Медицинская психология: психопатология

Бинсвангер видит основную заслугу Фрейда перед наукой, как ее видел сам Фрейд:³⁰

Он приписывал основное значение не «практической задаче» толкования символов, а скорее «теоретической» задаче объяснения предполагаемых «операций» отдельных способов функционирования психического аппарата³¹. (Курсив мой.)

³⁰ Там же.

³¹ Там же, с. 148.

Более того,

...доктрину Фрейда отличает именно его попытка продемонстрировать, что следует с механической необходимостью из заданных условий естественной организации человека и столкновения этих условий с факторами окружающей среды ³².

³² Там же.

С этим «раскрытием механизма» мы попадаем, по мнению Бинсван-гера, в сферу медицинской психологии и психотерапии.

Здесь необходимость незаконно захватывает место свободы, механистичность — место рефлексии и решимости. И вместе с этим мы оказываемся в сфере медицины. «Ибо, — говорит Лотце в своем знаменитом трактате об инстинктах, — насколько в сущности худо пришлось бы нашему здоровью, если бы рефлексия, а не механизация, была его защитником» ³³.

³³ Там же.

Говоря о вышеприведенной дискуссии, нам нужно только ввести ценностное понятие психического здоровья в меньший круг психоанализа, уже охарактеризованный, чтобы увидеть, как осуществляется переход от теоретической структуры к практической дисциплине. Инстинкт нацелен на удовольствие. Неуспех в этой цели приводит к страданию, тревоге и т. п. Здоровье, таким образом, становится способностью удовлетворить цели инстинктов, насколько это возможно в рамках цивилизации, сущность которой подразумевает препятствия для основного удовлетворения инстиндтов ³⁴. Психологические факты становятся симптомами, так же как в соматической медицине физиологические факты становятся симптомами.

³⁴ Freud, Civilization and Its Discontents, trans, by Joan Riviere, in Major Works (Vol. 54 of Great Books of the Western World), pp. 767—806.

Это как медицина, где искажение данных, которое само по себе так осуждалось выше в отношении непсихоаналитической психологии, становится определяющим для самой задачи медицины. Мир, как он предстает для пациента, должен быть изменен, поскольку болезнь обнаруживает себя именно соотношением с этим самым миром, смыслами, как они переживаются пациентом.

В соматической медицине ценностные термины «здоровье», «симптом», «болезнь» вполне поддаются выражению в неценностном контексте физиологии, анатомии, неврологии, в отношении жизни, страдания, смерти, нарушения функционирования организма. То есть каждый медицинский факт полностью поддается преобразованию в факт биологии человека, при этом теряется отношение ученого, врача к фактам. В соматической медицине, следовательно, ценностные термину здоровья и болезни, например, являются ориентирами для процедуры, так сказать, регулятивными идеями — которые, теоретически, не конституируют данные, но только влияют на акцент в установлении данных, во внимании и контроле.

Но в медицинской психологии понятия (психического) здоровья, нормальности и т. д. нельзя соотнести с такими «объективно» недвусмысленными состояниями физического организма, как здоровье, смерть, органическое нарушение. Допустить такое значило бы впасть в ошибку позволения меньшему кругу признавать неинтенциональные акты основной реальностью, ошибку непсихоаналитической психологии. С другой стороны, объекты, на которые нацелены инстинкты или побуждения, — это объекты, обладающие ценностью, желаемые, нужные, требующиеся; другими словами, биологическая цель становится критерием оценки «нормальности» целей, желаний и ценностей, как они переживаются в своей феноменальности. Одним словом, если можно так выразиться, оцениваются сами ценности, в то время как в биологической медицине оцениваются процессы, сами по себе неинтенциональные.

Как теория объяснения психоанализ может иметь основания сводить феномены психической жизни к побуждениям и потребностям и таким образом структурировать эти феномены в систему фактов. Как терапия, однако, там, где он пытается оказать влияние на ход психической жизни, видно, что его собственная оценочная структура того же рода, как и то, на что она влияет. То есть в то время как в непсихоаналитической психологии, как только что обсуждалось, проблема происходила из того факта, что метод исследования был того же рода, как и объект исследования, в медицинской психологии или психотерапии основа метода влияния и контроля того же рода, как и то, на что должно быть оказано влияние. Именно в такой системе отсчета психоанализу могут быть адресованы подобные вопросы: обязательно ли страдание является признаком ненормальности — и если нет, то когда? Всегда ли вина патологична? Явлйется ли плохая приспособляемость к социальным требованиям симптомом эмоционального нарушения?

Если вскоре появится подтверждение биологического критерия оценивания самих ценностей, оно будет практическим, а не научно-теоретическим. Наука не,может подтвердить ценность, как она подтверждает теорию. И хотя может оказаться, что «искажение» мира пациента (осуждаемое «чистыми» феноменологическими психиатрами, такими как Ван ден Берг)³⁵ является сущностью психотерапии и что определенные виды психотерапии (такие как психоанализ) работают, так как оцениваются с помощью критериев психического здоровья, заимствованных из их собственных объяснительных систем, психологическая медицина не может и даже не пытается подтвердить свои оценочные предположения чисто биологически. Она должна без привилегированного статуса вступить на общую арену ценностных систем.

³⁵ J. H. Van den Berg, The Phénoménologie al Approach to Psychiatry (Springfield, 111., 1955).

III.

Дата добавления: 2015-07-10