18 страница. - Думаешь, сломался?

- Думаешь, сломался?

- Борман? Да, думаю что сломался и не поверил, не выдержал. Ведь он очень сильно отличался от других, и не мог не испытывать к ним эдакого плебейского снисхождения, что его и подвело в конце концов. В 1900-м году какой-то занюханный почтальон родил его, ну, в смысле его вторая жена родила… потом Мартину пришлось для того, чтобы заработать на пропитание, работать на ферме. Во время Первой Мировой служил рядовым, но держался подальше от пуль, пристроившись денщиком. И что может такой человек, поднявшийся к самым сияющим вершинам политической, пусть и подковерной, власти, испытывать по отношению к сиятельным господам с блестящей родословной и не менее блестящей карьерой? Я думаю, подспудно он насмехался над ними и презирал, и в критический момент он доверился танку и автомату, а не странным оккультным занятиям. И проиграл.

- Ну, Гитлер тоже не очень-то выиграл, судя по всему, разве нет?

- Почему ты так уверен в этом, Крис?

- Потому что Гитлер мёртв.

- Я уже тебе говорил, что искусство управления сновидениями, особенно в части влияния не на что-то там, не на хер собачий, а на Историю, представляет собой именно искусство, область крайне малоисследованную, и странно было бы ожидать тут невероятных чудес. Кроме того, Гитлер, насколько нам известно, покончил с собой, а не стал ждать очередного чуда, потому что в случае неудачи… ездить как собака по всему миру в железной клетке, в которую все плюют и бросают огрызки… такая перспектива могла бы испугать и героя, а Гитлер героем всё-таки не был.

- Ты сказал «очередного чуда»?

- Не сомневался, что ты заметишь. Да, потому что как минимум одно чудо произошло, и я знаю совершенно точно, что случилось это при прямом участии Эмили.

- Любопытно…

- Господи, это же лежит на поверхности.

- Я сегодня тупой, Алекс, хоть и не кончал, клянусь!

- Заговор Штауффенберга.

- Ха…, - только и удалось вымолвит мне.

- Ну что «ха». Бомба взорвалась практически под ногами Гитлера, а у него ни царапины. Это не наводит ни на какие мысли? Разумеется, пропаганда с подачи Геббельса преподнесла это как всё та же набившая оскомину богоизбранность, в которую уже верилось все меньше с каждым месяцем, но думаешь ли ты, что человек в самом деле мог выжить при таком взрыве? Бомбу делал и закладывал не ребенок, не домохозяйка. Заговорщики ясно понимали, что делали, и осечки быть не должно. Отказывать немецкому генералитету в здравом смысле и в способности забить кролика, стоящего у стола, мощной бомбой, это значит уж совсем впасть в охуение.

- Значит, осечки не было?

- Представь себе, не было. Гитлер был убит. Напрочь, наповал. Но Эмили сделала свою работу.

- Так если… постой, если история изменилась, то она изменилась, и тогда каким образом те, кто ее изменил и те, с кем произошло такое изменение, вообще могли знать о том, что что-то изменилось?

- Детский вопрос, Крис. Для этого существует процедура шунтирования истории.

Я озадаченно покачал головой.

- Крис, то ты просишь сообщать тебе главное… - он посмотрел на часы, - то требуешь деталей. Люди в Анэнэрбе сидели не глупые, и этот вопрос возник сразу же, как только была сформулирована сама задача. Во-первых, существует протокол «шунтирования», согласно которому всё, что происходит с момента начала операции исправления истории, запечатлевается свидетелями. Существует специальная группа свидетелей.

- Почему не использовать видеосъемку?

- Видеосъемку? – Расхохотался Алекс. – Чтобы таким образом, запечатлев на ней ход событий, сделать принципиально невозможным их изменение? Ты голова, Крис:)

- А, ну да, точно. Но свидетели для чего?

- Для того, чтобы впоследствии независимо сравнить их странные воспоминания, причудливые сны, и убедиться, что эти «странные сны» совпадают с точностью до деталей.

- У тех, кто присутствовал в кабинете…

- Тоже появились странные воспоминания и ночные кошмары, в которых Гитлер погибает. Но, во-первых, о таких снах распространяться было и неприлично, и даже небезопасно в условиях начавшейся чистки, а во-вторых, что же тут странного? Если в кабинете, где ты находишься, взорвалась бомба, то вряд ли кого удивят последующие ночные кошмары даже с чисто психологической точки зрения, не говоря уже о последствиях контузии.

- И эти записи свидетелей…

- В архиве Школы.

- В Чили?

- Разумеется. Вместе с другими материалами по данной теме.

- Ясно… давай оставим в покое Штауффенберга и вернемся к нашим баранам. Значит, после того, как война закончена, исследовательская группа к тому времени уже успокоилась в Чили?

- В основном. Но не вся. За кое-что зацепились американцы.

- Кое-что, это Эмили?

- Да. Я не знаю в точности, как получилось так, что она приняла решение остаться у американцев. Мне известно, что к этому приложил руку Карл Вольф, весьма значительная фигура в истории окончания войны. Как известно, по поручению Гиммлера и Шелленберга он установил контакты с американцами с помощью посредника, которым выступил Папа Римский. Эта деятельность ему вполне удалась в отличие от детского поступка Гесса. Американцы, во-первых, не горели желанием продолжать нести жертвы, а во-вторых хотели максимально обезопасить Европу от красного нашествия. В марте сорок пятого Вольф встретился в Швейцарии с Даллесом, где и начались переговоры. Формально речь шла о капитуляции лишь немецкой армии в Италии, но понятно, что шли и другие торги. Грязные торги, конечно, Крис. Настолько грязные, что когда дело пришло к концу, то американцы сделали всё, чтобы Вольф не оказался на скамье подсудимых в Нюрнберге. Кое-что отсидеть ему потом всё же пришлось, но по сравнению с тем, какая участь постигла других, это было ерундой. Вольф вряд ли был предателем, и вряд ли он именно предал Эмили и её группу. Да и в этом случае вряд ли Эмили была настолько заинтересована в работе. Видимо, было соглашение. Наверняка было. Я пока еще в точности не знаю, что именно сподвигло Эмили на такой вариант, но вполне возможно, что она понимала, что перспектива засесть в глухомани в Чили – не слишком обнадеживающая, она хотела реальной работы, и она её получила. Её антипатия к нацизму была хорошо известна, как и довольно резкая и опасная борьба, в результате которой нацистская идеология была, по сути, вышвырнута на помойку из вверенного её отдела Анэнэрбе, поэтому она вполне успешно социализировалась в США, как и фон Браун, как и множество других специалистов, и постепенно ей удалось заинтересовать в своей работе людей, принимающих решение, показав значимые результаты, а потом под влиянием каких-то событий акцент сместился на то, что тебе уже хорошо известно, и на свет появилась Служба. Конечно, за Эмили присматривали, а как же иначе. Заместителем её был Альберт, и Эмили всегда была уверена, что именно он и приставлен к ней в качестве тайного надзирателя. Я не думаю, что её обижало это недоверие, человек она все-таки взрослый и понимала, что без присмотра её никогда не оставят, но кое в чем она ошиблась – Альберт вообще ничего не знал и не знает о ее прошлом, а присматривал за ней я. Это было удобно, поскольку, несколько инстинктивно сторонясь Альберта, она постепенно сблизилась со мной и посвятила меня чистосердечно во многие свои секреты. Фактически, она завербовала меня, говоря прямым языком, потому что наше сближение было взаимным. В каком-то смысле я влюбился в неё, но не как в женщину, ну не только как в женщину. Она была совершенно чиста, понимаешь? Ну вот например некоторые недоумки считают Лизу Майтнер «матерью» атомной бомбы лишь потому, что она открыла расщепление урана. Ну с таким же успехом в отцы бомбы можно занести Максвелла и Ньютона. Она была и остается ученым, которого по воле судьбы заносит в разные места.

- Работа двойным агентом… это было не слишком обременительно? И потом, шпионские игры…

- Крис, ну что я могу сказать… добро пожаловать в реальный мир… и потом, разве я сказал, что я стал двойным агентом? Я сказал, что она меня, по сути, очаровала и завербовала.

- Прикольно…, - только и смог пробормотать я. – То есть ты стал работать против Службы??

- Нет, ну зачем «против». В работе Службы, как и в проекте Школы в Чили, нет ничего такого, чтобы можно было бы работать «против», но когда она мне рассказала про Чили, и когда я сам побывал там, то… это меня захватило, понимаешь? И при этом я понимал, что согласно протоколам Службы никакого сотрудничества не получится, а может даже получится что-то нехорошее, поэтому я просто не стал информировать руководство о чилийском проекте.

- Почему же Эмили в конце концов ушла?

- Ну, с одной стороны ей стало тесновато, потому что если чилийский проект, это своего рода свободный полет альбатроса, то работа в Службе - это тщательное и кропотливое копание тысяч кротов. Это копание в конце концов дало некий результат, и я думаю, что Эмили ещё поработала бы в Службе, но случилось неизбежное: в поисках странных событий мы в конце концов идентифицировали некую «чилийскую аномалию». Я, фактически, пошел на должностное преступление, и чилийская аномалия, казалось бы, надежно выпала из сферы нашего потенциального внимания, но я недооценил таланты Альберта. Он вскрыл это дело, и началось расследование, довольно неприятное, конечно.

Я вспомнил свои впечатления от слов про «эвакуацию», и мне тоже стало неуютно.

- В конце концов наши действия были признаны незлонамеренными, но Эмили пришлось уйти. В обмен на сохранение полного молчания ей гарантировали невмешательство в её частный чилийский проект. Это всех устроило.

- Наверное, дурацкий вопрос, но… почему бы её попросту не ликвидировать?

- Ликвидировать? – Отшатнулся Алекс. – В каком смысле?

- Разве это не является самой надежной гарантией неразглашения ею информации?

- Крис, если ты станешь директором, ты что, начнешь «ликвидировать» бывших руководителей?

- Я – нет, но мне интересен ход мыслей…

- Причем тут «ход мыслей»? – продолжал бесноваться он. – Может быть ты перепутал Службу и СС или КГБ? Тогда ты будешь разочарован, мы не сжигаем людей в печках и не пристреливаем их меткими снайперскими выстрелами.

- Да брось, Алекс… Я хочу простого и ясного ответа на простой и ясный вопрос – не гарантирует ли лучшую сохранность информации физическая ликвидация?

Алекс изумленно потаращился на меня, потом успокоился.

- Не гарантирует. Фрица видел?

- Видел.

- Он из старой команды Эмили, еще со времен Анэнэрбе, и он возглавляет Школу. Если бы с Эмили внезапно случилось бы подозрительное несчастье, Служба и связанные с ней люди получили бы в лице Фрица и его друзей столь влиятельных политически и экономически людей, то лучшего способа угробить Службу и не придумаешь. Это объяснение удовлетворило твою кровожадную натуру?

- Удовлетворило. И я не кровожадный, хватит меня пинать…

- Ликвидация! – Продолжал бубнить он, качая головой и что-то невнятно добавляя на немецком. – Ликвидация! Мило. «Окончательное решение»… хорошенькое дело…

Он снова поглядел на часы и встал.

- Ладно, кровосос. Давай, поехали.

- В смысле «поехали». Куда?

- Ну куда-куда, куда надо. Сейчас на такси в Чианг-Рай, оттуда в Бангкок.

- А оттуда? И что мне делать с Ради?

- О, это огромная проблема, что делать с Ради… - усмехнулся он. – Дай ей денег и возьми её номер телефона. Знаешь, есть такая штука – телепончик, он позволяет людям звонить друг другу, когда им хочется пообщаться.

- Хорошая идея. Светлая ты голова, Алекс, - съязвил я, как смог, но вряд ли получилось уж очень удачно. – Так куда мы летим из Бангкока?

- Крис, я всё же очень надеюсь, что после того, как ты выберешься из-под влияния этой страстной женщины, твоя голова хоть немного просветлеет, - ответно поддел он меня. – Ну хотя бы к тому моменту, когда мы подлетим к Сантьяго.

Глава 13.

Что мне известно о Чили? Что это где-то в Южной Америке, что там много вулканов и много моря. После Второй мировой войны тут, на уже отчасти насиженные места, осело много немцев и образовалась многочисленная диаспора, которую раньше довольно сильно пытались трясти на предмет их причастности к нацизму, но при Пиночете проще было потрясти свою бабушку, а после Пиночета уже и не осталось желающих трясти, да и всё кануло в Лету. Ещё была какая-то мутная история с самоубийством Альенде, но разбираться мне было в этом лень. В целом, оглядываясь на жуткий СССР, я был очень доволен тем, что коммунизм в Чили не прошёл.

В общем, скажем прямо - о сегодняшнем Чили я не знаю ничего кроме того, что это самая экономически развитая страна во всей Латинской Америке, что у них крайне низкий уровень коррупции и что у города Вальпараисо очень мелодичное название, и если этот пилот будет продолжать делать эти странные маневры посреди острых пиков гор, то велики шансы того, что я больше вообще ничего ни о чем не узнаю…

Мы вылетели из Сантьяго три часа назад на мелком шестиместном частном самолетике и держали курс на юг. Небоскребы на фоне заснеженных гор – это очень необычно и красиво. Мне понравилось, и я решил сюда ещё обязательно вернуться. В течение последнего часа под нами мелькали остров за островом, довольно густо натыканные в океане, и мне пришло в голову, что здесь неплохо бы построить несколько моих вилл. В конце концов мы плотно зависли над одним островом, довольно крупным, в центре которого было причудливое горное образование в виде тройной системы вулканических конусов, между которыми лежало большое лесистое плато. Именно тут, посреди конусов, пилот пролетал уже третий раз, причем в последний раз мне показалось, что он хочет почесать брюхо своему монстрику. Если в четвертый раз он решит пролететь еще ниже… я не успел подумать, чем это закончится, так как понял, что именно это пилот и намерен делать. И не просто «намерен», а уже делает. Я, конечно, не нервный, но вид стремительно надвигающейся на нас массы, состоящей из вековых деревьев, заставил меня оглянуться на Алекса. Он был невозмутим, и лишь кивнул, мол смотри вниз. Я пожал плечами, и в этот момент прямо под нами произошло нечто, что вызвало во мне желание протереть глаза: каким-то загадочным образом под нами разъехался лес! И обнажилась вполне приличная, симпатичная такая посадочная полоса, на которую мы и скользнули. Сразу после посадки мы завернули с посадочной полосы в просторный ангар, где уже стояло пять или шесть самолетов, в том числе один довольно крупный, мест на тридцать-сорок. С противоположной стороны ангара стояло несколько машин необычной формы, но я не мог подавить любопытство и пошел назад, посмотреть на посадочную полосу. Никто меня не останавливал, а Алекс крикнул вслед, чтобы я потом приходил к машине. Выйдя из ангара, я обнаружил, что вся посадочная полоса полностью прикрыта какими-то странными объектами зеленого цвета. Видимо, в тот момент, когда самолет подлетает, нажимается кнопочка и объекты оттаскиваются в стороны, и полоса очищается, а когда самолет заруливает в ангар, нажимается другая кнопочка, и полоса вновь полностью прикрывается. Эффективность маскировки этой системы я имел возможность проверить сам – мне до последнего момента казалось, что под нами всего лишь девственный лес, и ничего больше.

Вернувшись в ангар, я подошел к машине, из которой торчала голова Алекса. Я сел рядом, после чего на место водителя залез некий человек и мы бесшумно выскользнули на дорогу. Машина оказалась электрокаром, а дорога – узкой, хоть и двухполосной, полностью прикрытой сверху куполом из очень густых крон высоких деревьев. В основном дорога проходила узкими ущельями, но сделано всё было исключительно качественно – казалось, что я еду в каком-то геологическом музее.

Спустя десять минут мы прибыли на открытую местность, и дорога пошла вдоль побережья океана. Спустя еще десять минут она снова свернула в сторону одной из гор, и мы снова въехали в густую чащу, где неожиданно обнаружилось множество выстроенных в линию невысоких построек, что-то типа моих вилл – двухэтажных, с площадью основания примерно в сто квадратных метров, это я сразу оценил, поскольку мои виллы обычно имеют площадь основания около шестидесяти-семидесяти. Чего я сразу не увидел, так это то, что я пока что вижу эти домики со стороны подъезда…

Машина остановилась у одной из вилл, ворота автоматически распахнулись и мы въехали во двор, и тут до меня дошло, что сразу за виллой ничего нет. Снова захотелось протереть глаза, но я лишь помотал головой и прошел к краю. Это в самом деле оказался «край» - край обрыва высотой, как мне показалось, метров в сто. Влево и вправо, насколько было видно, вдоль всего обрыва стояли виллы, причем они оказались совсем даже не двухэтажными, поскольку часть этажей уходила в скалы, и со стороны обрыва домики казались четырех-пяти этажными. Чтобы так врезать виллы в скалы, им потребовалось, видимо, основательно поработать. Хотя, если это сравнительно мягкий известняк, то тогда другое дело.

Алекс был тут явно не впервые. Выпрыгнув из машины, он пошел к коттеджу, поманив меня за собой. Подходя к дверям, я обратил внимание на то, что здесь вообще много электроники – не только в воротах. Двери распахнулись, опять-таки автоматически, и мы вошли внутрь. Внутри было солнечно и в то же время не жарко. Центральный зал, куда мы попали, скорее был похож на зону ожидания или отдыха. Лестница справа вела на второй этаж, а та, что по центру, уходила вниз. Интерьер внутри был сделан без роскоши и особого изыска (я совершенно автоматически сравнивал это со своим творчеством), но тем не менее приятно – много зелени и неброской подсветки, много ручейков и водопадиков, много разных укромных уголков, где можно было видеть или какой-нибудь минерал с подписью, или макет чего-то, или просто стол со стулом. В общем, это конечно было не жилое помещение, а скорее административное здание, сделанное с довольно приятным мягким вкусом.

Мы пошли на второй этаж, который, если судить по цифре «семь», был именно седьмым. Небольшой холл, по стенам которого висели картины и фотографии, вел в несколько комнат. Алекс толкнул дверь одной из них и мы вошли внутрь. У окна в глубине большой комнаты стоял стол, и какой-то человек, поднявшись со стула, кивнул мне и что-то сказал типа приветствия. Что именно он сказал, я не расслышал, потому что моя челюсть медленно отваливалась, и я занялся возвратом её на место. Дело в том, что этим человеком оказался… Фриц.

- Я должен был убегать, запутывая следы, от Фрица, чтобы в конечном счете приехать к нему в логово? – вкрадчивым тоном я спросил у Алекса, который с совершенно невозмутимым видом плюхнулся в кресло.

- Присаживайся, Крис, - совершенно обыденным тоном, будто ничего не случилось, произнес он. – Я же тебе говорил, что Фриц – директор Школы.

- Да, но ты же мне и говорил, что если Эмили прибыла ко мне с ним, то ситуация серьезная…

- А она и есть серьезная, - все так же невозмутимо продолжал Алекс. – Но опасность исходит не от Фрица в данном случае, хотя, конечно, следует отдать ему должное и признать, что сам по себе он довольно опасен… - Алекс улыбнулся, и Фриц ответил ему аналогичной чарующей улыбочкой.

- От Эмили, что ли? От неё исходит опасность?

- Нет. Опасность исходит от Альберта, и даже не столько от него, сколько от Роба. Знаешь, Роб довольно специфический человек… ну о нём я расскажу попозже. Дело в том, что когда я узнал о том, что Эмили и Фриц собираются навестить тебя, у меня в голове зажглась красная лампочка. И то же самое, несомненно, произошло с Альбертом и Робом. До тех пор, пока вы все где-то обретаетесь по одиночке, занимаясь каждый своим делом, баланс сил остаётся неизменным. Но когда вы трое оказываетесь в одном месте в одно время, то баланс нарушен, и согласно протоколам, Служба должна вмешаться. И я в точности не знаю, какого рода вмешательство сочтет адекватным Альберт, и ты не знаешь, и Фриц вот не знает, а раз так, то лучше не рисковать и быстро обрубить ниточку.

- Что такого необычного в том, что мы встретились втроём? Мы часто подолгу общались и более обширной компанией, хотя бы вот с Гансом…

- Когда ты говоришь «мы общались», ты кого имеешь в виду? – перебил меня Алекс. – Тайскую проститутку?

- Я говорю о себе, я говорю…

- О себе? – Снова перебил он меня. – Ты кого имеешь в виду?

Я усмехнулся и тоже уселся в кресло.

- Что за ерунду ты спрашиваешь, Алекс.

- Совсем нет. Кого ты имеешь в виду, говоря «я»?

Нет, дураком он конечно не был, и треплом тоже. Кажется, мне пора напрячь мозги, а то Фриц стал поглядывать в мою сторону с некоторым удивлением.

- Тебе пора начать напрягать мозги, Крис, - словно прочтя мои мысли произнес Алекс. – Ты в компании умных людей, отнесись к нам с уважением, пожалуйста.

Пожалуй, в части сарказма, впрочем, довольно доброжелательного, сегодня он меня переигрывал.

Я откинулся на спинку кресла. Вид из окна за спиной Фрица был совершенно непередаваемо изумительным. Противоположный край пропасти отстоял от нашего совсем ненамного, казалось, лишь на двести-триста метров. Интересно, как образовалась такая глубокая и узкая расселина в вулканических горах? Я читал о расселинах, возникающих продольно на склонах вулканов под действием потоков воды, стекающих с их склонов – забыл, как такие расселины называются, но это ущелье уж слишком широкое и глубокое для этого, тут вода миллионы лет должна течь.

На стене слева от меня стояли стеклянные стеллажи, в которых на аккуратных полочках лежали красиво подсвеченные минералы. Ну, по крайней мере это увлечение у нас общее, Машу бы сюда… Вспомнив о ней, я вдруг остро почувствовал, как давно я их обеих не видел. Мною снова овладело то самое настроение, в котором я пребывал, когда Фриц посетил меня на моем холме – странная смесь светлой грусти и мягкого предвкушения.

Встав, я подошел к одному из стеллажей. На верхней полке красовался огромный кусок любимого Машей мориона. Она бы описалась, если бы увидела его, [ … этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200 … ] – размером с голову бизона, наверное, с несколькими десятками торчащих в разные стороны крупных кристаллов. Мне стало смешно от того, что в этот момент я неожиданно почувствовал укол ревности, представив, что Маша описалась бы от этого кристалла без участия [ … этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200 … ]. Ревновать к кристаллу, это нечто новое в моем богатом сексуальном опыте…

- Такой, наверное, трудно найти, - произнес я куда-то в пространство. На полке пониже лежал неизвестный мне минерал глубокого синего цвета, и рядом с ним – еще один, тоже синий, но посветлее. Я вопросительно взглянул на Фрица.

- Тот, что слева - корнетит. Другой – линарит. Довольно редкие, - прокомментировал он, откинувшись на спинку стула и наблюдая за мной.

И какого же хрена ему от меня надо?

Я переместился на полку пониже. Ну, это я знаю что – роскошный, просто редчайшей красоты, нежно-зеленого цвета огромный кристалл эльбаита. Вообще-то такие экземпляры не только трудно найти, но и довольно недешево купить. Понятно, что здесь я нахожусь в сердце мощной финансовой империи, размер которой мне сейчас даже трудно вообразить, но кристаллы ценой в десяток, а то и два десятка тысяч долларов, всё-таки впечатляли. И тут их довольно много – вся стена уставлена стеллажами, и беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что и другие образцы были не менее эксклюзивными.

Я окинул их взглядом и пошел обратно к креслу, размышляя о том, до какой величины могло бы разрастись состояние, которой в середине прошлого века было грандиозным (всё-таки капиталы нацистской партии должны были быть внушительными сверх меры даже во время заката тысячелетнего рейха), если грамотно инвестировать имеющиеся средства в бизнесы по всему миру. Я думаю, что это должны быть миллиарды, если не десятки миллиардов долларов. Да, это внушает, бесспорно…

- Понятно.

Это я бросил Алексу.

- Ситуация изменилась, когда изменился мой статус, - продолжил я, рассматривая свои ногти. – Раньше я был подающим надежды аналитиком, экспериментатором с определенными способностями и неплохой энергией. Это было… ну было и было. Потом я стал любимчиком Эмили. Ну у неё много любимчиков, на то она и Эмили. Потом я наладил контакт со Странниками и удостоился внимания информатора, суть фигуры которого мне совершенно сейчас непонятна.

В этом месте я заметил, что веко Фрица немного неестественно дернулось, и мне стало понятно, что персона информатора его не то весьма интересует, не то беспокоит.

- А потом я вдруг стал будущим директором, - продолжил я, - правда пока что не понимаю, откуда это вытекает, но вам виднее…, и неожиданно оказалось, что на моём холме, в одном месте и в одно время собрались первый и третий директора Службы в компании с человеком, возглавляющим некую Школу, о которой мне пока что почти ничего неизвестно, но известно, что это человек, оперирующий триллионами долларов и в течение последних ста лет за компанию с Эмили опутывающий мир своими связями, глубину и ширину которых трудно вообразить. Не удивительно, что это вызывает тревожность.

- Насчет информатора, - Фриц положил руки на стол и тоже стал разглядывать свои пальцы, - хочу, чтобы ты сразу знал, что это человек, который не играет ни за одну известную нам команду. Всё, что нам о нём известно, выглядит просто смехотворно. Он давал советы ещё Эмили, когда та была нежной девушкой, молодой сотрудницей Анэнэрбе. Потом он давал советы ещё одному человеку, с которым тебе уже не доведется встретиться.

- Вайс? – Наугад бухнул я, потому что никого другого в голову не пришло.

- Да, - кивнул он. – Невероятно талантливый и мощный человек… был… И вот теперь информатор дал советы тебе.

- Точнее, нам, - поправил его я.

- Нет, Крис, тебе. Его советы были для тебя, в этом нет сомнений, и неудивительно, что и пригодились они пока что именно тебе.

- Ну, - я развел руками, - хорошо. И?

- Эту школу основали мы с Эмили, - перевел тему Фриц. – Это было… очень давно.

- Мило. Впечатляюще:) – поддел его я, чтобы посмотреть на его реакцию.

Он улыбнулся.

- Это была грандиозная работа с грандиозными целями.

- Анэнэрбе 2.0?

- Нет, те времена ушли безвозвратно, - Фриц встал и потянулся. – Жизнь ушла вперед, а мы ушли ещё раньше. В нашей школе мы воспитываем… людей, людей нового поколения.

- Истинных арийцев? – я снова попытался его поддеть, и снова безуспешно.

- Можно и так называть… некоторым это нравится по старой привычке, но в общем сейчас этот термин уже устарел и отвалился, поскольку свои расовую и оккультную окраски он потерял уже давно, и какой смысл его реанимировать в другом значении… я этого смысла не вижу.

- Значит, здесь у вас возрожденный Оберайхльберг?

- О, нет. Скорее тогда уж Вевельсбург, а вообще тут у нас всё гораздо масштабнее. Тут почти как отдельная своя страна, а не просто замок. Свой мир, свои ценности, своя мораль…

- Существенно отличающаяся от морали «сверхлюдей» из гитлерюгенда и СС?

- Очень существенно. Я понимаю, что возможно ты находишься под впечатлением того, что и я, и Эмили занимали очень важные посты в СС, ведь формально у нас были даже звания, и звания высокие… ты знаком с тем, какие были звания среди офицерского состава в СС? – заметно оживился он и рассмеялся, заметив, что я заметил его оживление. – Да, да, конечно, Крис, конечно есть ностальгия, но не по ублюдках вроде… да черт с ними, и вспоминать неохота, а ностальгия по прежним временам, по нашим тогдашним надеждам, устремлениям, и вот даже такая хрень как звания, любые в общем мелочи, которые оказались для нас не сильно изгаженными… но в те времена это для нас был вполне естественный способ проводить свои исследования, и даже более того – единственно возможный. В СС служили около миллиона человек, и подавляющее большинство их составляли так называемые «части усиления СС», которые позже были переименованы в «войска СС». Они просто сражались, Крис, сражались за своё отечество, сражались с тем, что считали страшным злом, и, если хочешь знать, я тоже считаю, что они дрались за своё отечество против страшного коммунистического зла, нависшего над миром. Конечно, они присягали лично Гитлеру, но они сражались именно за отечество, потому что Гитлер не существовал как нечто отдельное от их страны, он был как бы персонифицированным воплощением… ну так вот, старшим был конечно рейхсфюрер СС, в единственном лице Генриха Гиммлера. Ну, формально их было пять за всё время, но это неважные детали… Оберстгруппенфюрер СС – на ступеньку ниже, но это звание считалось как бы несерьезным, искусственным, так как введено было то ли в сорок втором, то ли в сорок третьем, то есть уже слишком поздно, поэтому мы все полагали это звание равным званию обергруппенфюрера, тем более, что и по звучанию они почти идентичны. Дальше следовали группенфюрер и бригадефюрер. Еще дальше – оберфюрер и штандартенфюрер. Потом штурмбаннфюрер с четырьмя звездами, и так далее, не важно. Так вот согласно протоколу были определенные проблемы с порядком оформления допуска к определенным… эээ… людям и в определенные места, если у тебя было звание ниже штандартенфюрера, а специфика нашей работы была такова, что оформлять допуски нам было некогда, и вообще Эмили страшно противилась этой мутотени, и как-то раз, когда очередной мудило отказался нас пропускать в Берхтесгаден из-за того, что какая-то закорючка была не в порядке, она просто послала его подальше, развернулась и ушла, ну и я последовал за ней, и когда Гиммлер перед ней извинился… да, представь себе, - воскликнул он, заметив изумление на моем лице, - Гиммлер извинился, и между прочим, он вообще был очень вежливым и тёплым человеком… не из тех, чья вежливость хуже плевка, а в самом деле открытым и тёплым, таким он уж мне запомнился… и она спросила его – кто обладает большими секретами – какой-нибудь группенфюрер или мы? Кто обладает большей возможностью устроить теракт или еще как-то навредить фюреру – мы или кто-то другой? Если мы – просто в силу того, что часто проводим время с высшим руководством страны, то какого черта нам доверяют в одном, и не доверяют в какой-то ерунде? Гиммлер рассмеялся, и спустя несколько дней все члены нашей группы получили звание штандартенфюрера, что довольно удивительно, поскольку женщины в принципе не могли быть членами СС! Но если Гитлер мог сам решать, кто является евреем, а кто нет, то и Гиммлер позволял себе решать, кто является женщиной, а кто нет:) Когда речь идёт об охране жизни первых лиц, многие правила перестают действовать, уступая место здоровой целесообразности.

Дата добавления: 2015-10-28