Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатика
ИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханика
ОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторика
СоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансы
ХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника

Исследовательский случай

Читайте также:
  1. P.S.***Случай Анны О.
  2. Буриданов осел или хорошая сторона случайности
  3. В – случайного процесса с периодической составляющей
  4. В. Может ли счастливая случайность быть одним из источников сознательной энергии? Или удача - это иллюзия, или, быть может, результат действия творческой энергии?
  5. Возможность появления новых, полезных для организма признаков посредством случайных мутаций подтверждена многочисленными фактами
  6. Выборочные оценки параметров системы двух случайных величин
  7. Выживание наименее пригодного - может ли случайность одурачить

Деревня — эмпирическая база нашего исследования — находится в Новгородской области, в полутора часах езды от ближайшего города. Дере­венское сообщество, которое является объектом нашего исследования, на­считывает около 300 человек. В летний период население пополняется за счет дачников, многие из которых родом из этого же села. Бывший совхоз развалился, и сегодня сельское хозяйство существует только на уровне лич­ных подсобных хозяйств. Рабочих мест в деревне недостаточно и жители, как правило, устраиваются на работу в соседние населенные пункты. В лет­нее время одним из основных источников заработка становится лес: доход приносят собранные грибы и ягоды. В деревне есть администрация, почта, полная средняя школа, детский сад, медицинский пункт, два магазина, биб­лиотека, действующая православная церковь. Жилые дома в основном од­ноэтажные — бревенчатые, щитовые и брусовые, есть один двухэтажный шестнадцатиквартирный «городской» дом.

Наша исследовательская группа состоит из четырех человек, все четве­ро — женщины. Периоды нашего пребывания в деревне колеблются от од­ного дня до полутора месяцев. Живем мы в отдельном доме, в разном соста­ве: иногда вчетвером, иногда остается лишь одна из нас, но, как правило, хотя бы вдвоем.

Городской взгляд на деревенское «поле»

Приезжая в «поле», мы каждый раз возобновляем отношения с мест­ными жителями. Мы не становимся для сельчан «своими» (если понимать «свои» в классической социологической дихотомии «свои» — «чужие»). Можно привести в пример семью, которая 15 лет назад приехала в деревню из Казахстана, но для остальных жителей по-прежнему остается «чужой», «другой», «приезжей». Мы — исследователи — с каждым новым приездом становимся более известными, понятными и привычными для жителей де­ревни, но, тем не менее, остаемся «чужими». Это создает определенные трудности во взаимодействии с нашими информантами. Однако, как оказа­лось, сохранение статуса «чужих» — и с точки зрения жителей, и с точки зрения нас самих — важно для работы в таком поле.

Знакомство с сообществом мы начали с представителей официальной власти. Участие проводника — человека, известного местным жителям, — значительно облегчило нам вход в поле. Впоследствии круг наших деревен­ских знакомых расширялся. Сразу установились добрые отношения с хозяй­кой дома, который мы снимаем. По мере того как расширялась сеть наших контактов, мы получали все больше возможностей найти точки соприкос­новения с другими сельчанами. Наши ссылки на то, что мы «живем у Лидии Степановны»[68], «ходили в баню к Петровым», «знакомы с директором шко­лы», помогали нам объяснить наше пребывание в деревне, продемонстриро­вать свою включенность в жизнь сообщества.

Многие жители деревни были долгое время «скрыты» от нас по той прит чине, что мы в первую очередь знакомились с «публичными» людьми — работниками почты, магазинов, библиотеки, школы. От них мы узнавали имена тех, с кем нам было важно встретиться. Мы обращались к знакомым с просьбой помочь найти этих людей. Обычно, называя нам фамилии телят­ниц или пастухов, они с недоумением замечали, что нам не о чем говорить с этими людьми, что ничего интересного или важного они нам не расскажут. Очевидно, многие жители деревни восприняли нас — пришедших извне — как тех, кому интересна фасадная сторона жизни, и пытались выбрать «де­легатов» своего сообщества, его «лучших», на их взгляд, представителей. Им было странно и в какой-то степени неприятно видеть в нас людей, инте­ресующихся жизнью мигрантов, алкоголиков, безработных. Не исключено, что за этим желанием продемонстрировать лучшее и скрыть от нас «изна­нку» деревенской жизни, стоит особая ответственность жителей небольшо­го сообщества за каждого его члена. В данном случае «изба, из которой не принято выносить сор», это все деревенское сообщество.

В установлении доверительных отношений с деревенскими жителями важную роль сыграло наше участие в их деятельности: общий опыт сбли­жает. Нас запоминали как тех, кто «тоже помогал», «сажал клумбу», «пере­мыл всю посуду», «был на именинах» и пр. Одна из первых наших знакомых, Анна, после службы в деревенской церкви[69], устраивает обед (трапезу) для священника и прихожан. Мы несколько раз помогали ей приготовить еду, накрыть на стол, помыть посуду. В один из таких дней места за столом всем не хватило и в первую очередь пригласили приехавших из других деревень. Нас тоже стали звать пообедать вместе с гостями, однако местные женщи­ны — те, с кем мы готовили трапезу, — объяснили: «они с нами», и предло­жили нам сесть за стол позже — «со своими».

Возникающие у нас бытовые проблемы также служили поводом для зна­комства и общения с местными жителями. Кому-то из них мы оставляли электрическую плитку на хранение, чтобы ее не украли из пустого дома, пока нас нет, у кого-то брали напрокат одеяло и пр. Когда у одной из наших коллег сломались очки, нам сразу назвали имя человека, который сможет нам помочь. Так мы познакомились с местным умельцем.

С первых дней пребывания в деревне мы поняли, что некомпетентны во многих аспектах деревенской жизни. Наше жилище — типичный для дан­ного региона деревенский дом, в котором не предусмотрены привычные для нас — городских жителей — удобства. Нужно брать воду в колодце, топить печь, выходить в холодный туалет, а в баню, которая топится раз в неделю, по субботам, проситься к знакомым. Как топить печь, как чинить неисправ­ности в дымоходе, где взять ведро или тройник, куда ходить за водой, во сколько отправляется вечерний рейсовый автобус? Для ответов на эти воп­росы нам приходилось обращаться к местным жителям. Наше обыденное знание, достаточное для городской жизни, оказалось во многом бесполезно для жизни в условиях деревни.

Нельзя сказать, что деревенские жители отказывали нам в компетент­ности. Наоборот, с их точки зрения, мы, городские — образованнее, куль­турнее, современнее. Однажды мы смотрели телеигру «Кто хочет стать мил­лионером?» с семьей наших знакомых. До этого они рассказывали нам, что это их любимая игра, и им не раз удавалось правильно ответить на сложные вопросы. Наше присутствие полностью изменило сценарий просмотра. Хо­зяева или не решались при нас давать свои варианты ответов или делали это с сомнением в голосе. Они делегировали нам роль «знатоков». «Вон, девчон­ки грамотные, сейчас ответят», — говорили они.

Сельчане не пытались конкурировать с нами в «городских» вопросах. Случалось, что они стремились использовать нашу связь с городом. Нас просили привезти книги для библиотеки, рассказать детям о профессии со­циолога, позвонить родственникам в Санкт-Петербурге. Местные жители часто интересовались, чем мы занимаемся в городе, где работаем, ходим ли, например, в театр.

Восприятие нас как городских, плохо разбирающихся в деревенской повседневности, «культурных», «умных», «избалованных» и пр. создавало дистанцию между нами и местными жителями. Каждой из нас случалось наблюдать или становиться участницей «неудобных» ситуаций, в которых различие «городских» и «деревенских» правил взаимодействия станови­лось причиной взаимного непонимания и смущения. В один из первых при­ездов, пытаясь завести знакомства с «простыми» жителями деревни, мы ежедневно приходили под вечер на место, где обычно встречают с пастьбы овец и коз. Мы говорили на разные темы, которые были интересны нашим собеседникам: от погоды до равнодушия представителей местной админи­страции. В один из таких вечеров кто-то спросил нас, кто мы такие и чьих коз ждем. Нас опередила баба Тая: «Да они так, приходят с нами похуев- ничать[70]». Многие засмущались и стали извиняться: «Да вы не подумайте, мы не ругаемся, мы шутим». Так или иначе, в нашем присутствии сельские жители следили за своей речью и старались «облагородить» ее. За «нелите­ратурный» язык часто извинялись. Однажды мы стали свидетелями беседы двоих мужчин. После «красноречивой» фразы одного из них смущенный со­беседник, понявший, что мы могли все это слышать, попытался оправдать­ся: «Наверное, вы больше и приезжать-то сюда не захотите после таких раз­говоров». Допуская, что так «некультурно» можно разговаривать со свои­ми, жители деревни стремятся общаться с нами, как им представляется, на нашем языке.

Были случаи, когда сельчане пытались воспользоваться нашей некомпе­тентностью. Когда мы были в деревне зимой, к нам в дом пришел мужчина и предложил купить у него мясо. Мы отказались. Позднее, из разговоров с жителями, мы узнали, что на днях забили корову, мясо которой оказалось недоброкачественным. Человек, приносивший мясо, участвовал в разде­лывании туши. Предложить мясо кому-то из деревенских он не осмелился. Между тем вероятность того, что мясо можем купить мы — плохо осведом­ленные о деревенских событиях и не разбирающиеся в парной говядине — действительно существовала.

Здесь возникает еще один аспект отношения к нам сельчан, маркиру­ющий нас, «городских», как особую категорию людей, включенных в со­общество. С первых дней нашего пребывания в деревне местные жители старались нас «подкармливать». Летом нам приносили в основном овощи с огорода, зимой — домашние заготовки. В этом видится, в первую очередь, соблюдение правил гостеприимства: гостей принято угощать и, желатель­но, чем-нибудь необычным. Овощи, выращенные на собственном огороде, варенье, сваренное из лесных и садовых ягод, настойка, приготовленная по «фамильному» рецепту — вот что может понравиться гостям из города. Не все из того, чем с нами делились, можно купить в местном магазине (напри­мер, картофеля там не бывает никогда, его можно приобрести только непос­редственно у «хозяев»). Кроме того, выращенное или приготовленное «сво­ими руками», в отличие от того, что продается в магазинах, — это всегда свежее, «натуральное», полезное, вкусное. Сельчане делятся с нами «луч­шим», репрезентируя тем самым преимущества деревенской жизни перед городской.

Таким образом, входя в поле, общаясь с людьми, сближаясь с ними, в большинстве случаев мы продолжаем оставаться для них «городскими», «чужими», «другими». Краткость периодов нашего пребывания в деревне не позволяет нам овладеть большинством знаний и практик, необходимых для того, чтобы превратиться в «своих». Но дело здесь не только в знании и опы­те. Есть представления, стереотипы, которые мешают нам и нашим инфор­мантам воспринимать друг друга как «своих».

Обновление информации в «поле»

Поле, в котором мы работаем, постоянно меняется. Образ жизни и струк­тура занятости деревенского сообщества зависят от времени года. Состав деревенского сообщества довольно стабилен, тем не менее, какие-то изме­нения время от времени происходят: приезжают и уезжают дачники, мест­ные жители отправляются на заработки или переезжают в другие места.

Случается, что эти изменения происходят, когда нас нет в деревне. Двух-, трех-, четырехмесячные периоды нашего отсутствия в деревне созда­ют белые пятна в информационной базе исследования. Однако эти пробелы, в большей или меньшей степени, удается восполнить. О многом из того, что произошло, пока мы были в городе, мы узнаем от наших знакомых. Факти­ческая и оценочная информация о людях, событиях, циркулирующая в сооб­ществе, аккумулируется и затем передается нам как updated в каждый наш новый приезд. Эта информация либо содержит свежие версии уже знако­мых нам историй, либо открывает то, что произошло в деревне в период на­шего отсутствия. Деревенские жители рассказывают нам о том, что, по их мнению, могло бы быть нам интересно и — что не менее важно — о том, что произвело впечатление на них самих. Мы можем получать такого рода об­новленную информацию благодаря тому, что уезжаем. Все в деревне знают, что мы не намерены оставаться там навсегда, возможно, поэтому нам могут рассказывать даже больше, чем своим односельчанам. В небольшом локаль­ном сообществе откровения с соседями или друзьями могут обернуться не­приятными последствиями.

В то же время новости, «связанные с социологами», обсуждаются. Если в наши первые приезды нам приходилось подолгу объяснять каждому ин­форманту, кто мы, какое исследование проводим, и о чем хотим поговорить, то теперь многие узнают обо всем этом от знакомых, соседей, родственни­ков. В некотором смысле мы общаемся с местными жителями даже в наше отсутствие. В разговорах о нас, обсуждая между собой наше поведение, они сами создают эффект нашего присутствия в деревне. Примером подде­ржания этого невидимого присутствия может служить следующий случай. В доме у нашей знакомой Анны часто собирается компания женщин-сосе­док. Один из авторов этой статьи неоднократно участвовал в таких поси­делках. Приехав в деревню в очередной раз, исследовательница по обыкно­вению отправилась в гости к Ане и застала там знакомую компанию. Жен­щины стали расспрашивать социолога о делах, ссылаясь на ее телефонный разговор с Аней, который произошел примерно за месяц до нашего приез­да. Оказалось, что этот телефонный звонок стал событием не только для Ани, но и для тех, кому она рассказывала о нем (судя по расспросам, прак­тически дословно).

Подобный обмен информацией происходит каждый раз, когда мы при­езжаем. Жителям всегда есть, что рассказать о себе и о чем спросить нас. Обновляемая с каждым разом информация позволяет исследовать механиз­мы ее циркуляции в сообществе, смыслы происходящих событий, местные нравы, схемы восприятия нас членами сообщества, роль и место «чужих» (на примере нас самих) в их повседневности и пр.

Стратегия исследования — «удивление»

В процессе нашего «челночного» исследования мы обнаруживаем в ста­ром «новом» поле неожиданные исследовательские темы, выслушиваем но­вые или по-новому рассказанные истории, наблюдаем незамеченные прежде сцены повседневной жизни сельчан. Просто выходя на улицу, мы получа­ем поток информации о деревенской повседневности. «Свежий» городской взгляд помогает нам выделять важные аспекты, определяющие жизнь в де­ревне. Что-то удивляет нас, кажется нам необычным. Случается, что ка­кой-то незначительный момент, привлекший наше внимание, превращает­ся в тему для исследования.

Поэтапное проникновение в поле, процесс изучения «карты» семей­ных связей и отношений местных жителей прослеживается в наших поле­вых дневниках. В записях первых поездок прочитывается наше смятение от сложного переплетения родственных и соседских связей; «безадресной», непривычной для нас, горожан, пространственной ориентации жителей села. Например, одна из местных жительниц, у которой мы спросили, на ка­кой из шести деревенских улиц живет интересующий нас человек, ответит ла нам указующим жестом и сопроводила его характерным комментарием: «На тоей». В деревне существует нумерация домов и названия улиц. Однако практика показывает, что местные жители часто обходятся без них, персо­нифицируя схему расселения и ориентируясь, скорее, на имена, чем на тра­диционные для горожан адреса.

Дневники первых поездок напоминают «наивное письмо» человека, по­павшего в новую обстановку и выражающего свои мысли привычным ему языком. Вот какая запись появилась в первую поездку у одного из авторов этой статьи:

5.08.2003

Вечером того же дня, около 9 часов, мы пошли на озеро искупаться. Два пацана лет по 11 устанавливали «резинки» [71] для ловли рыбы. Это скрупулезное занятие продолжалось минут 40. Движения у мальчиков быстры и отточены, движения людей, знающих свое дело. Выглядят как такие маленькие мужички, ловко орудующие топором, веслами и покрикивающие друг на друга, если что не так, иногда матерятся. Это их дело, которое никто другой так хорошо, как они, не сделает.

Вероятно, исследовательница, в чьем окружении принято считать тре­тьеклассников еще маленькими детьми (дарить им игрушки, встречать из школы и пр.), также восприняла и деревенских ребят. Наши дальнейшие наблюдения и беседы с сельчанами убедили нас, что социальное взросле­ние деревенских детей происходит раньше, чем городских. Конечно, было бы преувеличением утверждать, что все они активно включены в домашнее хозяйство, помогают родителям и т. д. Тем не менее, многим из них дово­дилось самим зарабатывать деньги на школьные учебники, тетради, одеж­ду и обувь. Лесные угодья, ставшие в последние годы одним из важных ис­точников заработка на селе, зачастую осваиваются именно детьми. Однако «взрослость» деревенских мальчиков и девочек выражается не только и не столько в их трудовой или финансовой самостоятельности, сколько в вы­боре ими тем для обсуждения с нами, манере говорить. Практика показы­вает, что разговоры с деревенскими ребятами дают незаменимый матери­ал о мире взрослых, о котором они рассуждают со знанием дела, порой с не свойственной детям серьезностью и степенностью. Городским жителям та­кое поведение детей может показаться необычным.

Также удивительно было увидеть в деревне, среди одноэтажных домов с дворами и надворными постройками, двухэтажный многоквартирный «го­родской» дом. Постепенно возникали вопросы: как вести хозяйство, живя в таком доме, где хранить дрова, как решаются здесь коллективные проблемы (вывоз мусора, чистка туалетов и пр.)? Вокруг дома нет места для огородов, загонов для скота, бань. С тех пор, как развалился сельскохозяйственный кооператив, у дома нет официального хозяина. Если большинству деревен­ских семей удается выживать за счет продуктов, производимых на собствен­ных приусадебных участках, то где берут продукты жители «городского» дома? Где они работают? Чем занято их свободное время? Так или иначе, при наблюдении такого диссонанса в организации «городского» и «деревен­ского» жилья, возникает тема о пересечениях и разрывах «городских» и «де­ревенских» практик вообще и в данном сообществе в частности[72].

Одной из поразивших нас встреч стало знакомство с местным «умель­цем», как мы сами его назвали. Это пенсионер, который выполняет в де­ревне функции «дома быта». Его «ремонтная мастерская» не требует боль­ших вложений, поскольку материал для ремонта, например, обуви мастер находит прямо на улице. Зачастую это выброшенные «нерадивыми» хозяе­вами старые или ненужные вещи. Посещение «мастерской» вызвало у нас, в частности, размышления о специфике отношения к старым вещам, а так­же о различиях практик обращения с мусором в городе и деревне.[73]

Часто социологическое исследование направлено на то, чтобы выявить необычное в обычном. В нашем исследовании мы, напротив, воссоздаем картину мира, привычную для сельских жителей, но новую для нас. Вскры­вая различные аспекты деревенской повседневности, мы находим важные для исследования проблемные зоны. Нам удается (или не удается) замечать их в силу того, что сама повседневность заставляет нас удивляться. Подчас местные жители не понимают, зачем мы просим их что-то показать. Для них нет ничего интересного в том, как они кормят скот или рубят дрова. Напро­тив, для нас все это представляет исследовательскую ценность. Деревен­ская специфика становится заметной на сломе рутины, когда мы смотрим на деревню глазами городских жителей. Для работы в таком поле нужен «свежий» взгляд. Привыкая к деревенской повседневности, мы перестаем удивляться тому, что и как делается в деревне. По мере нарастания нашего деревенского опыта, мы накапливаем знание, которое помогает принимать явление автоматически, без объяснений. Регулярные отъезды из деревни и сохранение статуса «чужих» позволяют нам сохранять способность к реф­лексии по поводу происходящего.


Дата добавления: 2015-07-18; просмотров: 117 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: СТАТЬ БЕЗДОМНЫМ В АМЕРИКЕ | Язык и общение. Ведение записей | Метод интервью | Преодолеть страх перед информантом | ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ИЛИ ПОСТОРОННИМ В...: ПУТЕМ КАСТАНЕДЫ | Здравствуйте, можно войти? | Вся этнография на фиг»[44]: в поисках объекта | Чужая или все-таки своя? | Трансформация идентичности: за что боролись... | Выводы: за и против «челночного» исследования |
<== предыдущая страница | следующая страница ==>
КОГДА ПОЛЕ ТРУДНОДОСТУПНО: ЛЮДИ, ЖИВУЩИЕ С ВИЧ/СПИДОМ| Полифония источников информации

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)