида «недоразумений»?

— Дело в том, что я не могу заплатить вам прямо сейчас, и, честно говоря, поскольку манти и Тейсман — и Эревон, если на то пошло — эскортируют свои конвои в этом районе, обстоятельства становятся слишком жаркими для «Пролески». Она всего лишь легкий крейсер, а мы начинаем видеть тяжелые крейсера сопровождения — даже пару линейных крейсеров от Тейсмана. — Боттеро покачал головой. — Чтобы получить ваши деньги я не собираюсь пробивать головой такое противодействие, и к тому же за хламовые рейсы независимо от того, что прямо здесь и сейчас принесет низкую прибыль. Это по любому не оплатит счетов.

— И это важно для меня, потому что…? — Выражение лица Лаукконена не было обнадеживающим.

— Потому что у меня есть… возможность в другом месте. С большей зарплатой, Сантери. Достаточной, чтобы мне, наконец, отправиться на пенсию на самом деле, а также выплатить вам все, что я должен.

— Конечно, так и есть.

Лаукконен тонко улыбнулся, но Боттеро покачал головой.

— Я знаю. Каждый в моей работе всегда ищет большой куш.

Настала его очередь улыбнуться, и в этой улыбке не было абсолютно никакого юмора. Он не видел много вариантов, когда Народная Республика рухнула с Оскаром Сен–Жюстом, но если бы он понял во что влезал…

— Я не буду вам врать, — продолжал он, глядя Лаукконену прямо в глаза. — Там нет ничего, что я хотел бы лучше, чем быть в состоянии получить из ада, и это может быть мой шанс сделать это.

— Если, конечно, что–то… несчастное не произойдет, прежде чем вы доберетесь до этого пенсионного чека, — указал Лаукконен.

— Что является одной из причин, по которой я говорю об этом с вами, — сказал Боттеро. — Я знаю, у этих людей есть хорошие деньги. Я работал с ними раньше, хотя, должен признать, на этот раз они обещают много большую зарплату, нежели прежде. — Он поморщился. — С другой стороны, то, о чем они говорят звучит как простая наемническая операция, а не коммерческое рейдерство. — Что интересно, отметил уголок его собственного разума, даже сейчас он не мог заставить себя использовать слово «пиратство» в сочетании с его собственными действиями. С другой стороны, это также не приходило ему в голову при любом упоминании Народного Флота в Изгнании Лаукконену. Главным образом, потому что он был уверен, что это абсолютно убеждает торговца оружием, что он снимает его с линии чистого дерьма. — Это единая доскональная операция, а сумма, о которой они говорят, вдобавок дополняется тем, что мы могли бы… подобрать по пути, что оплатит все, что я вам должен — и в довершение — по–прежнему оставит мне достаточно, чтобы создать где–то в другом месте что–то легальное.

— И?

— И я хочу, чтобы вы поняли, что для того, чтобы я получил из того, где я сейчас, этот зарплатный чек — из которого я планирую заплатить вам — я нуждаюсь в некотором времени.

— Сколько времени? — сдержанно спросил Лаукконен.

— Я не совсем уверен, — признался Боттеро. — Наверное, по крайней мере, три или четыре месяца… может быть, даже немного больше.

— И как именно вы планируете работать все это время? — скептицизм Лаукконена был очевиден.

— Мы не собираемся действовать «в это время», — ответил Боттеро. — Это что–то большое, Сантери. Чтобы быть честным, я не уверен, насколько большое, но большое. Тем не менее, я знаю, что они собираются втянуть много больше, чем просто «Пролеску» для этого, и чтобы все собрались займет некоторое время. Именно поэтому я не могу сказать вам точно, как долго это продлится. Но они займутся нашим регулярным техническим обслуживанием и эксплуатационными расходами, пока мы ждем сбора всей ударной силы.

Лаукконен откинулся на другой стороне стола, задумчиво смотря на него, а Боттеро смотрел так ровно, как мог. Без мелочей почти все, что он только что сказал другому человеку, было правдой. Очевидно, что он не стал объяснять каждую особенность, которая подразумевалась, но все, что он сказал, было голой, абсолютной истиной. Он надеялся, что необычное состояние дел было очевидно Лаукконену.

— Вы же не просто пытаетесь получить хороший старт, Арсе́н? — спросил наконец скупщик краденого / торговец оружием.

— Эта мысль приходила мне в голову до этой встречи, — признался Боттеро. — С другой стороны, я знаю все о ваших контактах. Я полагаю, что нет более равных шансов — если что — что я могу надуть вас, а затем исчезнуть так, чтобы абсолютно никто не догнал меня. Честно говоря, я не очень рассчитывал на эти шансы, и даже если бы я мог осуществить это, думаю, провести следующие несколько десятилетий интересуясь, действительно ли я буду потом, не особенно приятно к тому же. — Он пожал плечами. — Так что, вместо этого, я говорю вам загодя, почему вы не увидите меня некоторое время. Я не хочу подталкивать вас к слову, чтобы я получил себя убитым, когда на самом деле я буду на обратном пути к Аяксу для расплаты с вами.

Лаукконен все еще выглядел скептическим, но он сложил руки на груди, чуть–чуть нахмурился, просчитывая то, что сказал Боттеро. Затем пожал плечами.

— Ладно, — сказал он. — Ладно, я дам вам ваши три–четыре месяца — черт, я дам вам шесть! Но процентная ставка идет вверх. Вы понимаете это, не так ли?

— Да, — вздохнул Боттеро. — Сколько вы имеете в виду?

— Двойная, — решительно сказал Лаукконен и Боттеро поморщился. Однако, это было не так плохо, как он боялся, что может быть, а того, что «Рабсила» обещала ему, все равно будет достаточно.

— Согласен, — сказал он.

— Хорошо. — Лаукконен встал. — И помните, Арсе́н — шесть месяцев. Не семь, и точно не восемь. Если вам понадобится больше, черт побери, вам лучше отправить мне сообщение — и первоначальный взнос — на это время. Нам обоим это ясно?

— Ясно, — ответил Боттеро.

Лаукконен больше ничего не сказал. Он просто один раз кивнул, и вышел из бара, подбирая своих телохранителей на пути.

* * *

— Присаживайтесь, доктор Симоэнс, — пригласил МакБрайд, когда светловолосый человек с безумными карими глазами вошел в его кабинет.

Херландер Симоэнс молча сел в указанное кресло. Его лицо было похоже на окно за ставнями, за исключением боли в этих глазах, и язык его тела свидетельствовал о натянутости, осторожности. Не удивительно, допустил МакБрайд. «Приглашение» на беседу с человеком, ответственным за все силы безопасности Гамма–Центра точно не было рассчитано, чтобы держать кого–то в покое даже в лучшие времена. Каковые определенно были не у Симоэнса.

— Я не предполагаю, что вас заставило чувствовать себя особенно радостно, слыша, что я хотел вас видеть, — сказал он вслух, обдумывая ситуацию встречи в голове, и мягко фыркнул. — Я знаю, это не сделало бы меня счастливым на вашем месте.

Тем не менее, Симоэнс ничего не сказал, и МакБрайд подался вперед за своим столом.

— Я также знаю, что вы прошли через многое в эти последние несколько месяцев. — Он был достаточно осторожен, чтобы держать свой тон мягким и в то же время профессионально бесстрастным. — Я читал ваше дело, и вашей жены. И я видел сообщения от Совета по Долгосрочному Планированию. — Он чуть–чуть пожал плечами. — У меня нет никаких собственных детей, так что в этом смысле я знаю, что я не смогу понять, как невероятно болезненно все это было для вас. И я не собираюсь делать вид, что мы разговаривали бы сейчас, если бы у меня не было профессиональных причин для разговора с вами. Надеюсь, вы понимаете это.

Симоэнс смотрел на него несколько секунд, затем отрывисто кивнул.

МакБрайд кивнул в ответ, сохраняя профессиональное выражение лица, но это было тяжело. На протяжении десятилетий он видел больше, чем его часть хотела бы, людей, которые испытывали боль или испуг — даже ужас. Некоторые из них имели чертовски веские основания ужасаться, к тому же. Специалисты по безопасности, как и полицейские всей галактики, имели тенденцию не встречать людей при самых благоприятных или наименее стрессовых условиях. Но он не мог вспомнить, когда видел человека так наполненного болью, как этот мужчина. Это было еще хуже, чем он думал, когда говорил о нем с Бардасано.

— Могу ли я называть вас Херландер, доктор Симоэнс? — спросил он через мгновение, и другой человек удивил его краткой, натянутой улыбкой.

— Вы начальник службы безопасности Центра, — указал он голосом, который звучал менее мучительно, чем должен был, исходя из человека с его глазами. — Я думаю, вы можете звать любого из нас как вам угодно!

— Правда. — МакБрайд улыбнулся в ответ, осторожно растягивая возможное маленькое отверстие. — С другой стороны, моя мама всегда учила меня, что было только вежливостью просить разрешения, в первую очередь.

Краткий спазм боли, казалось, достиг своего пика в глазах Симоэнса при упоминании матери МакБрайдом. Оно, очевидно, напомнило ему о семье, которую он потерял. Но МакБрайд предвидел это и спокойно продолжил.

— Что ж, Херландер, причина, по которой я хотел видеть вас, очевидно, состоит в том, что есть некоторое беспокойство о том, что то через что вы прошли — то, что вы до сих пор переживаете, вероятно — повлияет на вашу работу. Вы должны знать, что проекты, в которых вы участвуете в являются критическими. На самом деле, они, вероятно, еще более важны, чем вы уже понимаете, и это только собирается стать еще более выраженным. Так что, это правда, что я должен знать — и мои начальники должны знать — что вы будете иметь возможность продолжать работать.

Лицо Симоэнса напряглось, и МакБрайд поднял руку и аккуратно помахал ею в полууспокаивающем, полупримирительном жесте.

— Я сожалею, если это звучит черство, — сказал он ровно. — Это не должно. С другой стороны, я пытаюсь быть честным с вами.

Симоэнс смотрел на него, потом пожал плечами.

— На самом деле, я ценю это, — сказал он, и поморщился. — У меня было достаточно полу–вежливой лжи и предлогов от всех тех людей, которые так хотели «спасти» Фрэнки от того ужаса, которым стала ее жизнь.

Тихая, невыразимая горечь в его голосе была страшнее, чем любой крик.

— Я также сожалею об этом, — сказал ему МакБрайд, со столь же тихой искренностью. — Однако, я ничего не могу отменить. Вы знаете это так же как и я. Все, что я могу сделать, Херландер, это видеть, где вы и я — и Гамма–Центр — находимся в данный момент. Я не могу сделать так, чтобы ваша боль ушла, и я не собираюсь делать вид, что я думаю, что могу. Но, чтобы быть безжалостно откровенным, причина, по которой я говорю вам, что это моя работа, это помочь сохранить центр целым. А это значит, сохранить вас вместе… и признать, если когда–нибудь наступит время, что мы не можем этого делать.

— Если когда–нибудь наступит время? — повторил Симоэнс с душераздирающей улыбкой, и, несмотря на свою подготовку и опыт, МакБрайд поморщился.

— Я все же не готов принять просто так, что это неизбежно, — сказал он, удивляясь, как это он сделал, если сам искренне верил… и сомневался в этом. — С другой стороны, я не собираюсь лгать вам и говорить вам, что я не собираюсь составлять планы на случай, если оно придет. Это моя работа.

— Я понимаю это. — В первый раз, было мерцание чего–то большего, чем боль в этих карих глазах. — На самом деле, это облегчение. Знание где вы и откуда, и почему, я имею в виду.

— Я буду честен с вами, — сказал МакБрайд. — Последнее, что я действительно хочу сделать, это быть рядом на личном уровне с тем, у кого так много боли, как я думаю есть у вас. И я не какой–либо квалифицированный консультант или терапевт. О, я проходил несколько основных психологических курсов, как часть моей подготовки по вопросам безопасности, конечно, но я был бы совершенно неквалифицирован, чтобы попытаться справиться с вашим горем на какой–либо терапевтической основе. Но правда в том, Херландер, что если я собираюсь чувствовать себя уверенно, я должен начать понимать вас, и последствия для безопасности, которые вы представляете, когда вы будете говорить со мной. И это означает, что я должен говорить с вами.

Он сделал паузу и Симоэнс кивнул.

— Я не ожидаю, что вы сможете забыть то, что я отвечаю за безопасность Центра, — продолжил МакБрайд. — И я не собираюсь обещать вам вид конфиденциальности, которую терапевт должен уважать. Я хочу, чтобы вы поняли, что происходит. Но я также хочу, чтобы вы поняли, что моя конечная цель, однако, это попытаться помочь вам остаться вместе. Вы можете не завершить работу, которую мы будем считать завершенной, если вы развалитесь, и это моя работа — получить работу завершенной. Это очень просто. С другой стороны, это также означает, что вы получили по крайней мере одного человека во вселенной — меня — с кем можно поговорить и который сделает все возможное, чтобы помочь вам справиться со всем дерьмом, свалившимся на вас.

Он снова помолчал, глядя в глаза Симоэнса, затем откашлялся.

— Исходя из этого, Херландер, давайте поговорим.

Дата добавления: 2015-07-16