Глава 7. — Что у нас сегодня по плану?

— Что у нас сегодня по плану? — спросила Женя, расчесывая влажные после душа волосы.

— Латакия, — улыбнулась Сусанна, усаживаясь за сервированный стол.

— И пляжи Средиземного моря! — добавила Надя, закидывая в приготовленную сумочку последнюю вещь – пудреницу.

— Значит завтрак и вперед.

— Опять шаурма?

— Нужно плотно позавтракать, чтоб не останавливаться для перекуса в сомнительных ресторанчиках и кафе, — пояснила Сусанна.

— Угу, — взяла горсть инжира Женя. — Лучше б кофе заказала.

— Ну его. Какое ни заказываешь, приносят одно и тоже – с кардамоном. Бр-р! — Передернуло Надю.

— А по-моему, вкусно. Мне нравится больше, чем чай. В нем сахара больше, чем воды.

— Здесь вообще все сладкое, ты заметила?

— Зато сок натуральный.

— А что ты хочешь? В Сирии с водой плохо, поэтому соки и не разбавляют.

— Не заметила, что плохо с водой, — бросила Надя.

— Потому что живешь у нас, — пояснила Сусанна.

— Так кофе будет или нет? — спросила Женя.

— Хамат сейчас занесет. Я уже сказала, что для тебя кофе, для Нади сок, а мне чай.

— Он с нами будет завтракать?

— Ты недовольна?

— Да нет, — пожала плечами Женя, изобразив безразличие на лице.

— Повздорили вчера? — спросила Надя.

— А что нам вздорить? Он мне кто? Муж, сват, брат? Так, поговорили о прописных истинах.

— К чему пришли?

— Надеюсь, к пониманию.

— У! — закидывая в рот виноград, кивнула Надя, хитро покосившись на подругу. — Значит друзья?

— И только!

— Узнаю Борисову. Рада видеть вас вновь в полном здравии.

— Я и не болела.

— Нет, была хвороба на голову. Затмение.

— Оно всегда явление временное…

— Коротковременное, — засмеялась Надя.

— В отличие от тебя – да.

— На что намек?

— На Заманкина. Когда определитесь, наконец?

— Да звонил с утра, соскучился, — с загадочной улыбкой поведала Надя. — Созрел, похоже.

— Значит, с одной свадьбы едем на другую? Ура! Сусанна, отпрашивайся у Самшата, летишь с нами.

— Угу, — буркнула женщина, поглощая шаурму.

Хамат преградил охраннику с подносом дорогу в номер. Посмотрел на маленькую чашечку дымящегося кофе. Кинул в него приготовленный шарик, тщательно размешал.

И толкнул дверь в номер.

— Доброе утро, — щедро улыбнулся девушкам Хамат, проходя в номер, а за ним охранник с подносом наперевес. Поставил его на стол, и испарился. Парень подал Жене чашку кофе, молча и не глядя на нее.

Женя, чувствуя себя неуютно и немного виновато после вчерашнего, тоже старалась не смотреть на парня, но выглядеть ничуть не смущенной, наоборот, доброжелательной и приветливой.

— Спасибо, — хлебнула кофе. Хамат кивнул:

— На здоровье, — сел в кресло рядом с ней и принялся завтракать, не обращая на девушку внимание.

Женя пила кофе большими глотками, желая быстрее закрыть мизансцену и двинуться в путь. Ей было неуютно в обществе Хамата, который обижен на нее и не скрывает, так и не сообразив, что обижаться не на что. Виновной Женя себя не чувствовала и все же испытывала некоторую неловкость. Искоса поглядывая на парня, не могла не признать его привлекательности и того, что ей нравится даже его угрюмость, заострившая черты лица, превратив мягкого мальчика в жесткого мужчину. Ей стало отчего-то жаль его, хоть она и на минуту не поверила словам, тому, что он влюблен в нее, и все же понимала: отвергнутый человек должен испытывать самые болезненные ощущения, которых она искренне не желала никому. Нелепая ситуация, если разобраться, но такова жизнь и нужно философски относиться к ударам, потерям, разбитым мечтам, недостигнутым целям.

Женя вдохнула удивительно душистый аромат кофе, допила его уже не спеша, видя, что торопиться некуда, да и бежать, собственно не от кого. Подруги еще не закончили завтракать, а Хамат и вовсе только приступил к трапезе. Она поставила опустевшую чашку, взяла персик и, наслаждаясь вкусом спелого фрукта, смотрела на Хамата, невольно любуясь вьющимися прядями за ушами, профилем, осанкой, плечами.

Девушку бросило в жар: ей вспомнилось тепло и гладкость его кожи, рельеф мышц на груди и властная нежность рук, что сейчас подбирали лепешкой поливу с тарелки, а совсем недавно доставляли ей блаженство.

Внутри Жени словно что-то лопнуло и прошла волной сладкая дрожь, ударила в голову, туманя разум. Персик выпал из ослабшей руки.

Хамат поймал его и подал, глядя в глаза девушки. Женя взяла, судорожно улыбнувшись: ее парализовало от понимания того, что она испытала оргазм от одного взгляда на Хамата, от одной мысли о нем. Парень улыбнулся ей внимательно и, как ей показалось, призывно глядя в глаза, и Женя почувствовала, как внутри вновь начинает пульсировать и нарастать жгучее, острое до боли желание.

— Ну, что? Собираемся? Пошли? — спросила Надя, отодвигая опустевший стакан сока. Женя недоуменно посмотрела на нее:

— Что? А! Да, пошлите, — вскочила, спеша стряхнуть с себя наваждение, зов плоти, что оказывается сильнее разума и проявляется самым неожиданным образом в самые неподходящие минуты. Девушка почти возненавидела себя за случившееся, и как ни пыталась понять суть происходящего с ней – не могла.

Она уже схватила сумку с ноутбуком и стояла у дверей, мечтая быстрее вылететь на улицу и новыми впечатлениями развеять желание, отвлечься. А взгляд- предатель следил за Хаматом, впитывая его образ, следя за каждым жестом.

Парень вытер губы салфеткой, не спеша выпил чай, встал. Надя взяла сумочку, Сусанна подхватила ее под руку и вывела из номера, опережая замешкавшуюся Женю. Ее перехватил за талию Хамат и развернул к себе. Миг взглядов и губы девушки раскрылись для поцелуя, и она его получила, горячий, страстный, но до горечи обиды – короткий. Она бы так и прижималась к нему, гладила кожу, целовалась, но Хамат отстранился и спросил:

— Поедешь со мной?

— Да, — сорвалось без раздумий, и голос был хриплым от желания и радости, что они будут вместе долгую, желательно вечную дорогу. Парень улыбнулся и вывел девушку из номера. Так они и спустились к машинам, не разнимая рук.

Надя, открыв рот, смотрела на проплывающую мимо их машины, Женю, с любовью и обожанием заглядывающую в лицо Хамата. Складывалось впечатление, что она вообще никого и ничего больше не видит.

— Эй? — выглянула девушка из салона, помахала подруге ладонью – ноль. А вот Хамат увидел – глянул в лицо Нади с нехорошим прищуром и захлопнул дверцу, чтоб она не смогла выскочить.

— Мы с Женей поедем в другой машине, — объявил.

— Женя?!

— Да, да, — закивала та, как овечка на веревке, бредя за парнем.

Надя, ничего не понимая, вопросительно посмотрела на Сусанну:

— Помирились, — пожала та плечами и отвернулась к окну, пряча довольную улыбку.

Машины тронулись в путь.

Женя тесно прижалась к Хамату и зажмурилась от блаженства. Аромат, исходящий от него, туманил разум, губы стремились ощутить вкус его кожи, жадно приникли к его шее. Пальцы с трепетом проникли в распахнутую на груди рубашку.

Жени не было дела до водителя, она и не думала о том, что он есть. Она плыла в дурмане нежности Хамата и плавилась от его близости, счастья чувствовать его, ласкать в ответ на ласки, целовать. Девушка смотрела в окно, но не понимала, куда они едут и зачем, не воспринимала картинки пейзажа. Все, что ее волновало, все, что было нужно – Хамат, его объятья, его ласки, поцелуи, длинные, томные, до пика желания, до стона, а потом тепло дыхания и нежность его голоса:

— Смотри. Это Латакия, наша гордость. Видишь? Развалины замка крестоносцев. Остановимся?

— Не знаю.

— Могут получиться прекрасные снимки.

— Могут. Но для этого нужно выйти, покинуть тебя, а я не хочу.

— Я с тобой, я навсегда с тобой, — ласково коснулся губами ушка.

Они даже по развалинам бродили в обнимку. Женя и на минуту боялась потерять его объятья, выйти из круга его рук. И не фотографировала, отдав технику Суссане. Та, словно фоторепортер увлеклась съемкой и без конца щелкала Женю и Хамата, веселых, пьяных от счастья. Вот они целуются. Вот Женя, смеясь, обнимает его за шею, вот он взял ее на руки, вот закружил, вот обнял через талию, прижав к себе спиной, и два улыбающихся лица влюбленных людей, смотрят в объектив.

Наде было не до смеха, не до развалин и снимков. Она смотрела на подругу и не узнавала ее. Женька светилась от счастья и не отходила от Хамата ни на шаг, то и дело заглядывала ему в глаза, с готовностью подставляла губы для долгого слишком страстного поцелуя. Это можно было объяснить как-то иначе, чем любовь, но вспыхнувшая за несколько минут и часов? И Женька, потерявшая не только голову, но и стыд? Ни естественного смущения, ни обычного внимания к подругам – будто никого и ничего нет вокруг, вот льнет к Хамату, щурится под его руками как довольная кошка. А тот и рад. И словно полонянку из рук ее не выпускает, обнимает, целует то в висок, то в губы.

Сусанна крутится рядом, смееться, вторя смеху голубков, старается, щелкает их счастливые лица. Перед деверем лебезит?

Надя стояла у машины, с тревожно бьющимся сердцем наблюдая за происходящим, бледнела, мрачнела, понимая, что Женька попала в беду. Неизвестно каким образом этот араб прибрал ее к своим рукам, поработил и, судя по всему, не собирался выпускать.

Встревать, возражать, орать на Женю, взывая к разуму, обвинять Хамата или Сусанну – бесполезно и даже опасно. Девушка не в себе, Сусанна же теперь, ясно, на стороне Хамата. Надя, взвесив все за и против, решила сделать вид, что все хорошо, и она абсолютно спокойна и довольна, но как только они вернутся в особняк Бен-Хаджаров, где остались их билеты на самолет, она схватит Женьку в охапку и хоть козьими тропами, хоть вплавь, хоть ползком, отправится домой. И уже там будут разбираться, что к чему и сколько, чего и кому.

Они остановились в отеле на берегу моря, в белоснежной, шикарной высотке, где были сняты три номера: для сопровождающих, Нади и Сусанны, Хамата и Жени, которая в этот раз и слова против не сказала.

— Встретимся на пляже? — выдавив улыбку, спросила Надя.

— Да. Вы идите, а мы чуть позже подойдем, — ответил за нее Хамат, увлекая девушку к дверям номера. Женя же согласно кивнула, спеша за ним.

Какой пляж, какой загар, какая Латакия?

Поцелуй Хамата вынес все мысли из головы о чем-то другом, кроме него. Он впился в ее губы прямо у дверей и принялся раздевать ее, а она его. Чертов ремень на его брюках никак не расстегивался, и Женя застонала от разочарования. Хамат сдернул его сам, разделся, не прекращая целовать ее, и прижался плотью к ее животу. Женя поняла, что умрет, если он не возьмет ее прямо здесь, сейчас. И Хамат взял, исторгая крик радости из горла любимой, даря приятную дрожь телу, а потом истому.

— Мы сошли с ума, — прошептала Женя, без сил прильнув к груди парня.

— Разве это плохо сойти с ума от любви? — улыбнулся он, подхватывая ее на руки. Уложил в постель и принес стакан холодного сока.

— На пляж пойдем?

— Как скажешь, — пожала плечами, не спуская взгляда с его лица, фигуры. — Ты очень красивый, — провела ладонью от шеи до бедер.

Хамат перехватил ее руку, поцеловал кончики пальцев, и Женя вздрогнула, опять почувствовав нарастающее желание. Парень забрал стакан с соком и лег рядом с девушкой:

— На пляж всегда успеем, правильно? — прошептал, касаясь пальцами ее губ.

— Правильно, — лизнула его палец, завороженно глядя в зрачки Хамата. Принялась целовать его ладонь. Парень смотрел на нее и любуясь, и удивляясь. А рука уже ласкала грудь, наслаждалась податливым жарким телом.

На пляже они все же появились.

Женя легла рядом с подругами, подставляя загару спину и пряча умиротворение на лице под широкие поля шляпки.

— Пойду, искупаюсь, — пожал ее руку Хамат и направился к воде, просвеченной солнцем. Девушка извернулась, чтоб полюбоваться его фигурой, и вздохнула, блаженно посмотрев на Надю:

— Он удивительно красивый.

— И опытный? — поддела, но неудачно – Женя не заметила издевки, призналась искренне:

— Да. Удивительный мужчина. Я просто счастлива девочки. Он настолько ласковый, что я с ума схожу от него. Понятия не имела, что такое бывает.

Надя во все глаза смотрела на подругу, умницу- разумницу, которая сейчас с пространным взглядом и блаженной улыбкой откровенно признавалась в том, что в экстазе от горячего араба. Наде так и хотелось рявкнуть в ухо – очнись, дура! Но рядом лежала Сусанна и с хитрой улыбочкой наблюдала за подругами.

— Я рада за тебя, — пропела.

— А я благодарна тебе, что ты нас познакомила. Он милый, остроумный, обаятельный.

— И еще около ста прилагательных, — буркнула Рыжова, кипя от негодования. Но на нее не обратили внимания. Сусанна приподнялась, опираясь на локти, чтоб лучше видеть Женю и сообщила, словно великую тайну поведала, архиважную:

— И влюблен в тебя.

— Правда? — Лицо Жени стало глупым от восторга и Надю перекосило: в кого девчонку превратили?! А главное, когда, как? Это не выходило у нее из головы, но не имело внятных объяснений.

— Честно. Помнишь Москву?

Надя села, хмуро уставившись на Сусанну, Женя, во все глаза глядя на нее, замотала головой.

— Ты по делам редакции ездила.

— А-а!

— Причем тут та командировка почти шестилетней давности? — спросила Надя.

— Хамат тогда тоже в Москве был. Случайно увидел Женю и влюбился.

— Но я его не помню.

— А вы и не знакомились. Ты мимо прошла.

— Как жаль. Мы потерялись на целых шесть лет!

— Фыр! — легла обратно Надя. — Красивая сказочка!

— Главное нашлись…

— Ты помогла, да? — Покосилась Надежда на Сусанну.

— Я просто показывала фотографии, Хамат увидел на одном снимке Женю. Он в статую превратился, говорить с минуту не мог, а потом пристал: кто, где живет?

— Ну, ты и поведала добрая женщина!

— Почему нет? Хамат признался мне, что влюблен в Женю много лет. И вообще, что плохого помочь влюбленным найти друг друга?

— Сусанна, ты чудо! Я так тебе благодарна! — заблажила Женя.

— А поездку сюда тоже он организовал? — подозрительно прищурилась на Сусанну Надежда.

— Да, он очень богатый человек. Дом в Иордании, особняк на Кипре. Акции нефтяной компании. Богат, как Крез, умен как Нобель…

— Коварен, как Мефистофель! — бросила Надя, но кто б ее слушал.

— Тебе повезло, Женечка.

— Я знаю. Ой, я так счастлива девочки!

Рыжова скрипнула зубами: какая же ты сволочь, Сусанка! Ведь знала все заранее, спланировала под руководством Хамата и без зазрения совести наврала подружкам с три короба, притащила их на гильотину под видом экзотического отдыха!

Подошел Хамат, сел рядом с Женей:

— Полотенце, пожалуйста, дай.

Та не только подала, но еще и вытерла ему плечи, грудь, спину.

— О чем речь? — спросил он, поцеловав девушке руку.

— Сусанна открыла нам тайну. Твою, — улыбнулась, преданно заглядывая ему в глаза.

— У меня нет тайн от тебя.

— Как это? А наше появление здесь? — влезла Надя. — Мы только что узнали, именно вы организовали нашу поезду сюда. Правда, из-за вашей любви к Жене. Зачем же двоим билеты оплачивали?

Взгляды девушки и парня встретились и они поняли, что друзьями не будут никогда. Ясно стало и другое: Хамат не потерпит, чтоб его планы кто-то нарушал, просто и изящно раздавит помеху, без всяких сантиментов и скидок на пол и возраст.

Надя отвернулась, понимая, что не ей с ним тягаться. Пока. Здесь.

— Женя одна бы не поехала, и потом, у меня две подруги, — пожала плечами Сусанна. — И я очень рада, что вы довольны отдыхом.

— Еще как, — посмотрела на Хамата Женя, сплела его пальцы со своими.

Он поцеловал ее руку:

— Я счастлив, что мы, наконец, встретились. Предлагаю вечером сходить в ресторан, отметим прекрасно проведенный день. Посидим в тесном кругу, покурим кальян, посмотрим танец живота – будет потом о чем рассказывать дома.

Надю последнее замечание несколько успокоило: раз так говорит, значит, далеко идущих планов нет. Тешится мальчик белой игрушкой. Неприятно, но пережить можно, главное, чтоб без последствий домой вернуться, а там обычная терапия: кучу забот и дел на голову, разом и разум Жени вернется на место.

Она согласно кивнула и подняла руку:

— Я – за! Хоть на всю ночь.

Заведение было скромным снаружи и пышным внутри. Хамат снял полукруглый номер с персидскими коврами и массой подушек на полу, обитый изумительной материей. Сначала на ковре устроили достархан, потом раскурили кальян и пригласили танцовщицу. Под бодрую мелодию девушка с вуалькой на лице начала накручивать бедрами так, что затряслись все украшения на ее теле. Полы газовой, блестящей юбки трепыхали, а мелкие монетки и камешки на низком широком поясе подпрыгивали в такт.

Необычный танец и удивительно красивый, как и его исполнительница, девушка с шикарной фигуркой и обворожительной пластикой.

Женя сидела, обнимая Хамата, и ловила его взгляды, устремленные на танцовщицу. Сердце сжималось от них и ныло.

— Тебе очень нравится?

— Да, какому мужчине не понравиться подобный танец? Только мертвому, — улыбнулся ей Хамат. — А ты сможешь как она?

— Смогу, — заверила Евгения и, встав, закружилась рядом с танцовщицей, повторяя за ней движения не так искусно, но не менее грациозно. Глаза Хамата заблестели, губы изогнула улыбка – он, не отрываясь, смотрел на девушку, любуясь каждым ее движением, фигурой, что была, словно специально создана для него, четко по его вкусу, от изящных кистей рук, пышной, уютной груди до обворожительных ножек. Он смотрел на нее, как на чудо, и был горд, что оно – его. Женя же чувствовала радость и трепет от поощрительного и сладострастного взгляда Хамата.

Надя смотрела на пляску двух гурий и спускающего с них взгляда парня и чувствовала омерзение. Женя плясала перед ним, из кожи вон лезла, чтоб показать себя и так и эдак, словно дрессированная обезьянка на потеху публики.

— Хороша игрушка, правда? — не сдержалась девушка. Поддалась к нему, неприязненно глядя в глаза, спросила. — Нравится унижать?

Парень с полминуты рассматривал ее и выдал.

— Если б я хотел унизить – унизил бы. А танец живота - целое искусство, овладеть которым дано не каждому. Женя смогла. Она великолепна.

— Унизилась, чтоб покрутить бедрами перед своим падишахом. Приятное для вас зрелище.

— Надя, был бы на моем месте менее цивилизованный мужчина, вам бы отрезали язык за подобные слова, за пренебрежительный тон. Откуда столько яда, что я вам сделал?

— Мне? Жене. Вы играете ею. Каким-то образом поработили и властвуете.

— Вы многого не понимаете, Надя, и спешите с выводами. Я люблю вашу подругу и ни за что не обижу, как не дам обидеть другому. Вы не знаете, что такое унижение и власть. Если б не этот аспект, вы могли бы предъявлять мне претензии.

Женя перестала танцевать, видя, что Хамат не обращает на нее внимания и разговаривает с Надей, и подсела к нему, обняла, предостерегающе глядя на подругу. Выглядело это как ревность и заявление своих прав на мужчину. Парень, хитро улыбнувшись со значением, посмотрел на Надежду: поняла? А та хлопала ресницами, не понимая, как Женя могла допустить мысль, что она посягает на ее араба?

— Ты ненормальная, — качнула головой. — Очнись, подруга!

— Ты о чем? — млея под рукой Хамата, перебирающей ее волосы, спросила девушка. Надя закрыла рот и отвернулась, не зная, что сказать. Настроение совершенно испортилось.

— Покури кальян, расслабься, — посоветовала Сусанна, закидывая в рот виноградины. — Кстати, не каждая женщина может покурить его. Хамат немало заплатил, чтоб вы попробовали восточной экзотики.

Сыта я вашей экзотикой! — посмотрела на нее.

— Может, обойдемся? В номер пора.

— Куда спешить?

— Завтра рано вставать.

— Встанем. В машине выспимся.

— А ты как, Женечка? — спросил у любимой Хамат.

— Как скажешь.

— Тогда покури кальян и в гостиницу, — протянул ей трубку.

— В гостиницу, — повторила как эхо, не спуская с него глаз, блестящих от предвкушения длинной, томной, как атмосфера в кальянной, ночи. И взяла трубку, спеша, неумело затянулась.

Сусанна довольно улыбнулась.

Надя чуть не заплакала: ее подруга была похожа на кого угодно, только не на Евгению Борисову.

Женя, совершенно одурманенная кальяном и умелыми ласками Хамата, не понимала, где, кто, зачем. Не видела ночи, не слышала шума работающего мотора, не понимала, что находится в машине.

— Хамат, Хамат… — шептали губы, призывая продолжать ласки, не останавливаться.

— Я здесь моя пэри, моя любовь… Не спеши, удовольствие нужно растягивать.

— Я хочу тебя…

— Рано… Я научу тебя длить удовольствие, любить любовь, — его пальцы пробежали по ее лицу, задержались на губах, чтоб они привыкли к их вкусу. — Ты горячая… Я разбудил твое тело, но этого мало.

— Хамат!...

— Я приготовил тебе сюрприз.

— Какой?

— Узнаешь в номере, — прошептал в ушко, легонько ущипнув его, прижавшись к ее груди, лаская кожу под кофточкой. — Любовь – искусство. Есть масса тонкостей и с одной из них я познакомлю тебя. После ты сможешь противиться мне, но не сможешь себе, желанию, что будет переполнять тебя, памяти тела, инстинкту.

Они поднялись в номер, но Женя даже не заметила, как это случилось, не видела подруг, не обратила внимания на укоризненный и расстроенный взгляд Нади. Она видели лишь лицо Хамата, его ласковые глаза, теплые, нежные губы.

Он завел ее в номер и, раздев, уложил на постель. Достал инкрустированную баночку с душистым маслом.

— Что это?

— Сейчас узнаешь, — улыбнулся лукаво и начал медленно втирать его в кожу Жени, пробегая от щек, шеи до стоп, кончиков пальцев. — Слушай себя, просто слушай себя, — прошептал, перевернув ее, втер масло в ягодицы. — А теперь закрой глаза, полежи, — отстранился, убрал баночку.

Женя послушно закрыла глаза и поплыла. От острого, душистого запаха масла голова закружилась, в груди стало тесно и жарко. Кожа, сначала чувствующая лишь прохладу, начала гореть. Ей показалось, что разожгли огонь в каждой клеточке ее тела и пламя пошло в глубь, охватило все ее существо, запульсировало внизу живота.

Хамат только прикоснулся к ней, легонько пробежав пальцами от шеи до бедер, как Женя, задрожав, вскрикнула, получив первый всплеск наслаждения. Ее кожа превратилась в источник блаженства. Чего бы ни касались руки Хамата, девушку мгновенно топила волна сладкого, острого удовольствия.

Эта ночь превратилась в счастье и муку. Женя, обезумев от страсти, целовала парня, впитывала губами вкус его кожи и ластилась, гнулась под его руками, стонала от радости, молила о продолжении, кричала, заполненная Хаматом.

И не заметила, как заснула, подмятая под него, упоенная ласками, утомленная сладкой, непрекращающейся дрожью внутри.

Дата добавления: 2015-07-08