Время и пространство в художественном произведении

В глубокой древности, когда миф был спосо­бом объяснения и познания окружающей действительности, сформировались особые представления о времени и пространстве, оказавшие впоследствии заметное влияние на литературу и искусство. Мир в сознании древнего человека разделялся прежде все­го на две части — обычную и священную. Они наделялись разными свойствами: пер­вая считалась обычной, будничной, а вто­рая — непредсказуемо чудесной. Посколь­ку действия мифических героев заключа­лись в их перемещении из одного вида про­странства-времени в другой, из обыденно­го в чудесное и обратно, постольку и случа­лись с ними в их путешествиях невероятные приключения, так как чудеса могут проис­ходить в необычном мире.

«Было — не было; давным-давно; в неко­тором царстве; отправился в путь-дорогу; долго ли, коротко ли; скоро сказка сказы­вается, не скоро дело делается; я там был, мед-пиво пил; вот и сказке конец» — попро­буйте заполнить промежутки действиями лю­бых героев, и, скорее всего, у вас получится законченное литературное произведение, жанр которого определен уже использова­нием самих этих слов, — сказка. Явные не­сообразности и невероятные события нико­го не смутят: в сказке так и должно быть. Но если присмотреться, то окажется, что сказочный «произвол» имеет свои жест­кие законы. Определяются же они, как и все сказочные чудеса, необычными свойствами пространства н времени, в которых сказка разворачивается. Прежде всего, время сказ­ки ограничено сюжетом. «Кончается сю­жет — кончается и время», — пишет акаде­мик Д. С. Лихачев. Для сказки реальное те­чение времени оказывается неважным. Фор­мула «долго ли, коротко ли» указывает, что одной из основных характеристик сказочно­го времени является все-таки его неопреде­ленность. Как, собственно, и неопределен­ность сказочного пространства: «пойди туда, не знаю куда». Все события, происходящие с героем, вытянуты вдоль его пути в поисках «того, не знаю чего».

События сказки могут растягиваться («сиднем сидел тридцать лет и три года»), а могут ускоряться до моментальности («бро­сил гребешок — вырос дремучий лес»). Убы­стрение действия происходит, как правило, за пределами реального пространства, в

пространстве фантастическом, где у героя есть волшебные помощники или чудесные средства, помогающие ему справиться с этим фантастическим пространством и слитым ^ с ним чудесным временем. 1

В отличие от сказки и мифа художествен­ная литература нового времени, как правило, имеет дело с историей, описывает опреде­ленную, конкретную эпоху — прошлое или современность. Но и здесь существуют свои пространственно-временные законы. Лите­ратура отбирает только самое существенное из реальной действительности, показывает развитие событий во времени. Определяющей для эпического произведения является жиз­ненная логика повествования, но тем не ме­нее писатель не обязан последовательно и механически фиксировать жизнь своего героя даже в таком поступательном жанре, как роман-хроника. Между строками произведе­ния могут проходить годы, читатель по воле автора в пределах одной фразы способен переместиться в другую часть света. Все мы помним пушкинскую строку из «Медного всадника»: «Прошло сто лет...» — но вряд ли обращаем внимание на то, что целый век промелькнул здесь за одно мгновение наше­го чтения. Одно и то же время течет неоди­наково для героя художественного произведе­ния, для автора-рассказчика и для читателя. С изумительной простотой А. С. Пушкин пи­шет в «Дубровском»: «Прошло несколько времени без всякого замечательного случая». Здесь, как и в летописях, время событийно, счет его ведется от события к событию. Ес­ли не происходит ничего необходимого для развития сюжета, то писатель «выключает» время, как шахматист, сделавший ход, от­ключает свои часы. А порой он может вос­пользоваться и песочными часами, перевер­нув события н заставив их двигаться от раз­вязки к началу. Своеобразие романа, пове­сти, рассказа во многом определяется соот­ношением двух времен: времени рассказы­вания и времени совершения действия. Вре­мя рассказывания — это' время, в котором живет сам повествователь, в нем он ведет свой рассказ; время совершения действия — это время героев. И все это мы, читатели, воспринимаем из своего реального, календар­ного, сегодняшнего дня. В произведениях русской классики обычно рассказывается о событиях, которые произошли в недавнем прошлом. Причем в каком именно прошлом — не совсем ясно. Мы можем только с извест­ной достоверностью говорить об этой вре­менной дистанции, когда имеем дело с исто­рическим романом, в котором Н. В. Гоголь пи­шет о Тарасе Бульбе, А. С. Пушкин — о Пу-

Энциклопедический словарь юного литературоведа

Иллюстрации Г. Доре к «Бо­жественной комедии» Данте А.

гачеве, а Ю. Н. Тынянов — о Пушкине. До­верчивый читатель порой отождествляет ав­тора и повествователя, выдающего себя за очевидца, свидетеля или даже участника событий. Рассказчик — это своеобразная точ­ка отсчета. От автора его может отделять значительная временная дистанция (Пуш­кин — Гринев); он может находиться также на разном расстоянии от описываемого, и в зависимости от этого у читателя расширяет­ся или сужается поле зрения.

События романа-эпопеи развертываются в течение долгого времени на обширном про­странстве; повесть и рассказ, как правило, более компактны. Одно из самых обычных мест действия произведений Н. В. Гоголя, М. Е. Салтыкова-Щедрина, А. П. Чехова, А. М. Горького — маленький провинциаль­ный городок или село с устоявшимся укла­дом жизни, с незначительными событиями, которые повторяются изо дня в день, и тог­да сонное время словно движется по кругу на ограниченном пятачке.

В советской литературе художественное пространство произведений отличается зна­чительным многообразием. В соответствии с индивидуальным опытом и предпочтениями тех или иных писателей наблюдается при­вязанность к определенному месту действия. Так, у представителей стилевого течения,

получившего название деревенской прозы (В. И. Белов, В. П. Астафьев, В. Г. Распу­тин, Б. А. Можаев, В. Н. Крупин и др.), дей­ствие романов, повестей, рассказов разво­рачивается преимущественно в сельской местности. Для таких же писателей, как Ю. В. Трифонов, Д. А. Гранин, Г. В. Семе­нов, Р. Т. Киреев, В. С. Маканин, А. А. Про­ханов и другие, характерным местом дей­ствия является город, и поэтому произведения этих писателей часто называют городской повестью, чем определяются и характеры, и ситуации, и образ действия, мыслей, пере­живаний их персонажей. Иногда писателям важно подчеркнуть конкретную определен­ность пространства своих произведений. Приверженность «донской» проблематике показали в своих произведениях — вслед за М. А. Шолоховым — В. А. Закруткин, А. В. Калинин и другие писатели-ростовчане. Для С. П. Залыгина, В. Г. Распутина, Г. М. Мар­кова, В. П. Астафьева, С. В. Сартакова, А. В. Вампилова и ряда писателей-сибиряков принципиально важно, что действие многих их произведений происходит в Сибири; для В. В. Быкова, И. П. Мележа, И. П. Шамя-кина, А. М. Адамовича, И. Г. Чигринова ху­дожественным пространством является в основном Белоруссия, как для Н. В. Думбад-зе — Грузия, а для И. Авижюса — Литва... В то же время, например, для Ч. Айтматова не существует подобных пространственных ограничений в художественном творчестве: действие его произведений переносится из Киргизии на Чукотку, затем в Россию и Ка­захстан, в Америку и в космос, даже на вы­мышленную планету Лесная Грудь; это при­дает обобщениям художника общечеловече­ский, планетарный, всемирный характер. Напротив, настроения, которыми пронизана лирика Н. М. Рубцова, А. Я. Яшина, О. А. Фо­киной, могли возникнуть и быть естествен­ными в северной русской, еще точнее — во­логодской деревне, что позволяет авторам поэтизировать свою «малую родину» с ее бы­том, исконными традициями, нравами, фольк­лорными образами и народным крестьянским языком.

Отличительной чертой, замеченной многими исследователями творчества Ф. М. Достоев­ского, является необычная быстрота дей­ствия в его романах. Каждая фраза в сочи­нениях Достоевского как будто начинается со слова «вдруг», каждое мгновение может стать переломным, поменять все местами, окончиться катастрофой. В «Преступлении и наказании» время несется ураганом, пока­зывается широкая картина жизни России, тогда как на самом деле события двух не-

Время и пространство в художественном произведении

Иллюстрация Г. Калиновско-го к книге Л. Кэрролпа пАлп-с< «стране чудес».

нужное для изображения действия, равно тому времени, которое изображается. Неда­ром правила теоретиков классицизма косну­лись прежде всего драматургии. Желание, придать сценическому произведению боль-1 шее правдоподобие и цельность породило знаменитый закон о трех единствах: время действия пьесы не должно было превышать одних суток, пространство ограничивалось единым местом действия, а само действие концентрировалось вокруг одного героя. В современной драме перемещение героев в пространстве и времени не ограничено, и лишь из смены декораций (зритель), ав­торских ремарок (читатель), из реплик геро­ев узнаем мы о тех изменениях, которые

Рисунок А. дв Свнт-Экзюпврн к сказке «ДЛалвнький принц».

дель происходят в нескольких петербург­ских улочках и переулках, в тесной каморке Раскольникова, на черных лестницах доход­ных домов.

Пространственно-временные характеристи­ки художественного произведения, как пра­вило, значительно отличаются от тех привыч­ных качеств, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни или знакомимся на уроках физики. Пространство художествен­ного произведения может искривляться и за­мыкаться на себя, может быть ограничен­ным, иметь конец, а отдельные части, из ко­торых оно состоит, обладают, как мы уже видели, различными свойствами. Три изме­рения — длина, ширина и глубина — бывают нарушены и перепутаны таким образом, что совмещают несовместимое в реальном мире. Иногда пространство может быть перевер­нутым по отношению к действительности или постоянно меняет свои свойства — растя­гивается, сжимается, искажает пропорции отдельных частей и т. п.

Свойства особого, как его называют теоре­тики литературы, художественного времени также непредсказуемы, порой может пока­заться, что оно, как в сказке Л. Кэрролла «Алиса в стране чудес», «сошло с ума». По­весть или рассказ без всяких затруднений способны перенести нас и во времена Влади­мира Красное Солнышко, и в XXI в. Вместе с героями приключенческого романа мы мо­жем объездить целый свет или волею писа­теля-фантаста побывать на загадочном Со-лярисе.

Наиболее жесткие законы у драмы: в пре­делах одного сценического эпизода время,

^^^

произошли между актами.

Самое свободное путешествие во време­ни и пространстве — привилегия лирики. «Миры летят. Года летят» (А. А. Блок), «мгновеньями текут века» (А. Белый); «И время прочь, и пространство прочь» (А. А. Ах­матова), и поэт волен, выглянув в окно, спро­сить: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» (Б. Л. Пастернак). В емком поэти­ческом образе умещаются эпохи и миры. Од­ной фразой поэт в состоянии перекроить пространство и время так, как считает нуж­ным.

В иных случаях от художественного време­ни требуется большая определенность и кон­кретность (исторический роман, биографи­ческое повествование, мемуары, художест­венно-публицистиччский очерк). Одно из зна­чительных явлений современной советской литературы — так называемая военная

46 Энциклопедический слов;

проза (произведения Ю. В. Бондарева, В. В. Быкова, Г. Я. Бакланова, Н. Д. Кон-дратьева, В. О. Богомолова, И. Ф. Стадню-ка, В. В. Карпова и др.), во многом автобио­графичная, обращается ко времени Вели­кой Отечественной войны для того, чтобы, воссоздавая подвиг советского народа, побе­дившего фашизм, поставить на волнующем современного читателя материале общечело­веческие нравственные, социальные, психо­логические, философские проблемы, важ­ные для нас и сегодня. Поэтому даже ог­раничение художественного времени (как и пространства) позволяет расширять воз­можности искусства в познании и осмысле­нии жизни.

Дата добавления: 2015-07-12