Глава 5. — Неудачный день, — вздохнула Сусанна

— Неудачный день, — вздохнула Сусанна. — Но расстраиваться не стоит, завтра будет другой день и обязательно в противоположность сегодняшнему, хороший.

— Нам бы твой оптимизм, — буркнула Надежда, покидая машину.

— Совет: искупайтесь, позагорайте, к ужину меланхолия пройдет и все плохое развеется. Ничего страшного не случилось.

— О-о! Еще же ужин! — качнулась Женя, закатив глаза к небу. Хамат, решив, что девушка сейчас упадет, обнял ее и тут же получил толчок в живот:

— Не трогай меня! — прошипела она, сверкнув глазами. — Вообще не приближайся! Сусанна, если я увижу его еще раз рядом, я тут же уеду, — предупредила подругу. Та канчула головой, чувствуя неловкость.

Хамат расстроился, понимая, что своей несдержанностью испугал Женю, но ничуть не жалел, что проучил мальчишку, посмевшего выказать неуважение гостям Бен-Хаджаров, прикоснуться к девушке. Его девушке!

Он сунул руки в карман, чтоб не обнять Женю, не напомнить о поцелуе, о тех минутах, что лишь и имели какое-то значение, и тихо сказал:

— Мы увидимся за ужином. Еще раз прошу извинить за инцидент на базаре.

Женя одарила его неприязненным взглядом и пошла за Надей в дом, в свои комнаты. Хамата ее взгляд и ершистый вид позабавили. Он спрятал улыбку и, прислонившись к машине, достал сотовый телефон, набрал нужный номер и приказал доставить оборудование для печати фотографий, ноутбук, фотобумагу – все, что может пригодиться фотолюбителю, который желает стать профессионалом.

Сусанна покрутилась рядом и, как только мужчина убрал трубку в карман, спросила:

— Вечером?...

— Сделаешь, как вчера.

Парень повернулся к женщине, оглядел и улыбнулся:

— Я тебе должен.

— Нет, — покачала она головой, мягко улыбаясь в ответ. — Это мой долг тебе. Ведь именно ты помог склонить маму на согласие нашего брака с Самшатом.

Парень кивнул:

— Хорошо, будем пока считать именно так. Мне кажется тебя что-то беспокоит.

— Да. Ты отменил поездку, встречи, остался, но я боюсь, что все усилия тщетны. По-моему, она не поддается.

— Не думай об этом, просто делай, что велела Мириам. Остальное?... Я уже приобрел больше, чем потерял.

Надя сидела на диване, жевала инжир и смотрела на Женю, что, закинув руки за голову, лежала на полу, на пушистом паласе и разглядывала потолок.

— Не задался денек - права Сусанна. Это мы долго спали.

— Угу, и поэтому получилось то, что получилось.

— Да-а… Я впервые видела, чтоб у человека белели губы от ярости. У меня было чувство, что я встретилась с роботом-террористом.

— Я одного не пойму – кто он? — спросила Женя у лепнины потолка.

— Тебе? — Посмотрела на нее Надя.

— Намек?

— Куда там! Прямо говорю. Обнимались вы как голубки, воркование только в современном духе было. С чего вдруг он позволил себе лапы на тебя наложить? Не расскажешь?

— Мы поцеловались, — Женя перевернулась на живот и вздохнула. — Только давай без криков: ты сошла с ума. Без тебя знаю.

— Нет, слова не скажу, я ж не родительница глупую дочку уму-разуму учить. Но если потом будут неприятности круче, чем случились на базаре, меня не спрашивай, что делать и так далее.

— Надя, я понятия не имею, что со мной произошло. Захотелось вдруг настолько, что не только поцелуй, я бы большее позволила, — Женя села, обняв колени руками. — Вчера, сегодня, как затмение какое-то. Сейчас сижу и думаю: зачем мне этот Хамат? Что он мне? Ну, есть и есть. А там, на улочке, я смотрела на него и сердце из груди выскакивало. И…

Женя вспомнила прикосновение его губ, рук, жар, исходящий от тела, и непроизвольно вздрогнула.

— Что-то неладное творится, — согласилась Надя, внимательно глядя на подругу. — Понять бы что?

— Вот-вот, — Женя перебралась к ней на диван и принялась щипать виноград с вазы на подносе. Надя задумчиво перебирала инжир:

— Скажи честно, тебе Хамат нравится?

Женя вздрогнула, от упоминания только его имени по телу прошла волна тепла и опять стало тесно, жарко и волнительно:

— Не знаю, — потерла лоб в раздумьях и призналась. — Я его хочу.

— Да-а…— вздохнула Надя. — Если это случится, понимаешь, что будет? Мальчик-то далеко не мальчик. Языки знает, по-русски как не каждый гражданин России говорит, наверняка и по-французски так же. Охрана опять же. Заметила? Мужчины от него и от Сусанны не отходили. Ну, с Сусанной ясно, жена господина, а этот? Живет здесь, ужинает за одним столом с хозяевами. Может, он родственник Самшата?

Женя наморщила лоб в попытке сложить образ одного и другого и пожала плечами:

— Может.

— Почему тогда держит это в секрете?

— Спроси еще что-нибудь.

— Спрошу Сусанна. Сказать не могу конкретно что, какие претензии, но с ней что-то не так, точно. Вроде такая же, как была, а вроде и нет, вроде с нами, наша, а вроде и нет… Скажи, Жень, ты не думала, что Сусанна может?...

— Что?

Надя замялась:

— Язык не поворачивается… Да, ну, бред.

— И все-таки?

— Подумалось с расстройства. Ерунда.

— Ясно. Хочешь сказать, а не можешь, потому что нехорошо это, без реальных оснований самую близкую подругу подозревать, причем неизвестно в чем.

— Да. Ситуация конечно, странная, но может, действительно, с нашей точки зрения, как непросвещенных в тонкости местной жизни. А если, в общем, смотреть, то и сетовать не на что. Приняли нас как самых дорогих гостей, живем – не в каждом отеле подобный сервис устроят. И все бесплатно. Грех жаловаться и гадости думать вдвойне. Оскорбительно, согласись. Нет, серьезно, если трезво посмотреть, то ни проблем, ни претензий нет и быть не может, — поглощая виноград, рассуждала Надя. — Сцена на базаре? Неприятно, но еще больше неприятно, когда над тобой смеются и ведут себя, словно ты продаешься. Хорошо, что их проучили, плохо, что настолько жестко. Но опять же, откуда мы знаем, что для местных жестко? Может, Хамат проявил бездну шарма и лояльности, а мы, не привыкшие к подобному шарму, сразу в пике ушли и Бог знает что надумали?

Женя пожала плечами: в словах подруги был здравый смысл и логика, а то, что беспокоило, не имело четких доказательств и жило в плоскости не поддающихся четкому определению чувств.

— Может мы еще от перелетов не отошли? Крены от усталости, смены климата?

— Я тоже так подумала. А еще наше мышление идет в разрез с местным. Давай-ка не спешить с выводами и не вставать в позы. В конце концов, они здесь живут и им видней, как и с кем себя вести. Да, и ничего особенного не произошло – Родину вспомни: там круче заварушки встречаются.

— Да, — хмыкнула Женя, вспоминая потасовку в булочной, где ретивая старушка сцепилась с задевшим ее случайно парнем и чуть не поколотила его. — Ладно, действительно, проехали и забыли. Другое объясни: почему меня к нему тянет? И не просто тянет, Надя, а так, что голова вообще не функционирует.

— Может, влюбилась?

— В араба? — скривилась.

— В мужчину.

— А раньше я их не видела? И здесь больше никого нет, кроме Хамата?

— Пришло время. И потом, кто знает, как это случается, когда, к кому и почему вспыхивает страсть.

— Вот! Страсть. Не любовь, а страсть и желание.

— Но голова-то на месте?

— Сейчас здесь.

— Хочешь сказать, что когда видишь его, она уже в поездке?

— Даже не присутствует. Слышала выражение: головы лишилась? Это как раз тот случай. Со мной! Уж на что Диму Валерьева любила… помнишь, в десятом классе мы с ним дружили? Но даже тогда подобного не случалось. А сейчас мне много больше лет, и опыта. И понимаю, что веду себя неправильно, да и не надо мне романов с местным представителем, а как вижу его, как кисель, расплываюсь. Нет, Надя, это что-то ненормальное.

— Ну, любовь, в принципе, чувство ненормальное. Одно радует, ты хоть понимаешь, что хорошего от этой связи не будет. Значит, будем бороться с ненужной нам страстью! — постановила.

— Нам?... Хорошо. Какая стратегия будет избрана для достижения нашей цели?

— Держись подальше.

— Слышала, пыталась. Мимо. Я-то держусь, он – нет.

— Я помогу, буду меж вами. Ты, главное, себя в руки возьми: не думай о нем, не смотри, не обращай внимания, не слушай. Думай о том, к чему может привести подобное умопомрачение: мальчик неоднозначный, судя по взглядам в твою сторону и тому, что выкинул на базаре, просто вулкан Кракатау. Не дурак, Сорбонна и Московский университет за плечами и жизнь в Англии. Кто он, чем занимается – огромный вопрос. Ты женщина видная, но насколько я тебя знаю, для гарема и борделей не подходящая. К здешнему климату не привыкшая, к традициям и менталитету тоже, да и не привыкнешь, как азм есть христианка, свободная и уважающая свою свободу личности женщина. Дать же себе волю потешить половые инстинкты под знойным персидским солнышком чревато для морального и физического здоровья. Неизвестно, как после будет вести себя любовничек, учитывая, что после пошлейшего, ничего не значащего поцелуя, готов на подвиги, какие не снились и Тристану.

— Надя, кому ты говоришь? Я что пятнадцатилетняя наивность? И вообще, хватит, сама разберусь, нашли тоже печаль. Пошли лучше искупаемся.

— Я только за, — легко согласилась девушка. Обе встали и пошли переодеваться, а потом с разбегу прыгнули в бассейн, в прохладу чистой воды.

Пока девушки резвились у бассейна, купались и загорали, в их покои была доставлена и установлена техника для обработки и печати фотографий, а так же наряды, что они выбрали на базаре.

— Жень, пора, наверное, на ужин собираться, — протянула Надя, подставляя солнцу живот для загара.

— Ну, его, — лениво отмахнулась Женя, лежа на животе.

— У тебя спина сгорит.

— Не сгорит.

— Все равно пора. Сусанну подведем.

— Надо будет узнать у нее, не станут ли ужины с родословной ее мужа ‘приятной’ традицией? — нехотя поднимаясь с лежака, проворчала девушка. — Завтра никуда не поедем, ладно? Будем поджариваться на солнце и плавать…

— И есть. Я проголодалась.

Девушки пошли к себе и остановились посреди гостиной, разглядывая пакеты на диване и принтер с ноутбуком на столе в углу.

— Чем платить будешь? — кивнула Надя на технику, со значением покосившись на подругу.

— Платят за покупку, а это лишь прокат, — отмахнулась та, выискивая среди доставленных вещей ту очаровательную белую кофточку. Нашла. — Ее одену.

И побежала переодеваться.

— Ну, ну, — посмотрела ей в спину Надя.

— Ты специально? Чтобы Хамат с ума спрыгнул, как ты? — с укором и недовольством спросила Надя, разглядывая выплывшую из своей комнаты Евгению. Белая прозрачная кофта, оттеняя легкий загар кожи, свободно спадала до бедер, при этом открывая взору и грудь, и изгиб талии, бедер, что были прикрыты короткой юбкой с низким поясом. Туфельки на высоких каблуках, распущенные волосы и легкий макияж, дополняли впечатление, превратив девушку в юную супермодель, от которой и импотент бы не отказался, не то, что горячий восточный красавец.

— Тема Хамата закрыта, — объявила Женя. — Я не для него, а для себя одеваюсь и паранджу осваивать не собираюсь. К тому же на этих каблуках я буду выше него. Пусть он заработает комплекс неполноценности и отстанет.

— Боюсь, он другой комплекс заработает, — качнула головой Надя, выходя из комнаты. У дверей девушек уже ждал слуга, чтоб проводить на ужин.

Все семейство Бен-Хаджар и Хамат стояли в гостиной и переговаривались в ожидании гостей.

— Добрый вечер, — улыбнулась Надя, натягивая на лицо маску приветливой учтивости. Женя просто кивнула, глядя в глаза Ассарии, что оглядела ее с ног до головы и расцвела, словно получила приз. Самшат рассыпался в комплиментах, Сусанна подмигнула с довольной улыбкой, а Хамат, забыв про присутствующих, смотрел на Женю, не мигая и, казалось, не дыша.

Он был явно восхищен и сражен видом девушки, но та не обращала на него внимания, встала к нему спиной, слушая цветастые фразы восхищения Самшата. Надя покосилась на парня: его парализация была полной, но явно, временной и, главное, было ясно, что ухищрения Борисовой были мало напрасными, но и опасными. Парень оказался одного роста с ней, о комплексах, видимо ничего не знал, но много понимал в женской красоте. Хамат не просто смотрел на Женю, он ласкал ее взглядом и не скрывал того. Наде это очень не понравилось, но подруга сказала, что справится сама, и девушка не стала вмешиваться, обращать ее внимание на красноречивые взгляды влюбленного переводчика.

Когда двери в столовую распахнули и все двинулись к столу, Надя попыталась обойти Сусанну и Самшата, что шли как караульные по бокам Жени, и занять места за столом так, чтоб Хамат оказался не меж ними, а в стороне и как можно дальше от предмета своей страсти. Ничего не получилось – их рассадили как вчера. И потянулось время неспешных ответов и вопросов, перемены блюд, улыбок, внимательных взглядов – милая и наискучнейшая идиллия семейного ужина.

Хамат, положив руку на спинку стула за спиной Жени, то и дело подкладывал ей на тарелку пищу, не только не слушая – не слыша ее возражений и, не отрываясь, смотрел на нее, забыв о своей тарелке, ужине. Женя чувствовала себя неуютно, не могла есть. Взгляд и близость Хамата волновали ее, лишая уверенности и решимости не поддаваться его чарам. И как она ни пыталась держаться с ним холодно, как ни делала вид, что знать его не знает, не видит, не осязает, дрожащая вилка в руке, ремарки невпопад, румянец выдавали ее с головой, что и раздражало ее все сильней и, как следствие, выдавало еще больше, увеличивая волнение, усиливая количество промахов. Она уже молчала, потому что голос стал срываться, не кушала, а лениво ковырялась в тарелке, лишь делая вид, что ест. А сердце стучало уже в висках и мутило разум.

Последним блюдом был подан хаммас. Женя, фактически ничего не попробовав, отказалась бы и от него, но настояла Ассария. Женщина, глядя в упор на девушку, что-то залопотала почти приказным тоном:

— Госпожа Ассария заметила, что ты почти ничего не ела. Это обижает ее. Заставляет думать, что ты недовольна ее кухней и искусством поваров или пренебрегаешь хозяевами, — перевел Хамат. — Ты должна разубедить ее и съесть хотя бы хаммас, наше национальное блюдо, чтоб она успокоилась и не оскорбилась.

Женя выдавила улыбку и принялась за пюре, радуясь, что его немного. И закивала женщине, съев ложку:

— Вкусно, очень вкусно!

Ассария кивнула в ответ и что-то сказала.

— Хаммас готовят из нуты, турецкого ореха, на масле кунжута, добавляют сок лимона, чеснок, инжир и оливы, — перевел парень с улыбкой на губах, заглядывая в глаза девушки. — Госпожа Ассария рада, что тебе нравится вкус хаммаса, но не уверена, что это так. Придется съесть все, чтоб убедить ее.

— Хорошо, — кивнула Женя женщине и доела пюре. Только тогда Ассария довольно закивала.

— Ты успокоила ее.

— Рада, — буркнула Женя, почувствовав, как пальцы парня перебирают ее волосы, скользят по коже у шеи. Девушка дрогнула и выпрямилась, отстраняясь.

Быстрей бы закончился ужин!

— Завтра опять ужинаем вместе? — Спросила.

— Нет, завтра четверг.

— То есть по четвергам вы не собираетесь за одним столом?

— За ужином, — уточнил.

— Заняты?

— Да.

— Чем, если не секрет?

— Каждый своим делом.

Ассария встала, объявив окончание семейного раута.

Виват! — вскочила и Женя, но дальше гостиной не ушла – Хамат перехватил ее, придержав за талию.

— Руки убери. Не заставляй меня грубить.

— Груби, — разрешил, прижимая ее к себе, переплетая ее руки со своими. Женя замерла: по телу прошла дрожь и волна тепла. Девушка смотрела, как уходит Надя в сопровождении Сусанны и Самшата и понимала, что надо бы позвать ее, побежать за ними пока они не скрылись с глаз и не оставили ее один на один с Хаматом, но не могла и слова найти, звук издать. Ей была очень приятна близость парня и сил бороться с нахлынувшим вдруг желанием, с теплом тела парня, с его руками и дыханием, глазами и губами, было все меньше, а желание остаться в объятиях, отдаться на волю Хамата, все больше.

И подумалось: что она теряет? Чему и зачем противится? А может, стоит отдаться страсти и понять, что это такое, хоть раз в жизни позволить себе безумный поступок? Зачем бежать от нежности и ласки, от ночи, что обещает быть незабываемо сладкой, от рук и губ, от мужчины, которого она хочет, и который желает ее не меньше? Один раз, одна ночь и кто знает, может, все остальное померкнет перед ней и потом, через много лет, Женя будет помнить лишь ее и радоваться, что это было в ее жизни.

Хамат вдыхал аромат Жениных волос и чувствовал, как кружится голова от этого запаха, ни с чем несравнимого, желанного.

— Женя, — прошептал. — Ты самая прекрасная женщина… Женя-я…

Его губы коснулись ее кожи на изгибе шеи, и девушка дрогнула, закрыла глаза, отдаваясь блаженству поцелуя, что сжег последний довод разума, последнюю здравую мысль.

И будь, что будет…

Хамат вел ее по залам особняка, но куда, она не понимала, не задумывалась. И даже, если б он вел ее в ад, она бы пошла за ним, за его ласковыми глазами, жаркими, влажными губами, за его нежными, сильными руками, его вздохом, его взглядом.

Шаги в тишине, полумраке и пустоте помещений отдавались в ее сердце гулким стуком, трепетом приближения желанного мига, его власти и ее покорности. Рука Хамата грела ее плечи и ласкала кожу, будила лишь одно желание – затянуть эту ласку до бесконечности и в ней остаться и утонуть, и пусть, погибнуть. И не было сил оторвать от него взгляда, и не хотелось отодвинуться.

Пальцы Хамата легонько коснулись приоткрытых губ девушки, нежных, манящих, пробежали по щеке, очертили овал лица, убирая шалые локоны:

— Пэри… Моя пэри…

Губы Хамата накрыли губы Жени, язык проник в рот не встретив сопротивления, и исторг сладкий стон. Тело девушки дрогнуло прижатое к телу парня, руки проникли под вырез рубашки, срывая с нее пуговицы, и скинули на пол ненужную тряпку. Широкие плечи, гладкая кожа, сильные руки – Женя застонала, впившись пальцами в плечи Хамата, почувствовала, как его рука проникла под юбку, и стало горячо и сладко.

— Пойдем ко мне, — прошептал, заглядывая в затуманенные глаза девушки.

— Да, — прошептали влажные от поцелуя губы.

Парень подхватил ее на руки и понес в ночь, в темноту мужской спальни, на широкую постель под газовым пологом. Поставил на край и осторожно, касаясь губами каждой клеточки освобожденного тела, стянул юбку вместе с трусиками. Прочь туфли, следом на пол полетели скинутые брюки. Хамат подхватил Женю и опустил на пол, прижимая к себе осторожно, любуясь и лаская кожу, снял кофточку, расстегнул лифчик.

Безумие, — понимала Женя, но какое сладкое и приятное. Ее пальцы зарылись в шелке его волос, а грудь приникла к его груди, и вырвался стон, перестал существовать мир. Он ласкал ее грудь, целовал, мучил ласками, не торопя финал. Женя стонала, исследуя его, целуя плечи и грудь, шею, пальцы – ей нравился вкус его кожи, запах острый и манящий, сводящий с ума. Сильное тело, литое – идеальное от мочки уха до кончика пальца на стопе, и кожа – шелк, и взгляд – нега, и губы – радость.

Хамат приник к ее губам и, придерживая девушку за талию, проник в нее, не в силах больше сдерживаться. Взрыв, крик и мольба – ‘только не уходи’. ‘Нет, никуда, от тебя никуда, никогда’…

И вновь счастье от нежности его рук и крик радости от его власти над ней, и истома, тихая нега – всю ночь. Час за часом, минута за минутой – только он…

Когда солнце забилось в окно, а утренний ветерок подул в занавески, влюбленные спали, сплетясь в объятьях друг друга.

Хамат приоткрыл глаза и увидел силуэт матери за занавеской. Женщина кивнула ему и, благословив, вышла так же неслышно, как вошла. Женя же ничего этого не видела. Она крепко спала на груди Хамата, утомленная бурными ласками, успокоенная его объятьями. Парень улыбнулся, глядя на ее безмятежное лицо, пропустил меж пальцев свет ее волос, любуясь их красотой, и закрыл глаза. На душе было покойно и радостно – его, теперь она только его. Сколько лет он грезил этой нежной кожей, волосами, высокой спелой грудью, и вот сбылось…

Женя открыла глаза, когда Хамата уже не было в комнате. На его подушке лежала красивая заколка из изумрудов и рубинов в виде букета цветов. Женя повертела ее в руках, огляделась и, вспомнив, где она и как оказалась в чужой спальне, села: черт, кажется, ночью она сошла с ума!

Девушка вскочила, поспешно натягивая на себя раскиданную одежду, осторожно выглянула за двери – никого. Туфли в руки и бегом в свои комнаты, максимально тихо ступая по паркету. Ввалилась в гостевые покои и, кинув туфли на пол, прислонилась к дверям:

— Черт!

— Хуже! — сердито заявила Надя, появившись в дверном проеме. — Семь утра! Ты совсем что ли?! — постучала себе по лбу.

— Ладно, хватит! Не начинай! Мама родная!

— О-о! Ясно! … Только не говори мне, что ты ночь провела с этим…

— Какая тебе разница?! — раздраженно отмахнулась Женя, спеша скрыться в своей комнате, но Надя не оставила попытку достучаться до разума подруги, пошла за ней.

— Ты соображаешь, что натворила?

— Что?! Что?! — развернулась к ней Женя. — Переспала с мужчиной – это криминал?!

— Нет, — развела та руками, пожала плечами от возмущения. — Пожалуйста, спи, хоть со всей Сирией! Только потом, как Сусанна, не вой! Не говори мне: ‘что же делать, Наденька’, ‘как я могла’?! А-а! Может, ты хочешь стать верной персидской женой?! Тысяча пятьсот второй в гареме ‘переводчика’! Главной!

— Хватит! — рявкнула Женя. — Я взрослая женщина и голова у меня на плечах…

— Хамата!

—…своя! Захотела и переспала, захочу и еще пересплю, понятно?!

— Ради Бога! — сердито кивнула Надя. — Ублажай падишаха. То-то он, наверное, рад. Хвастает наверняка уже, что смог белую дурочку под себя уложить смог, горячий сирийский Дон Жуан!

— Шовинистка!

— Идиотка!

— Ханжа!

— Вертихвостка! Потрахает тебя твой араб и выкинет!

— Это я его выкину! Ясно тебе?! Я потрахаю и выкину!! Я, а не он!

— А-а, — нахмурилась Надя. — Дома-то приключений не хватает? Мужички там простецкие, не такие загадочные да темпераментные? А здесь весь набор экзотики разом: и удовольствие и неприятности.

— Какие?

— А вот это ты у Хамата своего спроси. Чужой ум - дебри, а мужичок он витиеватый, по менталитету своему и нраву - неоднозначный. Что любовнице своей уготовит, в какую сторону мозговых заворотов пойдет, один Аллах ведает.

Женя в сердцах бухнула дверью ванной комнаты, сбегая от подруги: без тебя знаю, что дура!

Но какая была ночь!...

День прошел тихо: подруги в уединении провели его у бассейна, вдоволь накупавшись и назагоравшись. Надя, правда, дулась, укоризненно и недовольно поглядывая на Женю, но нотаций больше не читала. Хамат не появлялся, он даже не маячил на горизонте. Исчез, словно его и не было – что несколько успокоило ее, а для Жени, кажется, и вовсе прошло незамеченным. К вечеру Сусанна уговорила их вновь съездить в город. На этот раз они ехали на двух машинах, обойдясь без переводчика и всего тремя охранниками, и были встречены торговцами настолько уважительно, что получили истинное удовольствие от шопинга. Набрали вещей, безделушек, пофотографировались. Надя отошла, перестала неприязненно коситься на Женю, повеселела.

Поужинали подруги в ресторанчике Самшата, попробовав изысканные восточные деликатесы. К ночи вернулись домой, перемерили купленные наряды, позвонили домой, отпечатали сделанные на прогулке снимки, обсудили их и легли спать, удовлетворенные прошедшим днем.

Осталось десять дней, девять ночей, и будет просто здорово, если они пройдут как этот день и эта ночь.

Дата добавления: 2015-07-08