Я, мои друзья и героин 6 страница

Курочка и Бернд влезли в машину одного иглового чтобы там спокойно вмазаться, а я ушла в «Саунд». Теперь меня не пугало быть одной... Мне даже нравилось быть одной. Я была бешено сильная. Я села в «Саунде» на скамейку. Я сидела, скрестив руки. Подошла Астрид, глянула на меня и тут же спросила: «Черт, да ты на героине?!» Астрид временно была мой лучшей подругой. Но что за идиотский вопрос! Просто бабий вопрос!

Я вскипела и заорала на нее: «Пошла вон! Давай - гони отсюда!» Сама не знаю, почему я так сорвалась на нее...

Пришли Курочка и Бернд, полностью втертые. О! - вот Курочка снова был крутым типом! Детлефа в «Саунде» не было... Меня долбил сушняк, и я взяла вишневый сок. При одной мысли об алкоголе мне становилось плохо...

В пять утра Бернд спросил, не хотим ли мы к нему на чай. Мы пошли, - причем я с Курочкой под руку. Вишневый сок громыхал, переливаясь у меня в животе. Меня стошнило прямо на ходу. Ну, - я не стала делать из этого проблему, а они оба сделали вид, что не заметили...

Я шла и чувствовала себя как в новой семье. Мы не говорили много, но я знала, что могу говорить с ними обо всем. Всю жизнь могу говорить... Героин сделал нас братьями и сестрами... Мы все были равны в этой жизни. Мы были героинщиками! После стольких жутких недель, я чувствовала, что еще никогда в жизни не была так счастлива...

Я спала вместе с Берндом в его кровати. Он меня не обнимал. Мы были братом и сестрой, просто героиновыми братишкой и сестренкой. Курочка лежал на полу, упершись головой в кресло. Он лежал так до двух дня. Потом встал, потому что его опять начало долбить. Он должен был организовать себе дозу.

Я чувствовала какой-то странный зуд по всему телу. Я разделась до трусов и начала чесать себя расческой. Я расчесала себя чуть не до крови, особенно икры. Меня это не раздражало. Я знала, что игловые чешутся. По этой почесухе в «Саунде» и узнавали своих. Курочкины икры были так расчесаны, что на них не было видно и кусочка здоровой кожи - просто голое мясо. Он чесал себя перочинным ножом.

Курочка сказал мне перед уходом: «Ну все, давай, получишь порошок завтра...» для него было как божий день ясно, что теперь мне деваться некуда - я настоящая наркушница, и мне нужен героин. Сказал так невзначай, как что-то само собой разумеющееся, и я почувствовала это... Но я решила повести себя гордо и независимо. Ответила: «Не, оставь! Нормально, если ты мне вернешь это в четыре недели». В четыре недели...

Я снова заснула. Домой поехала только вечером. В метро неожиданно проснулась моя совесть, и теперь я говорила себе: «Слушай, Кристина, тебе только тринадцать и ты уже на героине. Что-то здесь не так!» Правда, скоро этот слабый голос утих. В конце концов, у меня было время... до первой ломки, - я знала, - мне еще далеко, я ведь только начала! Целую неделю я была на верху блаженства... Все шло просто супер! Дома больше не было вообще никаких ссор. Школу я воспринимала совсем уж расслаблено, иногда что-то делала и получала хорошие оценки. В некоторых предметах поднялась с двоек на четверки. Я стала ладить с людьми и наслаждалась жизнью... Как-то на неделе заглянула в «Дом». Оказалось, что уже четверо из нашей старой тусовки пересели на героин. Мы сразу организовали свою компанию и стали сторониться других. Вообще, в «Доме» с каждым днем становилось все больше и больше героинщиков... Героин пришел в коробки...

Отец Юрген Квант, директор евангелического обшества «Дом Центра»: Молодежный подвал нашего евангелического центра на протяжении многих лет был основным местом встречи молодежи из Гропиусштадта и Нойкелльна. Каждый вечер в клуб приходило до пятисот ребят и девушек, пока в декабре семьдесят шестого года мы не были вынуждены закрыть его ввиду растущего потребления героина среди молодежи. Этим мы надеялись привлечь внимание общественности к катастрофической ситуации, сложившейся в районе...

Что нас, педагогов, удивило, так это скорость, с которой Гропиусштадт превратился в район чрезвычайно неблагополучный в этом отношении. За какие-то считанные месяцы тридцать-тридцать пять ребят из нашего микрорайона пристрастились к героину - сели на иглу. Все предпринимаемые нами попытки убедить молодежь аргументами и дисциплинарными мерами в опасности употребления наркотиков, были восприняты ими совершенно в противоположном смысле - буквально как приглашение к столу! Мы расписались в своей беспомощности и несостоятельности, - эффективно противостоять этой проблеме мы не смогли. При работе с молодежью в «доме» проявилось именно то, от чего так упорно открещиваются государственные социальные службы: и речи идти не может о якобы схлынувшей волне наркотиков! Напротив, проблема приобрела размеры, сопоставимые и количественно и качественно с ситуацией в Америке. Ситуация в экономике страны образует все большее количество безработной и не учащейся молодежи, молодежи из рабочей среды. Все, что нам, педагогам, оставалось сделать, так это выступить с открытым протестом против чиновничьего равнодушия. Закрытие молодежного клуба должно было пролить свет на то, что многие определенно не хотели замечать. И это случилось: сегодня в Берлине идут активные дискуссии по этому вопросу. Государство было вынуждено признать проблему.

Сейчас молодежный клуб снова работает…Несколько необходимых условий для этого оказались выполнены: в Нойкелльне появился существующий при государственной поддержке консультационный пункт по проблемам наркомании, в Гропиусштадте - Сlean Вus для постоянной работы с неблагополучными подростками и некоторыми возможностями для терапии. Проблема наркомании за эти два года не потеряла своего значения, и это даже несмотря на то, что мы активно работаем со следующим - еще только подрастающим - поколением молодежи.

Многих подростков из Гропиусштадта, которые начали употреблять героин два-три года назад, уже нет в живых. Жизненные условия, в которых находится молодежь, за прошедшее время также не улучшились. Наряду со старыми проблемами очевидно появляется и новая: все больше и больше подростков в Гропиусштадте носят при себе оружие и готовы в случае сомнительной необходимости пустить его в ход. Неоднократно было замечено, что эта картина часто дополняется соответствующими националистическими аксессуарами и готовностью разделить фашистскую идеологию...

Большинство подростков, с которыми мы работаем в «Доме», растут в рабочих семьях. Ситуация там, несмотря на очевидный рост благосостояния, в последние годы характеризуется лишь постоянным ухудшением условий жизни. Возросшие профессиональные требования и постоянный стресс в школе, переполненные классы, нехватка учебных мест на производстве и безработица, конфликты в семье - вот конкретные проявления этого ухудшения.

В районах новостроек, таких как Гропиусштадт, - где проживает около сорока пяти тысяч жителей, ситуация многократно отягощается высокой концентрацией населения: то есть там много безработной молодежи, много семейных конфликтов, повышенная нехватка мест в школах и т.д. Кроме того, «естественная» обстановка таких районов, как правило, не может похвастаться ни природными условиями, ни какими-то особыми возможностями для отдыха. Страдают в первую очередь самые незащищенные группы общества - дети, молодежь и старики фактически брошены на произвол судьбы в этих разрушительных условиях. По окончании застройки Гропиусштадта - то есть после планового освоения каждого участка под застройку, оказалось, что там катастрофически не хватает пригодных площадок для детей и подростков, центров проведения досуга для молодежи и взрослых и, прежде всего - живой природы. Нет там ни больших парков, ни лесов, ни лугов - ничего, где дети могли бы на легальной основе пошуметь, а взрослые погулять.

Логика появления таких городов как Гропиусштадт основывается на понятии рентабельности капитала, и совершенно не направлена на удовлетворение необходимых жизненных потребностей человека. Приходится констатировать, что последствия такого полуфабрикатного образа жизни - ранее только предполагаемые - сегодня проявляются все четче.

Материальная нужда - причина очень многих конфликтов и семейных проблем. Высокая стоимость аренды и постоянно растущая величина прожиточного минимума принуждают людей ко все большей нагрузке на работе, к выходу на работу и мужа и жены, что подвергает жизнь человека неразрешимому противоречию - каждый день приходится мобилизовывать все больше и больше времени для работы, совершенно не имея возможности пополнить запас жизненных сил, и не становясь ни счастливым, ни зажиточным.

Всевозможный дурман издавна является тем испытанным средством, которое способно лишить человека печального сознания того, что он принадлежит к числу жертв общественного развития. Алкоголь уже многие годы выполняет эту функцию в рабочей среде,

- только в последние годы ему на смену пришли и другие средства: психофармацевтика - легальный и прибыльный бизнес - и наркотики, такие как кокаин и героин, - бизнес хоть и нелегальный, но тем более доходный. А учитывая ситуацию, невозможно удивляться растущему злоупотреблению наркотиками, возросшему уровню преступности, увеличивающейся брутальности общества и широкому распространению фашистских идей в молодежной рабочей среде.

Также невозможно серьезно спорить и с тем утверждением, что между ростом потребления наркотиков среди молодежи и постоянным ухудшением условий их жизни существует прямая связь. Связь, превосходно используемая в коммерческом смысле...

На следующих выходных после моего первого героинового эксперимента я встретила Детлефа в «Саунде». Он сразу же насел на меня: «Ну что, и ты туда же - вся в говне, да?! С ума сошла, что ли?!!» Астрид уже сказала ему, что я нюхачу.

Я тихо ответила ему: «Успокойся, старик. Посмотри лучше на себя, ты же настоящий игловой! Я тебе отвечаю, со мной так далеко не зайдет!»

Что мог Детлеф сказать? Он действительно сел на систему, и был теперь полностью зависим. У него еще не было ломок - эта фаза еще не наступила, - но ему постоянно хотелось вмазаться. Жутко хотелось... Короче, под конец он сказал мне, что у него нет денег, и что он бы охотно прикупил бы себе гарика.

Я сказала: «Вот видишь, старик, - и это ты меня учишь!» Я предложила ему вместе настрелять денег на порошок. Он согласился, хотя и знал, конечно, чем это закончится. За двадцать минут перед «Саундом» я собрала двадцать марок, У Детлефа касса оказалась гораздо тоще, но и этого с запасом хватало на двоих - много нам не надо было тогда. Вопрос, что достанется мне, в тот вечер даже не обсуждался. Это было и так ясно... Детлеф вмазался в тот вечер, а я раскатала дорожку. Так из моего намерения подойти к героину только через четыре недели ничего и не вышло...

Детлеф и я, мы снова были вместе, как будто и не разлучались. Никто не говорил о тех неделях, когда мы проходили друг мимо друга в «Саунде». Все снова было как в наши лучшие времена...

Да..., все складывалось как нельзя лучше. Если бы я не подсела на героин, то я никогда не сошлась бы снова Детлефом. Я сказала себе, что буду нюхать только по выходным. Каждый, кто начинает употреблять героин, дает себе такую клятву, хотя и не знает никого, кто бы оставался героинщиком по выходным. Более того, я вообразила себе, что спасу Детлефа от героина, не дам ему стать настоящим игловым. Я обманывала себя и была счастлива тем.

Нет, ну вероятно, я отдавала себе отчет в том, что это просто ложь, и, если кто-то заговаривал со мной о героине, я вскипала. Я затыкала уши и орала: «Тихо, ты, вали» - ну как тогда на Астрид. И я как-то странно начала ненавидеть всех девушек в моем возрасте, всех ровесниц. Смотрела на них и понимала, что они идут по моему пути. Я узнавала их в метро и в «Саунде» - этих маленьких пробовальщиц гашиша и кислоты. Двенадцати-тринадцатилетние бродяжки шатались по «Саунду», копируя в одежде и поведении взрослых наркоманов. Я говорила себе: «Ну, эта дурочка сядет на иглу, и эта сядет!» Я буквально выходила из себя при виде этих идиоток! Я их просто ненавидела! И мне как-то не приходила в голову мысль, что это я себя ненавидела, себя, а не их!

После нескольких героиновых уикендов я решила сделать двухнедельный перерыв. Это не составит мне никакого труда, думала я. Да, физически мне не стало хуже, - я практически ничего и не заметила. Но все говно снова вернулось ко мне, и эти домашние драмы и эта школа! Это было незадолго до пасхальных каникул семьдесят шестого года...

В первую субботу каникул я сидела на лестнице в «Саунде» и опять не знала, почему и зачем я там сижу. Две девушки спускались вниз по лестнице. Обоим было лет так по двенадцать, они носили бюстгальтеры, были жирно накрашены и подстрижены под шестнадцатилетних. Я тоже рассказывала всем, кто меня не очень хорошо знал, что мне шестнадцать - ну и гримировалась соответственно... Я испытывала отвращение к ним обоим, отвращение и презрение, но они меня заинтересовали, и я не выпускала их больше из виду.

По тому, как они рыскали по «Саунду», я сразу просекла, что они ищут знакомства. Они хотели в компанию... Конечно - в героиновую компанию. Они уже знали Ричи, шеф-повара «Саунда». Он был единственным престарелым сотрудником «Саунда», ему было где-то около сорока. Он торчал от девушек такого возраста. Такой добрый и нежный дядя для всех бродяжек... Они стояли у бара и болтали с Ричи. Потом заметили, что я наблюдаю за ними, и мы переглянулись. Ну, просто так, потому что были одного возраста... Одна из них подошла ко мне. У нее было такое невинное ангельское личико. ее зовут Бабси, сказала она, и спросила, нет ли у меня колеса для нее.

Я медленно молвила: «Забей - молодая ты еще. Это же вредно! Зачем тебе колесо?»

Я наслаждалась своим преимуществом... Я хотела показать ей, что некрасиво подваливать к настоящим героинщикам, чтобы просто стрельнуть какое-то идиотское колесо. Она смотрела на меня как на икону, широко открыв глаза, так, как еще недавно и я смотрела на ребят, стоящих на ступеньку выше. Она сказала, что хочет угостить меня вишневым соком и скоро вернется.

Когда Бабси ушла, ко мне подошла другая. ее звали Стелла. Она спросила, что Бабси от меня хотела. Я сказала: «Колесо». Стелла сказала: «Она тебе уже отдала деньги? Давай обратно! У меня пропало пять марок. Старуха их определенно свистнула!»

В этом была вся Стелла... Такая, какой позже я должна была выдерживать ее часами. Со временем Бабси и Стелла стали моими лучшими подругами. Мы действительно дружили. До тех пор, пока в газетах не появились статьи о Бабси...

Тут как-раз подошла Бабси с вишневым соком. Ничего, кроме презрения, я к ней не испытывала, но как-то одновременно она была мне очень-очень симпатична. У нее было ангельское личико и наивное какое-то, несложное поведение. Мы стояли и болтали о том, о сем. Бабси и Стелла недавно со свистом вылетели из школы. Прогуливали девочки, понимаю... Попали в компанию, в которой бешено садили - конечно, тут не до школы, понимаю... домой сунуться они не могли, бомжевать им надоело, и теперь вот они хотели узнать что-нибудь покруче, чем их старая гашишная компания... Бабси было двенадцать лет, Стелле тринадцать.

На следующий день я пригласила Бабси к себе домой и подарила ей пару своих старых футболок и трусы - у нее почти ничего не было из одежды. Потом она заснула у меня в кровати, а я стала готовить... Бабси мне действительно нравилась. Да и со Стеллой мы тоже неплохо ладили. Они так напоминали мне меня саму, только на несколько месяцев -моложе. В их окружении я чувствовала себя как-то приятней, чем с совершенно заколотыми игловыми... Девочки курили гашиш и закидывалась кислотой. Благодаря им я немного отошла от героинщиков. Только по субботам я немного нюхала. Все наши ребята смеялись, что я вожусь с подростками, но меня это не задевало...

У нас у троих было о чем поговорить. Дома были похожие проблемы. Отец Бабси покончил с собой, когда она была еще совсем маленьким ребенком. Мама ее работала танцовщицей в Восточном Берлине и фотомоделью в Западном и поэтому скоро у Бабси появился отчим. Отчим был пианистом. На весь мир известным пианистом, как говорила Бабси. Она очень гордилась своим отчимом... Когда мы заходили в какой-нибудь музыкальный магазин, она первым делом бросалась к пластинкам отчима. Пластинок действительно было немало. Но отчим не слишком-то заботился о приемной дочери, и поэтому Бабси жила у бабушки с дедушкой. Жила как принцесса... Я бывала у нее несколько раз. Огромная комната, обставленная отличной мебелью, сумасшедший проигрыватель и масса пластинок. Все как надо! И просто горы шмотья... Но со своей бабушкой - настоящей фурией - она все никак не уживалась, говорила, что с удовольствием жила бы у своей мамы. Короче, Бабси и знать ничего не хотела о своей роскошной бабушке с ее роскошной комнатой и потому бомжевала.

У Стеллы была очень красивая мама. Стелла ее очень любила. Отец Стеллы погиб на пожаре. Когда это случилось, ей было десять. С тех пор ее маме приходилось самой двигаться по жизни, времени на дочь у нее не хватало. Кроме того, она много пила. У Стеллы в то время был настоящий заскок. Она влюбилась в Мохамеда Али, восторгалась его силой. Я думаю, он был в ее фантазиях и отцом и возлюбленным одновременно…

Мы трое шли-катились по одной дорожке. Еще в первый день, когда я их увидела, мне было ясно, что девочки закончат героином, но пришла в ужас, когда однажды Стелла действительно попросила у меня порошок. Я бешено разозлилась и заорала на нее: «Ты что несешь? И думать забудь об этом, ты ни от кого не получишь тут ни полграмма! Я тоже бросаю это дело! Это вообще ничего не дает!»

Я так ничего и не выдала Стелле, и всех своих попросила ей не давать. Через пару дней Блэки, парень из моей компании в «Саунде», с которым она теперь дружила, все-таки дал ей немного порошка. Бабси, конечно, сразу же уцепилась за подругой. Но приторчать им так и не удалось, - с этим порошком они попали в облаву, и полицаи отбуксировали их домой. Несколько недель я их не видела.

Приближалась весна, и на улице становилось все теплее. Первые солнечные деньки всегда были для меня особым праздником - так было с самого детства. В саду распускались цветы. Бегать босиком, раздеваться и загорать, барахтаться в воде - что может быть лучше? Но в этом году напрасно я ждала это весеннее счастье. Казалось невозможным, как это - солнце светит все ярче и греет все теплее, а жизнь не становиться лучше? Я вся с ног до головы была завалена какими-то проблемами и даже не знала, что это за проблемы. Я нюхала героин, и тогда проблемы вроде как исчезали. Исчезали ровно на неделю...

В мае я отпраздновала свой четырнадцатый день рождения. Моя мама поцеловала меня и дала пятьдесят марок. Пятьдесят марок она сэкономила на хозяйстве... Я могла сама купить себе и подарить что-нибудь, чего мне особенно хотелось. Это-то меня и радовало. Подарок, подарочек!

Этим же вечером я рванула на Курфюрстендамм. На точку, понятно. Сорок марок ушли на две четверти героина. Столько порошка в один раз у меня еще никогда не было! На шесть марок я купила сигарет, - я курила теперь как сумасшедшая, одну сигарету за другой; пачка вылетала за два-три часа. И вот четыре марки у меня оставалось на «Саунд».

В клубе столкнулась нос к носу с Детлефом. Он нежно поцеловал меня и поздравил с днем рождения. Я тоже поздравила Детлефа, потому что его день рождения был только за два дня до моего. Детлеф был немного в печалях и рассказал, что родители в этот раз его поздравить не удосужились. Оказалось, что только я вспомнила о нем… Да - ему было еще хуже, чем мне! Я попыталась его утешить своим обычным «не переживай, старик», и кроме того, у меня был припасен отличный подарок для него. Доза! У меня было так много порошка, что мы оба спокойно могли торчать аж до воскресенья.

После этого совместного дня рождения, гигантской дороги для меня и порядочного дозняка для него, мы снова стали ходить вместе. До этого Детлеф шлялся то с одним приятелем, то с другим, а я часто бывала с Бабси и Стеллой, - но теперь мы все время проводили вместе, если я могла выбраться в центр. Детлеф как раз бросил свою учебу - он учился на водопроводчика и поэтому время у него было всегда... Если у нас хватало денег, мы оба покупали героин.

Пришли летние каникулы.

В первый день каникул мы с Детлефом и другими ребятами из компании поехали загорать на Ванзее. Обгорели там страшно, но - нет худа без добра! Там мне пришло в голову, как так на пляже подобраться к вещичкам, которые потом было бы легко реализовать. Мы перебрались повыше, туда, где в рощице лежали бабушки. Они там лежали себе в теньке, поскольку не переносили уже солнца.

Начали с мелочей, просто чтобы приобрести навык и заодно перекусить чего-нибудь. Мы подбирались к какой-нибудь подстилке с холодильным ящиком, чей владелец как раз ушел купаться. Тогда я громко говорила: «А бабушки-то и нет!» Потом быстро залазила в ящик. С первой попытки мы разбогатели на две банки колы, в следующий раз я свистнула платок и покрывало. А вечером вытащила переносное радио и пару мелочей, а Детлеф - часы.

Радио в пять минут ушло в «Саунде» за полтаху. Да, это был наш день! И я была уже совершенно счастлива, предвкушая вечер. Мы получили деньги, и я сразу сказала Детлефу: «Слушай, это нюхачество мне уже надоело! Я сегодня вмажусь».

Детлеф запротестовал. Но что это - пустые слова! В принципе, было уже все равно, колюсь я, или нюхаю… Просто, если только нюхаешь, нельзя считать себя настоящим игловым. Некоторые ребята у нас кололись только от случая к случаю...

Мы отправились к точке прямо на углу Курфюрстен-штрассе. Наш дилер признавал нас уже издалека, и сейчас он увидел нас, прошел два квартала и остановился, дожидаясь. Безопасность, что поделаешь! Я купила у него две четверти за сорок марок... Я хотела в конце концов вмазаться! Когда нюхаешь - долго ждать прихода. Если вмазаться, то героин падает как молоток. Многие сравнивали это с оргазмом, и теперь я просто хотела испытать это чувство, не дав себе труда даже секунду подумать, что назад пути уже не будет.

Мы зашли в общественный туалет на Потсдамер-штрассе. Мерзкое местечко... Перед туалетом как тюлени на льдине лежали какие-то алкаши. Они там и ночевали обычно... Мы дали им пачку сигарет, чтобы они постояли на стреме. Они уже давно знали - что к чему, и очень обрадовались подачке.

С нами была еще одна девка из «Саунда» - Тина. Детлеф достал из пакета шприц, ложку и лимон. Высыпал порошок на ложку, накапал туда воды и немного лимонного сока, чтобы порошок, который был, конечно, не очень чистым, лучше растворялся. Вскипятил раствор над зажигалкой и втянул его в шприц... Этот его старый шприц был совершенно засорен, игла была тупой как вязальная спица. Сначала кололся Детлеф, потом Тина, ну а потом игла полностью забилась и не пропускала уже ничего. По крайней мере, они оба так утверждали. Скорее всего, они просто не хотели, чтобы я начала ставиться. Меня весь этот цирк просто вывел из

себя… Идиоты.

Слава богу, в сортире был еще один фиксер - он только что вмазался. Полностью убитый тип, полностью опустившийся, полностью заколотый. Я спросила у него, не одолжит ли он мне машину. Не проблема, он одолжил. Теперь, правда, когда нужно было всадить себе игу в вену на локтевом сгибе, я ужасно струсила - боялась ведь шприцов. Закрыв глаза, я ударила, но ничего получилось, хотя я много раз видела, как это делают. Детлеф и Типа вели себя так, как будто их это не касается... Так мне пришлось попросить этого убитого помочь мне! Он понял, конечно, что я в первый раз... Короче, выставила себя полной дурой перед ним - старым игловым!

Он сказал, что это полное говно, не стоило бы этого делать, но, однако, взял шприц. У меня на руках вен почти не было видно, и ему было сложно попасть в артерию. Пришлось трижды втыкать иглу, пока в канюлю не стала поступать кровь. Бормоча что-то там о полном говне, он с размаху вогнал мне всю четверть...

Героин ударил как доской по затылку. Честно говоря, оргазм я представляла себе как-то иначе, - а теперь я просто отупела. Окружающий мир в одну секунду перестал для меня существовать - я его просто не воспринимала больше. Вряд ли я вообще думала... Я просто пошла в «Саунд», воткнулась в какой-то угол и стала пить вишневый сок.

Все было отлично... Теперь я была с Детлефом... Мы были как настоящая супружеская пара, только что не спали друг с другом. Между нами, кстати говоря, вообще не было никаких сексуальных контактов. Для этого я чувствовала себя еще не совсем взрослой, и Детлеф принимал это без долгих объяснений... Это тоже очень мне нравилось в нем. Да, что говорить, он был просто сказочным парнем!

Я была уверена, что когда-нибудь мы переспим. И я была рада, что еще ничего не имела с другими ребятами. У меня не было никаких сомнений - я знала, что мы всегда будем вместе. Когда мы гуляли в «Саунде», Детлеф провожал меня домой. Верные два часа. А потом ему приходилось топать из Кройцберга в Ланквиц, где он жил у отца...

Мы говорили с ним о каких-то нереальных вещах... Никаких отношений с реальностью я больше вообще не поддерживала. Действительность была для меня недействительна. Меня не интересовали ни вчера, ни завтра. У меня не было никаких планов - одни только мечты... Больше всего я любила говорить с Детлефом о том, что было бы, если бы у нас были деньги... Мы хотели купить большой дом, большую машину и модную мебель. Только одно не входило в наши планы - героин.

Ну, скоро у Детлефа возникла реальная идея как разбогатеть. Он сказал мне, что возьмет у дилера на реализацию героина - марок на сто, не больше. Эту кучу порошка он хотел разделить на десять чеков - каждый по двадцать марок. На вырученные от продажи деньги мы бы опять купили героин и, таким образом, каждый раз удваивали бы наш капитал. Я нашла идею роскошной... Тогда мы представляли себе очень просто все это дилерство...

Детлеф действительно получил кредит в сотню марок. Очевидно несколько мелких торговцев с нашей сцены выдвинулись наверх и искали теперь новых уличных дилеров себе на смену... Хорошо. Но появляться с нашим товаром прямо на точке мы не осмеливались - торговали в «Саунде». Детлеф, добрая душа, так прямо волновался за тех, кого ломало и у кого ни копейки не было за душой, что давал им порошок в кредит. Конечно - эти уроды так никогда и не расплатились! В общем, к вечеру половина героина ушла так, другую мы раскололи сами, и когда чеки кончились, у нас не оказалось ни пфеннига...

Этот тип, который кредитовал Детлефа, страшно обозлился, но так ничего и не предпринял, чтобы вернуть товар. Наверное, он просто хотел проверить, катит ли Детлеф под дилера, и теперь убедился, что у того нет ни малейших способностей к торговле... Ну, бывает - производственный риск.

Первые три недели летних каникул я провела с Детлефом. Мы встречались с ним уже в полдень и не расставались до вечера; как правило, большую часть дня мы, сбиваясь с ног, носились в поисках денег. Я делала такие вещи, которые раньше сочла бы невероятными для себя. Я воровала как сорока в супермаркетах. Все подряд, но прежде всего то, что можно было легко загнать в «Саунде». Получить деньги, купить героин... Редко когда выручки хватало на два укола в день. Но постоянно порошок нам вроде не был нужен - можно было перетерпеть. К счастью, мы легко могли обходиться без герыча целыми днями, - серьезной физической зависимости нас еще не было...

Во второй половине каникул я должна была отправиться к бабушке в Гессен. Бабушка жила там в маленькой деревне. И что смешно - я страшно радовалась и бабушке и деревне, а с другой стороны, не могла себе представить эти две-три недели без Детлефа. То, что я выдержу хотя бы несколько дней без «Саунда» и огней Кудамма, казалось мне вряд ли мыслимым. И все-таки мне так хотелось в деревню, - к детям, которые еще и слыхом не слышали о наркотиках, а просто плескались в ручье и катались верхом! Я сама уже не знала, кто же я все-таки...

Не долго думая, я разделила себя на две полностью противоположные половины, и стала писать тисьма сама себе. Это называлось: Кристина пишет Вере. Вера это мое второе имя. Кристина была маленькой девочкой, которая хочет к бабушке, Вера была игловой. И теперь они спорили в письмах...

Уже когда мама сажала меня в поезд, я была только Кристиной, а когда оказалась у бабушки на кухне, это было так, как будто я никогда и не ездила в Берлин. Я почувствовала себя снова дома, по-настоящему дома все из-за бабушки. Я любила ее очень! Бабушку и ее кухню! Кухня была как из книги с картинками. Настоящая крестьянская кухня с печью, огромными кастрюлями и сковородками, в которых всегда что-то жарилось и парилось на слабом огне... Так уютно!

С двоюродными братьями и сестрами да и с другими ровесниками в деревне я быстро нашла общий язык - пришлось заново познакомиться. Они все были совершенно нормальными детьми... Ну как и я. Среди них я снова чувствовала себя ребенком. Я ведь уже почти забыла это чувство! Туфли на высоком каблуке я забросила подальше в угол - одалживала себе у других ребят в зависимости от погоды то сандалии, то резиновые сапоги. К косметичке так ни разу и не притронулась. Здесь никому и ничего не надо было доказывать...

Я много каталась верхом. Мы играли в догонялки и на лошадях и пешком. Нашим любимым местом для игр был по-прежнему тот самый ручей... Мы все подросли теперь, и плотины, которые мы строили, были просто огромными! Там, у ручья, возникали настоящие водохранилища, и когда мы вечером открывали плотины, то возникал фонтан в три метра как минимум!

Ребята хотели знать, конечно, - как оно там в Берлине. Но я не рассказывала им много. Я вообще не хотела вспоминать о Берлине. Удивительно - но я ни разу не вспомнила о Детлефе! Собственно говоря, я собиралась писать ему каждый день, но так ни разу и не написала. Иногда вечерами пыталась подумать о нем, но с трудом могла даже вспомнить, как он выглядят... Он был из одного мира, а я из другого.

Дата добавления: 2015-10-30