19 страница. - Мне до сих пор трудно представить Эмили в форме СС, - рассмеялся я

- Мне до сих пор трудно представить Эмили в форме СС, - рассмеялся я. – Какие-то совершенно несовместные вещи.

- Они несовместны прежде всего потому, что у тебя мозг промыт насчет СС, - отрезал Фриц. – И кроме того, она никогда и не носила форму СС, поскольку, как я говорил, такой формы и не могло существовать для женщин. Кажется, какое-то время её пытались обязать одевать в форму СС-гефольге… это вспомогательные женские подразделения, формально относящиеся к юрисдикции СС, прежде всего это связистки, штабистки и надзирательницы в женских концлагерях… они проходили стажировку в Равенсбрюке… тоже, столько дичайшего вранья на их счет сейчас развелось… Ну форма такая довольно невзрачная, но Эмили наотрез отказалась, и на это плюнули.

- Мало того, что женщина-штандартенфюрер, да ещё и без формы…

- Да, и некоторые очень даже злились по этому поводу! Ну и в общем после этого вопросы с допуском прекратились, а мы получили возможность выпендриваться, но делали мы это без зла и без злоупотреблений, просто… ну понимаешь, когда в очередной раз сталкиваешься с каким-нибудь ретивым мудаком, тешащим своё эго за счет простого человека, или попросту издевающегося, то показываешь ему свой дубовый листочек… ну ты понимаешь, о чём я, и интересуешься, куда он предпочел бы отправиться в отпуск – в Маутхаузен или Аушвиц, и смотришь, как эта шваль, чуть не кланяясь и пресмыкаясь, уползает в своё змеиное гнездо. А насчет Гиммлера… подождем, пока напишут честную историю. Я думаю, лет через пятьдесят напишут, конечно, не вечно же длиться этому сумасшествию… тут всё примерно как с Гёссом, который под пытками признался в том, в чём его заставили признаться, ну так под пытками люди признавались и в том, что копали туннель из Москвы в Токио… а в общем мне уже все равно, просто есть общее чувство грубо попранной справедливости, но разве могло быть иначе? А справедливость восстановят, куда ей деваться.

- У вас здесь пишут историю? – поинтересовался я. – Ну настоящую историю, как свидетельства из глубоких воспоминаний.

- Разумеется, - кивнул он. – Ещё как пишут. Это интереснейшее направление, ну просто… до писка интересное:)

Видно было, что эта тема оживила его существенно больше, чем перечисление разных фюреров.

- Ведь первым делом что спрашивает невежественный человек, когда говорят про историю, про герменевтику? Он спрашивает – а на кой черт мне это надо? И верно, ему этого и не надо, потому что он тёмный и невежественный, и ум его ещё не родился как таковой, пребывая в дикости и первообразной своей мрачной и сырой чувственности, которой есть дело только для наслаждений более чем примитивных – нажраться, выебать самку, выебать конкурентов-самцов для утверждения статуса, поспать и снова нажраться. Так ведь он даже поебаться на самом деле не в состоянии так, чтобы получить удовольствие! И зачем ему история? Но человеку, который пробуждается к удовольствию и подлинной чувственности, история нужна, просто необходима. Я даже не говорю о чисто прагматичной стороне этого дела, ведь всем понятно, что неверно и дурно истолкованная, а тем более перевранная, история ведет нас в пучину бессмысленных повторений ошибок, а разве у людей есть время на исторические ошибки? У людей есть время на свои собственные, для того жизнь и дана, чтобы поступать, ошибаться, получать опыт, поступать, учиться, поступать, ошибаться, получать опыт… это и есть наша жизнь, но разве не было бы горько обнаружить, что вся эта персональная история зиждется на каком-нибудь глобальном, фундаментальном заблуждении типа «торжества коммунизма» или «торжества нацизма»? Сколько умнейших, честнейших людей просто таки просрали свои жизни лишь потому, что ум их был затуманен ложными историческими предпосылками? Это ладно, - он махнул рукой, переводя дыхание. – Но в изучении истории есть наслаждение, удовольствие, даже блаженство. Разве наши историки руководствуются возвышенными словесами типа тех, что я тут произношу? Конечно, они согласятся со мною, но тем ли они руководствуются в своих повседневных экспериментах? Да конечно же нет. Их влечет удовольствие, да, такое простое и банальное слово «удовольствие», которое так много значит для нас, людей. Удовольствие от познания – не это ли главный двигатель, питающих настоящих ученых? Даже физика – разве не выросла она из простого удовольствия от созерцания падающих тел? Разве химия не появилась из простого удовольствия от наблюдения за превращающимися веществами? Сейчас наука настолько коммерциализирована, что говорить об удовольствии даже становится стыдно! А что это за ученый, который стыдится наслаждения от занятия наукой? Что за любовник, который стыдится своей возлюбленной? Может ли он в самом деле доставить удовольствие и себе, и своей девушке?

- Криса мальчики больше возбуждают, - крякнул Алекс и тихо заржал, но Фриц, похоже, был совершенно непробиваем, исключительно устойчивая личность:)

- Может ли любовник по-настоящему проникнуться чувствами своей… своего возлюбленного, если стыд затуманивает его сознание, пусть даже стыд этот подспудный, лишь готовый проявиться и тихо плещущийся, подобно ядовитому кислотному озеру, и отравляющий своими эманациями саму его способность глубоко чувствовать? Настоящий, истинный ученый испытывает глубокое наслаждение, когда его ум осветляется новыми познаниями, да даже не в познании дело, не в нём самом… как бы это сказать…

Фриц задумался и мне очень ярко вспомнилась картина задумавшегося Ганса – когда-то чертовски давно, в прошлой жизни… интересно, как же должен чувствовать человек, у которого за плечами целый век и даже больше? И не просто «век» тлеющего существования, а сто лет сверхактивной созидательной деятельности.

- Узнать, это не главное. Главное – понять, понимаешь, Крис? Ты понимаешь, я знаю. Ты может быть и не формулировал для себя это вот так, но ты должен это понимать. Ты еще слишком молод, ты еще только что вылупился из яйца, образно говоря, и твой ум очень сырой и мало готовый к обобщениям, к синтезу, молодые, формирующиеся умы аналитичны, а не синтетичны, но ты уже отравлен наслаждением поиска понимания, и ты понимаешь, что уловить взаимосвязь, постичь причины и следствия – вот то, что даёт несравнимо больше наслаждения, чем непосредственное узнавание. Связь важнее того, что именно она связывает – важнее в смысле того, что это дает несравнимо больше наслаждения, а для чего еще жить, как не для наслаждения? Ну ладно, для кого-то личное наслаждение вторично, а первично – счастье для других, для любимых и близких. На самом деле это просто логическая ошибка, полагать так, просто для этих людей счастье близких приносит наибольшее, опять таки, личное наслаждение, и самый яростный альтруист является, просто по определению, яростным эгоистом, но эгоистом в позитивном, эволюционном смысле этого слова, когда ему очень хорошо тогда, когда хорошо ближнему, а другого альтруизма и не существует, а разные фанатичные устремления, не направленные на собственное удовольствие, так и следует называть фанатизмом, альтруистической обманкой. Что превратило Германию в ад? Что вообще всегда превращало государство в ад на земле, не знаешь? Попытки человека сделать его земным раем, вот что. Это Фридрих Гёльдерлин сказал, ты с ним знаком, ты знаешь…

- Черт побери!

Я вскочил, изумленный, но потом сел обратно, пытаясь изобразить понимающую улыбку. Понятно, что Фрицу известно всё про наши исследования и глубокие воспоминания, что известно Эмили. Но мне показалось нечто очень странное, нечто, я бы сказал, пугающе завораживающее. Мне показалось, что он говорит это не просто как человек, который получил письмо от Эмили или, скажем, послушал её рассказ, а как человек, который БЫЛ там со мной, в восемнадцатом веке, в Тюбингене, и в этот момент возникло совершенно иррациональное чувство, что я даже его помню, что я его видел, что я даже больше чем просто «видел»…

Не в силах успокоить вырывающееся возбуждение, и даже привстав с кресла, я перебил Фрица, который продолжал развивать свою тему.

- Фриц, я тебя знаю? Ну, Тюбинген, Нитхаммер, Гёльдерлин… я тебя знаю?

Он остановился и почесал затылок с немного виноватым видом.

- Кажется, я сказал лишнего, Алекс?

Тот пожал плечами и покачал головой, то ли укоризненно, то ли с сомнением.

- Ты знаешь, с кем имеешь дело, Фриц. Сам решай, всё равно рано или поздно…

- У нас будет время обсудить это, Крис, но сейчас ещё не время, поверь, - с необычно тёплой интонацией, так нехарактерной для него, произнес Фриц, и я, кивнув, уселся обратно.

- Да, - словно собирая разбегающиеся мысли, попытался продолжить Фриц, но было видно, что сейчас что-то иное уже отвлекает его. – Попытки человека превратить землю в рай, причем он забывает про рай для себя, он забывает про то, что смысл его жизни – в удовольствии для себя, и уже потом и уже через это – удовольствие для других, поэтому мы видим целые плеяды выдающихся подвижников, которые, стремясь к добру и понимая его, увы, отвлеченно, оторванно от частного удовольствия, создают столько зла и страданий и для себя, и для близких, и для людей вообще… в истории должна быть польза… я понимаю это, должна быть польза, а не только удовольствие… мы должны жить лучше и науки должны помогать нам в этом не только в смысле субъективного наслаждения… и какая же предметная польза от исторической науки, от наших прямых и непосредственных постижений… ведь наша история – это лишь эмбрион, зародыш…

Его мысли явно уносились прочь, он откинулся в своем кресле, сжимая и стискивая пальцы, а потом и руки его расслабились. Я взглянул на Алекса и случайно перехватил взгляд, который он бросил на Фрица. Это был взгляд, в котором читалось и уважение, и даже, я бы сказал, преклонение, если бы это слово не имело подобострастного оттенка. Близость и благодарность, которую испытывает человек к тому, кого, тем не менее, считает более глубоким и более развитым, вот что-то такое. Да, на Альберта он так никогда не смотрел:), хотя что я видел, в общем, лишь одна встреча. Нет, точно к Альберту он так не может относиться, да оно и понятно, в общем…

Мне был приятен вид задумавшегося и умного человека, поэтому я приостановил очередной рвущийся из меня вопрос, и подождал.

Наконец Фриц поднял свой взгляд и сначала смотрел словно сквозь меня, затем постепенно сфокусировавшись.

- Какие именно знания ты хотел передать мне? Что вы с Эмили имели в виду?

- Ну… разное, разное, столько всего, Крис… Понимаешь… - он окончательно вернулся к реальности, и в его глазах снова что-то зажглось. – На самом деле тут все сложно…

- Тебе, я думаю, будет интересно научиться преодолевать стены, - вставил Алекс, и Фриц кивнул. – Технология эта вполне отработана, ну ты знаешь при каких граничных условиях, и работа эта идет дальше… например мы выясняем, какие именно процессы в большей степени способствуют затвердеванию стен, и, соответственно, что способствует тому, чтобы как можно дольше держать их проницаемыми, это ужасно интересно… потом оказывается, группа наблюдателей при шунтировании всё-таки оказывает довольно серьезное влияние на процесс, и мы изучаем – какое именно, и с чем это связано…

- Но мы рассчитываем не только дать, мы рассчитываем и взять, - неожиданно закончил за него фразу Фриц. – Конечно, нам приятно поделиться с тобой знаниями, но… не хочу, чтобы это прозвучало потребительски или торгашески, но ты должен знать, что мы на тебя очень рассчитываем. Представь себе, что некий ученый, настоящий ученый, не карьерист, изучает что-то… физика там, химия, генетика… и вдруг он узнает, что где-то по соседству есть другой ученый, у которого есть недоступные первому средства, вещества, оборудование… конечно ему будет приятно встретить коллегу и поделиться с ним своими знаниями, но он будет также страстно искать и его помощи и содействия.

- У меня… нет ничего такого, - развел я руками, и смутное подозрение закралось в мою голову, что возможно они что-то себе надумали, что-то нафантазировали, и теперь ждут от меня чего-то такого, чего я им дать не могу. – Повторяю, - громко произнес я, - у меня ничего такого нет, и если ваш интерес ко мне вследствие вашей ошибки на этом исчерпался, то… без обид, мне было приятно с вами пообщаться, и я все-равно был бы чертовски благодарен, если бы вы поделились своими знаниями со мной просто так, из чувства естественного сродства, которое истинный ученый испытывает к другому, но если нет, так и нет, у меня интересная жизнь и я с удовольствием вернусь туда, где остановился…

Тут я в самом деле остановился, поскольку заметил улыбку на губах Фрица.

- Крис, я сейчас на пальцах покажу тебе, что у тебя есть и чем это может всем нам пригодиться.

- Если ты о моей попке, то и в самом деле, до вчерашней ночи я и не подозревал, что у меня есть такое сокровище, и если бы не старая опытная тайская проститутка, то и не узнал бы…

Я уже знал о том, что сбить Фрица с толку не удастся, тем более такими примитивными методами, уж всяких попок он, я думаю, навидался в своей жизни предостаточно.

- У тебя есть Странник. Раз. – Он загнул палец. – У тебя есть кристалл, это подтвердил информатор, а значит он у тебя есть. Это два, - он загнул второй. – А значит, у тебя есть что? У тебя есть энергия, которой нет у нас, и у тебя будет её ещё больше и ещё неизмеримо больше, поскольку твоя… дружба, скажем так, со Странником даёт тебе доступ к таким уровням энергии, которые нам и не снились, пусть даже эта энергия не в полной мере твоя, пусть ты можешь её пока что только занимать у Странника, но тем самым приучая себя к ней, перестраивая своё тело так, что со временем оно сможет самостоятельно…

- Откуда тебе известно про возможность брать энергию… взаймы? – перебил я его. – Мне, например, ничего об этом неизвестно.

- Я уже говорил тебе, что информатор общался с двумя людьми, известными нам – с Вайсом и Эмили. Он иногда давал им информацию, как бы это сказать, впрок. Мы можем с тобой и ею поделиться, конечно… и кристалл, Крис, мы ведь почти ничего не знаем о нём, ровным счетом ничего, но из самых общих соображений можно предполагать, что человек с кристаллом вряд ли будет иметь лишь одну единственную особенность – способность общаться со Странниками, ты ведь согласен?

Я кивнул.

- Допустим, взять наши опыты с преодолением стен, с исследованием карстов… ты можешь себе представить, какие новые возможности откроются перед человеком, который обладает той энергией, которой пока нет у нас? Можно ли себе представить, какие тебя ожидают новые открытия? Я, например, даже и не пытаюсь гадать на этот счет. Какой смысл. Все равно все мои фантазии будут ограничены моим прежним опытом, а тут пахнет чем-то совершенно новым, понимаешь? Совершенно! Так что, коротко говоря, у нас есть информация и технологии. У тебя есть доступ к энергии и нечто такое, что, возможно, даже будет похлеще любой чистой энергии – у тебя есть ты. Ты сам – человек, шагнувший вперед, в будущее. Ты уже сейчас не гомо сапиенс, строго говоря, потому что кристалл делает тебя уже существом высшего уровня по отношению к нам. Я вложил всего себя в Школу, Крис. Я потратил на неё сто лет, ты можешь себе это вообразить? Эмили потратила на неё сто лет. Множество замечательных людей потратили на неё полвека или четверть века или десятилетие… для каждого свой вклад значим, для каждого – это огромная часть жизни. Я хочу, чтобы и ты присоединился к нам, неважно в каком амплуа. Я хочу, чтобы ты помогал нашим обитателям, и чтобы они помогали тебе. В ближайшее время тебе предстоит стать директором Службы, это и в самом деле практически предопределено в силу действия пока что скрытых от тебя механизмов внутри самой Службы и вовне её. Ты, конечно, можешь отказаться, я, говоря о предопределенности, не имею в виду, что у тебя нет выбора. Выбор у тебя есть всегда, и ты уже продемонстрировал, что способен на самостоятельные поступки и определенную смелость, которая, конечно, необходима руководителю такой службы.

- Я добавлю, Фриц, - вмешался Алекс. – Есть вещи, которые мы изменить не можем, и в которых выбора у нас нет, Крис. Альберт должен будет покинуть пост директора в любом случае, вопрос в том – кто встанет на его место, и что он сделает. Превратит Службу в очередной бессмысленный секретный придаток к НАТО или НАСА? Развалит всё? Закуёт в бюрократические кандалы и приговорит к заплесневению? Или пересмотрит всё, с начала до конца, от первой до последней буквы, и приведет Службу в соответствие со временем?

- Почему Альберту придется уйти?

- Ну, - Алекс развел руками, - вся предыдущая деятельность Службы теперь попросту лишается смысла. Работа трапперов и кондоров лишена смысла – что толку выслеживать странности, когда у нас уже есть прямой доступ к Странникам? Зачем нам накапливать багрянец, если у нас есть тот, кто пошел дальше?

- Но полагаться на единственного человека…

- Конечно, конечно, - перебил меня Алекс. – Разумеется, что может так оказаться, что ты – некий уникум, и полученные тобой возможности так никто больше и не сможет воспроизвести. Лично ты считаешь это насколько вероятным?

- Ни на сколько, - отрезал я. – Я совершенно точно не являюсь каким-то уникумом, и у меня нет сомнений, что найдутся и другие люди, кто и кристалл начнет наслаивать, и со Странниками общаться. Просто надо этим заниматься, просто нужны люди, которые увлекутся этим, вот и всё.

- Вот и я так же думаю. Так что работа по скрупулезному выявлению странностей и корпению над квантовой игрушкой больше не имеет смысла, ведь теперь у нас есть прямой доступ, прямые технологии, которые и надо развивать. Как ты думаешь, Альберт – подходящая кандидатура для этого?

- Нет, не думаю. Но роль директора ведь, насколько я понимаю…

- Нет, Крис, - отмахнулся Алекс. – Альберт конечно не семи пядей во лбу и не бог весть какой гений, но он всё-таки достойный человек, и давай относиться к нему как к достойному человеку. Он не согласится просиживать штаны в роли зиц-председателя, перекладывая бумажки. Это человек, Крис, настоящий сильный человек, и он должен найти себя в чем-то новом, в чем-то таком, что будет достойно такого человека, как он, и я не сомневаюсь, что и последующая его жизнь будет не менее интересной и созидательной, чем предыдущая. Так что «уйдут» его, или он уйдет сам, значения не имеет. Он уйдет, это факт. И Служба требует полной перестройки, это тоже факт. И вряд ли мы найдем понимание в тех эшелонах власти, которым формально Служба подчинена, поэтому, я думаю, она по необходимости превратится в своего рода частное исследовательское бюро.

- Как именно я стану директором?

- Очень просто. Мы все проголосуем за тебя.

- Альберт и ты… и Джулия… и Олаф…

- Неважно, - отмахнулся он. – Ты на самом деле даже не всех людей в руководстве знаешь:), я согласен, это уникальный случай, но можно ли ждать чего-то обыденного от такой странной организации?

- Роб тоже проголосует за меня?

- Вполне возможно, почему нет. Хотя бы из уважения к Альберту, которого он боготворит. Но скорее всего он не останется и уйдет.

- Многие уйдут…

- Думаю, да. Селекцию тех, кто останется, проведешь ты сам и те, кому ты это поручишь.

- Значит… частное бюро... под эгидой Школы?

- Нет! – Вмешался Фриц. – Я могу решить все вопросы с финансированием ваших работ, это без проблем, но Школа должна оставаться закрытым заведением, Крис, и нет надобности смешивать две организации со столь разной историей и, я бы сказал, корпоративной культурой. Смешение корпоративных культур – что-то вроде социального рака, он дает метастазы и убивает. Нет, пусть все будет так, как есть. Школа останется самой собой, а Служба – тоже самой собой, хоть и реформированной, но это будет нечто, исходящее из неё самой, нечто такое, что произросло из самой её почвы. Да кстати говоря, я почти уверен, что и Школа претерпит некоторые изменения в связи с тем, что теперь у нас появляется нечто принципиально новое, так что ничего не будет стоять на месте.

- Ты хотел бы, чтобы со временем я возглавил не только Службу, но и Школу? – Задал я прямой вопрос в лоб.

- Нет, - Фриц улыбнулся. – Нет и нет. Может быть ты был бы и прекрасным руководителем здесь, но ты вырос на другой почве, как я уже сказал, и смешения субкультур допускать нельзя. Пожалуйста, Крис, не сделай такой ошибки, не позволь этому свершиться, какой бы заманчивой ни казалась эта перспектива.

Он смотрел на меня с такой… детской, что ли, непосредственной мольбой, что я совершенно неожиданно для самого себя произнес фразу, которая в иных обстоятельствах показалась бы мне нелепой.

- Обещаю тебе, Фриц, я не допущу этого.

Я почувствовал всё-таки себя неловко, но словно сам для себя настоял на сказанном, и повторил уже более твердо, глядя ему в глаза

- Обещаю.

Было видно, какое огромное облегчение он испытал при этих моих словах, и мне это не очень понравилось, потому что такое облегчение свойственно скорее тем, кто считает свое дело удачно завершенным, а между тем о каком завершении тут может идти речь? Работа ведь только начинается.

- Работа ведь только начинается, Фриц, - произнес я вслух, с некоторым беспокойством наблюдая за его расслабленным лицом.

- Разве бывает иначе, Крис? – произнес он всё с тем же выражением лица. – Разве может быть иначе для тех, кто всегда в поиске? Конечно, я понимаю это. Я живу… много лет, и для меня непрерывно всё начинается, но когда-то, тем не менее, это закончится, если, конечно, мы раньше не совершим какой-то прорыв, будь он связан с кристаллом или Странниками или чем угодно еще. Ты подумал, что я сдался? Нет, Крис, не переживай. Если я и умру, то в борьбе, в исследованиях глубин человеческих возможностей, я не состарюсь никогда, не беспокойся. Алекс вот меня знает, он подтвердит. Но что касается прагматических вещей, то мы должны быть уверенными, что Школа не останется без руководителя. Я собираюсь ещё работать и работать, но так или иначе я должен выращивать свою смены, понимаешь?

Что-то не понравилось мне в этом вопросе, и я насторожился.

- Понимаю… что, Фриц?

- Я должен воспитывать наследника, человека, который продолжит мое дело, если я уйду тем или иным образом. Человека, которому будет не сто лет и не восемьдесят, который вырос уже из нового мира, который впитал в себя дух нового времени, новейшего, я бы сказал, времени, который обладает уникальным характером – чувственный как девочка, упорный как бульдозер, обладающий харизмой и властный как Гитлер и скромный как Ганди. Умный как сто чертей и обладающий интуицией, как ведьма. Способный учиться и учить, имеющий исключительных друзей.

- Да…, - сочувственно покачал я головой. – Задачку ты себе выбрал по плечу:) Это же… ну я не знаю, может быть в Школе есть достаточно достойных кандидатов… черт возьми, что такое, Алекс?

Мне снова не понравилось что-то неуловимое в его взгляде, и в том, как смотрел на меня Фриц мне тоже что-то не нравилось.

- Что, что такое? Фриц?

- Видишь ли, Крис, кандидат уже есть. И более того, он уже осведомлен о своем предназначении, и в общем работа по его подготовке уже в разгаре.

- А… ну и отлично, - с облегчением выдохнул я, поскольку мои странные предчувствия не кончились в этот раз ничем неприятным. – Ты считаешь, мне следует с ним познакомиться? Ну, почему бы и нет. Если ты выбрал этого человека… наверняка мы найдем с ним общий язык. Когда мы сможем встретиться?

- Да видишь ли… когда захочешь.

- Хорошо, тогда сегодня?

- Сегодня, как мне кажется, этого сделать не получится, - как-то кривовато усмехнулся он. - Да и нет смысла…

Что-то опять у меня зашевелилось. Какая-то странная возня… ну… ладно, в общем я всегда успею, в конце концов вообще пока что нет основания полагать, что преемник в какое-то обозримое время вступит в свою должность.

- Но ведь независимо от того, станет этот преемник руководителем Школы или нет и когда именно, он ведь все равно будет активно участвовать в работе, там и познакомимся… что? Что, Алекс?

- Я просто хочу еще раз сказать, что знакомиться нет необходимости, - с настойчивой интонацией произнес он. - Знакомиться нет необходимости, Крис, потому что вы уже неплохо знакомы.

- Черт… как это? Я не знаю никого из Школы. Фриц?

- Ну я же сказал, что это должен быть уникальный человек, принадлежащий к новейшему времени, который не просто слепо примет традиции и ценности Школы, а перестроит их к требованиям нового духа времени…

- Хватит заливать про дух времени, кто он?

- Ну…, - Фриц переглянулся с Алексом и с некоторой, я бы сказал, опаской произнес.

- Вообще-то это не «он», а «она». Это Маша.

Глава 14.

Второй раз я прилетел в Школу спустя полгода. Меня сильно удивило, когда я понял, что прошло именно полгода. Ход времени довольно странно переживается, когда жизнь насыщена. У него нет линейного хода, нет линейного его восприятия. Когда жить в среднем скучновато и серо, тогда легко оценивать прошедшее время – оно может долго тянуться в моменты особенных приступов серости и может быстро пробегать, когда появляются интересы – сидишь, читаешь интересную книгу, и вдруг замечаешь, что прошло два часа. Но когда жизнь сильно насыщена – не просто наполнена нейтральными или малоприятными событиями, а именно насыщена, то есть когда испытываешь яркое удовольствие от наполненности жизни интересными событиями и переживаниями, тогда ход времени странным образом меняется и становится непохожим ни на что из того, что было испытано прежде.

Работа по преобразованию Службы оказалась довольно непростой, хотя и очень интересной. Для начала мне пришлось выдержать могучий прыжок пантеры, с которым Джулия набросилась на меня, когда я вошел в зал, в котором собралось всё руководство. Я думаю, она вполне и потрахала бы меня там прямо на столе… Оказалось, что я и в самом деле не знал и половины людей, которые формально входили в руководство. Было довольно странно входить в зал заседаний в роли хозяина организации, истинного размера и функций которой я себе даже не особенно хорошо и представлял, тем более, что формально на данный момент Альберт оставался всемогущим директором, и моё назначение вместо него пока что существовало на уровне циркулировавших слухов. Вообще само событие было вдвойне значимым для всех, кто провёл годы и десятилетия, работая здесь: во-первых, это была всего лишь вторая за всю историю смена директора, а во-вторых, это была не просто техническая замена – кроме прочего она влекла за собой, или, правильнее сказать, была вызвана тем, что всей организации необходимо было пройти глубочайшую реорганизацию, вплоть до смены не только методов, но и целей. Понятно, что это вызывало некоторую обеспокоенность у тех, кто столько лет работал в Службе. Я не могу сказать «столько лет отдал Службе», поскольку «отдача» себя здесь и не приветствовалась и даже была невозможной. Всякий сотрудник прежде всего был личностью, не зацикленной на работе, как мать на дитяте. Более того – быть личностью, хорошо интегрированной в социальную жизнь, это в общем-то и было способом работы в Службе.

Обрисовав вкратце причины, по которым Служба более не могла существовать в прежнем виде, я попросил секретаря составить некий меморандум на эту тему, который был бы доведен до сведения каждого сотрудника. Описать же новые задачи, которые, на мой взгляд, должны встать перед Службой, оказалось значительно труднее – прежде всего потому, что пока что я сам понимал их весьма расплывчато. У меня было пока что слишком мало опыта, слишком мало знаний, чтобы более или менее четко расставить приоритеты и указать цели, и я ясно понимал, что все это чувствуют. В какой-то момент мне показалось, что Альберт с самого начала дал мне слово именно для того, чтобы все убедились, насколько я бестолковый претендент и насколько безосновательны мои притязания.

А есть ли у меня в самом деле притязания? Вообще-то это не я рвался на эту должность, и сама эта идея исходила от Эмили, которая давно уже тут не работает, и от Фрица, который к Службе вообще отношения не имеет. В этот момент Фриц и его Школа показались мне очень далекими, почти нереальными, но стоило мне вспомнить, что сейчас там в качестве главного претендента на руководство рассматривается Маша, как это отдаленность перестала быть таковой. Хотя… сколько еще лет пройдет, прежде чем Маша в самом деле сможет участвовать в руководстве Школы, и уж тем более – прежде чем она полностью возьмет руководство на себя…

- Я пока что не понимаю, Альберт… что происходит? – Обратилась к нему женщина лет шестидесяти, воспользовавшись паузой в моей речи, и интонация её отнюдь не обещала добродушия. У неё было несколько крупноватое лицо с умными глазами, и в целом она выглядела даже скорее добродушно и располагающе к себе, но сквозь это добродушие проблескивал металл.

- Этот молодой человек чего-то от нас хочет? – продолжала она. – Кажется, он аналитик? Почему он ведет себя так странно? Альберт, пожалуйста, поясни нам, - она картинно обвела рукой аудиторию, - зачем всё это?

Сидящий по правую руку от Альберта Роб стал как-то нервно постукивать пальцами левой руки по столу, правой при этом подперев голову и с явно деланым безразличием скользя взглядом поверх голов. Слишком уж явное безразличие… понятно, что его очень даже устраивает и то, что эта женщина взяла разговор в свои руки, и то, как именно она решила поставить вопрос.

- Эльза, я бы сначала хотел, чтобы Крис рассказал…

- Ну он уже рассказал, Альберт! – Возмутилась она. – Я совсем не против того, чтобы юные проявляли инициативу, но всё-таки в этом должен быть какой-то конструктив, здравое зерно.

Дата добавления: 2015-10-28