30 страница. - Я об этом не подумала

- Я об этом не подумала…

- Ну вот, я подумал. И…

Я замялся, потому что до последнего момента так и не решил для себя, стоит это говорить, или нет.

- Ну?

- И мне неприятно то, что ты приняла решение отстранить меня. Что ты не пришла, не поговорила со мной о том, что ты думаешь о Клэр, что ты знаешь о том, какое именно отношение имеет ко всей этой истории Фриц с его какими-то счетами к прошлому.

Во мне конечно оставалось сомнение, и я был далеко не уверен в том, что прав, но, начав говорить, я уже не смог остановиться.

- Мне не нравится, что ты и Фриц создали маленький закрытый клуб, в котором мне не нашлось места. Я понимаю, что Фриц выращивает тебя себе на смену. Я понимаю, что он не просто руководствуется чисто прагматической целью осуществления преемственности, но заодно и содействует тебе, помогает стать умнее, самостоятельнее, сильнее, решительнее, способной принимать решения и так далее. Но я считаю, что умный и решительный человек – это не тот, кто отодвигает в сторону возможность посоветоваться с близким и неглупым человеком. У каждого свои методы, но и у меня есть своя позиция. В ситуации, когда жизнь… жизнь, понимаешь? Не какая-то ерунда, а жизнь Клэр находится под угрозой, мне кажется, стоит отставить в сторону вопросы тренировки будущего руководителя и воспользоваться любой возможностью найти решение проблемы.

- Так всегда, Макс, – меланхолично вставил Фриц. – Каждый раз, когда приходит время принимать решения, находится тот, кто считает, что сейчас как раз не время. И быть лидером - это означает, среди прочего, принимать решения тогда, когда ты сам решил это, а не тогда, когда существует широкий консенсус.

- Да, возможно, возможно. Я понимаю ход твоей мысли, Фриц, и я даже согласен с ним. В целом согласен. А в частности я хочу сказать, что мне очень жаль, что Маша отстранила меня, отодвинула в сторону, вот и все. Я понимаю, что человеку надо расти, становиться сильным и независимым в своих поступках и решениях и мыслях – это все чудесно и я с этим согласен. Но то, что я оказался тут посторонним, вот на счет этого я могу сказать только одно – мне жаль.

Маша попыталась что-то вставить, но я не дал ей этого сделать, повысив голос и твердо намереваясь закончить.

- И если, Фриц, ты воспитываешь в ней лидера, и если ты, Маша, решила воспользоваться этой ситуацией для личностного роста, то я не осуждаю тебя, я не пытаюсь отнять у тебя права решать, отстранять или привлекать. Но пожинай уж тогда плоды лидерства сполна. Раз хотела расти – вот и расти, и принимай последствия своих действий. Мне жаль, что ты меня отодвинула в сторону и обошлась со мной как с предметом. Я не делаю далеко идущих выводов, я не демонизирую Фрица и не хочу вызвать в тебе чувство вины, но что есть, то есть – мне очень жаль, и теперь я совсем не чувствую тебя таким близким человеком, каким ты была для меня до этого момента. Это цена, которую и мне и тебе придется заплатить.

Я замолчал, и в комнате повисло молчание. Маша иногда смотрела на меня, иногда отводила взгляд – не опускала его, а именно отводила, что, конечно, давало возможность сделать вывод о том, что она уверена в правильности своего решения, и о том, что в ней тоже сейчас выросла отстраненность ко мне.

- Слушай, Макс… - начала она таким голосом, словно хотела примирения или чего-то в этом роде.

- Нет, Маша, нет, - перебил я её. - Бывает так, что ты сломала что-то. По глупости, или по незнанию, или по неосторожности, или из злости, инфантильности, ревности и прочее и прочее. Конечно, потом хочется исправить. Так вот. Кое-что иногда лучше так и оставить сломанным.

Я встал, и мне показалось, что во взгляде Тэу, который он бросил в мою сторону, мелькнуло то ли торжество, то ли благодарность, и я понял, что он на моей стороне.

- Фриц прав, мы не сможем ни о чем договориться. Мы не сможем прийти ни к какому соглашению, Маша. Мы с Тэу поступим так, как сочтем нужным, сами. Я не могу в столь ответственном деле полагаться на людей, которые не считают меня частью своей команды. Это не игры в крестики-нолики, это не колонизация Вселенной. Не подумайте, что во мне говорит обида. Это просто трезвый расчет, трезвая констатация фактов. Маша… мне важно, чтобы ты поняла, что это не мстительность и не обида с моей стороны. В сложном деле, когда от твоих действий зависит твоя жизнь, жизнь любимого человека, требуется полная мобилизация всех твоих сил и способностей. Буду я прыгать в стену или не буду и придумаю что-то другое – так или иначе, я должен действовать с полной самоотдачей, я не должен оставлять в себе, за собой какие-то недомолвки и неуверенности. Я должен твердо полагаться на кого-то, если этот «кто-то» в игре со мной. И если в критический момент я испытаю недоверие или сомнение в партнере, это может привести к фатальному результату. Поэтому я должен брать с собой только того, на кого могу положиться полностью, всецело, без оглядки. К сожалению, ты таким человеком теперь для меня не являешься. В будущем, я надеюсь, что-то в этом изменится, но сейчас это так, и это не зависит уже ни от тебя, ни от меня. Это просто констатация фактов. Это та цена, которую и тебе и мне придется теперь заплатить. Это то, чем мы оплачиваем твое взросление, твой рост как личности и как будущего лидера. Надеюсь, что тебе и Фрицу удастся сделать что-то полезное для Клэр, даже если это будет просто ожиданием.

Я встал и пошел снова к кухонному столу, ебнув по кнопке чайника и включив его, давая понять, что говорить больше не о чем.

Боковым зрением я видел, что Фриц поднялся и пошел к двери. Видел я и Машу, которая тоже встала и пошла следом, но не своей обычной пружинистой походкой, а скорее как побитая собака. И чертовски сложно было остановить себя, чтобы не сказать ей что-то утешающее. Но исправить мы уже ничего не могли, так что по крайней мере надо было дать ей возможность пережить всё это, как взрослому человеку, что-то осмыслить, чем-то переболеть и что-то вырастить в себе, и я лишь мысленно повторил сам себе: «кое-что иногда лучше так и оставить сломанным».

Глава 20.

Вещи, которые тревожат нас, которые не дают нам покоя, слишком часто не значат ровным счетом ничего ни для нас, ни для кого бы то ни было еще, и лишь жемчужный кружащий обманный блеск – это и есть то, что мы в своем ослеплении, в своей навязчивой мании придавать смысл бессмысленному, принимали за конкретное, за значимое, весомое и серьезное, и ничто не учит – опыт не учит, страдания не учат, радость, преданность и предательство – не учат, не возвращают к нашей врожденной, присущей от природы способности видеть вещи такими, какие они есть, понимать без размышлений, чувствовать без аберраций, любить без оглядки – любить даже не столько кого-то конкретно, сколько саму жизнь, само наше существование, которое может или воплощаться в образ или идею, или поступок, или переживание, а может вдруг нахлынуть волной, расколоться зарницей, объять целиком и сдавить так, что, кажется, теряешь больше, чем дыхание, чем кровь и плоть – теряешь саму способность быть отдельным, быть изолированной единицей, собою, и оказывается, что это нахуй не нужно, что это просто до смешного нахуй не нужно, ни мне, ни кому-то еще, с кем я ещё минуту назад находился в каком-то отношении, во взаимозависимом параллелизме наших вращающихся в безумном ритме вселенных, и все эти связи и взгляды и неестественные позы - всё вдруг схлопывается, и нападает восторг полного освобождения, в котором уживаются и трепетный ужас, и восхищение свободой – той, что не подлежит ни выражению, ни ограничению, которая ни на чем не покоится и ни от чего не зависит, даже от самого твоего существования, и ты идешь по мокрому асфальту спокойной, небрежной походкой, и таращишься взглядом младенца на свежий и промытый дождем поздний вечер, когда загораются огни и деревья уползают в обволакивающую тень, и люди похожи на прозрачные, невесомые куски тряпья, и небоскребы зависают среди брызг, и далекие детские крики так нестерпимо зовут к пронзительной искренности, к утерянному раю, в котором когда-то сливались боль и благодарность, который предшествовал всему и унаследует всё, и для чего тогда что-то менять, к чему-то стремиться, если любой исход есть торжество жизни, если сами силы и влечения, заложенные в тебе, неотвратимо ведут или в эту сторону, или в другую, а есть ли отличия между ними… отличия эфемерны постольку, поскольку эфемерны и страдание и блаженство, чего мы не можем и не хотим понимать лишь в силу механической привычки выделять себя, создавать то самое «я», которое впоследствии мы вынуждены охранять, лелеять, укреплять, развивать, а нахуя, ну нахуя это надо, это же какая-то глупость, самокастрация… ну кто сказал, что я не могу ни секунды прожить без самого себя, без того, чтобы исступленно тыкать в некую область пространства и твердить, как заезженная пластинка - «это я», «это я», и так без конца, без смысла, и, на самом деле, даже без надежды на то, что хоть когда-то это приведет хоть куда-то, даст что-то такое настоящее, что-то грандиозное в своей обнаженной подлинности, для чего имеет смысл проживать всю свою жизнь в этом театре, наполненном сценариями абсурда или потаённого смысла – это уж как нам будет угодно смотреть на вещи, и какая нахуй разница – ведь даже самый лучший, самый благородный тайный или явный смысл способен лишь на то, чтобы оставаться вечноиграющей морковкой, болтающейся перед твоим носом, то растворяясь без следа в сумрачно-мозаичном сознании, то превращаясь в новый смысл, затем еще в новый и в новейший и в суперновый и в революционно новый, и дальше, всё дальше, без остановки, без границ и без хотя бы малейших признаков ну хоть какой-то структуры, в которой можно рассмотреть не то, чтобы начало и конец – конечно же нет, об этом не приходится и мечтать, и глупо даже упоминать, но хотя бы какие-то этапы, черт возьми, хотя бы что-то, похожее на кочку среди трясины, на реперные точки, указатели, ну хоть что-то, за что я мог бы, торжествуя и не будучи вынужденным оглядываться и оправдываться, ухватиться и сладострастным шепотом произнести: «это опора, это твердь, это рычаг», и понимать, что теперь-то точно все не зря, что теперь-то можно остановиться и передохнуть, день или тысячу лет – неважно, уже совершенно неважно, ведь время важно там и только там, где все зыбко и преходяще, но не в моем мире, где наступил покой, где забвение равносильно славе, где больше нет ничего относительного – нет больше той самой мерзкопахнущей, лишающей сил относительности – извечного проклятия нашего мира с тех самых пор, с той покоящейся в ветхой древности эпохи, когда человек впервые встал перед осознанным выбором, перед выбором, который больше не является движением инстинктов и следствием превращения элементов, а превратился в нечто бесконечно, непостижимо большее – в акт волевого противостояния, в пробуждение к принятию ответственности, потому что даже согласие и принятие, даже подобострастная покорность всё равно являются противостоянием, будучи событием, лежащим в том же самом бескрайнем поле, на котором произрастают всевозможные проявления нашей личности как чего-то отдельного и, в силу этого, оторванного от источника, к которому каждый из нас с тех пор вольно или невольно стремится, кружась среди обрывков тумана и навязчивых фантомов, и всё без толку, всё возвращаясь к исходной точке в каком-то своем дурном сне, отравляющим нас своими ароматами целей, достижений, потерь, надежд, своими миражами несуществующих в реальности фигур, которыми каждый из нас тщится заполнить бездонную пустоту, а они, складываясь как частички паззла, растворяются сразу же, как только оказались на своем месте, и снова начинается гонка, снова мы подбираем кусочек за кусочком, снова выстраиваем – каждый свою собственную вавилонскую башню, и каждый совершенно по-детски надеется, что вот его-то конструкция лучше, а как она может быть лучше или хуже, если сам материал, из которого мы воздвигаем свои сооружения – жалкие или величественные – призрачен, прозрачен, ускользающий и растворяющийся в неверном бриллиантовом блеске наших иллюзий, у которых нет ни начала, ни конца.

Почему так светло? Странный, неестественный, играющий жемчужными переливами. Разве так должно быть? Эта игра отблесков… как сильно она напоминает игру смыслов при рождении любой глубокой мысли, и что если вообще каждый раз, когда рождается мысль, возникает и это перемещение тонкой, невидимой глазу материи, ведь мы, с нашими убогими органами чувств, живем, уподобившись кроту и даже не отдаем себе в этом отчета, и каждый раз, когда возникает прорыв, когда вскрывается какой-то новый способ воспринимать мир, ты словно рождаешься заново… стоп, стоп.

Почему так светло? Так всё-таки не должно быть, и потом надо что-то сделать, чтобы остановить этот затягивающий монолог, это навязчивое в своей прелести любование смыслами и их оттенками, переплетениями значений и намеков… стоп, опять то же самое. Стоп.

Почему так вязко, так светло? Почему я задаю этот вопрос? Кому? Кому всегда мы задаем свои вопросы, когда рассуждаем? Рассуждая, я всегда разделяюсь на две части, на говорящего и слушающего, и никогда не отдаю себе в этом отчета, по-прежнему считая себя единым субъектом. Проникновение в смысл возможно при раздвоении, так же как восприятие стереоскопической картинки возможно только в том случае, если смотришь с разных точек зрения. Мысль существует только тогда, когда она звучит – вслух, в голове, неважно. Мысль существует, когда она высказывается, а высказывание всегда является обращением к кому-то, в том числе к кому-то в самом себе, поэтому мышление – это всегда диалог, не существует мышления, как исключительно индивидуалистического процесса, существующего лишь для меня самого. Не ограничивает ли это нас? Можно ли представить себе мысль, не являющуюся обращением к кому-то? Наверное, только мысль математика, инженера иногда является таковой – она построена по определенным правилам и вытекает из предыдущего по законам логики. Нет, не только в математике… любая мысль, являющаяся логическим следствием, выводом… стоп. Что за хуйня… Почему так светло?

Что передо мной? Что это за тени? Почему все так размыто, так вибрирует, почему так светло? Откуда исходит свет? Он рассеян, но есть его источник, и он исходит откуда-то, и почему-то так сложно сфокусировать свое внимание, и почему-то это обязательно надо сделать, непременно. Если бы каждый раз, когда… стоп, блять. Откуда идет свет? Почему каждый раз, когда я задаюсь этим вопросом… стоп. Любое рассуждение, любая мысль ввергает меня в некий сладострастный водоворот мыслеформ, и… стоп. Откуда свет. Откуда свет, где его источник, где я нахожусь?

Почему я раньше не задавался этим вопросом? Почему… стоп. Где я нахожусь. Вот что важно. Вот что… стоп. Где я нахожусь. Я на глубине?!

Резкий порыв холода, удар страха. Я сейчас на дайвинге, решил снова погрузиться на сжатом воздухе на сто двадцать? Я потерял себя, деперсонализация, бред, и я на ста двадцати?? Сколько осталось воздуха, где регулятор?? Почему во рту нет регулятора? Я в бреду выпустил его изо рта?? Почему я еще жив, как я дышу… а я вообще дышу? Как мне понять, дышу ли я? Что если это уже предсмертные, обрывочные бредовые остатки образов и мыслей – меня, лежащего на дне или медленно падающего в бездну – последняя вспышка сознания, которая иногда возникает у того, кто потерял сознания и необратимо падает в черноту, и приносит ему только ужас неотвратимой смерти, что настанет прямо сейчас, в любой миг? Я не чувствую акваланга за спиной, но это понятно, тактильные ощущения пропадают при сильном азотном отравлении, наступает полная анестезия, но если даже это последняя вспышка, я все равно должен поддуть компенсатор, надо постараться пальцами нащупать кнопку и нажать, не видя ее, не видя ничего, но руки должны сделать это… стоп. Откуда этот свет? Теперь понятно – световые галлюцинации при азотном отравлении. Почему так долго? Почему так легко дышать? Регулятор давно уже должен был бы с трудом справляться с потоками загустевшего на этой глубине воздуха. Стоп.

Всё не то. Я не на погружении, слишком странно было бы. Где я. Как во сне. Это сон? Ничего похожего. Это глубокое воспоминание? Ничего похожего. Блять, с каким трудом удается придерживаться концентрации. Это осознанное сновидение? Ничего похожего. Где я? Хуй знает. Что если поменять вопрос. Где я был? Как я тут оказался? Что я помню последнее? Фриц и Маша, они уходят, это последнее. Значит я в своем коттедже. Надо как-то стиснуть зубы, что ли, чтобы сосредоточиться. Свет… нет, я не про свет, я про последовательность событий. Что дальше. Фриц и Маша ушли. Тэу. Ах ты блять!...

Резкий приступ возбуждения заставил мое тело конвульсивно дернуться. Тело… как бы не так. Вот жопа. Не упускать внимание… так и тянет погрузиться в бесконечный поток мыслей, обволакивающих собою… стоп. Я в стене. Тихо. Спокойно. Я в стене. Ладно, значит с моим телом все в порядке, по крайней мере. Спасибо Клэр, теперь я могу хотя бы этот элемент тревожности удалить без труда. Сейчас мое тело лежит где-то, за ним ухаживают и ждут. Мне известна позиция Фрица – ждать. Сейчас мне это на руку. Теперь, когда они понимают, что я ушел за Клэр, они тем более будут ждать, давая мне время. Время… а вот про время мне ничего неизвестно, и это тревожит. Тут проходит минута, а сколько проходит там? Какое странное пересечение релятивистских свойств материи и сознания. Здесь проходит минута, там – возможно день. И все это следствие того, что я «набрал» почти-световую скорость в глубоком воспоминании. Удивительно, но думать об этом я сейчас не буду. Хотя нет… если рассуждать как физик, как инженер, строго выводя свои мысли из предыдущих на основании законов логики, то это очарование переливающихся мыслеобразов отступает немного, состояние становится более трезвым. Это хорошо.

Теперь надо рассуждать и параллельно действовать.

Какова может быть физическая природа всего этого? Что такое стена? Пока можно собрать в кучу гипотезы и параллели. Надо осмотреться. Надо увидеть, что передо мной, что справа, слева. Продолжать рассуждать. Туннельный эффект. Похоже? Похоже. В той же степени, как это похоже на релятивистские эффекты. Туннельный эффект – чисто квантовое явление, справедливое для элементарных частиц, для чего-то предельно мелкого. Впереди что-то есть. Дом? Дерево? Может, это неправильно – думать, что я плохо вижу? Дело не в качестве зрения, а в самом способе, каким я пытаюсь видеть? Иногда картинка становится четче. Ладно. Надо довериться телу, как при аутотренинге. Если я пытаюсь испытать в своей руке чувство тепла, присоединив к руке очень чувствительный датчик температуры, который показывает в реальном режиме времени, то каким-то образом тело научается использовать эту обратную связь, и я получаю реальную возможность управлять температурой своей руки. Тут то же самое. Моя цель – резкость картинки. Пусть тело само разберется – от чего резкость повышается. А пока – надо стабилизировать свое сознание, надо рассуждать. Физика, маркетинг, похуй, главное – заполнить свой ум логикой. Туннельный эффект все-таки подходит. Ах ты… очень даже подходит! Не простой, а кляйновский туннельный эффект. Крупная частица не пройдет через потенциальный барьер, но есть одно «но»: ультрарелятивистская частица имеет вероятность прохождения через барьер независимо от его параметров! Разгони частицу до почти-световой скорости, и туннельный эффект станет доступным для нее, даже если барьер огромный. Передо мной огромный, непроходимый потенциальный барьер – стена. Я «разогнался» до почти-световой скорости, что бы это ни означало. Сработал «квантовый» туннельный эффект, и я проник сквозь стену. Точнее – вляпался в стену и застрял, как муха в киселе. Интересно. Неужели все-таки в самом деле есть связь, не философская, а реальная, материальная связь чисто физических и психических эффектов? Это было бы пиздец как интересно.

Немного улучшилось. Не так все размазано. А свет исходит из моего кристалла… вот так… любопытно. И кажется, я могу им управлять. Как прожектором. Охуенно… Пусть тело попривыкнет, пусть оно поймает механизмы управления, не надо сейчас туда лезть, надо занять мозг рассуждениями. С физикой не очень получится, в уме особенно не порассуждаешь, не прикинешь соотношение величин… а вот теперь ясно видны области… чего? Области чего-то. Неоднородности. Стена внутри неоднородна. Ну или пространство за стеной, один хуй… Есть области более ясные, и области более затемненные. Что нам скажет по этому поводу квантовая физика? А что физика… неоднородности должны возникать, к примеру, в псевдо-двумерных объектах, ну типа графена. Условно- двумерные структуры обязательно имеют флуктуации, это нам известно. В графене это приводит к тому, что образуются как бы небольшие лужицы электронов и «дырок», ведь графен – это полупроводник. И если… если тут работает эффект, аналогичный кляйновскому туннелированию, то ультрарелятивистская частица, аналогом которой я сейчас являюсь, способна перепрыгивать через эти лужицы.

Отлично… это уже что-то… это уже рабочая гипотеза, между прочим. Значит надо двигаться в сторону этих областей. Ближайшая – ну вот эта… двигаться значит… хорошо бы, а как??

Снова небольшой приступ паники, всплеск клаустрофобии.

Сосредоточение на луче переливающегося света из кристалла успокаивает. А, не просто успокаивает… становится как-то посвободнее, словно слабеют липкие цепи, которыми я полностью словно обмотан. Хорошо… теперь ум знает направление, а тело пусть учится само. Надо о чем-то дальше думать… Интересно, как далеко может зайти проведение параллелей из квантовой физики?..

Что такое графен? Это совокупность атомов углерода, которые лежат на плоскости в вершинах, в узлах шестиугольной сетки… и черт с ним… я переместился! Твою мать… точно, я переместился. Ну… буду называть это «переместился», так как совокупность теней изменила свою конфигурацию так, как было бы, если бы я сдвинулся вперед и вправо. Это круто… ладно… главное, чтобы Фриц не запаниковал, не поддался эмоциям, и тупо ждал. Не зря ли я наехал на Машу… ладно, Фриц должен стабилизировать ситуацию, эта свинья за свои сто с чем-то лет побывала в разных переделках, должен суметь проявить терпение. Там ведь идут дни, черт… хорошо если именно «дни»… стоп. Никаких отвлечений, никаких соплей и лирики и «ах боже мой»… стоп. Блять, надо срочно о чем-то таком подумать, предметном, квантовая физика не подойдет, это слишком поэтично… так, виллы, вот. Через два-три месяца запускаются в продаже первые виллы, и надо теперь продумать грамотную маркетинговую стратегию. Я сделал все, что надо – охуительный дизайн, охуенный парк, охуенная инфраструктура, ресторан, меню – все круто. С рекламой тоже все нормально – airbnb, agoda, booking, hotels, expedia, сайт, фейсбук, штендеры, вывески, перетяжки, аниматоры по улицам, листовки, скидки, статьи в газетах, агентства, связи с общественностью, приглашения весомых фигур, развлекательные акции… все это налажено, сработает как машина. Но этого мало…

Приближается область, которая сейчас выглядит как прозрачная. Я словно плыву к ней в каком-то вакууме, по-прежнему нет никаких аналогов двигательной активности – просто плыву, как блять сферический конь… ну ладно, хоть так. Будучи сферическим жирафом в вакууме, тут хрен что сделаешь… ха! А ведь прикольно. В глубоком воспоминании я реализуюсь как человек, причем чтобы отличить глубокое воспоминание от бодрствования, нужно иметь определенный опыт, навыки. Соответственно я, будучи как бы человеком в том мире, могу ограниченно влиять на него – могу пососать мальчику хуй или полизать ему ножки, а за стеной я представляю собою лишь некий осознающий фантом. Я могу воспринимать… кажется…, но уж точно не могу никак действовать! Получается, что таким образом реализуется наша неспособность изменять ход истории в этих областях. То есть за стену можно проникнуть, но только лишившись своей псевдо-телесной оболочки. Смешно, конечно… нагромождение «псевдосущностей»… в глубоком воспоминании или осознанном сновидении я и так уже имею лишь некий аналог своего тела, а проходя в стену, я лишаюсь и его, словно срываю с себя оболочку и превращаясь в чистое осознание. Что-то тут есть… что-то прямо вертится на кончике… мозга… ладно, итак виллы.

Представим себе, что я дрессирую девочку из отдела маркетинга… что бы я ей рассказал? Рассказал бы, что раньше - до середины двадцатого века, двигателем бизнеса было что? Качество. Качество заменяло собой всё остальное. Хорошая вещь - покупают, плохая - нет. С качеством у меня все отлично. Потом появилась реклама. Ты можешь даже делать дерьмо, но при хорошей рекламе ты будешь продавать намного лучше, чем твой конкурент, который делает все отлично, но не думает о грамотной рекламе. В конце концов ты покупаешь разоряющегося конкурента и теперь у тебя и качество, и реклама. Конечно, именно плохое качество - это фигово, но если ты производишь товары или услуги среднего качества, то при наличии грамотной рекламы - ты победитель. Это вторая половина двадцатого века.

Она слушает меня, сидя рядом со мной на офисном стуле, положив свои ножки на стол, прямо передо мной. Да, а когда-то было время, когда я брал людей на работу, ориентируясь только на их рабочие и личностные качества… а потом до меня дошло, что я лишаю себя стольких впечатлений и удовольствий! Теперь я поумнел, и нередко беру на работу не только тех, кто как работник хорош, но и который согласен, чтобы я пользовался его/её телом, и который получал бы от этого удовольствие, и получилось очень клево и возбуждающе. Например тот паренек-официант, который приносит мне в номер еду из моего ресторана… сильно возбуждает, когда он стоит передо мной на коленях со спущенными джинсами, держит во рту мой хуй и смотрит в глаза, посасывая. У него симпатичная, пупсовая мордочка, и я глажу его по щекам, и он посасывает, причмокивая и работая язычком, зная, как мне нравится… или та уборщица, ей кажется сорок или сорок пять – она знает, что меня возбуждает, когда она убирает мой номер, полностью раздевшись… или тот парень-садовник со стройным, почти девчачьим телом, который поглядывает на меня, когда я прохожу мимо и когда рядом никого нет, и стоит только мне едва подмигнуть ему, указав взглядом или на густые кусты, или на подсобку, как он, засветившись от довольства, спустя минуту уже оказывается там, немного дрожащими от возбуждения руками стаскивает с себя штаны, поворачивается попкой и довольно громко постанывает, пока я трахаю его, и очень возбуждает то, что я знаю, что если мне не останавливаться, давая ему отдых, то спустя уже несколько минут он больше не сможет сдерживаться и быстро повернется ко мне, чтобы я успел взять в рот его хуй и чувствовать, как он начинает сильно пульсировать, выбрасывая фонтанчики спермы прямо мне на язык… или вот моя новая руководитель отдела маркетинга, которая всегда охотно соглашается подставлять мне свои ножки или грудки или попку для поцелуев и потисков… так что она сидит, ее ножки на столе передо мной, и я их тискаю, целую, вдыхаю нежный запах девчачьих лапок, продолжая рассказывать о том, что потом появится Траут, который создал позиционирование и сказал, что это хорошо:) Это конец двадцатого века, может и начало двадцать первого. Но сейчас надо двигаться дальше, и нужны добровольные коммуникации. Реклама - это все то, что идет от тебя к клиенту, а коммуникация - это то, что идет от клиента к тебе по его инициативе, и надо учиться приглашать людей к коммуникации, мотивировать их к этому умело, без рекламы, и это очень важно, потому что все коммуникации в сознании человека отнюдь не сливаются в единое месиво, а существуют независимо друг от друга в «подпространствах», в разных непересекающихся плоскостях. Сколько в жизни человека добровольных коммуникаций с вип-виллами, по его собственной инициативе, в дружеском, открытом стиле? Ответ: ноль. За неделю ноль, за месяц ноль и за год ноль. Поэтому одна-единственная коммуникация сразу же, резко выделит мою фирму из всех других, после чего теперь всякая реклама, исходящая от моих конкурентов, будут попросту скользить мимо него…

Я устал. Не сильно, но устал. Совмещать даже такие простые рассуждения на хорошо знакомые темы с усилиями по продвижению вперед… это трудновато, но уже осталось немного до разреженной области, еще пару минут… а что, если двигаться назад будет так же трудно?

Эта мысль немного выбила меня из колеи, но мне не привыкать совершать мощные усилия тогда, когда, кажется, уже сильно устал. Ничего страшного не случится. Мне надо будет просто впрыгнуть в то же самое состояние, когда я, прибегая от Намче на перевал Чё-ла, собираю свое упорство и желание преодоления усталости и бегу дальше, вперед, через Пхериче и дальше, обратно в Намче. Мне нужно будет просто мобилизоваться, вот и всё. Тело все-таки понемногу учится… ещё немного…

И в этот миг меня вытолкнуло, словно пробку из бутылки с шампанским, в ту область, к которой я стремился. Теперь можно отдышаться и вообще, подумать, сориентироваться. Ого! Приятная неожиданность… Оказывается, оказавшись внутри этой прозрачной области, я теперь могу рассматривать с удивительной четкостью вообще все вокруг себя! В том числе и те области, которые раньше мне казались совершенно мутными и даже черными. Тот же город, тот же переулок. Рядом с небольшим магазинчиком на стуле сидит женщина. Вдалеке голоса детей. Все тот же захолустный городок, и никаких стен! Вот это странно… там, где я только что продирался с таким надрывом, преодолевая парализующую ум липкость окружающей серости, больше ничего не было. Я видел совершенно чистый, обычный переулок, видел то место, на котором я стоял, прежде чем сделать отчаянный рывок вперед.

Я преодолел спазматическое желание вернуться назад и проверить, исчезла ли стена совсем, потому что не хотелось рисковать – повторно преодолевать всё это… да еще при том, что нет никакой гарантии, что я не зависну надолго в то время, пока ум парализован, очарован, размазан… это сейчас вспоминалось как самое неприятное, и даже как опасное. Клэр. Где и как ее тут искать?

Дата добавления: 2015-10-28