Глава 23.

Съёмка разговора Степнова и Наташи Разиной продолжалась уже полчаса, благодаря тому, что Алёна постоянно путала свои реплики. Арланов, сделав скидку на то, что она ещё не адаптировалась в новом коллективе, проявлял нереальное терпение и старался сдерживать свой гнев.

- Алён, соберись, - вздохнул Арланов, давая очередную команду к съёмке очередного дубля.

Третьякова не горела желанием наблюдать за съёмками сцены Абдулова и Тропининой, и поэтому она направилась в гримёрку, чтобы Настя поправила ей макияж для следующей, последней на этот день сцены с Абдуловым. Потом, правда ещё предстояли сцены с Ранетками.

Зайдя в гримёрку, она обнаружила там девчонок, которые бурно что-то обсуждали, но, едва завидев её, прекратили разговор.

- О, Ленка, ты где была? – спросила Лера, как только Третьякова явилась в гримёрку.

- Курила, - отозвалась Лена, к которой после того, как она выпустила пар, «умыв» Тропинину, резко поднялось настроение. – О чём болтаем?

- Та вот мы тут с девчонками посоветовались и решили сегодня пойти в ресторанчик, отметить приход Ани в сериал. Ты как? – живенько спросила Козлова.

- Я – за, - улыбнулась Третьякова, которой эта идея показалась очень даже удачной, ведь за всё время гастролей у неё с девчонками не было даже времени вместе расслабиться и пообщаться. – Во сколько и куда?

- Нуу, часиков в восемь можно встретиться и всем вместе пойти в «Вермонт», - предложила Руднева, изо всех сил стараясь показать, будто эта идея только что пришла ей в голову.

- Окей, - улыбнулась Третьякова, плюхаясь рядом с Нютой на диванчик.

Когда Настя наконец появилась в гримёрке, Лена села в кресло, чтобы подготовиться к предстоящей сцене. Внутри, несмотря на в общем-то, неплохое настроение, крылось нехорошее предчувствие, как перед посещением кабинета стоматолога. Все «ранетки», кроме Леры и Наташи, вышли из гримёрки, им предстояло снять сцену урока истории в 11 «Б».

- Лен, как тебе новенькая? – с невинным лицом поинтересовалась Лера, листая свой сценарий. – Нам вот с Наташкой не очень, да, Наташ?

- Ага, мутная она какая-то. – Подтвердила Щёлкова, - она мне недвусмысленно намекнула, что я петь не умею, - хмыкнула Наташа.

- Правда? – спросила с ухмылкой Лена, - А мне…- тут она прикусила язык, поняв, что чуть не сболтнула лишнего.

- Что? – в один голос поинтересовались Козлова с Наташей, проявив явный интерес к тому, что у Лены, возможно, возникли разногласия с новенькой, что только подтверждало их подозрения по поводу Ленкиного отношения к Абдулову.

Лена, секунду подумав, солгала:

-…что я на гитаре плохо играю.

- А, - разочарованно протянула Лера, ожидая услышать что-нибудь более интересное, чем это. Но что-то в голосе Третьяковой всё-таки подсказывало ей, что она чего-то не договаривает.

Когда Лена была уже готова, до съёмки оставалось двадцать минут. Пробежав глазами сценарий, Третьякова снова почувствовала неприятный холодок, гуляющий по спине. Явное безразличие Абдулова во время съёмок прошлой сцены задело её, заставив задуматься над тем, что же так повлияло на его отношение к ней. В его глазах проскальзывал холод, равнодушие. Зачем он с ней так? Неужели ему доставляет удовольствие играть с ней? Конечно, их отношения всегда сводились к каким-то диким играм, заставляющим сердце стучать быстрей и кровь – приливать к вискам. Но так было раньше. А сейчас, после вчерашнего вечера, Лене показалось, что всё изменилось, что ОН изменился. Но, видимо, она ошиблась. Она не могла быть уверена в том, что Абдулов действительно может влюбиться в неё. Но, проскользнувшая глубоко в подсознании мысль о том, что он может влюбиться в другую женщину, заставляла какой-то опасный огонёк зажигаться где-то глубоко внутри Третьяковой. И появление этой Алёны и её повышенный интерес к Абдулову сыграли с Третьяковой злую шутку – в голове появлялись настойчивые мысли по поводу того, что неплохо было бы выдрать Тропининой её белокурые локоны.

- Лен, ты готова? – осведомился подошедший к ней Арланов, когда она в последний раз пробегала сценарий перед съёмкой, стоя в кабинете, оборудованном под «съёмочную площадку» фильма «Это будет вчера».

- А к чему тут готовиться? У меня всего одна реплика. – Пожала плечами Третьякова, стараясь не смотреть Арланову в глаза, чтобы он не мог заметить её волнение.

-Ну… не скажи. Тебе ведь эмоции сыграть надо. Причём такие, чтобы зритель рыдал. – Положил ей руку на плечо Арланов, и по-отечески погрозил пальцем: - Слышишь, Третьякова, рыдал! Ты ведь можешь, если захочешь, я ж тебя знаю, - с хитринкой улыбнулся Арланов, и Лена, натянуто улыбнувшись, ответила:

- Не волнуйтесь, Сергей Витальич, зарыдает, как миленький, - и закрыла папку со сценарием.

- Моя школа, - хлопнул её по плечу режиссёр и с довольной ухмылкой удалился отдавать последние распоряжения перед сценой.

Завидев в противоположном конце кабинета Абдулова напару с Тропининой, Лена почувствовала себя неуютно – она заметила, с какой победной ухмылкой смотрит на неё Алёна, стараясь держаться поближе к Виталию. Желание «навалять» Тропининой просто рвалось наружу, но Третьякова успешно сдерживала его.

На мгновение встретившись с Абдуловым взглядом, Третьякова попыталась удержать зрительный контакт, но Виталий тут же отвернулся. Почувствовав неподдельную обиду, Лена снова открыла папку и тупо уставилась в сценарий, старательно делая вид, что увлечена чтением сцены.

- Все по местам, - послышался крик Арланова, и Лена заняла свою позицию за дверью кабинета – ей предстояло войти в «съёмочный павильон» и застать там целующуюся парочку, после чего с ошарашенным и шокированным видом выскочить из павильона, а Степнов должен был погнаться за ней. На этом сцена заканчивалась.

Сказать, что Лена волновалась – значит ничего не сказать. Чувствуя неподдельный страх от того, что ей предстоит сыграть, Третьякова тщетно пыталась взять себя в руки, но, когда она услышала команду Арланова «Камера, мотор!», собрав всю свою волю в кулак, мужественно открыла дверь в павильон.

Виталий давно не чувствовал ничего подобного – ему предстояло поцеловать красивую, и, что греха таить, соблазнительную молодую женщину, но никакого удовольствия от предвкушения этой сцены он не испытывал. Его волновало только одно – реакция Третьяковой. Она, конечно, талантливая девушка, и умеет очень жизненно выражать в кадре эмоции, но он надеялся, что из этой сцены он сможет вынести для себя какую-то мораль, понять, как на самом деле относится к нему Лена. Хотя, казалось бы, все точки над «ё» были уже расставлены, но он всё ещё втайне от самого себя надеялся, что ошибся, когда подумал, что Лена к нему равнодушна. Он не мог не замечать, как Алёна кокетливо посматривает на него, он прекрасно знал подобный тип женщин. Таких, как Алёна, было слишком много. А Третьякова – одна. Одна, непохожая на прежних его женщин, одна, сумевшая так быстро и так глубоко поселиться в его мыслях.

Когда прозвучала предварительная команда режиссёра, Виталий повернулся к лицом к Тропининой, и, глядя в глубокие карие глаза девушки, задумался над тем, что вода в озере – серебристая. Серебристая, прозрачная, манящая, спасительная. Удивившись тому, что в его мозгу почему-то всплыл образ озера из бредового сна, приснившегося ему вчера вечером, Абдулов понял, что серебристые глаза Третьяковой гораздо глубже, чем глаза Тропининой. Ноющее ощущение где-то в левой стороне груди заставили его очнуться от мыслей и вспомнить о том, что сейчас предстоит сыграть довольно важную сцену.

- Камера, мотор! – прозвучала главная команда Арланова, и Абдулов наклонился, закрыл глаза, стараясь не вглядываться в лицо Алёны, которая чуть приоткрыла губы в ожидании поцелуя. Открылась дверь в павильон, включилась другая камера, снимающая вошедшую Третьякову.

Абдулов открыл глаза и, помимо собственной воли, повернул голову в сторону Лены, стоящей в дверях павильона. Алёну он так и не поцеловал, что, видимо, Тропининой очень не понравилось.

- Стоп! – крикнул Арланов, по которому было заметно, что он разочарован вынужденной остановки съёмки. Видимо, он планировал снять эту сцену быстро, эффектно и с минимальными затратами нервов. – Абдулов, ты должен целовать Алёну, а не на Третьякову пялиться! Она должна видеть ваш поцелуй, а не твои напуганные глаза, понял меня? – отчётливо проговорил возмущённый режиссёр, чем очень разозлил и без того напряжённого Абдулова.

Виталий помимо воли направил взгляд в лицо Третьяковой и столкнулся с её усмехающимся взглядом. Внутри всё похолодело, было заметно, что она явно довольна произведенным эффектом. Почувствовав, что над ним издеваются, хмурый Абдулов молча кивнул Арланову, скользнув взглядом по спине удаляющейся за дверь Третьяковой, снова повернул лицо к Алёне, которая, по-видимому, была раздражена не меньше его самого.

- Второй дубль, поехали!

Абдулов решил, что просто обязан поцеловать Тропинину со второй попытки, чтобы не давать Третьяковой очередного повода посмеяться над ним.

Лена чувствовала себя победительницей – всё-таки ему на неё не наплевать. Его испуганные глаза в тот момент, когда она вошла в павильон, выдали его с головой. Всё-таки эта Алёна пока что не смогла перевести всё его внимание на себя. Это очень подняло настроения Третьяковой и она с довольным видом вышла из павильона, готовясь ко второму дублю.

Снова рука на ручке двери, но от былой нерешительности не осталось и следа. Лена с твёрдым намерением убедительно сыграть предстоящую сцену, открыла дверь и, сделав шаг внутрь, застыла на месте – парочка у окна самозабвенно целовалась. Забыв то, что должна сказать «Виктор Миха…», Лена молча закусила нижнюю губу, чувствуя, как к горлу подступает огромный ком, мешающий произнести хотя бы слово. Прежнее чувство полной потерянности вернулось к ней в стократном размере, и, не ожидая от себя самой такой реакции, Третьякова почувствовала, как подкашиваются ноги. С силой сжав дверную ручку, она уже секунду продолжала наблюдать за разворачивающейся сценой – страстный поцелуй и ладони Абдулова, без стеснения исследующие спину Тропининой буквально впечатывались в мозг Третьяковой, заставляя её ещё сильнее закувать губу и увлажниться глаза. Вопреки сценарию, Третьякова не выбежала из павильона, а просто развернулась и, закрыв за собой дверь, спокойно вышла, прекрасно понимая, что ей сейчас ой как влетит от Арланова, который за вопиющее нарушение сценария заставит переснимать проклятую сцену. Нет, ещё одного такого дубля не выдержит даже «железная леди» Третьякова. Почувствовав противное покалывание в левой половине грудной клетки, она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, упираясь ладонями в колени. Такого опустошения она ещё не чувствовала ни разу в жизни. Странное и новое ощущение захлестнуло её с головой, давая понять, что эта пытка под названием «Виталий Абдулов» обещает быть очень болезненной.

Арланов с застывшим лицом сидел в режиссёрском кресле и каким-то тихим и вкрадчивым голосом пробормотал:

- Стоп. Снято.

Абдулов оторвался от Тропининой и с удивлением посмотрел на Арланова – эта сцена должна была кончиться явно не так.

- Серёга, это же ляп, расхождение со сценарием, - подсказал Арланову оператор, стоящий за камерой, снимавшей Третьякову.

- Плевать. Я хотел, чтобы зритель рыдал. И он будет рыдать. – С сосредоточенным и озабоченным лицом отозвался Арланов, вставая с кресла, - Переснимать не будем. – И со взволнованным видом вышел из павильона.

- Лена, - услышала Третьякова у себя за спиной, направляясь в сторону комнаты отдыха, чтобы перед очередным дублем выпить глоток воды, чтобы хоть как-то убрать этот противный ком из горла. Обернулась.

- Сергей Витальич, я сейчас, воды глотну, и сразу на съёмку, - чуть сдавленно ответила она, увидев позади себя взволнованного Арланова.

- Не надо, ты свободна на сегодня, - ответил Арланов, всё ещё сосредоточенно изучая потерянное лицо Третьяковой.

- А как же сцену переснимать? – удивленно, но как-то устало отозвалась Лена, всё ещё стоя вполоборота.

- Переснимать не будем, всё нормально, - ответил режиссёр и, встретившись с недоумевающим взглядом Третьяковой, добавил: - Очень реалистично.

- Я стараюсь, - грустно усмехнулась Третьякова и отвернулась, чтобы удалиться восвояси. Сил и желания оставаться в этой проклятой школе совсем не осталось.

- Главное – не перестараться, - назидательно ответил Арланов, чувствуя, что зря затеял эту игру человеческими эмоциями. Он прекрасно видел, что Третьякову эта сцена совсем выбила из колеи, и, почувствовав себя немного виноватым, отпустил её домой, отменив все её оставшиеся сцены на сегодня. Увидев, как она, не ответив ничего, просто развернулась и направилась куда-то в сторону гримёрки, он вернулся на съёмочную площадку и отдал распоряжения о переносе аппаратуры в соседний кабинет.

Идя по пустому коридору, Третьякова уже передумала идти в комнату отдыха за водой, и направилась сразу в гримёрку, за вещами. Сейчас Лена чувствовала только неприятное покалывание в области сердца – видимо, сказывалась потребность в очередной дозе никотина. То, что эта потребность за последние два дня проявлялась у неё всё чаще, давало Лене повод задуматься над тем, что же изменилось в её жизни.

Вроде бы, изменилось не так много. Но если задуматься, то изменилось практически всё – она просто почувствовала, что не является единым целым, что чего-то не хватает для того, чтобы восстановить целостность её личности, её мыслей, её сознания. Как будто из жизни, как из паззла, вынули один кусочек, без которого картинка воспринимается совсем иначе – как-то бесполезно, бессмысленно, да, и попросту не эстетично. У её потерянности была одна причина. И звали эту причину – Абдулов. И непонятно, когда его имя стало вызвать такой резонанс в её душе, когда его прикосновения стали подобными электрошоку, приводящему в движение взрывоопасный механизм в её теле, когда звук его голоса начал заставлять её вздрагивать. Пугающая догадка поразила Третьякову своей простотой и нелепостью одновременно – неужели всему этому есть только одно объяснение?..

Дата добавления: 2015-07-10