|
Читайте также: |
Работать нашим журналистам приходилось в сложных условиях. Фронт был очень растянут. 14-я армия, оборонявшая советское Заполярье, в начальный период войны прикрывала сразу три направления — мурманское, Кандалакшское и кестеньгское. А на весь этот огромный — 500 километров! — фронт имелось только две железнодорожные ветки и три грунтовые дороги, тянувшиеся от Кировской магистрали, единственной артерии, связывающей все три направления. Поэтому армейским журналистам было довольно-таки нелегко организовывать и доставлять в редакцию свои материалы.
Максим Иванович Сергеев до назначения ответственным редактором «Часового Севера» работал в окружной газете Ленинградского военного округа «На страже Родины» заместителем редактора. В коллективе к нему относились хорошо, как к эрудированному, мыслящему журналисту, в военном отношении неплохо подготовленному. Его повседневная связь с политотделом, командованием армии, отделами штаба позволяла редакции поднимать и решать на страницах газеты те вопросы, которые решали штаб, политотдел. Информированность сотрудников редакции помогала делать газету интересной и нужной воинам.
Сергеев не любил сидеть в кабинете. Он нередко выезжал в войска, передавал из районов боев информацию по телефону, телеграфу. Часто выступал с солидными статьями, анализируя опыт боев, рассказывая о их героях. Его статья «Бессмертие героя» — о мужественных пограничниках, героически сдерживавших фашистских вояк, до конца охранявших свой участок границы, произвела огромное впечатление на читателей. Часто на основе фактов, полученных из первых рук, писал редактор и передовые. Его передовая «Будь верен военной присяге» была насыщена примерами из только что прошедших июльских боев. В ней сообщалось о мужестве наших красноармейцев, которых Сергеев только что видел в деле. [117]
15 февраля 1942 года Максим Иванович выступил с подвальной статьей, в которой рассказал о заместителе политруке Валерии Михайловиче Попкове. Группа пограничников из семи человек во главе с Попковым охраняла свою базу. Фашисты непрерывно атаковали. «Умрем, но не уйдем!» — сказал товарищам бесстрашный замполит. «Умрем, но не уйдем!» — повторили бойцы. И слово свое сдержали. Пуля пробила левое плечо Валерия, но он продолжал сражаться. Вторая пуля вонзилась в правое плечо. Валерий сражался. Третья пуля впилась в левую руку. Но есть еще силы у богатыря Попкова, руки еще держат оружие, и он продолжает бить врага. Только четвертое, смертельное, ранение в живот выбило оружие из рук героя.
Выступления ответственного редактора полюбились воинам армии, получили положительную оценку Военного совета и политотдела.
Не проходило дня, чтобы на страницах «Часового Севера» не появлялись оперативная информация, корреспонденции, стихи, очерки о героических защитниках Заполярья наших ведущих журналистов — Константина Яковлевича Бельхина, Ильи Яковлевича Бражнина, Григория Игнатьевича Ладысева и других.
В одном из стихотворений Костя Бельхин назвал военных журналистов обыкновенными бойцами. Он и сам был таким обыкновенным бойцом.
* * *
Наверное, каждый, кто входил в вестибюль комбината редакции газеты «Красная звезда», что на Хорошевском шоссе, обращал внимание на установленную там мемориальную плиту. На ней запечатлены имена тех краснозвездовцев, что погибли, защищая Родину, в годы Великой Отечественной войны. С особым волнением прохожу я всегда мимо этого знака памяти. Одного из тех, чье имя выгравировано на плите, я хорошо знал, работал вместе с ним в армейской газете «Часовой Севера». Это капитан Константин Яковлевич Бельхин.
Я все больше убеждаюсь, что война унесла от нас самых талантливых людей. Смелых, всегда рвущихся вперед, желающих сделать больше, чем все мы. Если это рядовой боец, он первым поднимается в атаку и не останавливается перед тем, чтобы прикрыть грудью амбразуру вражеского дзота, ибо другого выхода, чтобы защитить товарищей и обеспечить успех боя, просто нет. Он это понимает лучше других. Если это журналист, он стремится попасть в самые [118] горячие точки фронта, идет вместе с бойцами в атаку, летит на бомбежку вражеских позиций, хотя это вовсе не входит в его обязанности. Просто он хочет видеть все собственными глазами, чтобы рассказать правду о войне, о подвиге и тем поднять сознание наших воинов. Погибали разные люди. Но когда погибал отважный и талантливый человек, его особенно было жаль, и память о павшем друге, пожалуй, всю жизнь наполняет болью сердца его товарищей.
С Константином Бельхиным я познакомился в первые же дни войны. По направлению военкомата он пришел к нам, в редакцию «Часового Севера». Мне предстояло помочь ему обмундироваться. Суматоха тогда была немалая. Мы с начальником издательства политруком В. Румбиным едва успевали принимать людей. Бельхин спокойно ждал своей очереди. Когда мы немного освободились и комнатка наша опустела, он шагнул вперед и тихо спросил:
— Разрешите к вам?
Перед нами стоял высокий красивый молодой человек в светлом гражданском костюме.
Коротко представился:
— Бельхин Константин Яковлевич.
Запомнились его большие руки, широкий гладкий лоб и пухлые губы. Он производил впечатление спокойного, сдержанного, несколько застенчивого человека. Ведь все пытались скорее обмундироваться и кто искренне, а кто и, может быть, по привычке показать себя, стремились поскорее предстать перед редактором в новенькой военной форме. Бельхин не торопился. Я шутя сказал ему об этом.
— Поспешность полезна не всегда, — степенно ответил он.
Как я потом убедился, это не было бравадой. Он вообще все привык делать основательно, не торопясь, добротно. По возрасту он был старше нас. Родился, как мы узнали позднее из его же рассказов, в 1912 году под Казанью в деревне Аки Куйбышевского района Татарской АССР. Русский. Родители — крестьяне.
В 1930 году после окончания девятилетки Константин некоторое время учительствует в деревне Башанча того же, Куйбышевского, района. Через год по направлению обкома комсомола поступает на физико-математический факультет Казанского университета. Конечно, как потом выяснилось, это была не его стихия. Он рвался к литературной деятельности, уже тогда писал стихи. Может быть, поэтому не особенно сопротивлялся, когда тот же обком [119] через два года отозвал его из университета и направил на комсомольскую работу в село Алексеевское заведующим культпропотделом Алексеевского райкома ВЛКСМ. Об этом периоде своей жизни Костя вспоминал неохотно. Обычно отмахивался: «Да ну его». Можно лишь догадываться, что ему, человеку творческому, претили казенщина и формализм, процветавшие уже в ту пору в деятельности комсомольских организаций. Сейчас говорят, что вот, мол, все терпели, не протестовали против административных методов работы. Оказывается, многие протестовали. Своеобразным образом протестовал и Бельхин. Как он писал в автобиографии, осенью 1934 года он самовольно ушел с этой работы и поступил на литературный факультет Казанского педагогического института. Кара за это вскоре его настигла: в марте 1935 года он был исключен из комсомола. Мало того, по ходатайству институтской комсомольской организации его исключают и из института. Мы знаем, как тяжело складывалась жизнь у людей, подвергшихся такому гонению. Бельхин нашел простой выход. Он поступает кузнецом в мастерские треста «Сантехмонтаж». А в 1935 году наступило время призыва в армию. До конца 1937 года служил он красноармейцем в 98-м кавалерийском полку в Пскове.
Товарищи, знавшие Бельхина по его работе в Заполярье, вспоминали, что он любил Север, был самозабвенно предан ему. А я часто думал, как он, родившийся под Казанью, служивший в Пскове, попал в Мурманск. Неужели тяга к необычным впечатлениям, краски Севера привели его сюда? Все оказалось значительно прозаичнее. Отслужив в армии, он уехал в Мурманск, потому что там к этому времени работала в Гидрометкомитете его жена — Юлия Александровна Слижь. А потом, конечно, пришла и любовь к Северу, и преклонение перед необычностью его природы. Как поэтическая натура, Бельхин был очарован красками Севера.
Склонность к литературной деятельности, проявившаяся очень рано, привела наконец Бельхина в газету. Он начинает литературным сотрудником областной газеты «Полярная правда». Вскоре становится заведующим отделом, а последние два года перед войной работает там ответственным секретарем. К нам в «Часовой Севера» пришел уже с некоторым опытом военного корреспондента. Приобрел он его еще во время военного конфликта с Финляндией, когда в той же 14-й армии выполнял обязанности корреспондента областной газеты на петсамском участке фронта. [120]
У нас Бельхин быстро освоился. Военная форма очень шла ему. Он всегда ходил с большой командирской сумкой. Бумаг в ней было предостаточно, и среди них, конечно, стихи.
Уже на второй день своего пребывания в армейской газете Костя принес ответственному секретарю редакции корреспонденцию о мужестве и отваге наших воинов. В ней рассказывалось об артиллеристах.
Большую часть времени Бельхин проводил в частях. Он любил находиться среди сражающихся воинов: в окопах пехотинцев, на огневых позициях артиллеристов, на аэродромах.
— Там сама жизнь, — говорил он. — Сидя в редакции, о ней не напишешь.
Естественно, как к старшему и более опытному, к нему прислушивались и даже подражали ему молодые сотрудники.
Корреспонденции Бельхина, как правило, шли прямо в номер. Редактор нередко ставил его в пример.
Мне, как начальнику типографии, приходилось иметь дело почти со всеми сотрудниками газеты. Встречались мы чаще всего во время подготовки очередного номера. Обычно по каждому номеру кроме редактора дежурил еще кто-нибудь из сотрудников. Бельхин относился к этой своей обязанности с большой ответственностью: заранее знакомился с материалами, намеченными для публикации, вычитывал так называемые загонные полосы, делал свои замечания и вносил вместе с представителями отделов необходимую правку. Он же следил за тем, чтобы были тщательно выверены официальные материалы, факты и цифры. В день выпуска газеты дежурный вновь, параллельно с редактором, вычитывал полосы.
В силу своей особой щепетильности Бельхин считался у нас очень надежным дежурным. Можно было быть уверенным, что он выловит ошибки, устранит стилистические погрешности и представит на вычитку уже почти чистые полосы.
Как и все дежурные по выпуску очередного номера, Бельхин обычно работал в типографии. Он считал, что так удобнее, потому что поближе к производству, что позволяет оперативно решать вопросы, связанные с выпуском газеты.
Как человек душевный и общительный, Бельхин часто заходил в наборный цех, заводил разговоры с наборщиками, расспрашивал их о жизни, работе, о семье. Вспоминаю вечер [121] 22 февраля 1942 года — канун праздника Красной Армии. Я был доволен тем, что Бельхин дежурит по такому ответственному номеру. Настроение у наших товарищей было приподнятое. Все радовались замечательной победе над фашистскими захватчиками под Москвой. Советские войска продолжали вести наступательные бои и теснить противника. Накануне были опубликованы Призывы ЦК ВКП(б) к 24-й годовщине Красной Армии. Многие из них непосредственно обращены к воинам. Например, такой: «Слава героям Великой Отечественной войны, бойцам, командирам и политработникам Красной Армии и Военно-Морского Флота, мужественно защищающим честь, свободу и независимость нашей Родины!» Именно его предложил Бельхин дать в Шпигеле текущего номера.
Во время дежурства Бельхин был сосредоточен, деловит. Несколько раз обращался ко мне, но только не делу. В типографии все шло хорошо. Радистка доложила об окончательной сверке сводки Совинформбюро. А вскоре она принесла и принятый по радио приказ Народного комиссара обороны в связи с 24-й годовщиной Красной Армии. Чтобы уточнить некоторые его положения, Бельхин позвонил в редакцию «Полярной правды». Наконец вся эта работа, требующая в быстроты, и сосредоточенности, была закончена. Редактор подписал полосы. Газету начали печатать.
Но Бельхин не спешил уходить. Он еще раз заглянул ко мне в комнату, молча сел, и по лицу его будто скользнула тень. Чего, думаю, ему грустить? Спрашиваю:
— Костя, что с тобой? Чем взволнован? Работа над номером вроде прошла гладко.
— Задачу мне дали головоломную, — отвечает Бельхин. — Предлагают ехать в Москву на должность корреспондента газеты «Красная звезда».
Весть оказалась неожиданной для меня. После некоторой заминки все же говорю:
— Что ж, предложение заманчивое, большое выдвижение.
— Я сам понимаю, что заманчивое. Радоваться бы надо. А меня вот грусть одолела. Ведь я душой и телом северянин, заполярник... — И без всякого перехода вдруг предлагает: — Хочешь, прочитаю стихи?
То, что Константин пишет стихи, ни для кого не было секретом. Все чаще за его подписью они появлялись в газете. Но нам, работникам типографии, он никогда их не читал, а когда его об этом просили, обычно отнекивался. [122]
Дескать, у нас в «Часовом Севера» поэтов много, голоса у них позвонче, пусть они и читают. А тут вдруг такая перемена.
— Только что написанные, — сказал Костя, словно бы опасаясь, что его могут обидеть отказом.
И, не спрашивая уже больше моего согласия, стал читать:
По тропам лесным, по глыбам скалистымЗакончив чтение, Костя вопросительно взглянул на меня:
— Ну как?
В голосе чувствовалось волнение. Бельхин, конечно, не ждал от меня профессиональной оценки. Скорее всего, он хотел услышать мнение рядового слушателя.
Я сказал, что стихи хорошие, злободневные, партийные. Особенно тепло говорится о службе на Севере. И тут же предложил напечатать их в нашей газете.
— Ну что ты! — ответил Бельхин. — Ведь стихи-то о журналистах, можно сказать, о нашем брате. А в газете надо о бойцах печатать.
Я знал, что он говорит это не из ложной скромности. Это было его убеждением — писать о бойцах. В газете одна за другой появлялись его корреспонденции: «Инициатива — ценное качество агитатора», «Имя им — политбойцы», «Коммунисты и комсомольцы воинским умением побеждают врага».
Часто секретарь редакции просил у него стихи.
— Поставим прямо в номер, — обещает он.
— Погоди, еще работаю, — отвечал Бельхин. [123]
К своему поэтическому творчеству он был очень требователен. Ходил, вынашивал строку, затем записывал, переделывал. Только через неделю решился показать ответственному секретарю редакции стихотворение «Слава храбрым».
— Очень хорошо, — одобрил тот. — Взволнованно.
Но Бельхин взял листок из его рук:
— Постой. Последняя строфа не вышла. Я ее перепишу.
Вскоре принес опять:
— Вот так будет:
Побеждать — наш кровный долг насущный.Стихотворение пошло в номер, а Бельхин уехал в войска. Уже оттуда прислал небольшое стихотворение — «На бой». Внизу — короткая приписка: «Писал по свежим впечатлениям. Если что не так, выбрось в корзину».
Стихотворение оказалось очень кстати, оно выражало общее настроение бойцов армии, и редактор сказал:
— Отличные стихи. Вот послушайте, какая энергичная концовка:
Долиной смерти для врагаВывод был коротким:
— В набор.
А Бельхина попросили написать стихи о бойцах-агитаторах.
И он выполнил это задание удивительно быстро. На другой день, после того как вернулся с переднего края, уже положил на стол редактора стихотворение «Боец-агитатор», что «к победам новым звал бойцов большевистским словом». Сказал:
— Созвучна мне эта тема. Давно стихи об агитаторах вынашивал.
Работал у нас Бельхин в отделе партийно-комсомольской жизни. И конечно, по должности писать об агитаторах [124] ему, как говорится, сам бог велел. Но подумалось, что и работа в аппарате райкома комсомола, так не понравившаяся когда-то Косте, не прошла даром. К агитаторам не был равнодушен. Только решал эту тему по-своему, творчески.
Вообще надо сказать, что поэтическое творчество его было чрезвычайно разнообразно. Он писал, например, о партизанах:
Идут партизаныА вернувшись из очередной поездки в войска, принес стихотворение «Сегодня все мы — большевики».
Священная ненависть, знаменем взвейся,Мы видели, как растет его литературное мастерство. Да и сам он часто говорил:
— События такие, что хочется написать поэму. Не знаю только, осилю ли?
Но вот в газете появляется поэтический рассказ Константина Бельхина «Друзья-товарищи». В редакции работало несколько профессиональных поэтов. Все они поздравляли автора с удачей. А нам, рядовым читателям, думалось: «Не вступление ли это к поэме?»
Рассказ начинался так:
Как будто с пашни, не спеша,Далее поэт воспевал подвиг восьми мурманчан, которые во главе со своим командиром Василием отстояли высоту, [125] а затем смелой атакой отбросили врага. Динамичной, предполагающей продолжение была и концовка.
— Ну, мне пора к своим шагать.Товарищи, с которыми Бельхину довелось вместе работать, всегда тепло отзывались о нем. Вот как, вспоминал о нем, например, Василий Бочарников, в годы войны сотрудничавший в газете «Комсомолец Заполярья»: «Я хорошо знал Константина Бельхина, много раз встречался с ним. Он был старше нас лет на десять-одиннадцать, а это, когда тебе восемнадцать-девятнадцать, заметная разница! Ты только еще начинаешь, и стихи кажутся несовершенными, и зарисовки, и очерки, а из-под пера Константина Бельхина слова выходили крепкими, упругими. Я и сейчас верю в то, что он не умел плохо писать. Не разрешал себе! Был строг.
Репортажи, очерки, стихи, рассказы (а он написал немало рассказов), подписанные К. Бельхиным, прочитывались в первую очередь, ибо они обладали удивительным свойством — радовали, заставляли задуматься. Для нас, комсомолят, Костя Бельхин был старшим товарищем, которому хотелось подражать.
Он полюбил Север и был верен ему всегда. Романтика трудовых будней, коренное преобразование края, который считался у черта на куличках, белым безмолвием, волновали, вызывали жажду деятельности у журналиста и поэта Константина Бельхина».
Литературные силы в «Часовом Севера» были сосредоточены немалые. Я уже говорил о целой группе писателей, работавших с большой отдачей. Конечно, в этой сфере Бельхину было интересно жить и работать. Не только редакция, но и политотдел 14-й армии всячески поддерживали писателей, стремились создать для них творческую обстановку. Так, в начале марта 1942 года в гарнизонном Доме Красной Армии политотдел 14-й армии собрал совещание красноармейских писателей и поэтов. Открывая его, начальник политотдела армии полковник Ф. Н. Григорович подчеркнул значение писательского слова в газете, призывал ярче показывать героизм воинов Севера. На этом совещании присутствовал и выступил и Константин [126] Бельхин. Его яркая речь была посвящена партийности поэзии:
— Надо, чтобы поэт, написавший стихотворение, подходил к нему с таким требованием: учит ли его стихотворение воевать, мобилизует ли оно чувства, мысли, волю бойцов. Если это так, стало быть, такое стихотворение партийное.
Хочется сослаться на свидетельство еще одного человека, хорошо знавшего Бельхина. Журналист К. Моисеева вспоминает: «При разговорах с посетителями редакции он был внимателен, вежлив, старался вникнуть в самую суть дела, излагаемого собеседником. Чуть прищуренные сероватые глаза временами становились то строгими, то грустными или вспыхивали лукавыми огоньками. В знак согласия с посетителем он иногда одобрительно слегка кивал головой.
Если бы меня спросили, каким мне запомнился Константин Бельхин, я добавила бы, что он выше среднего роста, с медлительными движениями сухощавых рук с тонкими пальцами. Трудно забыть его высокий, почти сократовский, лоб с редкими, едва приметными морщинками. По характеру он был добр, приветлив, как журналист и коммунист справедлив и принципиально тверд».
Ко всему прочему надо добавить, что в редакции «Часового Севера» Бельхина уважали за надежность и безотказность в работе, за доброе расположение к товарищам. Он не боялся писать стихи по заказу. Только предупреждал секретаря редакции:
— Если получится.
Чаще всего у него получалось.
В мае 1942 года К. Бельхин уехал от нас. Я посчитал, что его перевели на работу в газету «Красная звезда». Но оказалось, что он сначала несколько месяцев провел на курсах газетных работников в городе Иванове. Затем успел поработать военным корреспондентом газеты «Вперед, на врага!» Калининского фронта. И только в ноябре 1942 года попал в «Красную звезду». В столице он долго не задержался. Попросился на фронт и улетел в Сталинград — в самое жаркое в то время место.
В личном деле Константина Бельхина сохранилось «Временное удостоверение», подписанное тогдашним ответственным редактором «Красной звезды» Д. Вадимовым. Дата его выдачи — 27 ноября 1942 года. В нем сказано: «Предъявитель сего интендант 3 ранга Бельхин Константин Яковлевич [127] является специальным корреспондентом «Красной звезды».
Действительно по 15 января 1943 года».
Срок этого удостоверения несколько раз продлевался, что свидетельствует прежде всего о нежелании Бельхина уезжать с фронта и терять по крайней мере несколько дней для получения нового удостоверения. Он стремился каждый день использовать для полезной работы в войсках. Вот и появились испещряющие удостоверение приписки. Сначала начальник отдела кадров политуправления фронта интендант 3 ранга Чебоданов продлевает удостоверение до 15 марта 1943 года. Затем уже руководитель корреспондентской группы по Донскому фронту капитан П. Олендер — до 15 марта 1944 года.
Сохранилась телеграмма от 18 мая 1943 года, свидетельствующая, как мне кажется, об аккуратности и обязательности Бельхина. Вот она: «Наркомат обороны. Секретарю «Красной звезды».
Военная присяга мною принята в ноябре 1941 года в редакции газеты «Часовой Севера». Бельхин».
Как мне стало известно потом, Константин Яковлевич и в «Красной звезде» быстро завоевал журналистский авторитет и уважение товарищей. Много лет спустя мне пришлось разговаривать с работниками «Красной звезды» о Косте Бельхине, и все журналисты свидетельствовали, что новый сотрудник газеты сразу привлек к себе внимание тем, что писал очень хорошо, простым, ясным языком, без всяких набивших оскомину газетных штампов.
Работники «Часового Севера» следили за тем, что писал Костя Бельхин со Сталинградского фронта. Его небольшие оперативные корреспонденции чаще всего печатались без подписи. Но мы читали их всегда с большим интересом. И не только потому, что это были вести из сражающегося Сталинграда, но и потому, что писал их наш товарищ. Читали и гордились: наш Костя там, где решается судьба войны, где идет самый жаркий бой с фашизмом.
Потом в июле 1943 года за подписью капитана К. Бельхина в «Красной звезде» появилась корреспонденция с орловско-курского направления — «Артиллеристы отбивают натиск врага». И мы поняли, что наш Костя опять в самом жарком месте, опять на решающем участке.
На Курской дуге Бельхин работал вместе со старшим корреспондентом «Красной звезды» по Центральному фронту майором П. Трояновским. Не могу удержаться, чтобы не сослаться на его воспоминания. [128]
«Капитан К. Бельхин, — пишет П. Трояновский в очерке «Последний день Кости Бельхина», — начал работать корреспондентом «Красной звезды» в дни героической обороны Сталинграда. Вместе с Донским фронтом (который был переименован в Центральный) пришел на Курскую дугу. Тут я и познакомился с ним в июле 1943 года. Узнав, что я назначен на этот фронт старшим корреспондентом, мне прислал письмо наш корреспондент в Сталинграде Л. А. Высокоостровский. Вот это письмо:
«Как я говорил тебе по телеграфу, в нашу газету Бельхин приехал с Севера, кажется, из Мурманска, где работал в армейской газете. Мне он сразу же понравился — высокий, красивый мужественной красотой. В нем не заметно было ни тени заискивания. Приехал и сразу попросился за Волгу, в Сталинград. Говорю ему: «Подожди, привыкни». «Не могу ждать и привыкать, — отвечает. — Там такие события, а я буду в тылу привыкать...» И через день переправился в Сталинград. Корреспонденции ты его читал. Короче — парень отличный».
Как рассказывают товарищи, близко знавшие Бельхина по работе в «Красной звезде», он был напорист в работе и в то же время скромен и благороден в быту. От нескольких человек слышал я о таком эпизоде. В конце июля 1943 года на Центральный фронт приехали из «Красной звезды» К. Симонов и фотокорреспондент Яков Халип. Собрались все ехать на передовую. Когда расселись, оказалось, что в машине осталось свободным только одно место. А ехать надо было и Бельхину, и писателю А. П. Платонову. Им предложили бросить жребий. Удачником оказался Бельхин. Но он заявил, что уступает место Платонову: он, мол, старше.
Платонов сказал, что не принимает эту «жертву». Жребий есть жребий, и возраст тут ни при чем. Долго спорили и, так ни к чему не придя, отправились оба на передовую на попутных.
Не менее показателен и другой случай, тоже запомнившийся сослуживцам Бельхина.
Известно, что один из первых подбитых танков «тигр» на Курской дуге сфотографировала фотокорреспондент фронтовой газеты «Красная Армия» Наталья Бадэ. Она оказалась с фотоаппаратом в группе фронтовых корреспондентов. Но танки стояли далеко, чуть ли не у самой нейтральной полосы. Одной идти туда девушке было опасно. И она обратилась к корреспондентам: [129]
— Ребята, кто меня проводит?
Отчаянно била вражеская артиллерия. В небе гудели фашистские бомбардировщики. Пока все смущенно переглядывались, Бельхин сказал не раздумывая:
— Пойдем, Наташа, я буду твоим проводником и конвоиром.
И он пошел с фотокорреспондентом к «тиграм». Он, конечно, рисковал, но на фронте это было привычным делом. Особенно для него, который привык все делать без рисовки, как настоящий солдат.
А жаркие бои на Курской дуге продолжались. Газеты ежедневно публиковали большие материалы о орловско-курского направления. Но подпись капитана К. Бельхина под ними перестала появляться. Мы, его друзья в «Часовом Севера», тревожились, гадали, что же случилось. И только спустя некоторое время узнали, что Костя погиб на Курской дуге. В одном из своих последних писем друзьям он писал: «Брожу по военным дорогам. Ем солдатский хлеб».
26 августа 1943 года в газете «Часовой Севера» появилась заметка «Памяти капитана К. Я. Бельхина». Друзья-товарищи отдавали последний долг своему побратиму. «Он бился с врагом как коммунист и офицер... За Родину, за нашу победу сражался Бельхин пером журналиста. И пал, как следует, на боевом посту...» — писала его родная газета.
Как же погиб Константин Бельхин? Рассказывая об этом, мне не миновать ссылок на свидетельство старшего корреспондента «Красной звезды» по Центральному фронту П. Трояновского, который был очевидцем трагедии, а также на выписки из личного дела Бельхина.
Здесь сохранился его рапорт об обстоятельствах гибели Бельхина, а также описание этих обстоятельств, изложенных на основании рапорта тогдашним начальником корреспондентской сети подполковником М. Черных.
В рапорте корреспондент писал: «Доношу, что 15 августа 1943 года в 14 часов 30 минут убит при бомбежке вражеской авиацией шоссе Фатеж — Дмитриев-Льговский капитан тов. Бельхин и ранен в левую ногу и спину старший лейтенант тов. Кудрявцев».
Далее излагались обстоятельства гибели Бельхина. В 9 часов утра 15 августа корреспонденты «Красной звезды» П. Трояновский, К. Бельхин и В. Кудрявцев на машине М-1 с водителем Валентиновым выехали на новое место расквартирования штаба Центрального фронта. По пути [130] решили заехать в штаб 65-й армии, где Трояновский намеревался выяснить обстановку и, судя по ней, оставить капитана Бельхина для временной работы в армии.
Не доезжая километра до города Дмитриев-Льговский, они остановили машину на берегу речки Свепа, где, умывшись, дожидались подхода по шоссе автоколонны, которая следовала к фронту. В 14 часов 30 минут на востоке заметили группу немецких самолетов. Вскоре от нее отделились шесть самолетов, которые повернули влево, а оставшиеся шесть машин следовали первоначальным курсом прямо к шоссе. Все четверо залегли. Просвистели и стали взрываться бомбы. Еще не рассеялся дым, как послышался голос Владимира Кудрявцева:
— Трояновский, я ранен...
Кудрявцев кричал, но Трояновский его едва слышал. Лицо Кудрявцева было бледно как полотно. Верхняя часть спины оголена и сочилась кровью. Срывая с себя гимнастерку и нижнюю рубашку, Трояновский бросился к Кудрявцеву, чтобы перевязать его. И тут он увидел Бельхина. Он лежал с окровавленной головой и левой рукой, Трояновский бросился к нему, но сумел лишь убедиться, что капитан мертв. Он сделал перевязку Кудрявцеву и стал искать водителя. Валентинов остался невредим. Машина была сильно повреждена: разбиты все стекла, фары, пробиты три ската, в кузове насчитали до семидесяти пробоин.
Дата добавления: 2015-07-08; просмотров: 229 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| О мужестве и героизме | | | Пути-дороги журналистов 2 страница |