В.Н. Сементовский – географ, исследователь Южноуралья

Писать мне о Сементовском и отрадно, и душевно неловко. Отрадно, потому что и мне выпало открыть южноуральцам имя земляка, достойного нашего почтения и следования делу его жизни*. Ну и неловко, потому что в столь продолжительном забвении и моя вина. Горжусь ведь, что многие десятки имен вернул из небытия, имея одну, но пламенную страсть – краеведческий поиск. Что на сей день являюсь одним из самых «стажных» из активных штыков местной природоохраны. Так ведь проходил мимо Сементовского. Не может же быть, чтобы более чем за четверть века не мелькнуло ни разу в моих поисках его имя, тем более мне интересное, что именно изучению и охране природы Владимир Николаевич отдал свою жизнь. Пока миассцы носом не ткнули в страстное его слово, еще в 1916 году запечатленное, о Тургояке. Увы, ленивы мы и не любопытны!

Подумать только! Написано почти восемь десятков лет назад. «Какой пожар прошел, с ума сойти. Какие промелькнули потрясения!» Не пожар – пожары. Из пожара – в пожар. 1916 год – это же самый разгар германской войны, а затем еще шесть лет военных пожаров. Да о красотах ли, бедах уральского озера думать тогда было? Лозунг: «Все – для фронта, все – для победы!» ведь и тогда, как во вторую германскую, звучал в сердцах. И вот надо же, вышла книга-посвящение Тургояку. Нам бы такое осознание, что пожары гибельны и ох как приметны, но временны. Есть же явление неприметное, но вечное – жизнь человека в природе. На Мать-сырой-зсмле под ярким, теплым солнцем, в голубом воздушном океане. И естественность этой жизни в почтении матери-природы куда важнее и ответственнее для человечества, чем самые гибельные пожарища войн и социальных потрясений. Мать-природа простит и залечит самые страшные ожоги. Но не вынесет она пользования собой на потребу, без оглядки, что и она живое существо.

Сементовский это хорошо понимал. Как понимали и его современники-естественники поистине золотого порубежья веков российской науки. Вернадский, Карпинский, Ферсман, Заварицкий... Сколько самоцветов, ярких и самобытных по мышлению и сходных по мудрости. И закономерно, что один из этой блестящей плеяды сформировал новую концепцию природопользования, нет, берите выше – бытия человечества и всей планеты – концепцию ноосферы. Ноосфера – это единственное завтра нашего земного, поднебесного мира. Иного нет!

Четыре имени из великой плеяды – прочной связки не только общими научными откровениями, но и базисом научных поисков и разработок. Все они начинали и всю жизнь искали на Урале, изучая его природу и в яви, и в материалах своих предшественников. Всем им посвящены почетные витрины, в одном из лучших естественных музеев страны – Ильменском. И к месту, ведь Ильмены в ученых биографиях каждого были весьма приметным узелком. Они приезжали сюда для полевых работ, они использовали богатые ильменские материалы из столичных, университетских архивов. Ильмены и окрестные озера в судьбе Сементовского несоизмеримо большее. Неслучайно первые из многих книг его – в том числе и «Тургояк» (1916) – были посвящены Ильменам и Тургояку.

Владимир Николаевич Сементовский родился в Миасском заводе, так до революции на горнозаводской лад именовался Миасс. До недавнего времени пункт, начинающийся с предлога «из», в его биографии был крамольным. Он – из церковного сословия. Отец Николай был священником Миасского завода. Сыновей, однако, не направил по своим стопам. Торный льготный путь для духовного сословия в образовании – церковноприходская школа, семинария и духовная академия. По окончании женитьба, а с ней и дипломом назначение на церковный приход и обеспечение спокойным, размеренным бытием на всю жизнь.

Константин Сементовский стал музыковедом, имя его известно в Красноярске.

Владимир окончил классическую гимназию в губернском центре. Далеконько до Уфы от Миасского завода, да ближе не было. В выпуске сын священника был вправе считаться переростком – 20 лет. Надо думать, затянулось гимназичество не из-за второгодничества. В том же 1902 году он – студент Казанского университета, а через табельных пять лет – диплом географа с отличием.

Казанский университет порубежья веков, конечно же, сразу вспоминается по его студенту Владимиру Ульянову, студенческим волнениям. Все наши земляки – «казанцы» тех лет – Подбельский, братья Зобнины – да все без исключения помечены участием в них. Сементовский не исключение. Уже осенью 1903 года он удостоился тюремного замка за участие в беспорядках. Осенью Пятого года он в круговерти бурных казанских событий – санитаром боевой дружины. Незадолго до того закончил курсы санитаров – готовили на эпидемию холеры, да не послали. За «революционную санитарию» тюрьмы избежал, а вот добровольно ли (подальше от расправы) или по высылке зиму после того провозил дрова на Миасский завод с озера Миассова, в биографии не уточняется. Следует сказать, что о дальнейших революционных связях Сементовского нигде ни слова.

Хотя вот еще инородный штришок, говорящий о гражданской активности дипломированного географа. Как и заведено было, отличнику-выпускнику предложили остаться на кафедре. Он отказался, и вскоре уже мы находим его в качестве преподавателя географии и космографии (!) сразу в двух – 1-й и 2-й – женских гимназиях Екатеринбурга, и, судя по всему, неплохого. Благодарственные письма гимназисток печатались в «Уральской жизни». А вскоре после этой приятной публикации в начале 1908 года Сементовский уходит из гимназии – в знак протеста против существующих здесь порядков. Более того, остались свидетельства, в которых он критикует непорядки. Насчет этого в ведомстве просвещения было строго, и нашему земляку пришлось давать объяснение на официальное предписание ректора Казанского университета.

Очевидно, объяснение было принято, потому что вскоре молодой географ уже избирается лаборантом (наверно, должность более значимая, чем ныне) в альма-матер. Через год он получает звание приват-доцента после сдачи магистраторских экзаменов и чтения пробных лекций. С этого дня, 6 июля 1910 года, без малого полвека Сементовский читает лекции, в основном, в родном университете. Вырывает его отсюда гражданская война, заставив побывать и на Урале, и в Сибири, и снова на Урале, и в бывшей столице, в то время уже Ленинграде. Обширный земной круг странствий! Ну да с ним судьба обошлась милостиво. У многих из его университетских коллег странствия по земному кругу не замкнулись. Кого уж нет, а кто далече! Именно так оказалось, когда отгремела лихая пора.

Владимир Николаевич в молодые годы постоянно наезжал в родные палестины и в Миасском заводе был человеком свойским. Он активно участвовал в местной культурной жизни. Сын его Юрий Владимирович прислал миасским краеведам в числе семейных реликвий памятные салфетки-афишки благотворительного спектакля, где записано, что одну из ролей играет его отец, а мать исполняет оперные партии и романсы. По его воспоминаниям, Владимир Николаевич играл на фортепиано и духовых инструментах. В семье священника детям да вали музыкальное образование. Похоже, на почве музицирования и встретил молодой приват-доцент подругу жизни. Мария Афанасьевна Соколова была дочерью столичного (!) краснодеревщика. Судя по всему, тоже получила неплохое и общее, и музыкальное образование. Она и стихи писала, в книге стихи ее. Как она оказалась в уральском Приильменье, узнать не удалось, но доподлинно известно, что молодые венчались 30 июля 1912 года в Михаило-Архангельской церкви села Тургояк. По воспоминаниям Юрия Владимировича, Мария Афанасьевна одно время пела в опере, правда, недолго, но голос до старости держала и выступала с ариями и романсами на музыкальных вечерах в Казанском доме ученых. Аккомпанировал ей супруг, профессор Сементовский. До тех вечеров и профессорства были еще годы совместных странствий.

Весной восемнадцатого года приват-доцент с молодой женой (и уже не одни!) приехали, как обычно, на лето на родину. В конце мая рванул чехословацкий мятеж, на месяц Миасский завод стал прифронтовым городом. Потом Восточный фронт на год оторвал Урал от Поволжья, а Сементовских от Казани. Приват-доцент при белых преподавал в Миасской женской гимназии, а летом девятнадцатого оказался в эвакуации в Омске. Здесь Сементовские пережили обратный вал гражданской войны, страшный тиф и разгул при разгроме Колчака. В той бело-разгульной, победно-красной неразберихе приват-доцент зарабатывал семье на жизнь в Новониколаевске (Новосибирске) служащим губздрава и наробраза, лектором политпросвета и даже музыкантом в духовом оркестре (пригодилось музицирование!).

Чуть отчадили головешки гражданской войны, Сементовские возвращаются на Урал – в тогдашнюю столицу края Екатеринбург. Здесь организуется университет, и Владимиру Николаевичу предлагают место профессора естественно-географического факультета. В юном вузе идут реорганизации, в 1922 году факультет закрывается, и профессор Сементовский оказывается здесь не у дел. Но разумеется, не без работы. В новой уральской столице он нарасхват, учебные заведения растут как грибы после дождя. Он преподает геологию и космогонию в областной партшколе, географию в коммунистическом университете и педтехникуме, опытно-показательных школах и на курсах преподавателей географии; подрабатывает лектором; в «Уралкниге» редактирует научные издания (а ведь разруха!). Осенью 1924 года Сементовский возвращается в высшую школу. Его приглашают доцентом в Ленинградский пединститут имени Герцена. Он читает лекции и в университете. Через два года круг странствий замыкается, Сементовский возвращается в Казанский университет – профессором географии, этнографии и антропологии. Отныне и до скончания дней своих он – казанец, университетский преподаватель и ученый. Внешних событий в его дальнейшей жизни немного. Семнадцать лет (1934-51 годы) заведует кафедрой физической географии. Сдал кафедру в 69 лет, оставаясь профессором. Освободившись от организационных дел, чуть ли еще не 18 лет преподавал в университете и пединституте, выездом в учительских институтах Горького и Йошкар-Олы. Одно время вел сектор картографии и геоморфологии в Татарском геологоразведочном тресте.

Владимир Николаевич оставил научные работы во многих разделах географии, специализировался же он, оставив наиболее серьезные исследования, в лимнологии, геоморфологии и картографии. Так что круг его интересов был «приземленным», в той или иной степени связанным с недрами, горными образованиями и озерами. Вода, кстати, тоже минерал. Сыграло, конечно, свою роль то, что казанскую кафедру географии, открытую незадолго до его поступления в университет, и все годы учебы и начала университетской деятельности возглавлял известный геолог П.И. Кротов. По заслугам Сементовский называл его учителем. Да и как мог обойти «геологическую географию» уралец да еще уроженец столь уникальных по минералогии мест, как Приильменье. Бесспорно, проявлял интерес к «минералогическому раю» и наставник Сементовского, руководя его первыми поисками в родных горах, на родных озерах.

Приильменье стало полевым университетом Сементовского. Все свои студенческие каникулы он проводил в окрестностях Миасского завода, углубленно целенаправленно исследуя Ильмены и близлежащие озера. Итогом стала дипломная работа «Озера и реки Ильменского хребта». Кстати, она была напечатана в «Ученых записках» университета – высокая честь студенту-выпускнику. По сути, она стала первым обстоятельным гидрологическим исследованием нашего края.

Первый период научной деятельности Сементовского приходится на родные места, каждый полевой сезон он проводит здесь. Мы уже упоминали его первые научно-популярные книги. Дореволюционные годы были для него вообще плодотворны на публикации. Так в «Известиях Русского географического общества» были напечатаны его крупные статьи «Горные озера Урала» и «Исследование горных озер Урала летом 1913 г.». Помимо богатого полевого материала, они интересны и тем, что говорят о зависимости озер от ландшафта. Сементовский предлагает деление озер на горный, степной и переходный типы, что и бытует в лимнологии до сих пор.

Обратили внимание на дату выхода научных статей. 1914 год? Далее почти десятилетие войн и разрухи. До научных ли исследований было. Однако сразу же после гражданской войны Сементовский наезжает в родные места не только в гости, не зря ведь его в 1924 году избирают почетным членом Миасского общества краеведов. Кстати, одна из первых после почти десятилетнего перерыва его публикаций – «Экскурсия на Урал» (1926 г.), хотя и жил он тогда в Ленинграде и исследовал озера Северо-Западного края.

После возвращения в Казань его исследовательские интересы, конечно же, концентрируются на Татарии. Формируется новая республика, необходимо знать, что здесь и как, и Сементовский, как ведущий географ университета, загружен до предела. Под его руководством велись систематические исследования ландшафтов, геоморфологии, озер и рек Татарии. Их итогом стали крупные печатные труды по орогидрографии, геоморфологии, рельефу, природе и географии республики. Вообще же, все научные и научно-популярные публикации Сементовского назвать невозможно – более ста книг и статей. Даже беглое знакомство с ними – тема отдельной статьи. Упомянем лишь, что родные горы и озера наш земляк не оставлял без внимания всю жизнь. Лишь два его крупных «уральских» труда послевоенного периода – «Микроформы выветривания Урала» и «Физико-географические процессы в области озерных бассейнов Среднего Урала». Помимо приильменских озер, Владимир Николаевич исследовал каслинские озера, а так же Иткуль и Синару.

За значительный научный и преподавательский труд В.Н. Сементовский был награжден высшим советским орденом Ленина. Он носил звание заслуженного деятеля науки Татарской АССР, являлся почетным членом Географического общества СССР, будучи одним из организаторов и долгое время руководителем его республиканского филиала.

Завершая знакомство с нашим земляком-ученым, чья столь давняя публикация стала основой этой книги о Тургояке, остановимся на тех ее страницах, которые полны тревоги за судьбу нашей голубой жемчужины. Конечно, с времен его молодости, когда лишь берег возле села Тургояк обживался дачниками, да леса на противоположном вырубались на уголь для Златоустовского завода, да отравляли воздух лишь «нефтянки»-мельницы, проблемы сохранения озера многажды ужесточились. Как говорится, нам бы тогдашние беды! Но разве изменялась суть проблем и разве придумано что-нибудь новое в их решении сверх того, что предлагал на заре «эксплуатации» озера профессор Сементовский? «Гибнет Тургояк, и одно спасение, –восклицает он, – «заповедание» его и широкой полосы по берегам». Обратите внимание на кавычки. Нет, не полную изоляцию озера предлагает ученый, а бережное, научно-при-думанно-взвешенное, любопытное отношение к нему. Придумайте что-нибудь проще и лучше. Все остальное в природоохране всего-навсего соблюдение технологии и законности.

Завершу наше знакомство с Владимиром Николаевичем Сементовским, предложением, которое, конечно же, не могу не высказать. Разве не достоин наш земляк увековечения в родном городе? Вчитайтесь в строки статей В.Н. Сементовского. Они об истоках общества охраны природы, в его пору это Природоохранительная Комиссия Императорского Русского Географического Общества. В них первое упоминание о памятниках природы и первый призыв к их сохранению. По всему получается, профессор Сементовский был в числе первых борцов за природоохрану в России, а уж у нас-то, бесспорно, первым. Разве не достоин он нашего почтения? Традиционными у нас стали Бирюковские чтения – конференции краеведов Урала, посвященные памяти В.П. Бирюкова. Сементовские чтения краеведов-природников – вот что было бы достойным памяти нашего земляка-подвижника изучения и охраны природы Южноуралья.

Дата добавления: 2015-07-11