Final chapter

Something changed in this heart of mine
and I'm so glad that you showed me.
Funny how I never felt so high,
it's a feelin' that I know,
I know I'll never forget.

Мы были правы, предположив, что у Энтони не возникнет проблем в дальнейшем взаимодействии с полицией. Тот факт, что они опоздали, был ему только на руку. Инцидента с мужем Линды могло бы вообще не произойти, если бы копы явились именно в те двадцать минут после встречи и арестовали бы ее сразу. Но если бы они были пунктуальны, то тогда этот парень, возможно, мог сбежать, так что в их позднем прибытии были и некоторые плюсы.

Боб так или иначе тоже сыграл свою роль, отправившись в отделение полиции вместе с Тони и объяснив им, что знает Айеро и его сына через общих друзей. Он заявил, что совершенно случайно прогуливался по парку как раз во время вспыхнувшего между Линдой и Тони спора. Заметив что-то неладное, он на всякий случай задержался, становясь «непроизвольным» свидетелем развязавшейся позже драки.
Помимо этого свидетельствовала и пара настоящих очевидцев. Их показания вместе с раной Дэймона, оказавшейся не опасной, освободили Энтони от возможных обвинений. Линда и Дэймон не могли похвастаться такой же удачей.

Следующие недели были забиты встречами с адвокатами, вызовами в суд, исковыми заявлениями, бесчисленными телефонными звонками и тоннами напряжения. С помощью психиатра Фрэнка, нам удалось держать его в стороне от всех этих процедур. Голдберг представил судье документы, удостоверяющие, что такой уровень давления был противопоказан для психического состояния Фрэнка и что мальчику категорически запрещено встречаться со своей матерью. Его присутствие требовалось только однажды, когда нужно было рассказать, что происходило после того, как Линда забрала его из учреждения.

Остальную же часть времени мы прикладывали все усилия, чтобы по максимуму развлекать Фрэнки; мы играли с ним, часто водили в парк, да и вообще всячески его баловали. Но все же мальчик был неглуп. Он знал, что что-то происходило. Должно быть из-за того, что он часто оставался с Рэем, Бобом или с моей мамой. И он не желал быть в неизвестности, он постоянно задавал вопросы. Я не мог сказать ему правду, не в самом разгаре этого запутанного судебного разбирательства, но я уверял его, что все будет хорошо, что все скоро закончится и снова станет на свои места. Что будет еще лучше.

Несмотря на наш страх, справедливость восторжествовала быстрее, чем мы ожидали. Мы были невероятно счастливы узнать, что нам удастся избежать того, чего мы больше всего боялись. Тем утром, когда позвонил Энтони и практически прокричал в трубку, что в судебном процессе не было необходимости, я вскочил на диван, прыгая, как маленький ребенок. Фрэнки понятия не имел, что вызвало у меня такую радость, но он даже не стал задавать вопросы. Вместо этого он также забрался на диван и, обняв меня, начал прыгать вместе со мной. Вспомнив только спустя несколько минут, что Тони все еще был на другом конце линии, я расспросил у него детали. Оказалось, что у полиции собралось достаточно доказательств, чтобы инкриминировать пару. Несомненно, целая кипа поддельных документов и присвоенная незаконным путем огромная сумма денег не предвещали им ничего хорошего еще с самого начала. Поэтому показания поверенного лица, директора учреждения и Грейс (которая приехала прежде, чем мы успели ее об этом попросить) закопали их шансы на освобождение еще глубже. Но решающим фактором, который пресёк все возможные попытки избавиться от обвинений, стала сама Линда. Испуганная, не видящая другого выхода, и, скорее всего, по совету своего адвоката, она сдалась с повинной, признавшись и раскаявшись в содеянном, что должно было смягчить ее наказание в дальнейшем. Она подробно рассказала о плане присвоения наследства Фрэнки и слишком показательно продемонстрировала плохо сыгранное сожаление, утверждая, что ее ослепили деньги.

Эти двое были обвинены по многим статьям: мошенничество, фальсификация документов, вымогательство, угроза жизни, нападение и незаконное присвоение чужих активов. Линде так же выдвинули обвинение в отказе от сына (которое было усугублено психическим здоровьем Фрэнка) и в лишении Энтони родительских прав. После некоторых запросов, судья принял к рассмотрению медицинское заключение Голдберга и добавил к списку обвинений жестокое обращение с несовершеннолетним. Доктор очень тщательно изучал те сны и воспоминания Фрэнки, стараясь помочь ему преодолеть психологическую травму, таким образом, он был в курсе всех страхов мальчика.
В итоге Линда и Дэймон были отправлены за решетку на много-много лет без возможности досрочного освобождения. Они не имели ни друзей, ни семей, которые могли или хотели бы помочь им, так что их игра оказалась официально проигранной. Все деньги были возвращены на банковский счет Фрэнки, распоряжение которым было передано Энтони, а также мне как второй альтернативе. Дом матери Линды – единственная собственность, которую она действительно оставила своей дочери, был продан, чтобы возместить уже потраченную сумму.

*

Первое, что пришло нам в головы, когда мы думали о деньгах, это лекарства Фрэнка. До последних событий идея получить бесплатное лечение казалась хорошей. Мы не воплощали ее только из-за того, что не доверяли никому из государственных организаций, пока Дэймон был на свободе. Даже после того, как он оказался в тюрьме, мы не спешили предпринимать какие-либо шаги, потому что теперь мы фактически могли платить за лечение; эти деньги, по большей части, именно для этого и предназначались. Попытка выбить право на бесплатное получение медицинской помощи заставляла нас чувствовать себя так, как будто мы крали шанс у людей, которые не могли позволить себе приобретать лекарства, кроме как по государственным квотам, поэтому мы приняли решение, что будем самостоятельно оплачивать лечение мальчика.
Но кое-что действительно не могло не измениться: наличие довольно большой суммы денег означало, что теперь мы могли перейти на лучшие препараты. Мы с Энтони обсудили эту проблему, в итоге придя к выводу, что Фрэнки имеет полное право на свое мнение о собственном здоровье. Принятие большинства решений мы доверили ему.

Мы втроем посетили офис Голдберга, чтобы внимательно выслушать все варианты, которые у нас были. Фрэнки задавал много вопросов (до этого с самым серьезным видом потребовав, чтобы Марк отвечал честно), ему понадобилось немало времени для размышлений, к тому же он без сомнения испытывал гордость за ответственность, которую мы на него возложили. После некоторых сомнений и без особого энтузиазма он все-таки согласился на добавление новых таблеток, способных унять дрожь в его руках. Для того, кто так любил рисовать и находился в постоянном движении, данная проблема доставляла слишком много неудобств. Однако мальчик наотрез отказался от новых седативных препаратов в своем ежедневном «медицинском меню». Он, кажется, не совсем разбирался в их предназначении, да и раньше никогда не интересовался их функциями; он просто заявил, что у него и так было достаточно таблеток, благодаря которым он хорошо себя чувствовал. Его отец и я не могли остаться более довольными его выбором.

Под конец мы говорили о плюсах и минусах антипсихотических средств, которые Фрэнки принимал сейчас, по сравнению с теми, что давали ему в больнице. Мы выяснили, что нынешние таблетки оказывали тот же эффект, а от Грейс нам уже было известно, что оба препарата в одинаковой степени помогали мальчику. Фрэнки поспешил добавить, что он хочет принимать такое же количество лекарств и не возражает против галлюцинаций, однако он все же предпочел вернуться к прежнему лечению. Его единственной причиной согласиться на это стало элементарное кокетство; мы были в курсе, что предыдущие препараты не вызывали такое дикое чувство голода и особо не влияли на вес.
И хотя мне нравилось то, как он выглядел, и я продолжал повторять ему это по миллион раз в день, в конце концов, это было его тело. В первую очередь именно он должен чувствовать себя комфортно.

Несмотря на замену препаратов, его предпочтения в еде остались практически такими же. Большую часть времени Фрэнки твердил о своем голоде и каждый раз краснел, когда мы напоминали, что теперь у него не было оправданий. Однако он уверенно заявлял, что доктор соврал. Мы продолжали по возможности контролировать его меню, хотя и не вели себя слишком требовательно. Как и раньше для нас в приоритете было его здоровье, а не пара лишних килограммов.

Фрэнки не переставал видеть своих воображаемых друзей, он просто научился игнорировать их, когда это было необходимо. Иногда было забавно наблюдать за тем, как он прилагал огромные усилия, концентрируясь на том, чем занимался, но время от времени смотрел куда-нибудь вбок и хихикал. Он наслаждался их компанией, и мы не смели этому препятствовать.

Вторым важным вопросом, который мы приняли во внимание, была Грейс. Мы хотели, чтобы медсестра перебралась как можно ближе к нам, даже предлагали ей соответствующую помощь, но она не была готова бросить детей, которые уже не один год находились под ее ответственностью. Некоторые из них были еще совсем малышами; женщина успела привязаться к ним, зная, что они нуждались в ней. Фрэнки без лишних сомнений понял ее, он сам когда-то был на их месте. Мальчик сказал Грейс оставаться там и окружать детей любовью, попросив лишь о том, чтобы она чаще его навещала. Даже не раздумывая, мы решили взять на себя все затраты Грейс на авиабилеты, чтобы она могла приезжать к нам хотя бы раз в один-два месяца.

*

За неделю до Рождества мы рассказали Фрэнки часть правды. А именно то, что бабушка, которая периодически навещала его в больнице, оставила ему большую сумму денег. Он едва помнил женщину, но все же ему было грустно узнать, что она умерла несколько лет назад. Проигнорировав упоминание о деньгах, мальчик долго плакал, уткнувшись в плюшевого медвежонка, которого она подарила ему еще в раннем детстве.
Чтобы как-то поднять ему настроение, мы спросили, чего бы он хотел больше всего купить на эти деньги. Ему потребовалось всего десять секунд, чтобы выдать ответ, который довел меня, Грега и Энтони до слез – огромный дом, где мы могли бы жить все вместе.

Возможно, нас накрыло эмоциями и счастьем, мчавшимся через наши головы, сердца и вены. Возможно, мы просто сошли с ума. Но уже спустя десять минут мы выбрались наружу в поисках нашего нового дома, обходя близлежащие окрестности и высматривая вывески «На продажу». Мы хотели найти что-нибудь подходящее недалеко от моей работы.
Через два дня исследований, консультаций, множества фотографий и заметок, звонков и раздумий, мы остановили выбор на симпатичном белом коттедже с красной черепичной крышей в десяти кварталах от нашего прежнего места проживания. Дом не был слишком роскошным или огромным, но кухня и гостиная оказались привлекательно просторными, вдобавок, там были две отдельные спальни и большой задний двор, где я уже представлял Фрэнки, бегающего с Песиком. Комнаты не нуждались в дополнительном ремонте, сам дом выглядел так, как будто только и ждал, когда в него заселятся.

И снова мы действовали импульсивно, уступая волнению, ведущему нас. Всего за один день с помощью Рэя, Боба, моей мамы, Алисии и парней из группы Тони мы перевезли все наши вещи на наше новое постоянное место жительства. Даже Майки удосужился принять участие в переезде, хотя и не переставал все это время жаловаться, называя меня чокнутым. Дом казался отчасти пустым, но рождественские украшения, в том числе и огромная ель, которую мы купили заранее, заполнили практически все пространство. Это были первые новогодние праздники Фрэнки в кругу новой семьи, и мы хотели сделать их особенными.

Рождество совпало с днем официального заселения, наша семья и друзья праздновали вместе с нами. Ни один из нас не мог отвести взгляд от Фрэнки. Мускулы его лица, должно быть, жутко болели на следующий день из-за его непрекращающихся широких улыбок, которыми он одаривал многочисленных членов своей семьи.
Санта был с нами особенно щедр. Я не думаю, что какой-нибудь другой ребенок когда-нибудь получал столько подарков, сколько получил Фрэнки. Настольные игры, плюшевые игрушки, видеоигры, наборы фломастеров, карандашей, одежда и даже именной ошейник и фиолетовый жакет для Песика. И да, Фрэнки действительно верил в Санта Клауса; я понял это, когда незадолго до праздников он с самым серьезным выражением лица сказал, что был хорошим мальчиком и с сомнением спросил, получит ли он благодаря этому еще больше подарков. Он объяснил, что в больнице Санта всегда приносил только маленькие подарки, чтобы их хватило всем детям. Пожилой мужчина с седой бородой сам так им и сказал, когда они однажды застали его ночью.
Наверное его можно было назвать везунчиком; мне всегда было жаль, что я слишком рано узнал об истинном лице Санты. Грейс так или иначе старалась поддерживать это волшебство и дарила его Фрэнки, или же он просто отказывался верить в другие версии. В любом случае, мы не собирались рушить его мечты и фантазии, не обращая внимания на его возраст. Кроме того, было довольно забавно вновь притвориться, что рождественские чудеса существовали на самом деле.

В ту ночь, когда мы все подняли бокалы для очередного тоста, и другая моя рука обнимала Фрэнки за талию, я про себя благодарил Бога. Я никогда не считал себя верующим человеком, но после этого сложного насыщенного года, я не мог отрицать, что было что-то или кто-то, кто постоянно оберегал нас. Назовите это Богом или просто высшей силой, но кто-то хотел, чтобы мы с Фрэнком встретились, чтобы полюбили и не раз спасли друг друга. Кто-то несмотря на все препятствия поспособствовал непростому воссоединению Энтони и его сына, заменяя боль и печаль улыбками и доверием.

Мы были внезапно подняты из-за стола, поскольку Рэй прокричал: «Дрянное время!». Когда мы оказались под открытой парадной дверью, моя мама кивнула вверх, указывая на пышную омелу, висевшую прямо над нашими головами. Я совершенно забыл об этой старой традиции, а Фрэнки и вовсе выглядел ужасно смущенным, но все присутствующие нараспев требовали от нас поцелуя, поэтому мы подчинились. Мы целовались долго и неспеша, пока старинные часы моей мамы наполняли дом двенадцатью ударами. Я мог слышать мысли Фрэнки, или, возможно, они просто совпадали с моими собственными – «Мы попали в кино?»

*

Праздники прошли, и настало время отправлять Фрэнки в школу. Нам удалось устроить его в частное учреждение, где мальчика приняли без проблем даже в середине учебного года. Его определили во второй класс, чтобы он не сильно отставал от программы, таким образом, он сможет привыкнуть к обстановке, а учителя заодно проверят его уровень знаний. И уже в следующем году руководство примет решение, оставлять ли Фрэнка в том же классе или переводить в следующий.

В выходные перед первым учебным днем мы решили навестить мою маму. После того, как она окинула Фрэнки быстрым взглядом, ей пришла в голову плохая идея – предложить ему подстричься перед школой. С тех самых пор, как я его встретил, он категорически отказывался делать что-то кардиальное с волосами, так что они успели отрасти почти до плеч. Мне нравилась его прическа, но если говорить честно, то на голове мальчика действительно творился легкий беспорядок. Этот непослушный вихрь можно было усмирить хотя бы немного. Но он не согласился, и в тот же момент на нас посыпалось море проклятий. Фрэнки кричал на мою маму и на каждого, кто пытался его успокоить, бросая попадающиеся под руку вещи, отталкивая меня, а в итоге и вовсе спрятавшись под кроватью Майки.

- Ну, я так понимаю, визит в парикмахерскую отменяется… - засмеялась Донна.
- Определенно, - согласился я. Эта идея могла закончиться перевернутым верх тормашками салоном и несколькими пинками под зад некоторым людям, не говоря уже о тонне оскорблений, которыми бы Фрэнки осыпал парикмахеров.
- Что тогда делать?
- Как насчет того, чтобы для начала… вытащить его, черт возьми, из-под моей кровати? – возмутился Майки. – Мне нужно учиться.
- Я НЕ В-ВЫЛЕЗУ, ОСТАВЬТЕ М-МЕНЯ ОДНОГО! – донесся голос Фрэнка из его укрытия.
- Малыш, ну хватит! Мама не собиралась стричь твои волосы, мы никогда этого не сделаем, если ты сам не захочешь, - попробовал я.
- З-ЗАТКНИСЬ! НИКТО НЕ Б-БУДЕТ ОБРЕЗАТЬ МОИ В-ВОЛОСЫ! ЗАДНИЦЫ! ВЫ ВСЕ Д-ДОЛБАННЫЕ ЗАДНИЦЫ!
- Фрэнки… - Алисия опустилась на пол около мальчика и подняла свисавшее с кровати покрывало. На голову Фрэнка был накинут капюшон, защищавший самое главное сокровище мальчика. – Знаешь, я частенько подстригаю своих друзей. Мне это действительно нравится и пока никто никогда не жаловался…
- Я жаловался! – вмешался Майки, усмехаясь.
- О… я тебя умоляю, Майки. У тебя на голове такое гнездо, что его и волосами-то трудно назвать, - не осталась в долгу девушка. – Так вот, Фрэнки… если ты мне доверишься, я могу подстричь тебя…
- Н-НЕТ, МНЕ Н-НРАВЯТСЯ ДЛИННЫЕ!
- Я знаю, я знаю. Мне тоже нравятся, я влюблена в твою прическу. Разве я не говорю тебе об этом каждый раз?
- Г-говоришь…
- Я подстригу их совсем чуть-чуть, буквально на пару сантиметров, благодаря чему твои волосы стянут мягкими и будут выглядеть еще симпатичнее. Я придам им более аккуратную форму, в том числе и челке, - с терпением объясняла она, стягивая капюшон с его головы.
- Н-не знаю… - с сомнением протянул Фрэнки.
- Пожалуйста. Я обещаю, они будут почти такими же длинными, тебе – и, конечно же, Джерарду, понравится, - Алисия протянула ему руку, и Фрэнки взял ее, разрешая вытащить себя из-под кровати.

Поначалу он ни секунды не сидел на стуле спокойно, смертельно боясь за судьбу своих волос. Но как только Алисия предупредила его, что из-за такого ерзанья она может отрезать что-нибудь лишнее, он тут же замер на месте, словно статуя.
- Побрей его! Побрей, побрей! – с энтузиазмом прокричал Майки. Я догадывался, что он никогда не оставит попытки довести Фрэнки. Это было одним из его любимых спортивных состязаний.
- Н-НЕТ! ИДИ ТЫ В З-ЗАДНИЦУ!
- Я сейчас тебе яйца побрею, - ответила Алисия своему неугомонному парню.
- О, серьезно? А с чем ты потом будешь играть? – он завлекающе пошевелил бровями. Фууу. – Лучше побрей яйца Джерарду, он как-то делал это раньше.
- Т-ты брил с-свои яйца? – Фрэнки чуть не задохнулся от шока, смотря на меня широко раскрытыми глазами.
- Что? НЕТ!
- Да, ты делал это! – настаивал на своем Майки. – После того, как ты сказал, что они слишком…
- Хватит, Майки. Не было такого никогда! – перебил его я. Насколько я помнил, я этого действительно никогда не делал. Я, возможно, и мог решиться на какие-нибудь сумасшедшие поступки, когда напивался, но если бы я побрил себе яйца, то потом бы это заметил… ведь так?

Мой брат вскоре все же замолчал, позволяя Алисии делать свою работу. Фрэнки не только остался удовлетворенным конечным результатом, но и был на седьмом небе от счастья. Он не отлипал от зеркала, то и дело касался волос, крутил головой, спрашивая у нас, что мы думали. Он выглядел замечательно. Теперь его волосы были примерно той же длины, как в тот день, когда я впервые его увидел, то есть чуть выше плеч. Алисия изловчилась подстричь его в несколько уровней, сделав что-то вроде «лесенки», поэтому локоны остались такими же вьющимися, но уже не было того непослушного объема, который Фрэнки всегда ненавидел. Новая стрижка даже заставила волосы казаться более темными, что очень выгодно подчеркивало его потрясающе яркие глаза. Челка тоже подверглась некоторым изменениям, но по длине осталась практически такой же, что и раньше, и в случае необходимости ее легко можно было заправить за ухо. Он потрясающе выглядел со спадающими на глаза прядями волос, но для школы это было не очень практично.

*

За день до школьного дебюта Фрэнк нервничал так сильно, что мы уже стали сомневаться, выдержит ли он такую нагрузку. Он нарезал круги по дому, разговаривал с самим собой, проверял свой рюкзак каждый час, практически не спал ночью и отказался принимать успокоительное, потому что «из-за таблеток он будет хуже думать в школе».
Что было удивительным (а может и не очень, учитывая его состояние), на следующее утро Фрэнк проснулся первым. Одевшись с рекордной скоростью, он ворвался в спальню Тони и Грега и, запрыгнув на их кровать, возбужденно прокричал: «Папы, вставайте, или я опоздаю!»

Так как это был особый случай, и мы понимали, как сильно переживал и боялся Фрэнки, мы решили втроем сопроводить его в школу. Прежде чем мы вышли из машины, я поцеловал своего парня, желая ему удачи. Как только мы оказались в здании, для всех окружающих я стал всего лишь дядей Фрэнка. Наша правда носила весьма непростой характер. И хотя у нас на руках было юридическое одобрение, мы не могли быть уверенными, что наши отношения легко воспримут и поймут. Энтони и Грег тоже выразили желание скрывать свою связь, однако мы с Фрэнком были категорически против. Это место собрало в себе много разных, не похожих друг на друга людей, которые каждый день своей жизни имели дело или боролись с дискриминацией. Поэтому я думал, что это было бы нелепо, если на мальчика станут смотреть косо только из-за того, что оба его родителя мужского пола. Чуть позже в тот же день, когда мы приехали в школу, чтобы забрать Фрэнки, он с гордостью представил своих пап некоторым учителям, и я почувствовал, что у нас не было ни одной причины для беспокойства. Женщины дружелюбно улыбнулись, а затем поздравили пару с тем, что у них очень вежливый, добрый и воспитанный сын.

Со второй недели Фрэнки стал пользоваться школьным автобусом. Для нас это было нелегкое решение, мы буквально чувствовали себя опустошенными, наблюдая за тем, как он самостоятельно садится в общественный транспорт, увозящий его от нас на несколько часов. Сотрудники, которые присматривали за детьми в автобусе по дороге в школу, подверглись с нашей стороны утомительному допросу, продолжавшемуся до тех пор, пока мы не убедились, что выполнялись все меры безопасности: транспорт в хорошем состоянии, водители компетентные, окна и двери автобуса в исправности, внутри всегда достаточное количество штата, следящего за школьниками. Мы не могли назвать свое беспокойство чрезмерным, когда речь шла об автобусе полном разного возраста детей с умственными и даже физическими проблемами. С другой стороны, мы отлично понимали, что Фрэнк нуждался в большей независимости, вследствие чего он в дальнейшем смог бы завести друзей не только из своего класса.

Однако мы были не настолько решительны, чтобы слишком далеко отпускать от себя мальчика. К тому же Фрэнки не возражал против нашего стремления защищать его и сам попросил то, на что естественно все были согласны – по утрам он один ездил в школу на автобусе, но Энтони и Грег, или изредка Рэй (если у парней был назначен концерт в другом городе), забирали его домой на машине. Чувствуя себя обделенным из-за графика работы, я иногда договаривался с водителем автобуса и сам довозил Фрэнка до школы, чтобы побыть с ним несколько лишних минут.
Мы были сплоченной и особенной семьей, члены который настолько любили и дорожили друг другом, что даже недолгая разлука казалась болезненной. Причем в нашу компанию вписывался еще и Песик. Когда Фрэнки не было дома, щенок подбегал к двери или окну и громко лаял, стоило ему только услышать подъезжающую машину, из которой уже через мгновение выходил его обожаемый хозяин.

Чем больше проходило времени, тем сильнее Фрэнки наслаждался учебой, даже если иногда какой-то материал давался ему с трудом, из-за чего он часто проклинал и ругал все вокруг. Он понимал, что должен был учиться. Никто не сердился на него за ошибки или часто задаваемые вопросы. Все учителя отличались терпением и внимательностью к ученикам, уроки были упрощены, а темы по разным предметам разделены на несколько блоков, которые с легкостью проходились за короткие промежутки времени, из-за чего дети надолго сохраняли неподдельный интерес к тому или иному материалу. Мы все гордились Фрэнки уже за то, что он старался, а если учитывать его упрямство, то становилось понятно, что вряд ли он сдастся на полпути.
Но все же иногда он ленился, особенно в те дни, когда отягощенная довольно сильными лекарствами и частыми нагрузками голова начинала болеть или кружиться. Но он никогда не просил разрешения остаться дома и пропустить школу. Учителя, часто сталкивающиеся с проблемами такого рода, не отправляли его на уроки, если он чувствовал себя плохо. Вместо этого Фрэнки разрешали оставаться в художественном классе, где он мог спокойно рисовать, раскрашивать или же заниматься другой творческой деятельностью. В школе также был музыкальный зал, где мальчику позволяли играть на барабанах, и конечно же он не забыл похвастаться тем, чему его успел научить Грег. Технику его игры по-прежнему нельзя было назвать идеальной, но постепенно чувство такта только улучшалось.

Из-за возросшего интереса к музыке, Фрэнк наконец-то осмелился посмотреть выступление группы отца вживую. Это оказался большой клуб недалеко от нашего дома, который, по словам Энтони, никогда не был слишком переполнен, таким образом, мы поговорили с Фрэнком и мягко попросили хотя бы попробовать; если музыка была бы слишком громкой для него, то я сразу же увел бы его домой. Неожиданно у Рэя возникла отличная идея – мы приобрели для мальчика беруши. Он мог так же слышать, однако окружающий шум был значительно приглушен. Сомнения Фрэнки рассеялись практически в тот же момент, когда он понял, что в музыке, наполняющей клуб, не было ничего страшного, поэтому он наслаждался концертом как самый главный и преданный фанат группы «Бездомные души», которым он и являлся. Зная слова большинства песен, выученных на репетициях или от прослушивания их на дисках, он стоял в плотную к сцене и подпевал. Никто из нас не смог заставить его сесть за столик. На заключительной композиции Энтони пригласил его к себе на сцену, с гордостью объявив на весь зал, что это его сын, который на следующей песне разделит микрофон с Джейком.
После того вечера, как он стоял на сцене перед аудиторией и получал свою долю аплодисментов, Фрэнк стал завсегдатаем музыкального школьного класса. Он с уверенностью заявил, что однажды научится играть на барабанах так же хорошо, а потом обязательно будет брать уроки вокала.

Кроме интереса к всевозможным видам искусства, была еще одна вещь, которую обожал Фрэнки, а именно – заводить друзей. Друзья, которые так или иначе были чем-то похожи на него и не высмеивали его манеру разговаривать, очки или глаза. Конечно, не обошлось без исключений, как и в любом другом заведении, однако благодаря тому, что учителя придерживались идеи равенства, даже слишком задиристые дети не приносили особых проблем.

При том, что Фрэнки продолжал дружить с Мэл, часто встречаясь с ней в парке, он нашел еще одного лучшего друга, на этот раз уже в школе. Его звали Джеймс. Он был моего возраста, превосходил Фрэнка в росте и имел грубоватый низкий голос, но его умственное и физическое развитие находилось на уровне десятилетнего ребенка.

Фрэнки никогда не терял то шестое чувство, которое присуще большинству детей, так же как и Мэл, которая когда-то продемонстрировала это во время разговора со своим отцом о Фрэнке – они могли видеть душу человека, его сущность. И только на этом ребенок строил свое отношение, не обращая внимания на биологический возраст окружающих.

В тот момент, когда парни обменялись первыми словами, Фрэнки уже знал, как вести себя рядом с Джеймсом и не нуждался ни в чьих инструкциях.

История Джеймса в чем-то походила на историю Фрэнка, об этом нам как-то раз рассказала его приёмная мама. Из-за осложнений во время родов мозг мальчика долгое время не получал кислород, в результате чего перенес огромную нагрузку. Услышав неутешительные диагнозы врачей (хотя никто не мог сказать точно, что ждет малыша впереди), его родители отказались от него. Больше двадцати лет он жил в приюте, пока эта пожилая женщина не вступила в ряды добровольцев, а спустя какое-то время она уже была влюблена в мальчика. Вместе с мужем она решила усыновить Джеймса и дать ему образование, которого он всегда был лишен. Это был его второй год обучения, так что они с Фрэнком находились в одном классе. Он прекрасно разговаривал и был заметно умен в интеллектуальном плане, хотя в отличие от Фрэнка, который часто вел себя по-детски, но при этом испытывал те же самые чувства, что и любой другой взрослый человек, Джеймс на эмоциональном уровне всегда оставался ребенком.

Парни отлично дополняли друг друга. Фрэнки заботился о Джеймсе и огрызался на любого, кто дразнил друга и высмеивал его ребяческое поведение, смело заявляя в лицо обидчикам следующее: «Р-разве ты не видишь, ч-что он всего лишь р-ребенок?». Джеймс, в свою очередь, выступал в качестве телохранителя, когда более высокие мальчики издевались относительно низкого роста Фрэнка: «Он хоть и маленький, но может дать тебе по заднице. А если он не даст, то дам я». Фрэнки помогал Джеймсу в художественном классе, а Джеймс оказывал ему помощь в математике или в чем-либо другом, что давалось тому с трудом. Они частенько спорили во время выполнения домашнего задания, особенно когда оба занимались у нас или же у Джеймса, однако их стычки не длились долго.

*

- Н-нет… нет, заткнись! Тшшш… д-дай мне п-подумать! Нет, все н-непонятно, не так… н-нет. Тут дорожка и ц-цветы… может быть. П-птицы, да. Но не это, н-нет, - Фрэнки, кажется, о чем-то рассуждал, и поначалу я подумал, что он болтал с Джеймсом. Но не слыша голос второго мальчика в течение нескольких минут, я оторвался от готовки и заглянул в гостиную. Фрэнк разговаривал сам с собой, произнося в основном бессвязные фразы. Он кивал головой, дергал плечами, тянул себя за волосы или же размахивал руками. Это часто происходило, когда он слишком переутомлялся, делая домашнюю работу, а особенно математику.
- Фрэнки… ты говоришь глупые вещи, - Джеймс наклонил голову и нахмурился. Его растерянно-удивленный вид не мог не показаться забавным. Мальчик, естественно, даже не догадывался о психических заболеваниях и сам не принимал никаких лекарств. Не зная, как привлечь внимание своего младшего друга, он не выдержал и ущипнул того за нос. – Фрэнки!
- Ай! Д-да… что?
- Ты говоришь глупые вещи, - повторил Джеймс.
- Я н-не говорю, з-задница! Я не г-глупый! – сердито выкрикнул Фрэнк.
- Фрэнки… Джеймс не хотел тебя обидеть, успокойся, - я решил вмешаться, зайдя в комнату.
- Да, я не хотел! Ты только… много говорил всякой ерунды и делал странные вещи, - Джеймс переключился на прядь своих волос, нервно наматывая ее на палец. Он всегда заметно расстраивался, когда то, что он нечаянно выбалтывал, вдруг причиняло боль Фрэнку.
- О… я не з-знаю. Люди иногда г-говорят мне, что я р-разговариваю, но… я но не п-помню, что говорю. Мой г-гребаный мозг иногда л-ломается. Да. П-прости, Джеймс… я не п-помню. Но… но это… ЭТО Д-ДЕРЬМО И… Я НЕ М-МОГУ ЭТОГО СДЕЛАТЬ! Я З-ЗЛЮСЬ, И Я ГЛУПЫЙ, И У М-МЕНЯ НИЧЕГО НЕ П-ПОЛУЧАЕТСЯ, ДЖИ! – он в ярости откинул свою тетрадь на пол, и уронив голову на стол, начал плакать.

Такое случалось часто, и мы ни в чем не могли его винить. Школа, даже второй класс, была огромной проблемой для кого-то, кто рос в таких же условиях, как Фрэнк, и не имел возможность получить доступное образование в течение первых лет жизни. В подобных случаях специалисты рекомендовали начинать процесс обучения как можно раньше. Фрэнки посещал школу всего три года, начиная с восьми лет, и было очевидно, что прежние учителя не особо стремились именно развивать своих учеников; за все время обучения мальчик научился только писать и читать.

- Тшшш, все хорошо, ты просто устал. Тебе не обязательно делать эти упражнения на завтра, учительница на тебя не рассердится, - я обнял его и поцеловал в висок. Мне было жаль, что я не мог успокоить его более действенным способом, ведь поцелуи другого рода оказались бы намного эффективнее.
- Я з-знаю, но я хочу! Все дети с-сделают!
- Это не имеет значения, каждый выполняет домашнее задание так, как у него получается. И не будь таким строгим к самому себе, лучше выпей молоко, пока оно не остыло, - я поставил на стол стакан с шоколадно-молочным дымящимся напитком, вручая Джеймсу такой же, а затем принес с кухни целую тарелку с печеньем.
- Н-но… но…
- Я помогу тебе, - улыбнулся ему Джеймс. – Я могу объяснять тебе много-много-много-много раз, правда! Я не против, мне нравится играть в учителя. Хочешь тоже меня учить?
- Л-ладно… тогда я п-помогу тебе р-разукрасить рисунок на урок, - согласился Фрэнки, вытирая мокрые от слез щеки рукавом толстовки.
- Договорились! А то у меня совсем не получается! Отстойно рисую, - хихикнул Джеймс, протягивая руку за своим стаканом. – Ты делаешь это намнооого лучше.
- Н-нет… я только п-помогу тебе, а не буду р-рисовать вместо тебя, л-ленивая задница! – поспешил добавить Фрэнк.
- Я… я знаю…
- Фрэнки… это прекрасно, но имей в виду, что Джеймс тоже не будет решать примеры вместо тебя, - указал я.
- П-почему?
- Потому что ты никогда не научишься, если не будешь тренироваться сам. Он только объяснит тебе то, что ты не понимаешь, хорошо? – я уставился на Фрэнка в ожидании.
- Н-но… но я не смогу!
- Сможешь. Ты либо делаешь так, как я говорю, либо ждешь до завтра, пока не отдохнешь. Но Джеймс не будет выполнять за тебя домашнюю работу.
- Но я могу! – счастливо заявил Джеймс.
- Я знаю, но лучше, если ты будешь просто играть в учителя, как сказал раньше, - я похлопал его по плечу.

Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к новой жизни. Поначалу, когда Джеймс навестил нас впервые, то я чувствовал себя довольно неловко, вынужденный присматривать за еще одним мальчиком помимо Фрэнка. Мальчик, который был действительно взрослым и даже выглядел намного старше своих лет. Но затем я расслабился, узнав его получше и поняв, что внутри он был такой же, как Фрэнки. Я забыл о внешности и о других факторах, которые сначала помешали мне рассмотреть в Джеймсе большого и доброго ребенка.

- О, хорошо! А у вас есть брауни?
- Ммм… думаю, я могу устроить. Фрэнки?..
- Д-да, я хочу брауни! – засветившись от радости, воскликнул мальчик.
- Естественно, ты хочешь брауни, - я закатил глаза. – Я спрашивал не об этом. Я жду, пока ты скажешь, что ты понял насчет помощи Джеймса, который только…
- … т-только объяснит мне, да. Л-ладно, вредина, - раздраженно произнес он.
- Вредина! Ты такой смешной, Фрэнки! – Джеймс разразился смехом, хлопая ладонью по столу, из-за чего несколько капель молока пролилось на деревянную поверхность. – Упс!
- Ничего страшного, я схожу за тряпкой, - я направился на кухню, все еще улыбаясь. Это был очередной день нашей новой жизни, где я был вынужден исполнять роль «дяди». И мне это нравилось. Я не испытывал затруднений, чтобы притвориться на несколько часов, потому что я знал, что все вернется на свои места, как только мы с Фрэнком останемся наедине. Тогда мы снова становились безнадежно влюбленной парой.

Все изменения, связанные с арестом Линды и Дэймоном, не только сделали нашу жизнь лучше и легче, они также укрепили наши отношения. Нам не приходилось слишком сдерживать себя перед Тони и Грегом. Конечно, мы вели себя прилично и не позволяли ничего чересчур откровенного, но по крайней мере, нам не нужно было прерывать поцелуй только потому, что кто-то из них зашел в гостиную. Они только отмахивались, смеялись, приносили извинения, а затем деликатно удалялись. Точно так же происходило, когда мы случайно заставали их за тем же самым, только Фрэнки еще добавлял комментарии, типа: «Ммм, вы такие милые!».
Проживание под одной крышей с Тони и Грегом означало, что теперь я не должен был играть роль отца Фрэнка. И я был благодарен за это, потому что, если честно, это путало и смущало нас обоих. В течение тех недель, которые Тони проводил дома, я был лишь бойфрендом Фрэнки, и именно его отец был тем, кто делал ему выговоры в случае необходимости.

Мы никогда больше не занимались сексом, но часто занимались любовью. Обмен поцелуями, сплетенные руки и ноги, неторопливые ласки, разливающееся по телу тепло. Слова любви, шепотом произнесенные друг другу на ухо, которые посылают миллионы мурашек по позвоночнику. Пальцы, запущенные в волосы, капельки пота, скапливающиеся на висках, бешено колотящиеся сердца. Дрожащие ресницы, прикрытые глаза, неподвижные взгляды, припухшие от поцелуев губы, прилипшие ко лбу пряди мокрых волос, покрасневшие лица. Чистая страсть, наслаждение и любовь, окупавшая любой дискомфорт или возможную боль. Наш любимый способ проявления чувств, самый естественный, соединяющий наши тела, сердца и души в одно целое.

*

Одной майской ночью…

Мы с Фрэнки вышли прогуляться. Черное как смоль небо было усыпано звездами, а на безоблачной темной глади величественно восседала огромная полная луна. Мягкий свежий ветер, немного успокаивающий высокую температуру воздуха из-за неизбежного приближения лета, был настолько заманчивым, когда мы открыли окно спальни, что оставаться дома казалось настоящим преступлением. Мы шли, взявшись за руки, смеялись и целовались, не обращая внимания на тех, кто мог нас видеть и кому это могло не понравиться. Поскольку мы гуляли по центральной улице, Фрэнки едва ли успевал крутить головой по сторонам, с жадностью осматривая мерцающий в неоновых огнях город. Он оглядывался, указывал на высотные здания, спрашивал, что в них находилось. Он хотел разглядеть все до мельчайших деталей. Почему я должен был ему отказывать? Не было никакой спешки, никакого запланированного времени, только два влюбленных человека, идущих по улице.

Для нашей следующей цели требовались деньги. Всего на три секунды я отпустил руку мальчика, чтобы достать из кармана бумажник. Он с радостью воспринял мой жест, начиная скакать на месте и радостно хлопать в ладоши. Всего на три секунды я опустил голову, но этого мгновения хватило, чтобы Фрэнки резко рванул вперед, скрываясь из вида.

Я побежал. Я пробивался через толпу людей, не боясь случайно на кого-то налететь и получить за это в ответ нелицеприятные фразы. Я знал, куда направлялся Фрэнки, и я должен был его догнать.

Улица была переполнена. Скрипучие звуки тормозов, шум многочисленных шагов, громкие голоса прохожих, быстро сновавших мимо меня. И я видел его, разыскал его взглядом среди ярких красно-белых огней дороги, но не мог добраться до него. Он танцевал точно так же, как и той незабываемой ночью год назад. Его волосы беспорядочно упали ему на лицо, когда он крутанулся вокруг себя, извиваясь телом и покачивая бедрами. Он выглядел таким небрежно красивым, притягательным и сексуальным, но все же мне нельзя было медлить, иначе я мог его потерять.

Фрэнки был погружен в купол шума, ослепляющих огней и людской суеты, но казалось, его это совершенно не заботило – он просто хотел танцевать. Спешащие по своим делам люди проходили мимо него, настолько близко, что периодически грубо задевали ничего не подозревающего мальчика плечами. После очередного такого столкновения, он споткнулся и упал прямо на асфальт, внезапно приходя в себя и испуганно осматриваясь по сторонам, словно потерявшийся маленький ребенок. К тому же, возможно, испытывающий боль.

Я расталкивал все препятствия на своем пути. Меня осыпали проклятиями, пиная в ответ; слишком яркое освещение фонарей и фар проезжающих машин только мешали, еще больше скрывая его. Фрэнки находился всего в нескольких футах от меня, но это расстояние казалось превратилось в мили. Присев перед ним, я помог ему подняться на ноги. Он улыбнулся на удивление широкой улыбкой, в ту же секунду приникая к моим губам своими.
- Черт, детка! Зачем ты убежал? – пытаясь отдышаться, спросил я. Фрэнки не слышал меня. Он не мог меня слышать. Он продолжал неотрывно смотреть на меня; маленькие разноцветные огоньки плясали в стеклах его очков. Красные, желтые, зеленые цвета озорно мерцали в его огромных карих глазах.

Именно в этот момент сменилась музыка. Вместо бодрых ритмов хард-рока в воздухе разлились приятные мелодичные звуки, и мы одновременно усмехнулись.
- Я люблю тебя, - не задумываясь, выболтал я. На этот раз он услышал меня, он словно почувствовал глубокий смысл в моих словах, и его глаза засияли.
- Л-люблю тебя тоже. П-прости, что убежал. Д-дискотека позвала м-меня! – ответил он.
- Я рядом, теперь все хорошо, - мои ладони скользнули по его спине, когда я вплотную приблизился к нему. Я почувствовал, как Фрэнки сначала опустил руки на мои плечи, а затем обернул их вокруг моей шеи, сцепляя пальцы в замок.

Мы танцевали, закрыв глаза. Мы целовались, как будто на нас никто не смотрел. Мы слушали музыку, не замечая ничего вокруг.

Кого волновало, что думал окружающий нас мир? Какое это имело значение, когда я не мог с уверенностью сказать, где и чье было сердце? Они бились в унисон, я это чувствовал; мы слились друг с другом. И будучи одним целым, мы продолжали танцевать. Неумело двигаясь в такт, покачиваясь, кружась без остановки, словно механизм неугомонной заводной игрушки.

I met a blind man who taught me how to see.
Yeah, a blind man who could change night into day.
And if a -I can, I'm gonna make you come with me.
Yeah, because here comes the sun,
and we'll be chasing all the clouds away.
~~~*~~~
Don't make no sense lightin' candles,
there's too much moonlight in our eyes....

- КОНЕЦ -

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/1512570

Дата добавления: 2015-10-26