Ed Sheeran - Open Your Ears 2. Ed Sheeran - Give Me Love

Как только его истерика слега утихла, Луи понял, что не может заснуть. Последние силы покинули измотанное тело; опустошенное, оно буквально трещало по швам, требуя перезарядки, но сна не было ни в одном глазу. А может быть, он просто не разрешал себе засыпать — он должен защищать Гарри. Должен греть его у себя на груди. Должен доказать ему, что он по-прежнему любим. Спать нельзя. Плевать, что плохо. Просто н е л ь з я.

Небо постепенно светлело, неумолимо приближалось утро, и первые солнечные лучи уже просачивались сквозь жалюзи, а он все лежал и лежал, так и не сомкнув ни на секунду глаз. Укутав Гарри в кокон из собственных рук, он не мог думать ни о чем, кроме тех шрамов, что исполосовали его молочную нежную кожу. И, быть может, это нелепо, но Луи словно чувствовал, что именно он ответственен за каждый из них: Гарри никогда бы не прикоснулся к себе, не будь ему так плохо, так невыносимо больно и одиноко. А Луи…у Луи не было ни какого права подпустить Гарри к краю, он был обязан сделать невозможное, но заставить Гарри чувствовать себя счастливым. Он был обязан перенять его боль на себя. Он был обязан заметить, что творится с Гарри в последнее время. А на деле он попросту облажался.

С наступлением утра теперь Луи мог рассмотреть всю палитру изуродованного тела Гарри. Его глазу открылись каждый синяк, каждая гематома, каждый шрам. Он вновь увидел четыре уже затянувшихся едва заметных шрамика на его бицепсе и, черт возьми, ведь он всегда думал, что они — следы, оставленные клиентами. Но теперь не оставалось никаких сомнений, что Гарри собственноручно калечил себя. А Луи не хватило ума сразу обо всем додуматься.

Чувство вины душило; и на часах было около девяти утра, когда Луи перестал бороться со сном и подорвался с кровати. Откинув одеяло, он поплелся на кухню готовить завтрак. Прошлый день порядком вымотал Гарри, и Луи надеялся, что тот проведет в кровати еще хотя бы пару часов, чтобы ему самому хватило времени подумать, как правильнее будет сообщить Гарри о своем открытии.

Забравшись с чашкой чая за барную стойку, Луи заткнул уши наушниками и, откинувшись на спинку стула, позволил музыке окутать себя, теряясь где-то между непрерывных звуков.

Растворенный в мотивах, он не слышал, как в соседней комнате Гарри начал шевелиться.

Едва открыв глаза, второй парень слегка дезориентировано осмотрелся по сторонам, пока воспоминания прошлой ночи не овладели им. Они кружили в голове туманными всполохами, перемешивая все события в обратном порядке: паб, огонь, ссора с Луи, Зейн и его разоблачение. Прижав плоские ладони к вискам, он прикрыл глаза и, проведя пальцами по волосам, слегка оттянул густые прядки.

— Ш—ш—ш, — шепчет он про себя, и все мысли таят, уступая вязкому чувству онемения.

Пустой взгляд наткнулся на яркое солнце, просочившееся сквозь жалюзи; Гарри зажмурился на мгновение и, часто смаргивая терзающий свет, медленно поднялся с кровати и побрел в направление двери. Но стоило ему ступить на паркет, как вдруг его взгляд приковали собственные ступни. Они были полностью обнажены. Глаза метнулись к лодыжке, и, взглянув на фиолетовые кресты-порезы, он тяжело вздохнул — Гарри не помнил, когда успел снять носки. Но зная себя, он понимал, что даже в самом ужасном состоянии он не мог быть таким беспечным. А это без сомнений означит лишь одно — Луи все видел.

Знакомая паника скрутила все тело, и Гарри попытался прикинуть, о чем Луи будет его спрашивать. Быть таким осторожным, держать все под контролем так долго, чтобы в одно мгновение вновь разрушить такое тщательно построенное равновесие …в голове сразу же стала складываться история, которой Гарри был просто обязан успокоить Луи, отвести подозрение.

Он мог сказать, что случайно порезался в душе или что споткнулся и неудачно упал на асфальт. Но все эти варианты мгновенно отбрасывались, Гарри прекрасно понимал, как нелепо они звучат. Шрамы не выглядели случайностью или неаккуратностью. Каждый тщательно выведен, предельно точно показывая, сколько боли Гарри выплескивал в них; внешне тонкие и хрупкие, все они олицетворяли каков масштаб его внутренних разрушений.

Глубоко выдохнув, Гарри попытался успокоиться, вспомнив об их вчерашней ссоре. Может, Луи подумал, что он порезал себя, потому что был очень расстроен? И, несмотря на то, что Гарри просто ненавидел обвинять Луи в своих проблемах, сейчас это был наилучший вариант. Собрав всю волю в кулак, он толкнул дверь в кухню, где и обнаружил сидящего за барной стойкой Луи, с закрытыми глазами и включенным айподом в руке.

В течение нескольких секунд Гарри удавалось оставаться незамеченным, но неожиданно Луи распахнул глаза, и они одновременно застыли, не отпуская друг друга ни на сантиметр. И сканируя его потухший взгляд, потерявший былой блеск, Гарри как никогда понимал, что Луи все прекрасно знает. Переполненные беспокойством, тоской и болью, в его глазах не было ничего, кроме миллиона вопросов, отчаянно нуждавшихся в ответах. С каждой следующей секундой они наполнялись слезами, и если бы Гарри не был так сосредоточен на глазах напротив, он бы понял, что и сам начинает плакать.

На какое-то время их словно подвесили над полом, и Гарри не смог уловить тот момент, когда, не расцепляя взглядов, Луи поднялся со стула, подошел вплотную к нему и, вытянув руки, прижал его к своей груди. Словно заледенев, Гарри вытянулся струной под его руками, жадно сжимающими ткань рубашки; надорванное горячее дыхание сорвалось с губ старшего. Гарри опустил отяжелевшие ладони ему на спину, и тогда уткнувшись в изгиб его шеи, Луи позволил первым рыданиям вырваться из груди. Умом Гарри понимал, что и ему необходимо наконец выпустить эмоции на свободу, но нутро будто сжалось в стальной кулак — он продолжал неподвижно стоять и держаться за Луи, совершенно не понимая, а что нужно делать ему.

И Гарри казалось, что прошла целая вечность, прежде чем произошло что-то странное. Что-то сперва не поддающееся объяснению, но определенно заставляющее чувствовать себя не комфортно.

Запах. Гарри пробежался глазами по всем углам квартиры, и теперь она казалась ему какой-то…плоской, что ли. Совсем не Луи. И запах здесь больше не принадлежал ему. Если на мгновение прикрыть глаза и втянуть здешний воздух, то можно почувствовать рядом с собой…Зейна. А если быть точнее, то сигаретный дым, всегда витавший рядом с ним. И Гарри едва успел зацепиться за эту мысль, когда Луи вдруг отстранился и взглянул ему прямо в лицо.

— Гарри, — охрипши произнес он дрожащими губами.

И стоило Гарри взглянуть на него, как сцепивший грудь лед тронулся — ведь Луи плакал. Плакал из-за него, а теперь стоит напротив и потерянными, пустыми и мутными глазами в немой мольбе просит…и Гарри понимает, что он заслужил хотя бы один ответ из миллиона мучивших его вопросов.

— Прости,… — прошептал он одними губами.

— Пожалуйста, расскажи мне, что случилось, — всхлипнул Луи, завивая пальцами кудряшки у самой его шеи.

И только Гарри хотел ответить, как вдруг непробиваемый ком преградил путь его словам, теперь затерявшимся где-то глубоко в горле. Сил на другую спонтанную ложь просто не осталось, поэтому часто качая головой, Гарри молча смотрел куда-то в пространство.

— Гарри, прошу, — тихо произнес Луи, но на этот раз уже чуть увереннее. — Я просто хочу помочь.

— Ну, я расстроился… — вновь прошептал он, ведя глазами от кухни до гостиной.

— Что заставило тебя грустить? — мягко спросил Луи, по кругу массируя его плечи.

— Моя голова, — выдохнул Гарри в ответ без единой задней мысли. И ведь он совсем не врет, ведь сейчас он честен настолько, насколько ему позволяет эта ситуация. Но даже несмотря на едва ощутимое спокойствие, он должен прекратить прежде, чем расскажет слишком многое. — Просто… плохие воспоминания в не слишком удачное время, — добавляет чуть погодя, чувствуя на себе его взгляд, чувствуя, что тот впитывает каждое слово. — Они завладевают мной, и я не знаю, как с ними бороться, — и Гарри впервые взглянул на Луи. Стоило их глазами встретиться, как его тело моментально пронзила невероятная дрожь. — И мне очень больно, — перестав бороться с первым всхлипом, прохрипел он в конце.

— Ох, Гарри, — выдохнул Луи и вновь притянул его к себе, покрывая бесчисленными поцелуями каждый сантиметр его шеи, умоляя, чтобы это помогло перетянуть всю его боль на себя. — Ты должен был прийти ко мне. Ты должен был рассказать мне обо всем. И я бы постарался помочь. Ведь ради тебя я готов на все, — Луи прижимал его все плотнее и плотнее, словно не собираясь больше никогда отпускать от себя.

Слушая нескончаемый поток самых разных воодушевляющих слов, Гарри старался держать себя в руках. Старался, но не смог. Несколько слез скатились вниз по щекам и, захлебываясь судорожными вздохами, он обхватил пальцами Луи за спину и упал к нему в объятия, всем телом прижимаясь к груди, словно ища в ней успокоение.

— Прости меня, — повторил он, и голос его сдавили рыдания. — Я больше не буду это делать. Я-я обещаю, — и едва произнеся последние слова, он вздрогнул, словно ощутив на себе всю боль Луи. Но он прекрасно понимал, что вряд ли когда-нибудь сдержит свое обещание.

— Просто пообещай мне, что в следующий раз ты придешь ко мне вместо того, чтобы…ну ты понимаешь, — и Луи резко замолчал, уставившись на их ноги.

Гарри сглотнул, часто-часто кивая и чувствуя, что Луи продолжает рассматривать его порезы, ему вдруг резко стало плохо. Физически. Нужно отвести от себя внимание. Нужно как можно быстрее закончить этот разговор. И мысленно пообещав Луи абсолютно все, что тот захочет, Гарри вдруг вспомнил…

— Ты ведь курил, да? — тихо спросил он, а Луи резко дернулся, пораженный такой неожиданной переменой.

— Я…эм…да, — промямлил он, и чувствуя, как вспыхнули щеки, царапнул себя за кожу. — Черт, прости меня, Хаз, — через мгновение выпалил он. Врать не было никакого смысла, если учесть, через что они уже успели вместе пройти. — И еще я пил. Той ночью, когда ты ушел, я так разозлился. Я словно надломился, понимаешь? Поэтому я взял у Зейна сигареты, бутылку и ушел на крышу,… мне было так неловко. И больно. Но сейчас я очень желаю о том, что натворил. И я обещаю тебе, что этого больше не повторится. Это была...секундная слабость.

И снова и снова больно! Гарри так долго изнывал его вечным беспокойством о себе, а в итоге привел его к настоящему рецидиву. Да, это всего лишь сигареты и алкоголь, но даже самая малая доля химикатов смертельно опасна для Луи.

— Это моя вина, — вдруг заорал Гарри, не слыша себя.

— Нет, нет! Гарри! Просто я вот такой идиот, воспринимающий все слишком близко к сердцу. Но здесь нет твоей вины! — Луи вновь подскочил к нему и притянул к себе, нашептывая на ушко самые теплые слова.

Но этого не должно произойти вновь. Луи не должен успокаивать Гарри. А Гарри не должен быть таким идиотом. И хоть Луи продолжал и продолжал уверять, что он ни в чем не виноват, Гарри был неумолим: именно из-за его лжи произошло именно так, именно его ложь разрушила его же жизнь. Именно его ложь подвела их к краю.

— Я тебе соврал, поэтому это я во всем виноват. Я не был у Стивена, и я солгал тебе, сделал очень больно. Так что это моя вина, — Гарри вздрогнул и шагнул назад, запуская пальцы себе в волосы и, до белых костяшек в отчаянии оттягивая пряди. Почему он так сказал? Почему он говорит такие вещи? Почему его стены рушатся?

— Ничего, ничего, все в порядке, — произнес Луи, но голос его был словно за сотни миль отсюда. Неожиданно стены квартиры буквально поплыли перед глазами, все вокруг начало крошиться, и Гарри едва ли удерживал себя от падения в общий водоворот. — Я никогда не был зол на тебя. Возможно, смущен. Возможно, мне было больно. Но я никогда, слышишь, никогда не был на тебя зол!

Гарри зажмурился, все еще пытаясь ухватиться за ускользающий контроль. Чувствуя, что врезается в стену, он сильнее сдавил ладонями голову.

— ХВАТИТ!

И последнее, что он помнил — тень Луи, склонившегося над ним.

Потому что неважно, что Луи еще скажет ему, но теперь все действительно кончено. Он согласился приехать к Луи лишь потому, что он нуждался в нем. И он по-прежнему нуждается, но теперь как никогда ярко и четко он понимает всю серьезность ситуации с Ральфом. Он понимает, что Ральф будет продолжать искать его и свои деньги. Что теперь его ненависть и одержимость только усилится. Ральф — больной собственник и, прекрасно зная, что Луи значит для Гарри, он не поскупится уничтожить его. Именно поэтому он обязан сказать Луи нет. Именно поэтому он обязан уйти.

Но неожиданный звук привел его в сознание. Гарри распахнул глаза и наткнулся на протянутую руку, Луи застыл над ним, мгновением ранее готовясь помочь ему подняться. Стук прекратился так же резко, как и начался, но спустя пару секунд возобновился с двойной силой. Эти двое разорвали взгляды и одновременно уставились на дверь. И прежде чем выйти в коридор, Луи нехотя оторвался от Гарри.

Гарри буквально захлебнулся собственным кислородом, когда Луи отворил дверь. Стоя в углу, ему не сразу удалось увидеть тех, кто зашел, но услышав знакомые голоса, он облегченно выдохнул.

— Он здесь? — раздался голос Зейна.

— Да, — почти шепотом отозвался Луи, и Гарри вновь почувствовал, как же тот все-таки устал.

— Мы пришли рассказать кое-что о вчерашней ночи, — послышалась Дани.

— О пожаре?

— Да, судя по всему, там были очевидцы.

Ему едва хватило терпения дослушать последнее слово, и сперва он не осознал, что буквально в два шага оказался в коридоре, где все и толпились.

— Гарри! — улыбнулся Зейн, увидев его в дверях.

— Они видели, кто устроил пожар? — игнорируя их взгляды, выпалил Гарри.

— Похоже на то, — кивнула Дани и прошла вглубь квартиры, как только Луи закрыл за ними дверь.

— Присядьте сначала, — перебил ее Луи, указывая на диван.

Дани и Зейн расположились на диване, парни пододвинули к ним кресла, и когда они все уселись, Дани продолжила рассказ.

— Это произошло не случайно. Очевидцы сказали, что могут описать человека, начавшего пожар.

Гарри сжался изнутри — ведь он знает, кто начал пожар. Ральф. И снова это именно он виноват в том, что он подпустил его так близко к родным.

— И полицейские говорят, что у них хорошие шансы поймать поджигателя.

А у Гарри закружилась голова — все это будто происходит не с ним. Будто совсем не реально. Они могут поймать его. Поймать Ральфа. Посадить в тюрьму. И все это может закончиться, но… даже понимая, что раньше времени ни в коем случае ни на что надеться нельзя, Гарри поймал себя на мысли, что начинает молиться.

— И кстати, несмотря на масштаб пожара, в самом доме почти ничего не повреждено и, слава Богу, никто не пострадал. А Саймон, наш хозяин, — уточнила Дани для Луи. — Пообещал взять весь ремонт на себя.

И после этих слов Гарри позволил себе вздохнуть чуть легче — да, он по-прежнему ненавидит себя, но впервые в жизни у него появился реальный шанс избавиться от Ральфа, все живы, а с Lego всё будет в порядке. Ничего большего в этой ситуации он и пожелать не мог.

— Гарри? — Даниэль неожиданно развернулась к нему.

— Ммм? — выныривая из своих мыслей, промычал Гарри.

— Ты в порядке? — спросила она, но имела в виду совсем не этот момент. Она спрашивала за все прошедшие дни разом.

А был ли он в порядке? Да, ему стало чуть лучше, но этого определенно было недостаточно. И оставив ее вопрос без ответа, он поднялся с кресла и, исчезнув в коридоре, молча закрылся в ванной. Возможно, это звучит нелепо, но как бы хорошо он не чувствовал себя в этот конкретный момент, он понимал, что за ним наступит следующий, и все вернется на круги своя. Он не в порядке. Он будто падает, летит, не зная конца, но уже предчувствуя, что когда-нибудь разобьется. О ненависть к себе.

И он нарушил свое обещание, данное Луи. Еще одна полоска появилась на его лодыжке. Но там и без того было слишком много серых линий, так что он понадеялся, что среди этого красно-серого месива Луи просто не заметит изменений.

Спустя минуту раздался стук. Слишком тихий, слишком нежный. Гарри без слов мог определить, кто за дверью. Остальные, должно быть, ушли.

— Гарри, что случилось? Поговори со мной, Хаз, — Гарри пришлось до боли сжать губы, чтобы не зарыдать в голос, и дорожки из слез еще не подсохли на его щеках. Голос Луи такой нежный. Теплый, мягкий…сладкий. И ничего большего Гарри не нужно. Луи был той самой «звездочкой», которую однажды он заговорил. Но он обязан ломать собственные мечты. Он не может держать Луи возле себя.

И снова...

— Гарри…

Тихий вздох и шорох вниз по двери.

— Окей, тогда я буду сидеть здесь. Я буду отсиживать свою огромную задницу до тех пор, пока ты не соизволишь показаться, — усмехнулся Луи.

А Гарри улыбнулся сквозь слезы и едва слышно хихикнул.

— Ага-а, я заставил тебя смеяться! — воскликнул Луи. — Так, та-ак, знаешь, у тебя красивый смех, — казалось, будто Луи больше сам с собой, чем с Гарри говорит. — Да и вообще ты сам очень красивый. Удивительный, если быть точнее. Каждая твоя частичка, — и Луи снова умолк, восстанавливая дыхание. — Она особенная, Хаз. Как и ты сам.

Губы Гарри задрожали; слезы без остановки текли по щекам. Слишком привыкший к оскорблениям, комплименты давались ему намного сложнее. Потому что их всегда больше, потому что больше боли они приносят за собой. Гарри не заслужил ни один из них. Гарри не мог понять их. Не мог понять, как кто-то может думать о нем в таком ключе. И ему больно, больно потому, что он не принадлежит этим словам. Но Луи почему-то все еще здесь, все еще говорит и говорит, осыпая его невероятным теплом. Но Гарри не прекрасен. В нем нет ничего особенного. Да и почему должно быть? Что может быть особенного в шлюхе?

Сдерживать себя не осталось сил; Гарри зарыдал в голос, захлебываясь, дрожа и раздирая криками глотку. И словно сквозь пелену он услышал, как Луи взлетел вверх, в панике забарабанив по двери.

— Гарри? Гарри, что случилось? Гарри! Ты в порядке? Блять, конечно ты не в порядке! Что случилось? Гарри! Поговори со мной! Гарри? Гарри…

— Во мне нет ничего особенного, — вздрогнув, Гарри подтянул ноги к груди, прячась в коленях.

— Есть. Ты весь особенный. Самый особенный. И я… —

Но Гарри перебил его, одним порывом поднявшись на ноги и, не смахивая с глаз слезы, не унимая дрожь, открыл дверь.

— Нет, я не такой, — надломлено, но четко выговорил он.

И Луи не стал спорить, когда Гарри проскользнул мимо него, скрываясь в спальне. Понимая, что находится не у себя дома, он не позволил себе хлопнуть дверью и попытаться закрыться, и поэтому совсем не удивился, услышав, шаги позади себя. Но он даже не обернулся, изо всех сил стараясь игнорировать Луи, с каждым его следующим шагом рыдая все громче, все сильнее, потому что Луи не все равно, потому что его забота убивает. Его забота останавливает сердце. А собственная ложь съедает изнутри: его прошлое и все это дерьмо с Ральфом издевательски стучит по вискам, не позволяя Гарри быть до конца честным. Он никогда не сможет рассказать ему все до конца.

— Гарри, — кажется, в тысячный раз за этот день позвал его Луи как никогда мягким голосом. И почувствовав, что он ложится рядом, Гарри попытался отодвинуться, попытался отпрянуть в сторону. — Я просто хочу помочь. Мне невыносимо видеть тебя таким. Потому что ты заслуживаешь намного большего. Ты должен быть счастлив, ты должен улыбаться каждую секунду, слышишь? Просто позволь мне помочь…

И когда Луи обнял его за талию, Гарри не дернулся в сторону. А когда тот укутал его своим телом то, всхлипнув в последний раз, Гарри и вовсе притих, лишь изредка шмыгая носом и отрывисто дыша. Он так боялся тех слов, что Луи уже дважды порывался сказать. И тот, словно поняв свою ошибку, стих, опустил голову ему на плечо, легкими поцелуями покрывая его шею. Еще какое-то время они лежали в объятиях друг друга, но прежде чем Гарри задремал, он поймал себя на мысли, что несмотря на то, что в руках Луи невероятное тепло, в душе он до сих пор чувствует себя потерянным и бездомным.

*

Следующие две недели тянулись невыносимо медленно.

От Ральфа Гарри не слышал ни слова, так как его телефон сгорел при пожаре.

В одной части Lego House еще шел ремонт, поэтому Гарри, Зейна и Дани на время приютили у себя остальные обитатели дома. Луи продолжал работать в кофейне и, всякий раз, когда ему приходилось уходить на свою смену, он сначала дожидался кого-то, кто сменит его рядом с Гарри. Оставлять его одного было опасно. Но сам Гарри был совсем не против «нянек», прекрасно понимая, что Луи просто не доверяет его одиночеству.

Ситуация после пожара показала, что нужно менять тактику. И если раньше Луи молча проглатывал все его оправдания и извинения, то теперь он понял, чтобы Гарри снова не оступился, с ним нужно говорить. И Луи решил действовать так же, как Найл и Лиам в самом начале его реабилитации — всегда быть рядом. Луи прекрасно помнил, как сам ненавидел эти вечные слежки, но сейчас, оказавшись по ту сторону баррикады, он признал, что без них он бы не справился. Он бы не выкарабкался без поддержки своих друзей. Поэтому ради безопасности своего мальчика он пойдет на всё.

Все эти две недели над его квартирой повисла тишина. Гарри нравилось молчать, обмениваться всего парой будничных слов, исправно кушать, сворачиваться калачиком возле телевизора, принимать душ, а затем прятаться под одеялом в кровати. Ни под каким предлогом Луи не удавалось вытащить его на улицу. Они не занимались сексом. Они даже почти не целовались. Луи предоставил Гарри некое пространство для самоанализа, но с каждым новым днем он начинал волноваться все сильнее.

А в конце второй недели, когда Lego почти отремонтировали, в кухонном шкафчике Гарри нашел бутылочку с таблетками. Раньше он никогда не находил у Луи лекарства, не считая наркотиков (оставшихся в прошлом), поэтому это обезболивающее его сильно озадачило. Но вдруг ему вспомнилась та ночь, когда избитый, он приполз сюда почти без сознания, и возможно именно поэтому Луи купил эти таблетки? И Гарри не мог не улыбнуться этой невероятной заботе о себе.

Он открутил крышку и высыпал на ладонь горстку таблеток. И необычное спокойствие приятной волной разлилось внутри. Вот оно — решение его проблем. Гарри надоело терпеть боль. И он нашел выход. Положив одну пилюлю в рот, он насухо сглотнул. Странное чувство. За ней второю. Следом третью. Ему казалось, что он сильнее.

Почему никто не караулит его? Луи вдруг снова начал ему доверять? Неужели сегодняшний утренний поцелуй подействовал? И Гарри лениво улыбнулся… это был чудесный поцелуй.

А что, если он выпьет их все? Откинется прямо здесь, на кафеле? Фу, как некрасиво наверное… Ему хотелось умереть красиво. Вот поэтому сегодня он надел любимые джемпер и джинсы. Да и к тому же умирать на кухне не правильно по отношению к Луи. Так что лучше в спальне. Под одеялом. Во сне.

Сжав оставшиеся таблетки в пальцах, Гарри зашел в спальню. На кровати огромным комом валялись подушки и одеяло — их с Луи крепость. Гарри грустно улыбнулся. Он больше не будет спать рядом с Луи. Он больше не будет чувствовать его руки на своей талии.

Он забрался на кровать и разжал ладонь. И уже почти поднес горсть ко рту, как вдруг вспомнил, что не оставил записку. Ни с кем не попрощался. Но он не мог оставить Луи вот так. Он должен был объясниться. Или… не должен?

Но все это потеряло значение, когда в квартиру кто-то вошел.

— Гарри?

Найл. Нянька на сегодня. А значит, Луи все еще не уверен в нем. И правильно делает. Но пока тот шел по коридору, у Гарри все еще оставались считанные секунды для расправы. У него оставалось время, чтобы сглотнуть. И тогда Найл ничем не смог бы ему помочь.

— Гарри! Вот ты где! — улыбнулся Найл и, ввалившись в комнату, плюхнулся на кровать.

Время вышло.

И сжав до хруста кулак, он натянуто улыбнулся в ответ.

— Привет.

*

Позже Гарри избавился от них.

Рыдая, он смывал таблетки в унитаз, впервые как никогда ясно осознавая, что от последнего решающего шага его разделяло всего лишь одно мгновение. Сбивая всех и всё на своем пути, за считанные минуты он домчался до Луи и, первый раз за несколько недель вжался в него всем своим телом, впиваясь поистине удушающим поцелуем. А когда смена Луи подошла к концу, именно Гарри предложил ему пойти прогуляться. И не существует слов, способных передать тот восторг, что Луи читал на лице Гарри, когда они вошли в кафе за мороженым. Шарик холодного мороженого на языке, теплые пальцы вокруг ладони, свежий воздух в парке, и Гарри понимает, как мало, на самом деле, нужно для настоящего счастья. Быть может, столь резкая перемена немного пугающая, но, кажется, впервые в жизни он принимает свое счастье, он начинает его ценить. И пускай это всего лишь мимолетное чувство.

Они расположились на «их» месте, и когда Луи прижал Гарри к себе, он впервые за две недели с наслаждением прислушался к тишине. Теперь она стала другой. Без жутких, обреченных нот. Луи целует его сладкие губы и слизывает шоколадно-молочные капельки с языка, а Гарри улыбается и кладет голову ему на плечо.

— Спасибо, что заботишься обо мне, — через мгновение прошептал Гарри, щекоча своим дыханием его за шею.

И сейчас, взглянув сверху вниз на него, такого по-детски свернувшегося калачиком в его руках, Луи понял, что наконец пришло правильное время для тех слов, что он еще совсем недавно в истерике выдыхал над его искалеченным телом. Но каким бы идеальным не было время, он также понимал, что эти слова растопчут его едва оправившегося мальчика. Поэтому он будет ждать столько, сколько понадобится.

— Я бы не смог иначе, — и Луи клюнул его в губы, прижимая к себе еще крепче.

*

Еще через два дня Гарри впервые после пожара переступил порог Lego. И ничего здесь не изменилось, разве что ковры на полу и перила на лестнице новые. В прихожей блестит обновленная мебель, из магнитофона музыка в каждый уголок доносит нотки новой жизни, а с верхних этажей веют головокружительные ароматы домашней кухни. Новоселье они будут встречать в светлой атмосфере.

— Гарри! — Шер в два прыжка спустилась с лестницы и заключила его в крепких объятиях. Он не видел ее и остальных с самого-самого пожара. — Я так рада, что с тобой все в порядке! Нет, конечно, Дани нас уверила, что ты в норме, но должна же я сама убедиться! Не видела тебя сто лет!

Две с половиной недели, если быть точнее.

— И я рад тебя видеть, Шер, — улыбнулся Гарри, выпутываясь из ее рук.

Луи где-то неподалеку над чем-то смеялся с Лиамом, а Найл, присосавшись к бутылке, запрыгнул верхом на Зейна, и они вместе с остальными принялись танцевать.

— Гарри, чувак! — неожиданно раздавшийся голос заставил Гарри вздрогнуть.

— О, привет, Джош, — и его он не видел больше двух недель.

— Будешь? — он протянул ему бутылку пива.

За секунду замявшись, Гарри все же кивнул.

— Да, конечно.

Сделав глоток, Гарри неловко шагнул чуть в сторону, почувствовав, что парень стоит слишком близко к нему.

— Ну, эм, как дела? — спустя несколько минут молчания, решился спросить Гарри.

— Хорошо, хоро-о-шо, — протянул Джош, ослепительно улыбнувшись. — Все это время мы с Сэнди жили у его мамы. И знаешь, они приняли меня. Это было чудесно.

И пока Джош перечислял все эти милые романтические глупости, которыми они с Сэнди занимались все это время, Гарри заворожено смотрел на него, на то, как выглядит счастливый человек. И ему вновь стало лучше. Да, пожар — его вина, но главное, что Джош и Сэнди не пострадали. Зейн и Дани не пострадали. Шер не пострадала. И даже вечно чем-то недовольная Элеонор заливисто улыбается — все они счастливы. Все они провели «каникулы» со своими семьями, но, не колеблясь, вернулись назад. И может эта трагедия подкосила каждого из них, но не в коем случае не сломила.

— Гарри! — и он в третий раз развернулся на звук своего имени, глазами встречая Луи, пробиравшегося к нему сквозь бесконечную толпу людей.

— На вкус как...пиво? — хихикнул тот, оставляя влажный поцелуй на его губах. Сжав губы в трубочку, Гарри, силясь не расхохотаться в голос, покачал бутылкой перед его лицом.

— Ага-а, ну теперь понятно.

И в глазах у Луи появился тот самый запретный огонек; нестерпимая тяжесть окатила жаром пах Гарри.

— Пойдем наверх, — понизив голос, прорычал он, чуть зажмурившись от приступа дежа вю. Ночь, Paradise, они с Луи сбегают из клуба к нему домой, где лишая его девственности, Гарри сперва совершенно не подозревает, что он — его первый.

Поднимаясь по лестнице, с каждой следующей ступенью, Гарри будто отматывал пленку назад, в то беззаботное время до Ральфа, когда единственной его проблемой были придурок Стивен и страх влюбиться. Когда они слонялись по улицам и зависали в автоматах. Когда Гарри заботился о Луи, помогая ему справляться со всеми его трудностями, выслушивая все его страхи и сомнения. И так странно, что всего за несколько коротких месяцев их жизнь развернулась ровно на сто восемьдесят. Что они полностью поменялись ролями.

Но быстро отбросив весь негатив, он решил сосредоточиться только на Луи и только на своем главном желании — чтобы он был внутри. Оказавшись на третьем пролете, Луи был готов парить над коридором, лишь бы быстрее оказаться в его квартире, но… Гарри легко усмехнулся и потянул его дальше вверх по лестнице, туда, где две недели назад Луи сорвался. Туда, где две недели назад Луи всю ночь провел один.

Несмотря на июнь, прохладный ветерок кусал за разгоряченную кожу — точно, как тогда в марте. Гарри прикрыл глаза, и держа Луи за руки, вдохнул свежий ночной воздух — алкоголь струился вдоль по венам, покалывало губы, хотелось улыбаться что есть мочи. И вдруг захотелось, чтобы все снова стало хорошо. Захотелось вернуться обратно, в то счастье, что он не ценил. Гарри устал жалеть себя. Гарри устал быть неотесанным депрессивным подростком.

Обернувшись к Луи и не расцепляя рук, он потянул его за собой вперед. Не спадающая улыбка находила свое отражение в блеске голубых глаз, и тот дернул его за руку, стремительно сокращая сантиметры между ними.

— Поцелуй меня?

И не дожидаясь ответа, Гарри сам припал к его губам, вырывая первые едва слышные стоны и легкий слегка запоздалый кивок. И снова не сдерживая рвущуюся на свободу улыбку, Гарри углубил поцелуй, и каждое новое прикосновение — уверенность, что все обязательно будет хорошо. Луи рядом, Луи его. И вместе они будут в порядке. И, может быть, во всем виноват алкоголь, но сейчас он уверен, что может взлететь. Так они целовали друг друга впервые: сперва нежно и аккуратно, но с каждой секундой лишь разгоняясь, разжигая внутри пожар, который невозможно затушить — желание.

Они не поняли, как оказались на полу, но когда Луи попытался перевернуться на спину, Гарри удержал его за талию.

— Нет, — задыхаясь, прошептал он. — Сегодня я хочу чувствовать тебя внутри себя.

Огонек в глазах Луи разразился настоящим пламенем, и он попытался зайти со спины, но Гарри вновь перекрыл ему путь.

— Я хочу видеть тебя, — не дыша, одними губами вымолвил он.

Кажется, он вообще забыл, как правильно дышать. Алкоголь смешался с кровью, обостряя лишь одно чувство — нужда. Тело кричало о Луи. Что-то разрывало его изнутри. И это неведение убивало. Гарри метался по сторонам, Гарри тонул от накатившего безумства, от того, что Луи в нем.

А тот был осторожным и очень нежным. Это их первый секс за две с половиной недели. И впервые за несколько месяцев Луи сверху. Он ласкает Гарри тягуче-медленно, и каждая частичка тела плавится под его поцелуями. Он входит в него, затаив дыхание, в полном мере осознавая, как Гарри нуждается в нем, как Гарри необходимо чувствовать его любовь изнутри.

Сейчас, здесь на крыше, он выглядел таким маленьким, и в руках Луи он будто вновь собирал себя по крупицам. Его безумные глаза распахнуты так широко, будто он видел Луи впервые. Его сердце готово разорвать грудную клетку, а губы раскрыты в немом крике, и задыхаясь, сквозь не сдерживаемые стоны он вышептывал его имя. Он тонул. Тонул в пучине, значащей гораздо большее, чем просто секс.

И сейчас он как никогда понимает, что готов к тем словам, что Луи уже пытался сказать ему. Сейчас он как никогда понимает, что готов сказать эти слова в ответ.

Быть может, это просто алкоголь играет с его сердцем злую шутку, а может это просто Гарри, и он, наконец, перестал хвататься за спасательные тросы — он позволил себе полюбить. Он захотел почувствовать, как это — быть любимым.

Дата добавления: 2015-10-29