- Да, музыка может остановить время. Попробуйте остановить время! У вас ничего не получится. А музыка это может. Трепет музыки способен вскрыть время и указать времени на его нелегальность. Время с холодным ужасом глядит на себя и само не может уловить своей же ткани. Музыка расчищает путь, устраняя время. Кстати, вы обращали внимание, что время назад бежит быстрее, чем вперёд? Я это давно заметил… Но это всё не важно. Знаете ли, музыка способна подарить…. Да вы не щурьтесь… музыка способна подарить человеку самое важное – надежду. Да, надежду. Надежду на бессмертие. Ведь вся жизнь человека строится из надежд, и вполне естественно, что человек ищет и находит среди своих надежд самую главную…
Я обернулся. Рядом со мной стоял человек похожий на кларнет, который громко рассуждал вслух.
Я выглянул в окно, стараясь лучше разглядеть листья, мерцавшие на весеннем солнце. Нестерпимо давили стены. Я чувствовал острейшее напряжение, исходящее от молчаливой пустоты дома. Грязные протёртые стены и какой-то зелёный запах захлестнули меня своими широкими листьями, и я решил, что мне следует собрать свои последние силы и не думать о музыке. Отвлечься и думать, говорить….Но только не о музыке, не о второй части мессы и не о каноне…
Я познакомился с удивительным человеком. Он говорил, что нужно бежать… Прищуривая правый глаз, он намекал, что знает способ, которым можно убежать отсюда. Спустя некоторое время я понял, куда он собирался бежать. Этот человек каждый день в полдень подходил к большому и продолговатому зеркалу, висевшему в конце коридора, и внимательно смотрел в зеркальное отражение. Он собирался бежать в зеркала. Но что он в них увидел?.. Какой смешной! Разве можно убежать в зеркала?.. Помню, что от него исходил неприятный запах нечистот и мандаринов, и что этот человек избегал смотреть собеседнику в глаза.
- Не важно. Не важно всё. Главное - как можно скорее решить вопрос о том, на каком языке с нами говорит Высшая Сила. Всё остальное потом. Ведь это небо, этот ветер, эта пыль и эта земля, которая налипла на сапоги санитара, всё это знаки, знаки и символы, с помощью которых с нами говорит Высшая Сила. Что она хочет нам сказать всем этим? Ведь если мир, природа – это язык Высшего, если нас повсюду – там, где не видно следов человека – окружают шифры, то мы немедленно должны их понять, мы обязаны прочитать эти шифры… Да, небо движется. Означает ли это то, что Высшая Сила указывает нам на необходимость изменения? Изменения и развития. Но ведь не всякое изменение есть развитие и не всякое развитие есть изменение…. Или же небо указывает нам на сокрытую глубину?...
Я пошёл по извилистым коридорам здания, нетвёрдо ступая по протёртым тёмно-оранжевым полам. Мимо шли люди, санитары, врачи и больные…
- У меня глюки… Я не могу жить без этого человека… - тревожно говорила темноволосая женщина.
- Да, мир велик. Космос, universum бесконечен или почти бесконечен. Всё это так. Но означает ли это, что человек - винт, а не человек - крошечный маленький винт, - не означает ли это, что он должен всю жизнь бороться и сопротивляться космическому механизму? Страдая, но борясь и сопротивляясь?..
В Доме был старый разбитый музыкальный инструмент, притаившийся в тени шкафов с лекарствами. В углу одной из продолговатых комнат стоял тёмный клавесин. Я сел за него и стал играть псалмы Свелинка. Странные скрипучие звуки наполнили Дом, а я думал о том, что…
- Люди – это не мужчины и женщины, а куски красно-коричневого мяса, обтянутые железными обручами. Эта мысль меня отпугнула. Я оглянулся по сторонам. И правда, красно-коричневые куски мяса, обтянутые железными обручами…
Приходил струнный альт и печально повторял:
- Лоренцо, Лоренцо… ах…. Лоренцо.
Из неопределённости возникла фигура. Фигура скомкано посмотрела на меня и промолвила:
- Ты хотел спрятаться в складках занавеса? Ты собирался и дальше видеть мягкие углы бытия?.. Не выйдет!
В одиночестве я пошёл дальше. Вскоре я наткнулся на ещё одного человека. С первого взгляда я понял, что он не отсюда. Его тело как-то размывалась в пространстве, а на кончиках одежды я увидел указатели. Это были указатели на бесконечности. Это был человек с указателями. Края его одежды и поверхность его тела указывали на бесконечность, беспредельность и незавершённость. Эта беспредельность была приобщена к холодной прохладе подлинного и неземного. Я смутно подумал, что этот человек с указателями явился сюда для того, чтобы меня проверить.
- Сейчас или вскоре, но что-то начнётся…- проскользнуло у меня в голове.
Я не ошибся. Через шесть дней ко мне прошло это существо. Оно не представилось, не поздоровалось. По нездешнему отблеску на его лице я сразу его узнал. Я не мог его не узнать. Это был он. И он тоже понял, что не узнать его я не мог, и что притворяться я бы не стал.
- Пойдём со мной, - сказало существо.
- Я тебя ждал, Каин. И думал, что ты страшнее, - ответил я.
Он дал мне свою холодную руку, и мы полетели. Помню лишь, что взвившись куда-то ввысь, мы очутились в живописной местности. Здесь были извилистые аллеи, увешанные виноградом. Сквозь листья мерцало солнце. Живительная прохлада трав и растений незаметно манила и притягивала, а небывалое сияние солнца, то прячущегося за кроны деревьев, то опять улыбающегося сквозь ветви, тихо опьяняло своей лучистой тишиной. Мы шли вдоль тенистой аллеи виноградника. Справа и слева, сверкая на солнце, свисали кисти тёмно-синего винограда. Внезапно мне захотелось прикоснуться лицом к холодной прохладе листьев, тихо и печально шелестевших над нами. Свернув налево, мы очутились возле длинной железной ограды. Это была тёмно-коричневая массивная ограда, отгораживающая тропу, по которой мы шли, от цветочного сада, который из-за густых кустарников и гроздьев винограда я не мог разглядеть.
Когда мы очутились в этой местности, мой спутник, как мне показалось, немного смутился и утратил свою величественную осанку.
- Не торопись, - печально промолвил он.
Мы остановились. Впереди нас тянулась изгородь, поделённая на прямоугольники, - и конца этим прямоугольникам не было видно.
- Ты хочешь увидеть всё? – спросил меня мой спутник.
Я промолчал.
Вдалеке появились две фигуры. Они, как мне показалось, ремонтировали ограду, вдоль которой мы шли. Две тёмных фигуры не видели того, что мы подходим, и неспешно продолжали свою работу. Это были высокие и темноволосые люди. Они медленно трудились, разложив на земле инструменты и сняв небольшую часть ограды. Их движения были размерены и неторопливы.
- Кто они? – спросил я.
Каин, помолчав, указал тонкой и бледной рукой в сторону сада.
- Это служители. Они берегут сад. Если в нём происходит что-то не так, то они появляются и начинают свою работу. Подожди немного, они скоро уйдут.
- Зачем ты привёл меня сюда? – спросил я.
- Ты сам этого хотел, Лоренцо.
Рабочие остановились и посмотрели в землю. Они не видели нас и не слышали нашего разговора.
- Я не пойду дальше, - низким и печальным голосом промолвил мой спутник и спрятал свои бледные руки в чёрный плащ.
- Тебя туда не пускают? Ты стоишь здесь, за оградой, и не можешь войти внутрь?
Каин молчал.
В этот момент солнце как-то странно улыбнулось сквозь листву, откуда-то сбоку послышались звуки плодов, падающих с дерева, я ощутил запах светло-синей сирени и мёда и услышал тонкий и острый звук, звенящий за оградой тенистого сада.
- Иди один! - громко и пронзительно крикнул Каин.
- Беги! Беги!.. Ты успеешь! Они ушли и сейчас вернутся!.. Беги!..
Я посмотрел вдоль ограды и увидел, что оба рабочих куда-то ушли, оставив на земле инструменты и продолговатую прямоугольную часть ограды. В массивной железной решётке образовалась небольшая щель.
- Беги! Ты успеешь проникнуть внутрь…
Не думая, я проскользнул сквозь небольшое пространство в ограде вглубь сада.
- Каар, карр! – крикнул чёрный ворон, глядя на меня серыми глазами.
- Что было потом?! Каар! Говори! Что увидел Лоренцо в этом саду?
- Открой мне ворота и пропусти меня, тогда я расскажу дальше! – крикнул я птице.
Ворон нехотя повернулся боком, прокаркал на своём языке что-то в огромную поросшую мхом замочную скважину, и каменные ворота с грохотом отворились. Я очутился перед следующими воротами. Они были белые. Эти ворота уходили куда-то ввысь: их вершины я не мог увидеть, - казалось, они упирались в небо и держали на себе опухшие светло-серые и кое-где ребристые облака. Здесь никого не было, если не считать четырёх улиток, повиснувших на правой створке ворот.
- Рассказывай дальше! Дальше! – пропищала одна из улиток, приподнявшись и устремив на меня свой пронзительный взор.
«Когда я очутился в этом саду, то был поражён мягкими и ароматными дуновениями, витавшими сквозь тёмно-зелёные кроны деревьев. Я посмотрел ввысь и увидел лазурный блеск солнечных лучей, скользящий сквозь окутанные тёплой пеленой влажные листья. Откуда-то послышалось пение соловья, который трепетно повторял одну и ту же мелодию. Пахло гранатом и молодым папоротником.
Я медленно пошёл вдоль игольчатых растений навстречу ветру. Сад погрузился в тень и наполнился приглушёнными ароматами. Дымные туманы заволокли мои глаза, послышалось журчанье струй и рокот леса, погружающегося в сон. Я увидел странные вещи, которые лежали на земле. Я долго всматривался в них и, наконец, понял, что это были приспособления для обработки земли: небольшая лопата, часть плуга, старые ножницы и дырявое ведро. Они были покрыты ржавчиной и зелёным мхом. Казалось, что их кто-то ненадолго оставил и вот-вот за ними вернётся. Я пошёл дальше. Пройдя сквозь заросли лопухов, я вышел на поляну, где росли ветвистые ели. Справа я увидел полоску чистой земли, на которой ничто не росло. Это была, как мне показалось, плодородная и насыщенная земля, - она искрилась на солнце и поблескивала жизнью. Дорога вела вниз, - я понял, что находился на небольшом холме, вокруг которого были заросшие овраги.
Я спустился с возвышения вниз и увидел кривые и ветвящиеся тропинки, ведущие в разные стороны. Не думая, я пошёл по одной из них. Здесь росли исполинские дубы и клёны. Их величие и молчаливость придавали всему саду тяжёлую суровость и какую-то смутную недосказанность. Я увидел, что тропинка, по которой я шёл, выходила к небольшому изумрудному пруду. Этот пруд омывал со всех сторон небольшой островок, на котором среди зарослей располагалась мраморная беседка с колоннами и несколькими воротами.
Вдруг я почувствовал, что рядом со мной кто-то стоит. Не скрою, неприятное чувство овладело мной, я нервозно обернулся и с тревогой посмотрел налево.
Передо мной стоял высокий человек в тёмно-синем одеянии. У него была длинная тонкая седая борода, устремлённая вниз, и острые черты лица, которые тоже, вслед за бородой, были кошены вниз. Глядя на него, можно было подумать, что он прячется за свой профиль. На его лице было выражено тихое спокойствие и сонное благодушие. Он увидел меня первым, но по его виду было трудно судить, ждал ли он меня или нет. Он сладко улыбнулся, и его улыбка плавно перешла в его одежду, в траву, на которой он стоял, в кустарники, которые нас окружали, и в прозрачное стекло озера. Он сорвал с дерева тёмно-красный гранат и протянул его мне.
- Добро пожаловать, мой друг. Ты пришёл в наш сад, - здесь тебя ждут высшие наслаждения и неизведанные восторги, ибо ты стоишь на пороге прекрасного…
Его торжественный слог меня поразил и озадачил. Я молча взял гранат. Стало светлее, с неба начал падать мягкий серый пух, а кроны деревьев наполнились влажным дымом.
- Мы – служители, мы сторожим и оберегаем это место. Посмотри на эту беседку.
Я посмотрел вглубь тенистого сада. Там стояла белая с закруглённым верхом беседка в античном стиле. Сверху чирикали птицы, должно быть, они свили гнёзда на крыше этой беседки. Стало жарко.
- Здесь сбываются все мечты и все надежды.
- Какие мечты? – спросил я.
- Любые, - продолжал высокий старец. – У этого дворца внизу есть волшебные комнаты. Видишь? – мой собеседник показал куда-то вниз.
- Что там? – тихо спросил я.
- Там высшее, что даровано смертным.
- Не понимаю.
- Там есть грот наслаждения, где человек соприкасается с чистым наслаждением. В этом гроте оно без примесей и без всех материальных оболочек, - и соприкосновение с ним открывает неизведанное. Здесь есть и другие комнаты. Направо – грот знания. Здесь содержится знание, самое настоящее и высшее знание. Если ты войдёшь в этот грот, то обретёшь всю полноту мышления. Ты станешь, наверное, мозгом. Чистым мозгом. Ты будешь всё знать.
- Не хочу.
- Здесь есть и другой грот….
Я увидел, что справа по прозрачной глади озера к нам подплывает гондола. На ней сидело три лилипута, одетых в красные шаровары и подпоясанные синими поясами. На кривых и тучных плечах у них висели белые ниспадающие одежды.
- Плыви с ними, они тебя проводят. Выбирай любой грот, - высоким голосом пропел мой собеседник.
- Не хочу.
- Почему?? Перед тобой открывается высшее наслаждение, а ты от него отказываешься. До тебя здесь были люди, и они остались довольны.
- И какой грот они выбрали?
- Те двое, что были здесь недавно, оба выбрали грот знания. Правда, один из них… как бы это сказать… Он выбрал грот знания, зашёл в него… Не знаю, что с ним там было. Но, возвращаясь из сада, он скинул с себя одежды и сказал, что хочет стать тюленем… Больше мы его не видели.
- А другой? – спросил я. – Другой, который, как ты говоришь, тоже выбрал грот знания.
- Другой. О, этот человек, зайдя в грот, пробыл там очень долго. Но что было потом, Утру? – обратился он к одному из лилипутов.
- Потом он, я сам видел, стал махать руками и кричать внутри грота, - звонко взвизгнул лилипут Утру, - он хотел, о нет! – он хотел разрушить этот грот. Он кричал, что превратит грот в щепки..
- Это прискорбно, - продолжал служитель, - людям открывается абсолютное, а они как-то странно себя ведут... Не понимаю я этого..
-А вы сами были в гроте? - спросил я.
Служитель промолчал.
- Покажи мне грот музыки, - промолвил я.
- Музыки? – удивился служитель. – Как это странно. До тебя никто не просил разрешения пройти в грот музыки. Здесь много гротов, например, грот Венеры, в который стремились войти большинство наших гостей. Есть грот спокойствия, в котором путник обретает безмятежность и не знающий никаких преград покой. Есть грот игры, где воедино слит весь азарт, вся острота ощущений игрока. Есть ворота, ведущие в грот молитвы, где находится вся сила молитв.
- Покажи мне грот музыки, - сказал я, глядя ему в глаза.
- Хорошо. У нас есть такой грот. Но я не знаю, что тебя в нём ждёт. Утру! Что там, в гроте музыки? Можешь ты что-нибудь предположить?
- Там, наверное, музыка такова, какова она есть.. Там она сама – без тканей, без покрывал, без материи и без нот, - звонко ответил Утру.
- А вы были в этих гротах? – спросил я.
Служитель потупился в землю и отвёл взгляд в строну.
- Дело в том, что нам, служителям, вход туда закрыт, - тихо сказал другой лилипут. – Мы хотели бы туда попасть, но не можем.
- Когда ты вернёшься оттуда, то расскажешь нам о том, что видел, - хрипло добавил Утру. – Наверное, там тебя ждёт потрясение, ведь лицезрение музыки – один на один – это непосильная задача… Там, наверное, она обратится к тебе напрямик. Будь готов ко всему!
- Она заговорит с тобой на своём языке, - добавил лилипут-гондольер. – Не знаю, в этот грот ещё никто не пытался проникнуть...
- Мой друг, - промолвил старый служитель, - пойми, там находится вовсе не та музыка, которая звучит на площадях и не та, которую можно услышать от странствующих певцов и трубадуров. Здесь находится – если судить по рассказам тех, кто был в других гротах – подлинная музыка, сама её суть, само её ядро и корень. Будь осторожен! Она, наверное, откроет тебе свои тайны. Она заговорит с тобой…
- Вези! Хорошо! Я готов! Вперёд!.. – крикнул я, прыгая в гондолу. Три лилипута отвязали гондолу и осторожно стали грести чёрными вёслами. Старый служитель посмотрел мне вслед тихим и дружелюбным взором, в котором проскользнула зависть. Один из лилипутов, взял перламутровый шест и стал разгребать им тину, окружающую нашу гондолу. Я не глядел на берег, остающийся позади, и старался не смотреть на моих спутников. Не думая о седом служителе и отринув все минувшие чувства и переживания, я старался забыть прошлое и острую тревогу, которую оно во мне сеяло…
Вскоре мы причалили к островку, на котором располагалась белая овальная беседка.
- Прыгай! И иди один! – пронзительно крикнул мне Утру. – Мы не можем следовать за тобой!..
Я решительно соскочил на берег и побежал к белой беседке…
Здесь всё было иначе, чем я думал. Я прошёл по каменистой земле вдоль беседки и увидел несколько ворот. Это были старинные позолоченные ворота, и они отличались друг от друга своим обликом. Здесь были все оттенки и все цвета. Ворота счастья были, например, из золотого янтаря, врата наслаждения – из золотого мрамора…
Я долго искал среди них врата музыки …
Не знаю, что со мной было потом… Помню лишь, что я, оставив всё позади и обо всём позабыв, вошёл в грот музыки…
Я очнулся опять в красном двухэтажном доме. Пока я отсутствовал, сумасшедший дом немного изменился. На первом этаже покрасили стены: всё стало солиднее и значительнее. Я вышел во двор. Мне казалось, что за оградой дома вся остальная реальность съёжилась и сгруппировалась, пристально наблюдая за тем, что происходит внутри дома. Мне нравилось это напряжение – напряжение мира, взирающего на дом снаружи. Дом был словно обвешан снаружи тяжёлыми чёрными гирями, каждая из которых для меня была непосильна…
Я вернулся на первый этаж. Здесь стоял мой старый знакомый Марк, из штанин которого текли нечистоты. Я отшатнулся от него и поспешил дальше.
Во время обеда, сидя за липким столом рядом с одной семейной парой – он был похож на пожилого французского художника, а она - на худую и беспокойную кухарку, которую выгнали за воровство из богатого дома – я услышал обрывки чужих разговоров: говорили, что дом скоро снесут, что объявился какой-то голландский меценат, который открыл невдалеке от дома гостиницу и обязался платить за питание обитателей красного дома.
Стены давили нестерпимо. Кислый и едкий запах мокрого мела стискивал меня в своих объятьях, не давая мне избавиться от стеклянного и картонного купола моей головы.
Старая женщина с глубокими морщинами на лице – она работала в доме и мыла в нём полы, питаясь наравне с обитателями – сказала мне, что мой друг, который смотрел в зеркало, бесследно исчез. Это известие меня озадачило, - я молча взглянул на женщину с глубокими морщинами и подумал, что в селении она могла бы быть хорошей и старательной работницей, отвечающй за кур и коров. Как выяснилось, мой приятель продолжал смотреть в зеркало, висевшее в коридоре, - сначала по несколько часов, а потом целые сутки напролёт… Когда врачи запретили ему смотреть в зеркало, то он очень обеспокоился. Когда же санитары убрали зеркало, отдав его кастеляну, то мой приятель впал в дикое и буйное помешательство и кричал, что подожжёт дом, если ему не дадут смотреть в зеркало. Его заперли в комнату, оставив одного. Вскоре его выпустили. Не прошло и трёх дней, как он убежал в зеркала. Видели, что он нашёл в одной из палат на втором этаже зеркало и стал жадно и внимательно в него смотреть…
Я почувствовал к моему ужасу, что не могу выговорить ни слова. Мысли липким роем носились в моей голове, я слышал разные голоса и даже пытался их понять, - но я не мог вымолвить ни слова, и это отстраняло меня от всего окружающего. Я стал немой. Музыка тоже замолчала, не оставив никаких следов и воспоминаний.
Грандиозным и эпохальным событием мой жизни стал день, когда в дом прибыл курьер и потребовал меня к себе. Это был худощавый мужчина с синими глазами. Неодобрительно посмотрев на врачей и обитателей красного дома, он протянул мне конверт. В нём канцелярским почерком было написано, что та самая вдова, решившаяся мне покровительствовать много лет назад, на восьмидесятом году жизни скончалась, оставив мне значительное состояние. Появление почтальона и письмо, которое он мне вручил, вызвало переполох во всём доме. Многие пытались вырвать письмо из моих рук, стараясь его прочитать или хотя бы прикоснуться к нему рукой. Но я, твёрдо решив никому не показывать письмо, спрятал его под свой камзол и, отвернувшись к стене, решил защищать мою драгоценность до последнего…
Прошло несколько дней. Постепенно обо мне забыли. Причиной тому была моя немота. Я не мог ни с кем говорить, поэтому мало-помалу все от меня отвернулись…
И вот тут-то я и решил бежать…
Я выбрал удобное время – как-то раз в полдень – и тайком от привратников перелез железную ограду красного дома. Помню, что в этот день было палящее солнце, и птицы как-то неодобрительно молчали. Перепрыгнув через ограду дома, я почувствовал запах старого клёна и влажной сирени. И правда, за оградой дома росли высокие и угрюмые клёны, а справа, вдоль дороги, шелестели и улыбались цветы белой сирени. Я поймал себя на мысли о том, что когда я первый раз вступил в стены дома, то я ясно и твёрдо чувствовал, что весь остальной мир отличается от дома: входя в дом, я понимал, что весь мир – это иное дому, - я видел, чувствовал и тревожно ощущал ту границу, которая пролегала между домом и миром, пролегала, разграничивая. Эта граница настойчиво и резко отгораживала весь мир и дом, - чёрная черта остро и жёстко лежала на пороге дома, молчаливо крича о том, что мир и дом – это два разных материка, два обособленных мира: в них разный воздух, разные мысли и разные надежды…
Теперь же, выходя из дома, я этой границы не почувствовал. Мир не отличался от дома… Этому не было внешних признаков: небеса всё так же трепетно нависали над кронами зелёных деревьев, солнце всё так же сверкало сквозь тёмные листья… Чёрная черта, лежавшая между миром и домом, куда-то потерялась, незаметно ускользнув во все стороны… Эта черта стала миром. Я не чувствовал разницы между домом и миром, и в самом этом чувстве не было ничего зловещего. Весь мир и был для меня домом …
Как это интересно! Куда бы я ни пошёл, я остаюсь в доме! Например, если я пойду по вот этой старой аллее, если я ускорю шаги и приближусь к вот этому нарядному господину, то всё равно – я в доме. Мир показался мне смешным лабиринтом, который не знает о себе самого главного – того, что этот мир и есть дом …
Не буду вспоминать о том, как я добрался до предместья Кёльна и сумел получить причитающиеся мне деньги – вся эта история бессмысленна, как бессмысленны сами деньги, полученные мной от покойной вдовы, как бессмысленно небо, тревожно нависшее над сырой мостовой, вдоль которой я шёл, и как бессмысленно вообще всё….
Прошло два года. Я стал вполне состоятельным человеком, единственным недостатком которого была немота. Я ни с кем не общался и предпочитал суровое молчание одиночества.
Я стал ходить на концерты. Сидя в дорогой театральной ложе и прячась за чёрным занавесом от посторонних глаз, я вслушивался в происходящее на сцене и старался вникнуть в оперное действо. Я пытался разделить с певцами их чувства, но это было невозможно: скудость голосов и бездарность исполнителей приводили меня в состояние какого-то серого отупения и недоумения, из которого не было выхода. Всё то, что я слышал, казалось мне фальшивым, унылым и ложным. Певцы вымучивали свои роли, дирижёр лишь имитировал интерес к музыке, которая, казалось, была где-то далеко от него, а зрители просто не понимали всего происходящего. И даже пестрота декораций, высокие цены на билеты и члены королевских семей, присутствующие в зале, не могли искупить музыкального убожества, царящего на сцене. Часто я выходил из театра, не дождавшись окончания оперы: тощие слуги несли передо мной свечи, а я, спускаясь по массивной лестнице, ведущей из театральной ложи, ухватывал обрывки чьих-то разговоров и молчал…
Мне трудно выразить и трудно описать всё, что стало происходить со мной в дальнейшем. Помню лишь, что я решился уехать в другие страны…. Я бродил в городском парке, стуча массивной английской тростью о каменную мостовую, и молчал…
О! Сколько во мне пустоты! Куда ни кину я взгляд – всюду пустота! Но ведь эта пустота проистекает от меня… - носилось у меня в голове.
Постепенно я стал понимать, что весь мир, словно свиток бумаги, сворачивается вокруг меня, обволакивая меня своими тканями. Я тревожно вслушивался в пронзительный звук сворачивающихся вокруг меня тканей папируса и чувствовал, что мир вознамерился подавить меня узостью ….
...Узко, узко всё это. Тесно мне, тесно….
Помню одно жаркое утро, когда острые и неприятно ласкающие лучи солнца ворвались ко мне в спальню, и в этот день ко мне пришло письмо. Таких писем я ещё не получал. Наверное, это была какая-то ошибка. Отправитель, видимо, ошибся и перепутал адресата. В большом сером конверте лежал свиток. Я напряг зрение и стал читать. Никогда мне не приходилось читать ничего подобного. Это было какое-то высокоумное и нелепое сочинение – нечто вроде философского трактата. Безумие сквозило в каждой его строчке, оставляя неприятный осадок и неопределённое сожаление. Я не знал, что подумать, и поэтому подумал плохое.
Прошло несколько месяцев.
Я, не мешкая, решил бежать. Бежать без оглядки и без сожаления. Не оглядываясь на прошлое и не думая о настоящем. Я понимал, что мир сузился вокруг меня настолько тесно, что остаётся лишь бежать и бежать наугад. Мне пришло в голову поехать в Англию: эта страна всегда интересовала меня своим хмурым и пасмурным величием. Я отправился в путь в карете. Мой кучер всю дорогу смотрел на меня с затаённым интересом, - меня почему-то раздражало его худое и бледное лицо. Не знаю почему, но разная мелочь и ничего не значащие пустяки давили на меня своим исполинским грузом, заслоняя от меня жизнь…
Я понял, что музыка кончилась… О прошлом я не хотел вспоминать, запрещая себя всякую мысль о пережитом...
Проезжая хмурые германские леса, я решил, что никогда сюда больше не вернусь.
Подул ветер. Три птицы сидели на вершине огромного коричневого дуба, протянувшего свои ветви кверху, - в этом жесте мне почудилось отчаяние.
Вдруг моя карета остановилась. Я высунулся из окна и увидел, что на дороге стоят какие-то люди, не давая нам продвигаться дальше. Мой кучер странно закричал… Не помню, что было дальше… Жёлтые листья на кронах деревьев отшатнулись от меня, затрепетав и внезапно онемев… Какой-то человек резко отворил дверцу кареты и вонзил мне в грудь нож….»
- Что было потом?!? А?! – закричала улитка. – Рассказывай! Говори!
Передо мной раскрылись ворота. Я молча прошёл сквозь них. Здесь меня уже ждали. Рой мух, назойливо свивая вокруг меня свои липкие кольца, проводил меня к следующим воротам. Эти ворота были необычной формы. Сверху они имели широкое закругление и железные створки, обитые по краям зелёными тканями. Вскоре я заметил, что рядом с полукруглыми воротами есть небольшая калитка. Запахло микстурой и сухим тестом.
- Рассказывай дальше! Говори! Говори! – жужжало со всех сторон.
- Хорошо, хорошо, я всё расскажу….
«Родители мои были воры. Мать, правда, под конец жизни стала ходить по рынкам и просить милостыню, но отец как был вором, так и остался им до конца дней. Мы жили в грязном переулке, где раньше находилась каретная мастерская. Скандалы, драки, ругань здесь были обычным делом. Помню большой тёмный коридор, в котором мы ютились вместе с другими семьями. Тревожно всматриваясь в прошлое, я прихожу к смутному выводу о том, что вся моя дальнейшая жизнь была закономерным следствием событий, пережитых мной в детстве. Словно тусклые тени, меня окружают изорванные и размытые воспоминания, - и все они представляют собой затянувшееся недоразумение, или, лучше сказать, нелепость, взгромоздившуюся на другие нелепости. Все эти воспоминания, говоря начистоту, - куча сора, поражающая своей вздорностью и бессмысленностью. Но, перебирая весь этот хлам, осевший, словно едкая пыль, в моём мозгу, я не могу не прийти к выводу о том, что всё это повлияло на мою дальнейшую судьбу, её предопределив и предначертав.
Отец мой был пьяница. Он напивался каждый день, принося откуда-то с далёких улиц и площадей деньги и запах джина, тянувшийся за ним, словно шлейф. Он всегда где-то пропадал, подолгу не бывая дома. Много позднее я узнал, что он воровал. Он промышлял на рынке: на нашем большом рынке, где было так много интересного и непредсказуемого. Мой отец воровал съестные припасы, продукты и разные овощи. Иногда он приносил мешок соли или сахара. Чаще же он, перепродав украденное, напивался и устраивал пьяные драки на соседних улицах.
В нашем тёмном коридоре жили ещё две семьи. Не могу судить, что это были за люди. Помню лишь, что я, когда был совсем маленький, один зашёл в пустую комнату к женщине, жившей по соседству с нами, и увидел там огромный ящик. Он поразил меня своим зловещим видом. Это был тёмно-красный сундук – нечто вроде серванта, в котором хранились вещи. Но я твёрдо решил, что в этом ящике хранится - как бы это лучше сказать – глубинный смысл жизни. Для пятилетнего ребёнка было ясно – в этом ящике содержится без покровов глубочайшее дно, сокровенное и потайное. Не знаю, почему я так решил, но этот тёмно-красный сервант меня по-настоящему напугал. Я в ужасе бросился бежать, забившись в тёмный угол нашей комнаты. Помню день, когда в наше жилище наведались два монаха-францисканца. Они поразили меня своим видом и своей одеждой. Помню, что этажом выше жил человек-заика, - он вызывал у меня панический страх.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |