Читайте также: |
|
Пока он смотрел как станция «Пармли» растет на экране, Хью Араи качал головой. Этот жест сочетал благоговение, развлечение и интерес к неисчерпаемой глупости человечества. Услышав короткое фырканье, что он издал, Марти Гарнер посмотрела на него со своего места, сама небрежно развалившись в кресле перед экраном. Она была лейтенантом, который служил старшим помощником, поскольку структуру командования Биологического Корпуса Надзора Беовульфа можно было изобразить таким формальным образом.
Даже у беовульфских регулярных вооруженных сил были обычаи, которые считались своеобразными большинством других вооруженных сил галактики. Традиции и обычаи Биологического Корпуса Надзора считались достаточно спорными — по крайней мере, теми немногими вооруженными силами, которые понимали, что БКН был фактически эквивалентен беовульфским элитным силам коммандос.
Таких было немного. Разведывательное Управление Флота Звездного Королевства было, вероятно, единственной иностранной службой, должностные лица которой действительно понимали всю сферу деятельности БКН — и они продолжали держать свои коллективные уста плотно закрытыми. Молчаливый союз между Мантикорой и Беовульфом был давним и очень крепким, для всех остальных это было главным образом неофициально.
Андерманцы знали достаточно, чтобы понимать, что БКН не безобидное подразделение, если дойдет до дела, но, вероятно, не намного больше, чем это. БКН не действовал очень широко на территории андерманцев. Что касается хевенитов…
Трудно было быть уверенным, что они знали или не знали, хотя это не всегда было так. На самом деле было время, когда Республика Хевен была почти так же тесно связана с Беовульфом как Мантикора, но это закончилось более ста сорока стандартных лет назад.
По большей части, беовульфцы были наименее обрадованными, когда Хевен официально стал Народной Республикой после Конституционного Конвента 1750 года, но Акт о Сохранении Технического Потенциала, принятый в 1778 году эффективно поставил окончательный поцелуй смерти на некогда теплых отношениях. Он сделал преступлением стремление инженеров или специалистов эмигрировать из Народной Республики по любой причине, чем Законодатели подтолкнули общественное мнение Беовульфа, поклоняющееся меритократии, к неприятному разговору.
НРХ ответила на весьма звучащую критику Беовульфа, начав энергичную анти–беовульфскую пропагандистскую кампанию (Общественная Информация была опытна в такой тактике даже в этом случае), и отношения между двумя звездными нациями оказались в крутом пике́.
Военное сотрудничество между НРХ и Беовульфом стало ухудшаться задолго до 1778 года, конечно, но оно завершилось полностью после принятия Законодателями АСТП. К этому времени, беовульфцы были вполне уверены, что регулярные вооруженные силы Республики Хевен думали об Корпусе Надзора именно то, что удовлетворяло его самого, а именно: гражданское подразделение, но которое, учитывая, что оно часто рисковало в галактических эквивалентах криминогенных районов, было довольно жестким. Ничто по сравнению с реальными военными силами, конечно.
Но это не могло быть истинным для Госбезопасности Хевена, еще в дни режима Пьера–Сен–Жюста. А сколько институциональных знаний Госбезопасности было передано наследующему разведывательному подразделению — которое также было одним из ее палачей — оставалось открытым вопросом.
Однако, это, вероятно, не имело большого значения. Биологический Корпус Надзора Беовульфа никогда не проводил много времени в хевенитском пространстве.
Во–первых, потому, что это стало… неполитичным после коллапса отношений Хевен–Беовульф. А во–вторых, потому что для этого не было никаких оснований, учитывая давнее неприятие Хевеном генетического рабства. Говорите, что хотите о Законодателях — и, если на то пошло, о сумасшедших из Комитета Общественного Спасения — их противодействие рабству осталось в полной сохранности. Что касается его самого, и, несмотря на личную склонность к Мантикоре, Хью всегда был готов до некоторой степени простить Хевену слабину в других областях, учитывая его агрессивное соблюдение Конвенции Червелла. Он был уверен, что большинство его товарищей в БКН, с кем он поделился своим мнением в этой связи, а также, хотя и некоторые другие связанные с ним военные Беовульфа могут чувствовать себя несколько иначе.
Тем не менее, основную задачу Биологического Корпуса Надзора лучше всего можно охарактеризовать как проведение тайной войны против «Рабсилы, Инк.» и Мезы, что давала персоналу несколько иную точку зрения. Свою, в конце концов, прагматичную, узко специализированную цель — смысл которой Хью бодро готов был признать, абсолютно без следов извинения. Продолжавшаяся галактическая известность Беовульфа в науке о жизни затронула все аспекты культуры беовульфцев, в том числе военную, и это было особенно верно для БКН. Предполагая, что вы смогли бы заполучить кого–то из его боевой группы, чтобы обсудить их деятельность во всем — что вряд ли, по меньшей мере — они, наверное, скажут что–то в том смысле, что человек стреляет в свою собаку, когда бежит бешеная тварь.
По прошествии веков, бо́льшая часть галактики забыла или по крайней мере наполовину забыла, что люди, которые основали «Рабсилу, Инк.» были беовульфианскими ренегатами. Но Беовульф никогда не забывал.
— О чем, во имя Божие он думал? — пробормотал Араи.
Марти Гарнер усмехнулась.
— О каком Боге идет речь на этой неделе, Хью? Если это один из наиболее архаичных иудейско–христианско–исламских разновидностей, к которым ты, кажется, разработал совершенно непонятный интерес в последнее время, то…
Она остановилась и посмотрела, ища содействия, на члена команды, находившегося слева от нее.
— Каково твое мнение, Харука? Я представляю, что этакий ветхозаветный маньяк — извините, этот «Маньяк» с большой буквы «м» — приказал бедному старому Майклу Пармли построить эксцентричную станцию, чтобы продемонстрировать свое послушание.
Харука Такано — он был бы описан как единица офицера разведки в других вооруженных силах — открыл глаза и спокойно посмотрел на огромный и странный парк развлечений, который продолжал разбухать на экране.
— Как я могу знать? — пожаловался он. — Я японского происхождения, если вы помните.
Гарнер и Араи одарили его взглядами, которые могли бы быть милосердно описаны как скептические. Это было, пожалуй, не удивительно, учитывая наличие у Такано голубых глаз, очень темной кожи, особенности, которые казались менее присущи Южной Азии, чем все остальное — и полное отсутствие даже следов эпикантуса.
— Духовное происхождение, я имею в виду, — уточнил Такано. — Я пожизненный и набожный приверженец беовульфианского ответвления древнего синто.
Взоры его спутников остались скептическими.
— Это небольшое вероучение, — признался он.
— Принадлежность одному? — Это пришло от Марти Гарнер.
— Ну, да. Но дело в том, что я понятия не имею, что некоторые сводящие с ума божества из Леванта, возможно, сказали или сделали. — Он неуклюже приподнялся, чтобы более внимательно всмотреться в экран. — Я имею в виду… смотреть на кровавые вещи. Что это такое? Шесть километров в диаметре? Семь?
Заговорил четвертый человек на командной палубе корабля.
— Диаметр бессмысленное определять. Эта структура не несет ни малейшего сходства со сферой. Или любой рациональной геометрией.
Стефани Хенсон, как и Хью Араи, стояла на ногах, а не развалилась в кресле. Она показала пальцем на объект, который все они изучали на экране.
— Эта сумасшедшая конструкция не напоминает ничего кроме галлюцинации.
— Это не так, на самом деле, — сказал Такано. — Когда он построил станцию, более полувека назад, Пармли руководствовался некоторыми древними конструкциями. Местами на Земле в эпоху до расселения именуемыми «Диснейленд» и Кони–Айленд. Там от них ничего не осталось существенного за исключением археологических следов, но большое количество изображений сохранилось. Я провел немного времени изучая их.
Станция в настоящее время заполняла большую часть экрана. Специалист по разведке поднялся на ноги и начал указывать на различные части структуры.
— Эта вещь, кажется, петлями и ветром во всем, что называется «американские горки». Конечно, как и каждая часть станции, которая не содержится внутри прочного корпуса, она была адаптирована для условий вакуума. И, по крайней мере, если я правильно интерпретировал некоторые сообщения о станции, которые я смог отследить, они включают большое количество микрогравитационных особенностей.
Он указал на одну и единственную часть огромной структуры, которая была простой геометрической формы.
— Это называется «чертово колесо». Не спрашивайте меня, к чему относится термин «чертово», потому что я понятия не имею.
— Но… что оно делает? — спросила Хенсон, нахмурившись. — Это своего рода приводной механизм?
— Это точно не то. Люди поднимаются на тех герметизированных кабинах, которые вы можете увидеть и колесо начинает вращаться — так что большая часть названия имеет смысл, по крайней мере — через пространство. Я думаю, дело в том, чтобы дать людям лучший вид из возможных на окрестности. Которые, надо признать, весьма впечатляющи, поскольку орбита вокруг Аметы и туманность Ямато так близки.
— А это что? — спросила Гарнер, указывая на еще одну часть станции, к которой они приближались.
Такано поморщился.
— Это гротескно увеличенная и экстравагантная, абсурдная и нелепая — также приходят на ум термины «бессмысленная» и «смехотворная» — версия сооружения, которое было частью древнего «Диснейленда». Строение было очень причудливым исполнением примитивного укрепленного жилья называемого «замок». Оно проходило под названием «Страна сказок». — Он указал на шпиль какого–то отростка от станции. — Это называется «башня». В теории, это оборонительное сооружение.
Раздался сигнал кома, объявлявший входящее сообщение. Араи скорчил свою собственную гримасу, и привел себя в порядок на кресле.
— Заговори о пресловутом дьяволе, — сказал он. — Подожди… скажем, семь секунд, Марти, а затем ответь на вызов.
— Почему семь? — пожаловалась она. — Почему не пять или десять?
Араи щелкнул языком.
— Пять слишком мало, десять слишком много — для неряшливого экипажа, занимающегося рискованным предприятием.
— Это заняло всего около семи секунд, — восхищенно сказал Такано.
Но Гарнер уже начала говорить. Однако, она не потрудилась сделать какой–либо утихомиривающий жест. Несмотря на побитый и устаревший внешний вид, оборудование на командной палубе «Уроборос» было похоже на остальную часть корабля — продукта современнейших беовульфианских технологий, под невзрачной внешностью. Никто на другом конце системы связи не будет слышать или видеть что–то, кроме лица Марти Гарнер и голоса.
Ее ответ на сигнал, само собой разумеется, был бы потрясением для любой настоящей воинской части.
— Да. «Уроборос» здесь.
Лицо человека появилось на экране кома.
— Идентифицируйте себя и…
— Ой, кончайте дерьмо. Проверьте ваши записи. Вы прекрасно знаете, кто мы есть.
Человек на другом конце пробормотал что–то, что было, вероятно, проклятием. Затем он сказал:
— Подождите. Мы вернемся к вам.
Экран потемнел. Предположительно, он консультировался с кем–то, кто бы ни был у власти. На самом деле, на станции «Пармли» не было никаких записей об «Уроборосе» — по той простой причине, что корабль никогда не прибывал сюда раньше. Но команда Араи посудила, что непредсказуемые и изменчивые нравы, по которым действовал личный состав, если можно вообще использовать этот термин, служивший работорговцам, использующим станцию, означали, что отсутствие записей просто будет отнесено действующими надзирателями за операциями к продукту разгильдяйства со стороны своих предшественников.
Станция «Пармли» была удобным перевалочным пунктом для действующих на свой страх и риск работорговцев, а не одной из портовых баз «Рабсилы», которая поддерживалась на регулярной основе. Эта корпорация, как сильная и богатая, как только можно быть, была еще коммерческой организацией, а не звездной нацией. «Рабсила» непосредственно руководила основной частью своих операций, но деятельность эта была слишком разбросана — не просто на всем протяжении огромной сферы Пограничья, но даже через большую часть Окраины — для того, чтобы лично контролировать все из них. Поэтому, как часто давались на откуп наемникам военизированные операции, «Рабсила» также давала на откуп независимым подрядчикам многие добавочные аспекты работорговли.
Некоторые из крупнейших независимых работорговцев сохранили свои собственные регулярные перевалочные станции, здесь и там. Но большинство из них опирались на постоянно меняющуюся и неформальную сеть портов и складов.
Этих было не очень трудно найти. Где–то в Пограничье, по крайней мере. Сообщения о человеческой экспансии в галактику, привязанные к книгам по истории сделали феномен проявления гораздо аккуратнее и более организованным, чем это было в действительности. На каждую формально записанную колонизационную экспедицию и расчеты — такую как очень хорошо документированную и исчерпывающе изученную, которая создала Звездное Королевство Мантикора — было не менее десятка меньших экспедиций, которые были записаны плохо, если вообще.
Даже в эпоху современных электронных коммуникаций и хранения данных, все еще было правдой, что бо́льшая часть человеческой истории была зарегистрирована только устно — и, как это всегда бывает, знание исчезло быстро, с прохождением двух–трех поколений. Это было по–прежнему верно и сегодня, даже с появлением пролонга, хотя сами поколения могли получить немного больше времени.
Во всяком случае, записи о станции «Пармли» были более обширными, чем записи для многих таких независимо финансируемых и созданных поселений. Эта часть галактики, до сих пор была изучаема человеческой расой, измеряясь по меньшей мере тысячью световых лет в любом направлении. Такая же крохотная, как это было по сравнению с остальной частью галактики — и уж тем более изученной вселенной в целом — охваченная область была все еще настолько огромной, что человеческий разум с трудом мог в действительности охватить ее масштабы и все в нем содержащееся.
«По меньшей мере тысячью световых лет» это просто строка слов. Звучит не так много, чтобы человеческий мозг почти автоматически перевел термин в такие знакомые аналоги, как километры. Человек в любом виде достойного физического состояния мог легко пройти несколько сотен километров, если он должен был, в конце концов.
Астрономы и опытные космонавты понимали реальность. Очень немногие люди делали. Шероховатое и неровное приближенное значение глобуса, которое отмечало степень человеческого поселения в галактике, за два тысячелетия, прошедшие с начала человеческого расселения, содержало столько бесчисленных поселений, что ни у кого не было никаких знаний о людях, которые жили там и относительной горстки других, кто может иметь причину для визита. И на каждое такое еще жилое поселение, было по меньшей мере два или три, которые сейчас либо полностью необитаемы или в которых живут только незаконные поселенцы.
Такие поселения были естественной добычей независимых полутеневых работорговцев. Работорговцы избегали любых населенных пунктов, которые были густонаселенными или владели какими–либо военными силами. Но что еще оставалось множеству людей, которые были либо в полностью необитаемых системах или населяющие их группы были достаточно малы и слабы, чтобы их можно было истребить или вынудить сотрудничать.
Работорговцы предпочитали сотрудничество, хотя, по той же причине они обычно оставались в стороне от полностью покинутых установок. Такие места быстро разрушались после того, как все люди отказывались от них — а последнее, чем любой работорговец–подрядчик хотел бы быть обеспокоенным был ремонт и обслуживание того, что составляло для них не более чем перевалочную станцию, тем более, что она может быть временной. Кстати, работорговцы часто считали необходимым отказываться от таких станций, если они попадали в поле зрения одной из звездных наций, которая принимала всерьез Конвенцию Червелла.
По умело собранным воедино командой Араи фрагментированным данным, казалось, что станция «Пармли» упала в руки работорговцев около трех десятилетий назад. Очевидно там было некоторое начальное сопротивление, которое оказывали люди, унаследовавшие глупое предприятие Майкла Пармли, но так далеко, как Такано смог определить, эти люди были либо отброшены, либо убиты.
— Это башня единственное место поддержания операций работорговцев? — спросила Стефани.
Харука пожал плечами.
— Твое предположение столь же хорошо, как и мое. Я бы сказал…
— Возможно, — заключил за него Хью. — Настолько выдаваясь в космос, как она, эта башня является достаточно большой, чтобы провести большое количество рабов.
Марти прочистила горло.
— Э–э… Кстати, босс.
— Что? Уже? — Он глянул на ноги Гарнер. — Ты еще даже не поставила шипы на каблуки.
— Они слишком трудно вписываются в вакуумный костюм. — Она бросила на него хитрый взгляд. — Но я, безусловно, могу поставить их после операции, если ты будешь находиться в настроении.
Хенсон покачала головой.
— Не говорите мне, что вы оба вернулись к этому еще раз. Разве не об этом есть что–то в положении конгресса о чрезмерной сексуальности между членами команды?
— Нет, — сказала Гарнер. — Это не так.
Она была совершенно права, а Стефани прекрасно знала об этом — учитывая, что она и Харука сами наслаждались сексуальными отношениями в данный момент. Обычаи и традиции военных Беовульфа, особенно его элитных подразделений коммандос, заставили бы офицеров любых других военных сил побледнеть. И, на самом деле, наверное, только люди, воспитанные в необычно расслабленных нравах Беовульфа, возможно, смотрели на это без дисциплинарных проблем. Для беовульфцев секс был совершенно естественной человеческой деятельностью, не более удивительной, чем еда сама по себе.
Члены воинской части делили еду, в конце концов, не говоря уже о любом количестве коллективных форм развлечений, как игра в шахматы или карты. Так почему бы им не поделиться своей радостью сексуальной активности также?
Их расслабленные привычки в этом вопросе работали достаточно хорошо, особенно учитывая долгие миссии, которыми характеризовались команды Биологического Корпуса Надзора. Это было сделано потому что команды Корпуса также следовали обычаю беовульфцев проводить четкую и резкую грань между сексом и браком. Беовульфианские пары, которые решили вступить в брак — технически сформировывали гражданский союз; брак как таковой был строго религиозным делом под беовульфианским правовым кодексом — нередко делали выбор, по крайней мере, на время, чтобы поддерживать моногамные сексуальные отношения.
Ни Хью, ни Марти не ответили на вопрос Стефани, который был риторическим в любом случае. Она и не ожидала ответа. Не удивительно, что одним из самых укоренившихся обычаев Беовульфа был: не суй свой нос не в свое собачье дело. Как это случайно оказалось, Араи и Гарнер прекратили сексуальные отношения почти два месяца назад. Там не было никакой ссоры или обиды. Отношения были случайны, и они прекратились по той же причине, по которой кто–то может перестать есть стейк на некоторое время. Было вполне возможно, что они могут возобновить их снова в недалеком будущем, если к ним придет настроение.
Там не было, однако, никакого участия каблуков–шпилек. Беовульфианские обычаи не нашли бы это отвратительным, предполагая, что для обеих сторон это было по обоюдному согласию. Так уж случилось, что у обоих и Хью Араи и Марти Гарнер были обычные вкусы, когда дело доходило до секса. Обычные, по крайней мере, на своих собственных условиях. Многие другие культуры были бы в ужасе, если бы пересеклись с «нормальным сексом» на Беовульфе.
Блок связи ожил и появилось лицо того же человека.
— Да, о’кей. Мы не можем… ну, мы полагаем, что вы в порядке. Что у вас есть для нас?
— Груз не слишком большой. Восемьдесят пять единиц, все сертифицировано. Небольшая партия единиц для тяжелого труда.
— Единицы для удовольствий?
— Всего два, в этом рейсе.
— Мужчина или женщина?
— Обе женщины.
Тяжелое лицо осветилось его первой улыбкой.
— Ну, хорошо. Мы можем использовать их.
Хенсон закатила глаза.
— О, великий. Я должна вновь внести акт на рассмотрение.
— Я передам слово Джун, — сказал Харука.
Стефани Хенсон и Джун Маттес были двумя участницами команды, которые обычно подавались как потенциальные рабыни удовольствий в таких операциях. Обе они, особенно Маттес, имели яркие женские физиологические характеристики, которые подходили роли. По той же причине, Кевин Уилсон и Фрэнк Гиллич играли те же роли, когда были необходимы мужчины. Эта тактика работала, потому что работорговцы на приеме груза были почти всегда охвачены своими прихотями, поэтому они редко думали и проверяли сертификаты груза, пока не становилось слишком поздно. Очень привлекательный внешний вид, как правило, все, что было необходимо.
То же самое было точно, но с другой стороны, для члена команды, который всегда играл роль единицы для тяжелого труда. Момент, когда глаза любого работорговца замечали Хью Араи, они хотели видеть высунутый язык. Этот человек был огромен и с такими мышцами, что он выглядел совершенно деформировано. Не было никакой возможности, чтобы они собирались быть рядом с ними, независимо от того, сколькими цепями он был обвешен, пока они не видели генетического маркера «Рабсилы». Даже в перспективе этот маркер было фактически невозможно замаскировать или имитировать.
Араи потянулся. Небольшая командная палуба, казалось, стала еще меньше. Он улыбнулся своим товарищам и лениво высунул язык.
Не было никакой необходимости подделывать генетический маркер «Рабсилы». Он был прямо там, на вершине его языка, как это было, когда он вышел из производственного процесса «Рабсилы», который заменил ему рождение.
F–23xb–74421–4/5.
«F» указывало на линию тяжелого труда. «23» была для определенного типа, который единственно рассчитывался на слишком тяжелый труд. «xb» вместо обычного «b» или «d» для мужчины–раба указывали на различные экспериментальные, в данном случае генетические манипуляции, направленные на производство необычайной ловкости наряду с огромной силой. «74421» указывал партию, а «4/5» отмечала, что Хью был четвертым из пяти младенцев мужского пола «рожденных» в то же время.
— Какой наряд ты хочешь носить на этот раз, дорогой? — спросила Марти. — Тряпки загрязненные, тряпки порванные или тряпки, окрашенные неизвестно чем, но почти наверняка ужасными жидкостями?
— Давай с жидкостями, — сказал Харука. Он махнул рукой в сторону экрана. Они уже почти прибыли в док. Теперь на экране можно было видеть только часть станции «Пармли». Эта часть, что не удивительно, выглядела старой и потертой. Но она также выглядела просто грязной, что вовсе не было общим для вакуума. Это был, вероятно, побочный эффект плазменного тора соседней луны. — Черт, она выглядит нуждающейся в очистке.
Блок связи взвизгнул вновь. Взвизг был полностью искусственным эффектом, продуктом беовульфианской электронной изобретательности. Он откликнулся в блок работорговцев и создал соответствующее захудалое впечатление.
— Используйте док №5.
— Право, — сказала Гарнер. — Док №5 это и есть. — Она выключила ком.
— И он собирается получить очистку, — сказала Хенсон. — Флюиды включены.
Араи кивнул.
— Тело человека держит пять–шесть литров крови. Даже работорговцы, которые не имеют сердца.
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 110 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава восьмая | | | Глава десятая |