|
Ехали молча. Лена сосредоточенно наблюдала за дорогой и вела машину. Абдулов, оперевшись горящим лбом о прохладное стекло окна, видимо, спал, тяжело дыша.
Третьякова повернула голову в его сторону – он выглядел таким беспомощным сейчас. Странно было видеть его таким. Кто бы мог подумать, что такая язва и придурок, как Абдулов, может казаться таким беззащитным. Усмехнувшись про себя, Лена перевела взгляд на дорогу. И только сейчас до неё дошло, что она не знает, где живёт Абдулов. К себе его везти было нельзя – дома родители, было как-то неловко. Поэтому она слегка потормошила его за плечо.
- Ммм? – промычал Абдулов, разлепляя воспалённые веки.
- Адрес говори, - коротко ответила Лена, глядя на дорогу.
- Чей? – спросонья тормозил Абдулов.
- Ну не мой же, - отозвалась Третьякова, - Свой я и сама знаю. Где живёшь, спрашиваю?
- А, - понял Виталий, садясь ровно в кресле, и назвал адрес.
Больше они ни о чём не говорили.
Подъехав к его дому, Третьякова первая вышла из машины. С неба всё ещё капал дождь, но не такими крупными каплями, как два с половиной часа назад. Погода нагоняла тоску, и Лена посмотрев на серое небо, ждала, пока Абдулов соизволит выйти из автомобиля.
Он выглядел не хуже, чем полчаса назад, когда она садились в его машину, но и не лучше.
Обойдя машину, он обошёл её спереди и подошёл к Третьяковой, и, протянув руку к ней, чтобы получить обратно свои ключи от машины, сказал:
- Спасибо, что подбросила. Мне уже гораздо лучше.
Третьякова посмотрела на него с недоверием – по нему не скажешь, что лучше. Глаза, красные от температуры, бледное лицо, ярко красные горящие губы говорили об обратном, и Лена, не долго думая, ответила:
- Меняю ключи от твоей машины на ключи от твоей квартиры.
- Чего? – недоуменно отозвался Абдулов.
- Я тебя домой должна доставить в целости и сохранности, а то у нас ещё завтра сцена, и я не планирую выслушивать упрёки Арланова в одиночестве, - отрезала она, сама не понимая, почему так печётся о его здоровье. Просто в ней сработал какой-то инстинкт, и ей стало жаль этого болвана.
Абдулов пожал плечами и чуть вздрогнул – видимо, сказывался озноб, который не прекращался вот уже почти три с половиной часа. Он молча отдал ей ключи от своей квартиры и пошёл в сторону подъезда. Решительная Лена пошла за ним.
Они с Леной зашли в подъезд и поднялись по лестнице.
Всё в абсолютной тишине. Они ни о чём не говорили, потому что знали, что их разговоры никогда ничем хорошим не заканчиваются.
Подойдя к двери, Лена вставила ключ в замочную скважину, а Абдулов стоял, оперевшись плечом о стену возле двери. Замок никак не хотел открываться, и, когда Лена уже вторую минуту мучалась с ключом, пытаясь повернуть его в замочной скважине, Абдулов приоткрыл глаза и едва заметно усмехнулся.
- Чего смеешься? Замок у тебя идиотский, - проворчала Третьякова, продолжая издеваться над дверью.
- А ты попробуй посильнее дверь придавить, она у меня с характером, - ответил Абдулов, продолжая с усмешкой глядеть на пыхтевшую Третьякову.
- Может хватит надо мной издеваться? Лучше бы помог, пациент. – Буркнула Лена, и ощутила, как на её руку сверху ложится горячая мужская ладонь. По телу пробежал электрический ток, эхом отдаваясь в кончиках пальцев.
Абдулов, похоже, заметил это, но ничего не сказал. Продолжая держать свою ладонь поверх её ладони, сжимающей ключ от двери. Другой рукой он надавил на дверь. Ту руку, которой держал Ленину ладонь, повернул вправо, и дверь послушно открылась. Лена не чувствовала ключа, который находился в её руке. Казалось, что все рецепторы отказали, чувствуя жар ладони Абдулова. Он убрал свою руку с её руки и взялся за дверную ручку, открыл дверь, пропуская Третьякову вперёд.
Лена зашла в прихожую, и, не раздумывая, разулась и прошла в квартиру. Изумлённый Абдулов, снимая куртку, наблюдал, как Третьякова устроила сама себе экскурсию по его трехкомнатной квартире.
Тело ломило, а по голове, казалось, прошло стадо слонов. Абдулов зашёл на кухню, где хозяйственная Третьякова уже ставила на печку чайник.
- Иди ложись и укутайся чем-нибудь. – Скомандовала она, зажигая конфорку.
- Ты что, Третьякова, заболела? Я сам справлюсь, не надо моей мамочкой быть, я уже большой мальчик. – Возмутился Абдулов, насколько позволял севший голос.
- Так, большой мальчик, - отрезала Лена, - я сказала, иди и ложись. Ты сейчас похож на выжатый грейпфрут. Сейчас я приготовлю тебе чай.
- А почему грейпфрут? – приподнял бровь Абдулов, понимая, что сопротивляться бесполезно. Что ж, если в Третьяковой проснулся материнский инстинкт, можно в принципе, этим и воспользоваться. Всё-таки ему сейчас на самом деле плохо.
- Потому что на тебя горько смотреть, - отозвалась Третьякова, снисходительно посмотрев на него.
Абдулов только усмехнулся, и поплёлся в свою комнату – переодеться и укутаться, как велела «мама Лена».
- Где у тебя аптечка? – зашла в комнату Лена с кружкой тёплого чая.
Абдулов, лежа на кровати, уже крепко спал, и, вопреки Лениному наказу, под тонким покрывалом.
«Ну что за человек? Ну сказала же русским языком, чтобы укутался!» - подумала Третьякова, и, вздохнув, поставила кружку на комод, пошла в гостиную за пледом. Взяв с дивана большой плед, она вернулась в спальню и накрыла им Абдулова, который смешно сопел во сне, как маленький ребёнок. Лена сейчас действительно почувствовала себя его мамой. Только вот мамы разве испытывают головокружение, когда их сыновья прикасаются к ним? Третьякова поймала себя на мысли, что такое происходит с ней с тех пор, когда они в очередной раз «заигрались» в клубе на её дне рождения, в женской уборной.
Укрыв Абдулова, она вышла из комнаты в поисках аптечки – необходимо было найти что-нибудь от температуры и что-нибудь от простуды – севший голос Виталия говорил сам за себя.
Перерыв всю кухню и гостиную, она сдалась. Никаких следов лекарств в этом доме. Мда уж. Придётся идти в аптеку. Пока Абдулов спит, Третьякова решила сходить в аптеку, и заодно в магазин – за молоком и мёдом.
Открыв глаза, Абдулов почувствовал, как боль сдавливает виски, а тело ломит, будто он сутки разгружал грузовики со стройматериалами. Вспомнив, что домой его доставила Третьякова, он огляделся и прислушался – в квартире было тихо. Он посмотрел на себя – на нём было теплый плед из гостиной, но он прекрасно помнил, что не укрывался им. Значит, это Третьякова позаботилась. Виталий немного недоуменно усмехнулся – с чего это вдруг такая забота? Но всё равно, как ни крути, было приятно. Он поднялся с кровати, попутно проклиная противный звон в ушах.
Он зашёл в ванную, включил прохладную воду – это было именно то, что ему нужно. Казалось, что внутри вместо крови в венах течёт раскалённая лава, и ему было просто необходимо хоть как-то унять жар.
Хорошо было только во время принятия душа. Как только Абдулов выключил воду, температура снова давала о себе знать, и она вышел из ванной комнаты. «Хорошо, что Третьякова ушла. Никто не будет на мозги капать», - подумал он. Зайдя в спальню, он увидел стоящую на комоде кружку с остывшим чаем. «Какая забота», - усмехнулся про себя Абдулов, и взяв кружку с комода, направился на кухню и снова включил чайник.
Третьякова, зайдя в квартиру с пакетом в руках, тихонько прикрыла дверь, чтобы не разбудить «пациента». Но, прислушавшись, услышала возню, доносившуюся из кухни. Вот олух, зачем встал? Она услышала шум кипящего чайника. Разувшись и сняв куртку, она направилась к кухне, взяв в руки пакет с «лекарствами».
Виталий налил чай в чашку и добавил горячей воды. Почему-то именно сейчас он почувствовал одиночество. Некому позаботиться и покричать, что он себя не бережёт. Некому укутать и заставить померить температуру. Хотя, укутать было кому. Только она уже ушла. Жаль. А почему, собственно, она должна была оставаться? Всё было логично – она довезла его до дома, заставила лечь – и на том спасибо. А потом ушла – и это тоже было вполне объяснимо.
Взяв кружку в руки, он направился в гостиную, но, видимо, выпить чаю ему сегодня было не суждено.
Столкнувшись нос к носу с Абдуловым в полутьме квартиры – на входе в кухню и почувствовав, как на белоснежную майку плеснула горячая жидкость, Третьякова отскочила от Абдулова, который обалдело уставился на вновь прибывшего «доктора Третьякову».
- Абдулов, ты балда! – крикнула Лена, чувствуя, как горит и побаливает кожа под майкой – прямо на животе красовалось огромное пятно от чая, а горячая жидкость обожгла кожу, и Лена немедленно отлепила промокшую ткань от живота. Поморщилась от боли.
- Лен, прости, - подошёл к ней Абдулов, испуганно глядя на неё, - Я не хотел, я не думал, что ты вернёшься. Я не заметил, - пролепетал он, всё ещё приходя в себя, будто это не он, а Лена окатила его кипятком.
- Хватит мямлить, - отрезала Лена, - Не видел он. Я тоже не ожидала. Ну что уставился-то? Дай что-нибудь переодеть, майка жжёт, - уже чуть отошла от болевого шока и неожиданности Лена.
Абдулов только махнул головой и тут же направился в спальню. Лена, всё ещё чувствуя, как горит кожа, прошла на кухню и поставила пакет на стол.
Вернулся Абдулов с футболкой в руках. Он выглядел чуть лучше, чем до сна, но его никчёмное состояние выдавали воспалённые глаза.
- Вот, почти как у тебя, только чуть пошире будет, - чуть улыбнулся он, чувствуя себя виноватым. Положил майку на стол, и отошёл обратно к дверному проёму, оперся плечом о косяк, и наблюдал за тем, как Лена по-хозяйски достаёт из пакета продукты, необходимые для лечения.
- Сойдёт, - ответила Лена, и, не поворачиваясь к нему лицом, стянула с себя мокрую футболку. Взяла со стола майку Абдулова и надела на себя. Получилось действительно широковато, но в принципе нормально. Повернувшись лицом к Абдулову, она столкнулась с его ошарашенным взглядом. Поняв, что это – его реакция на её переодевание, она усмехнулась и спросила:
- Что-то не так?
- Да нет, всё нормально, - нервно сглотнув, Абдулов почувствовал, что температура, похоже, стала ещё выше. – А ты смелая.
- Ты о чём? – сделала непонимающее лицо Лена, и снова развернулась к столу, доставая остальные лекарства – аспирин, несколько пакетиков «Терафлю» и сироп от кашля. Конечно, она поняла, что имел в виду Абдулов, но она ведь уже переодевалась при нём, что его так удивило? Она и сама не могла понять, что заставило её пойти на столь провокационный шаг, но что сделано, то сделано, и незачем обдумывать то, чего изменить уже нельзя.
- Да так, ни о чём. Не обращай внимания. – Абдулов решил закрыть эту тему, чтобы не выставить себя идиотом. Всё она поняла, и Абдулов знал это. А вопрос задала только для того, чтобы над ним посмеяться в очередной раз.
- Иди в комнату, ложись. Градусник поставь. – Бросила Лена, и подошла к плите, доставая из шкафа над ней небольшую кастрюлю.
- А ты? – спросил Абдулов, желая узнать, что собралась делать Третьякова.
- А что я? – удивлённо спросила Лена, - Мне что, с тобой лечь? Тоже градусник поставить? Нет уж, спасибо, я как-нибудь тут, - ухмыльнулась она, зажигая конфорку.
- Ты прекрасно знаешь, что я хотел спросить. – Раздражённо ответил Абдулов, которому начинало надоедать то, что она продолжает издеваться над ним, даже несмотря на его состояние. – Нет у тебя сердца, Третьякова. – И направился в комнату.
Лена налила молоко в кастрюлю и поставила кипятиться.
Села на табуретку, ожидая, пока закипит молоко. Из головы не выходили слова Абдулова: «Нет у тебя сердца, Третьякова». Вот козёл. Она тут время своё на него тратит, в аптеку бегает, молоко ему кипятит, а он ещё и не доволен! Ну что с него взять, это же Абдулов. С такими мыслями Лена выключила закипевшее молоко и налила в чашку. Положила две ложки мёда и, помешивая, направилась в спальню, где уже лежал недовольный Абдулов с градусником под мышкой.
Когда она зашла в комнату, он мимолётно взглянул на неё и снова уставился в работающий на стене телевизор.
- Давай сюда градусник, - протянула руку она, поставив чашку с молоком на комод.
- Я и сам могу посмотреть, - буркнул Абдулов, доставая градусник. Но, как он ни пытался, взгляд не хотел фокусироваться, и он с недовольным лицом протянул градусник Лене.
Наблюдая за её лицом, когда она разглядывала градусник, Абдулов почувствовал, что совсем не против поболеть вот так вот пару дней, если за ним будут ухаживать. Внутри чувствовалось приятное тепло – то ли от температуры, то ли ещё по какой-то причине, по какой именно – Абдулов понять не мог.
- Блин, Абдулов, где тебя угораздило так заболеть? – сокрушалась Третьякова, - тридцать девять и один, - констатировала она, отложив градусник в сторону.
Виталий не удивился – ведь не просто же его так трясло последние несколько часов.
- Значит так. Слушай и запоминай. Сейчас выпиваешь содержимое этой чашки до дна. Потом выпиваешь таблетку от температуры – и спать… - начала командовать Третьякова, но запнулась, почувствовав, как в кармане вибрирует телефон. Третьякова взглянула на дисплей – Лера. Чёрт, она совсем забыла, что обещала встретиться с ней в суши-баре. До встречи оставался час. Она взяла трубку:
- Да, Лер? – и вышла из комнаты, оставляя больного Абдулова наедине с чашкой горячего молока с мёдом.
- Лер, я сегодня не смогу с тобой встретиться, я…эээ…занята. –Сказала Лена в трубку, выйдя из комнаты. Помолчав немного, выслушав недовольную речь Козловой, ответила: - Ну прости, Лер, просто я правда не могу. Давай завтра, а? – Услышав примирительное «Давай» в ответ, Третьякова положила трубку и направилась в комнату Абдулова, проследить, выпил ли он оставленное ею «лекарство».
Зайдя в комнату больного, Лена почувствовала на себе изучающий взгляд Абдулова, по которому было заметно, что он хочет что-то спросить, но всё ещё думает, стоит ли спрашивать.
- Что? – спросила Лена, садясь в кресло, стоящее неподалёку от кровати.
- Ничего, - оторвал взгляд Абдулов, протягивая руку к стоящей на комоде чашке с «лекарством». – Молоко, - скривился Абдулов, - Терпеть не могу.
- Пей, оно с мёдом, - скомандовала Третьякова, насмешливо посмотрев на него, - Я тоже молоко не люблю, но это помогает. Выпьешь это, и я дам тебе жаропонижающее.
Абдулов отхлебнул тёплой жидкости из чашки. Видимо, его любопытство всё-таки пересилило, и он спросил:
- А чего это ты со мной так носишься, а, Третьякова? – прищурился он, глотая тёплое питьё. – Ты же меня терпеть не можешь.
- Ну и что? Не помирать же тебе от того, что я тебя терпеть не могу, - усмехнулась Третьякова, кладя ногу на ногу.
Странно, но от этого ответа Абдулов пожалел, что вообще спросил у Третьяковой такую глупую вещь. Он втайне от самого себя ожидал услышать совершенно другой ответ. Но Третьякова была в своём репертуаре.
- Да расслабься ты, чего так помрачнел-то? – самодовольно произнесла Лена, откидываясь на спинку кресла и наблюдая за тем, как Абдулов сосредоточенно пьёт приготовленное ею «лекарство», сдвинув брови к переносице.
- А что, я веселиться должен? Знаешь, мне как-то не до этого сейчас, с такой температурой-то, - огрызнулся Виталий, не понимая, что на него нашло.
Третьякова, заметив, что Абдулов ведёт себя как капризный ребёнок, только усмехнулась в ответ:
- Не ной, не маленький уже. Сам же сказал, что ты – большой мальчик, и мамочка тебе не нужна, - процитировала его недавние слова Лена, болтая ногой.
- «Мамочка» – не нужна, - неопределённо отозвался Абдулов, стараясь хоть как-то сдерживать свою абсолютно необоснованную злость, отхлебнув ещё немного молока из кружки.
«Ну вот, опять он говорит неопределённо. Как тогда: «Неправду - нетрудно», а теперь: «Мамочка – не нужна». Как будто обрывает мысль, не досказывая до конца, то, что хочет высказать. Странный он. Никого к себе не подпускает», - думала Третьякова, разглядывая обои его спальни. «А сама-то лучше что ли? – твердил внутренний голос, - Сама же замкнулась на замок и никому не позволяешь достучаться до себя». Слушая бред своего внутреннего голоса, Третьякова не заметила, как Абдулов допил содержимое чашки и выжидающе посмотрел на неё.
Наконец оторвавшись от своей крайне содержательной беседы с внутренним голосом, Лена заметила взгляд Абдулова, направленный на неё.
- Допил? – начальственно спросила она, поднимаясь с кресла.
- Так точно, мама Лена, - усмехнулся Абдулов, держа в руках пустую чашку.
Третьякова хмыкнула и подошла к кровати, протянула руку к пустой чашке, забирая её у Виталия.
Он послушно отдал ей кружку, и, как только её пальцы сомкнулись на керамической ручке, вдруг остановил её за запястье:
- Спасибо, Лен, - посмотрел на неё он, и, заметив, как Третьякова почему-то резко изменилась в лице, отпустил её руку, снова улёгся на подушку.
- На здоровье, - рассеянно проговорила Лена, и, развернувшись вышла из комнаты в кухню.
Проводив взглядом Третьякову, Абдулов выключил телевизор, закрыл глаза и повернулся на правый бок, отворачиваясь от двери. Хотелось просто заснуть, но сделать это ему мешали навязчивые мысли. Что-то в поведении Третьяковой не давало ему покоя, только вот он не мог понять, что именно. Она как-то странно реагировала на его прикосновения, но в то же время держалась отстранённо. И вообще, почему она ему помогает? Зная её отношение к себе, Абдулов всё больше удивлялся действиям Третьяковой. Услышав, как она отменяет встречу с Лерой из-за его болезни, он совсем опешил. Потому и спросил о причине её невесть откуда взявшейся «заботы». Не похоже это на неё. Вроде бы стиль общения у неё остался тот же – она не могла не издеваться над ним даже во время его болезни, но всё-таки она его не оставила одного. Это удивляло, и, что греха таить, радовало Абдулова.
Голова продолжала гудеть, но даже сквозь гул, стоящий в голове, он слышал, как на кухне возилась Третьякова, шурша какими-то бумажками. Странная она. Не такая, как все. Почему он раньше этого не замечал? Абдулов сам удивлялся своим мыслям - он воспринимал Третьякову уже не как объект постоянных злых и коварных шуток, а как объект…чего? Страсти? Привязанности? Нет, не этого. Ему просто казалось, что он узнаёт её ближе. И от того, что это происходит, Абдулову было не по себе – ему казалось, что если он приглядится к ней ещё лучше, то потом просто не сможет отвлечься. Ему казалось, что ещё чуть-чуть, и он заболеет болезнью посерьёзнее, чем эта глупая простуда. И чтобы остановить безумие, гуляющее у него в мозгу, Виталий сделал очередную попытку заснуть, и ему это, кажется, удалось – болезненное сознание постепенно покинуло его, позволяя ослабленному организму получить целебный отдых.
Третьякова насколько возможно быстрее покинула спальню Абдулова, чтобы скинуть с плеч внезапно сковавшее напряжение. Подобная реакция на его прикосновения была у неё уже не в первый раз, и постепенно к Третьяковой приходило осознание того, что не просто так она осталась здесь, с этим олухом. Будто невидимый магнит заставлял её быть здесь, ухаживать за этим «пациентом», и мешал ускользнуть отсюда в свою жизнь, оставив Абдулова наедине со своими соплями, кашлем и прочими удовольствиями.
Поставив пустую кружку на кухонный стол, Третьякова начала распаковывать жаропонижающие таблетки, прочла инструкцию и достала таблетку. Налив в стакан воды, и прихватив таблетку, она направилась лечить своего обожаемого коллегу.
Зайдя в комнату, она увидела лишь его спину и услышала, как он сопит во сне. Снисходительно взглянув на неподвижную фигуру Абдулова, она подоткнула одеяло и поставила на комод стакан с водой и таблетку. Лена нагнулась и посмотрела на лицо Абдулова – веки были крепко сомкнуты, а рот чуть приоткрыт – видимо, нос заложило, и ему приходилось дышать ртом. Он сейчас был похож на большого ребёнка, для идеальной картины только пальца большого во рту не хватало. «Какое милое и трогательное создание, - подумала Третьякова, - когда спит зубами к стенке», и усмехнулась собственным мыслям. Абдулов сейчас вызывал у неё жалость, и она не стала будить его, и, выключив настольную лампу, вышла из комнаты.
Пройдя в гостиную, она присела на диван и посмотрела на наручные часы –они показывали половину восьмого, и Лена, не долго думая, набрала номер Козловой. Когда на том конце провода послышался звонкий Леркин голос, Третьякова спросила:
- Лер, я могу с тобой встретиться. Если ты ещё не передумала, что давай через двадцать минут в «Васаби»?
- О, давай, Ленк, - живо подхватила Лерка, и добавила: - Уже выхожу. – И положила трубку.
Лена, ещё раз проверив, что Абдулов благополучно дрыхнет, покинула квартиру, заперев дверь на ключ с другой стороны.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 144 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 11. | | | Глава 13. |