Белый стих

Термин этот возник из-за ошибки в переводе английского слова «blank» на французский язык. Французы прочитали это слово, озна­чающее «стереть», «уничтожить» (рифму), как blanch, т. е. «белить». Из французской поэтики термин перешел в русскую. Иногда понятие «белый стих» означает любой стих без рифмы, включая свободный стих (вер-либр). Некоторые теоретики литературы пред­лагают исключить из белых стихов античные метрические стихи {гекзаметр, алкееву, или алкманову, строфу), а также фольклорные нерифмованные стихи и к белым стихам от­носить лишь те, которые возникли после вве­дения рифмы в обиход европейской поэзии как некое противопоставление рифмованно­му стиху.

Наиболее обоснованным можно считать определение белого стиха как стиха метри­чески организованного, но без рифмы. Сюда следует включить и стихи, созданные антич­ными поэтами, и фольклорные произведения независимо от времени их возникновения.

В русском фольклоре издревле существуют жанры метрически организованного безриф-менного стиха — былины, исторические пес­ни, плачи. Рифмы, встречающиеся в этих жан­рах, относятся к случайным.

В русской литературной традиции белый стих рассматривается уже в «пиитиках» (поэтиках) XVII в., но в период силлабичес­кой метрики (см. Стихосложение) он доволь­но редок. А. Дм. Кантемир в XVIII в. пользует­ся белым стихом при переводе античных ав­торов. Один из создателей русского силлабо-тонического стиха — В. К. Тредиаковский --пропагандирует белый стих.

В русской поэзии XVIII в., однако, белый стих довольно редок и используется главным образом для перевода безрифменных стихов с других языков. В. А. Жуковский и Н. И. Гне-дич канонизировали русский гекзаметр в переводах «Одиссеи» и «Илиады». А. С. Пуш­кин утвердил пятистопный ямб без рифмы как стих драматургии («Маленькие траге­дии», «Борис Годунов»).

Традиция пушкинского пятистопного ямба, скорее всего заимствованная русской поэзией у У. Шекспира, продолжается и в наши дни. А. А. Дельвиг и А. В. Кольцов пользова­лись белым стихом при воссоздании русских фольклорных интонаций.

Уж не вырваться из клеточки Певчей птичке конопляночке. Знать, н вам не видеть более Прежней воли с прежней радостью. (А. А. Дельвиг)

Соловьем залетным Юность пролетела, Волной в непогоду Радость прошумела.

За рекой, на горе, Лес зеленый шумит, Под горой, за рекой, Хуторочек стоит...

Ах, степь ты, степь зеленая, Вы, пташечки певучче, Разнежили вы девицу, Отбили хлеб у мельника!

(А. В. Кольцов)

Дактилические окончания стиха появляют­ся в литературе как предвестие дактилической рифмы (см. Рифма). С первой трети XIX в. белый стих прочно утверждается в русской поэзии. Им написана знаменитая поэма Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хо­рошо».

В начале XX в. белым стихом пользовались символисты (А. А. Блок, Вяч. И. Иванов). Из наиболее значительных переводов этого вре мени можно назвать трагедии Еврипида (пер. И. Ф. Анненского), «Песнь о Гайавате» Г. У. Лонгфелло (пер. И. А. Бунина).

Белым стихом написаны некоторые крупные произведения советской поэзии: поэмы Э. Г. Багрицкого, «Середина века» В. А. Лу-говс кого.

БЫЛИНЫ

Былины, один из жанров русского фолькло­ра. По определению фольклориста Ф. М. Се­ливанова, это «эпические произведения эпохи раннего феодализма с установкой на истори­ческую достоверность, воспевающие богаты­рей, монументальные образы которых являют­ся воплощением лучших качеств народа, и их героические подвиги, которыми разрешаются конфликты общенародного значения». Песни о героических подвигах богатырей в народе называли то былинами, то старинами: изображаемое воспринималось как быль, как правдивое повествование о том, что дей­ствительно происходило, но происходило когда-то прежде, в старину. И потому на протяжении столетий в Кнево-Печерской лавре выставляли кости («мощи») Ильи Муромца; в муромских лесах показывали «скоки» его коня; разбросанные в ростов­ских краях курганы выдавали за могилы вра­гов, побитых Алешей Поповичем, а инозем­цу Олеарию, когда он в 1636 г. плыл по Оке из Рязани, указали на Добрынин островок. Самым невероятным былинным эпизодам сказители (исполнители былин) находили простое объяснение: «В старину-де люди были вовсе не такие, как теперь». Деяния многих былинных героев приурочены к Киевской Руси времен княжения Владими­ра: «кульминационный пункт» (К. Маркс) древнерусской истории угадан в былинах благодаря народному историческому чутью безошибочно. Эту приуроченность, однако, не следует отождествлять с конкретно-исто­рическим изображением эпохи. Впрочем,

вопрос об историзме былин и сегодня один из самых спорных в фольклористике.

История становления и активного разви­тия былинного жанра, охватывающая поло­вину тысячелетия (а с предысторией еще больше: примерно с IX по XVI в.), доку­ментально не зафиксирована: первые из­вестные нам (и весьма несовершенные) запи­си относятся к XVII в., когда новые былинные сюжеты уже не создавались. Свой историче­ский опыт и свой исторический идеал народ не мог воплотить в художественном произве­дении, минуя текущие события и актуальные жизненные обстоятельства. Все это, пре­ломляясь сквозь призму народно-поэтиче­ской традиции (мифы, обряды, «славы», предания), создавало новую, художествен­ную действительность, живущую по своим эпическим законам.

Былины об Илье Муромце, Добрыне Ни­китиче, Алеше Поповиче относятся к киев­скому циклу; былины о Садко и Василии Буслаеве, бунтаре и вольнодумце, — к нов­городскому. Насчет былины о чудесном па­харе Микуле Селяниновиче ученые спорят: она тяготеет и к Киеву, и к Новгороду. Видимо, это не случайно: и а воинских киев­ских, и в социально-бытовых новгородских былинах высшая цель, во имя которой живут герои, — вольный труд на мирной земле.

Богатырь олицетворяет свойства, черты, интересы, возможности целого народа, его идеалы. Наделенный чувством собственного достоинства, богатырь отстаивает честь своей родины.

Герои былин живут в едином художествен­ном времени и пространстве (см. Время и пространство), их характеры как бы взаимно дополняют друг друга. Так, рядом с отли-

Былины

чающимся «вежеством» Добрыней — не только воином, но и дипломатом, и музы­кантом — дерзкий и ловкий (смелый) Алеша Попович, который «напуском» силен. Особое место занимает Илья Муромец, у которого нет никаких других забот и интересов, кро­ме защиты родной земли. Его старшинство обнаруживается, в частности, и в том, что обычный при имени других богатырей эпи­тет «молодой» к Илье Муромцу не применяет­ся. Словом, у каждого богатыря свой облик, свои поступки, свое место в кругу былинных персонажей. Вместе с тем, как ни целостен былинный мир, русский героический эпос не сложился в единое последовательное по­вествование. Каждая былина отличается оп­ределенной самостоятельностью и завершен­ностью. Едва ли не в каждой былине герою приходится заново решать главный вопрос, совершать главный поступок, от которого за­висит судьба его города, всего государства. Отсюда н та гиперболизация, с которой изображаются и сами богатыри, и их против­ники — Змей Тугарин (то ли отголосок имени половецкого хана Тугоркана, то ли производ­ное от «туга» — «горе», «беда», т. е. угне­татель, насильник), Идолище поганое. Соло­вей-разбойник.

Создав величественные образы защитни­ков родины, былина на многие века вперед как бы задавала масштаб гражданственного поведения: народ, по словам Н. А. Добролю­бова, стал «применять прежние события к современному течению дел». В периоды общественного застоя рассказы о деяниях богатырей звучали как укор, а в эпохи героических свершений — как мера подви­га. Эту традицию подхватила литература.

— Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри — не вы! —

с укором обращается к современникам ста­рый воин в стихотворении М. Ю. Лермонто­ва «Бородино». Гоголевская птица-тройка, символизирующая Русь, приобретает былин­ные очертания: «...не молния ли это, сброшен­ная с неба? (...) Эх, кони, кони, что за кони!» (А в былине:

Так не молвия (молния) тут по чисту полю промолвила —

Проехал-то Добрыня на добром коне.) Герой поэмы-эпопеи Н. А. Некрасова «Ко­му на Руси жить хорошо» Савелий — бога­тырь святорусский восклицает с гордостью:

Ты думаешь, Матренушка, Мужик — не богатырь? И жизнь его не ратная, И смерть ему не писана В бою — а богатырь!

История активного бытования былин восстанавливается по косвенным свидетель- дц ствам. Былины то распространялись по всей^Д Киевской Руси, то отступали вместе с на­селением с разоренного кочевниками степ­ного юга к Новгороду, чтобы затем с новго­родскими и другими русскими поселенцами дойти до Белого моря, продвинуться в Си­бирь, осесть на Дону, Нижней Волге, Тереке, где их, по казачьей традиции, не сказывали, как в других местах, а пели хором. Особенно яростные гонения на скоморохов (середина XVII в.), которые в свой репертуар включали и былины, и веселые пародии на былинное повествование («Агафонушка», например), тоже отразились на судьбе былин.

На примере публикации и изучения бы­лин можно проследить историю русской фольклористики. Толчком к изучению рус­ского героического эпоса послужило издание в начале XIX в. сборника «Древние рос­сийские стихотворения», составленного еще в XVIII в. Киршей (сибирский вариант имени Кирилл) Даниловым. В течение полувека это было единственное полноцен­ное издание былин, его высоко ценили А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, Н. В. Го­голь, о нем писал В. Г. Белинский. Новый этап изучения начался с открытия ссыльного студента П. Н. Рыбникова, обнаружившего в начале 60-х гг. прошлого века существова­ние в Прионежье живой былинной традиции и ее талантливых носителей, среди которых особенно замечателен Т. Г. Рябинин. Усилия отдельных ученых, самоотверженных соби­рателей-одиночек (А. Ф. Гильфердинг, А. В. Марков, А. Д. Григорьева, Н. Э. Ончу-ков) в советское время были продолжены не только учеными-энтузиастами, но и целы­ми научными коллективами. После выхода сборников, подготовленных Б. н Ю. Соколо­выми. А. М. Астаховой и другими фолькло­ристами, число изданных былин составило две с половиной тысячи (около 100 различ­ных сюжетов).

Дата добавления: 2015-07-12