22 страница. Как ни странно, меня развеселило это умственное упражнение

Как ни странно, меня развеселило это умственное упражнение, и я понял, что, кажется, я переел и перепил. Это меня тоже, кстати, развеселило… Вообще было в самом деле очень вкусно, и я был благодарен Фрицу за урок сибаритства, даже если он и не собирался целенаправленно мне его давать. Сейчас мне хотелось найти Клэр. Сегодня утром, когда они с Машей уезжали из моей виллы, она сказала, что делала записи во время нашего расставания, но специально не хотела мне их высылать, а просто писала в своем дневнике, причем для того, чтобы предупредить нечаянный момент слабости, она писала их от руки, чтобы уж точно не выслать мне их, а передать, когда я приеду. Она затруднилась с тем, чтобы как-то осмысленно объяснить мотив такого действия, но я и не настаивал, потому что мне и самому не было до конца ясно на самом деле, почему и я, со своей стороны, выбрал такую же политику.

Административные дома занимали довольно-таки небольшую часть «побережья», как они почему-то называли край обрыва, и жилые комплексы начинались уже спустя сотню метров от ресторана. В основном они уходили в глубь скалы на два-три этажа, и еще два-три этажа были сверху. Сама их форма и протяженность довольно сильно варьировалась, видимо, в зависимости от рельефа, а может и по другим причинам. Комната Клэр была в комплексе розового цвета. В наступающей темноте мне не удалось понять наверняка, но показалось, что этот цвет – естественный цвет камня, которым была облицована верхняя часть дома. Спустившись на третий нижний этаж и войдя к ней домой, я обнаружил, что термин «комната» не совсем адекватно описывает трехкомнатные апартаменты. Гостиная, спальня и кабинет. Как сказала Клэр, это типовая конфигурация жилья у каждого проживающего на острове члена Школы. В общем я согласен, что это оптимум. Не роскошно, но и не тесно, тем более что всегда есть возможность пожить в довольно многочисленных общественных коттеджах, расположенных в разных уголках острова, как например тот, в котором сейчас живу я. Если ты устаешь от своего дома, то можешь спокойно занимать любой из пустующих общественных коттеджей, которых вполне достаточно и в ущельях, и на побережье, и в лесах, и даже на вершинах гор и даже внутри пещер. Не знаю, как бы мне жилось в пещере, но наверное пару дней было бы прикольно.

- Хочу почитать твои записи, - сказал я ей, увидев, что она, похоже, чем-то занята.

Она кивнула, притащила меня в гостиную и, сунув в руки объемистую тетрадь, исчезла в кабинете, крикнув, что когда мне надоест знакомиться с образцами её эпистолярного творчества, я могу найти её там.

- Ладно, деловая колбаса, - крикнул я ей вслед и, завалившись на пухлый диван, начал читать.

«Различила сегодня, от чего серость. Кажется, основная причина - я не даю себе возможности просто быть, пытаться становиться самой собой. Я налипла сама на себя как строгий цензор и сдерживаю, ограничиваю себя по-всякому. Так было всё детство, и мне всегда казалось, что так и должно быть - это правильно, все так живут. Так вот я только сейчас, кажется (несколько дней спустя нашего расставания), различила всю масштабность этого самоограничения. Раньше я различала только отдельные его куски, но не все вместе. Причина – во внушенном мне с детства чувстве собственной ничтожности и уверенности, что я просто не могу быть самой собой. В уверенности, что я должна быть кем-то другим, а самой собой быть нельзя. Эмили изменила мою жизнь, но я приняла это изменение как само собой разумеющееся, как дар, в который просто надо вцепиться обеими руками, и я так и сделала, и никогда потом не залезала в своё прошлое, а зря, потому что оттуда ещё тянутся эти мерзкие руки, которыми меня душили. Вот сейчас я различаю всё это, и хочется просто расслабиться, и дать себе быть, выкинуть на помойку все те уверенности, что ещё тянутся из детства. И кажется, что начнется что-то новое, я даже не знаю что - просто всё будет по-другому - проще, интересней, и мне начинает казаться, что я никогда ещё и не жила за исключением моментов, когда была с Эмили и потом с тобой, с Машей, и мне было очень клёво. Хочется повторять, что я не жила, не была самой собой. Это очень приятно понимать, и я не хочу упустить эту ясность».

«У меня иногда возникает чувство, что мне ужасно повезло, что я встретила Эмили, тебя, Машу, Ганса, Ло и всех тех с кем я дружу сейчас, и что могу с ним тусоваться, видеть, быть рядом, что это какое-то нереальное счастье, и ещё кажется невероятным иногда, что и ты меня любишь - это кажется удивительным часто, хотя на самом деле что тут удивительного?»

«Я меняю интерпретацию с «я без Макса, это так плохо и так грустно» на «сейчас у меня есть возможность побыть без него, не испытывать к нему привязанности и зависимости от него, получать удовольствие от этой свободы. Действует:) Становится легко и свободно, но стоит отвлечься, и этот эффект постепенно пропадает, замыливается. Мне совершенно необходимо научиться быть счастливой не только с тобой, но и без тебя.»

«Есть уверенность, что если я буду тебя любить, то все остальные вопросы или проблемы можно будет решить при желании. Что любить тебя - самое главное. Интересная штука происходит с желанием тебя видеть, когда понимаю, что в ближайшее, и даже не в ближайшее время я тебя не увижу. Возникает что-то, похожее на неизменность. Что бы ни произошло, что бы я ни делала - я буду хотеть тебя увидеть. Можно заниматься чем угодно, сидеть в вялости или насыщенности, испытывать скуку или интерес, читать, гулять, общаться с кем-то - при любых обстоятельствах я буду хотеть тебя, как будто это самое прочное, неизменное во мне. И почему-то спадает и ажиотаж, и пропадает тревожность при мысли, что я не увижу тебя скоро. Возникает спокойствие, и даже радостно немного становится. Радостно вроде от этой самой неизменности. Нравится, что пропадает чувство потери и возникает приятное чувства одиночества. Я понимаю, что радость от встречи будет одинаково сильной вне зависимости от того, произойдет ли это сейчас или через месяц, и понимаю, что встреча неизбежно будет - и от этого тоже возникает неизменность. Всё равно это произойдет, так что можно расслабиться и не кусать локти:) После этого усиливается насыщенность и легкость.»

«Изменилось восприятие времени. Это случилось несколько дней назад. Обычно мне кажется, что месяц - это очень мало, он пролетит быстро. Сейчас кажется, что это какой-то неизмеримый срок - целая маленькая жизнь. Кажется, что и минута, и день могут длится очень долго - а тут... месяц! как год. А если на самом деле мы расстались не на месяц и не на два, а больше… Когда пару дней назад думала, что увижу тебя аж только через месяц, то возникало неприятное ощущение, похожее на удушение, как будто начинает не хватать воздуха. Я думала: вот тянется эта минута, она очень долгая, а за ней будет следующая. Когда-то в обозримом будущем будет непонятное «завтра». и казалось, что «через месяц» никогда не наступит - это слишком долго, я не смогу дождаться. Конечно, когда выныриваю из таких состояний и начинаю снова заниматься нашими с Машей делами, такой психопатической реакции нет. Всё-таки это ужасно интересно – всё то, что я тут узнаю, чему учусь, и очень приятно, что есть столько интересных людей со своей жизнью.»

«Я пока что ещё ни с кем тут не трахаюсь из парней, но я заметила, что возникает что-то сильно приятное, наслаждение или ещё что-то такое похожее, просто от понимания того, что в тебя легко влюбляются клёвые девочки. Мне хочется, чтобы их стало много! Ну и мальчиков конечно тоже:)»

«Удивительно, что у тебя именно ко мне такое отношение, что ты любишь меня. Для меня это самое охуенское, что можно только представить. Я бы за это всё отдала, кажется. И охуенно что не нужно отдавать ничего для того, чтобы это было:) - это и так просто есть.»

«У меня возникает… взрослость, что ли, и особенно пронзительная самостоятельность от того, что ты решил меня пока не видеть, и даже почти не писать, и я сама по себе живу. От того, что ты меня не жалеешь, не прилепился ко мне и не прилепил меня к себе несмотря на то, что тебе со мной сильно приятно. Немного еще возникает восхищение тобой - тем, что ты можешь вот так - любить и не прилепляться. И еще понимание, что ты воспринимаешь меня как полноценного человека, как личность, а не свой придаток. Еще есть понимание - если ты считаешь, что я могу и без тебя жить насыщенно, то значит так и есть, и возникает доверие себе и взрослость.»

«Я понимаю, что я действительно очень красивая (когда смотрю на себя в зеркало), и возникает удивление и насыщенность от этого. Мне нравится на себя смотреть. На грудки, попу, животик, морду. Я даже не знаю, что из этого красивей. Верчусь перед зеркалом, рассматриваю. У меня возникает радость от того, что ты можешь получать удовольствие от всего этого - всего моего тельца, меня. Радость от того, что я могу тебе это дать. И Машу я тоже люблю, и мне тоже очень приятно, когда она меня гладит, целует, и говорит, что я самая красивая девчонка. Мы с ней обе самые красивые, и она тоже очень сильно тебя любит.»

«Мне хочется быть ближе тебе. Я согласна, что есть какой-то предел в моей близости - так вот хочется за этот предел перешагнуть. Может, это получится, если я буду продолжать работать над собой, накапливая багрянец, и может быть когда-нибудь смогу наслаивать кристалл. Мне хочется, чтобы ничто, ни одна вещь не вставала между мной и этой близостью. Ни одна эмоция, ни одно хаотическое отвлечение, ни один страх. Чтобы это было главным. И когда я хочу это испытывать, то часто почти сразу это и получается. Не уверена, что получается до конца. Я думаю, что это можно и сильнее, и глубже еще испытывать. Я хочу полностью, вся тебе отдаться. Я не знаю, что конкретно я тут имею в виду. Это просто какое-то желание, которое резонирует со словами «отдаться полностью». Не «отдать» - потому что отдать мне нечего, при этом слове сразу представляется что-то денежное-материальное или связанное со знаниями, которых у меня пока для тебя нет. А вот именно отдаться, себя отдать. При этом возникает ощущение какой-то тягучей теплой массы в груди, которая в основном мягкая и вязкая, но иногда при усилении восприятий становится твердой, плотной и горячей. Когда эта «масса» твердеет и горячеет, то появляется очень сильное желание чего-то по отношению к тебе, которого я не могу ни понять, ни реализовать. Я офигенно рада, что ты есть в моей жизни, вне зависимости от того - находишься ли ты рядом со мной физически или нет. Прямо сейчас для того, чтобы радоваться, мне достаточно просто знать, что ты есть, получаешь удовольствие и любишь меня.»

«Ещё из детства. У меня как-то очень давно, очень рано сформировалась уверенность, что если я буду вести себя как умная и уверенная, себе на уме, то от меня все будут шарахаться. Вроде когда я так вела себя с кем-то, то как раз шарахаться и начинали. Родители точно сразу начинали шипеть со злобой, и я привыкла к мысли, что если я буду такой, то меня любить не будут, и замечала, что когда веду себя как милая глуповатая пай-девочка, то ко мне начинают проявлять позитивное отношение, и я сразу же не чувствую себя такой одинокой, и вроде какие-то друзья появляются, и родители не так злятся. То есть это такой механизм заполучения позитивного отношения людей к себе, который сформировался в самом раннем детстве. У меня есть образ, что этим тупым всё дается легко, не нужно особо прилагать усилий для получения желаемого, а уверенным в себе людям очень сложно, так как постоянно приходится бороться, они одиноки и их никто не любит. А мне всегда хотелось, чтобы было легко, чтобы не нужно было прилагать никаких усилий, выживать. О, ещё мне уверенные в себе женщины казались бесчувственными, холодными, жесткими. Как-то не получалось представить уверенную в себе и одновременно нежную, дружественную женщину. Может, потому, что я таких никогда не видела, и когда я впервые встретила Эмили, у меня была к ней настороженность как раз из-за этого.»

«Иногда возникает что-то невыносимо приятное, когда понимаю, что ты сильно любишь Машу, а она тебя, и что появятся ещё и другие девочки, которых с тобой будет связывать влюбленность. Это невыносимое возникает буквально на секунды, и в такие секунды мне даже не надо, чтобы ты меня любил, меня как будто просто нет. Точнее, совсем нет желания обладать твоей любовью ко мне.»

«Это безумно интересно, Макс – Школа, наши планы и наши тренировки. Я просто не могу вобрать и переварить все эмоции и впечатления, которые возникали сегодня и вчера. Больше всего - ожидание какого-то восторга, чего-то удивительного, радость, предвосхищение, чувство тайны, уверенность в своих силах. И вдруг – наползает грусть сильная по тебе, но я её отпихиваю и снова жить становится невыносимо приятно.»

«Иногда, когда мы делаем длинный перерыв, когда просто предоставлены сами себе на пол-дня или день, по настроению, я иногда начинаю чувствовать себя замороженной и вспоминается то время, когда я точно такой была. Иногда возникает атавистический страх того, что не может же вот такого быть, чтобы можно было просто и счастливо жить, что обязательно должно потом что-то помешать, случиться. И ещё сегодня поняла, что я придерживаю себя, чтобы не слишком быстро развиваться, чтобы все не оказалось слишком клёво, типа мне и так хорошо - ты меня любишь, Маша меня любит, я здесь, в Школе, и всё, больше ничего и не надо, уже и так слишком хорошо. Вот поебень то…»

«Представляешь, я несколько раз даже начинала плакать при мысли о том, что ты и Маша так сильно любите друг друга. Особенно пронзительная нежность возникает к вам обоим, когда отчетливо представляю, как вы тискаетесь, и как тебе сильно приятно, и ей тоже. Хочется, чтобы тебе ещё с кем-нибудь было бы так же приятно, как со мной и с ней.»

«Мне с тобой пиздец как приятно. Мне кажется, я столкнулась с чем-то таинственным, сильным и необъяснимым, влюбившись в тебя и найдя тебя. Ещё моё отношение к тебе воспринимается как стержень, на который нарастает всё остальное живое, и кажется, что если этого стержня по какой-то причине не станет, остальному живому будет некуда прилипнуть, как будто меня самой и не будет больше, если я тебя разлюблю. Ещё мне кажется, что я всегда ждала и искала тебя.»

«Бывают и такие дни, как сегодня. Несколько раз появлялось состояние, во время которого была уверенность «надо что-то сделать» (и понимание, что это «что-то» меня изменит), но было непонятно – что же конкретно. Когда несколько раз наткнулась на то, что не понимаю, что хочется делать, испытала растерянность, недовольство, и это состояние пропало, но появилась вялость, желание валяться и всё. Позанималась в спортзале немного - и это клевое состояние опять появилось, хоть и слабо. И я поняла, что совсем необязательно всё время пытаться приткнуть это состояние к каким-то конкретным действиям, ведь можно просто его испытывать и делать то, что ему не мешает - а потом может и станет понятно, куда его приткнуть. Но сегодня целый день то вот это состояние непонятное, то вдруг вялость сильная, когда я из-за недовольства это состояние теряю. Вот сейчас снова есть недовольство из-за того, что уже три часа дня, а у меня такое чувство, что ничего значимого сегодня не было.»

«И ещё неприятное сегодня. Я вдруг захотела произвести на тебя впечатление своими изменениями и подгонять себя к ним и гордиться. Очень хочется произвести на тебя впечатление какими-нибудь глобальными переменами в себе, особенными открытиями в глубоких сновидениях. Для самой себя в этот момент не хочется ничего - хочется только для произведения впечатления. Вот когда об этом пишу, то это всё пропадает, и становится понятно, что у меня своя жизнь: как захочу - так и буду ей жить, и облегчение возникает. Я не хочу производить на тебя впечатление. Я пока не знаю - как сделать так, чтобы такие потуги к самоизнасилованию больше никогда не мешали мне жить. Наверно, можно просто замечать их каждый раз, останавливать. В этот раз Маша обратила внимание, что я как-то натужно выгляжу.»

«Я заметила, что когда смотрю на небо, то пытаюсь уцепиться за образ неба и ждать, что это к чему-то приведет вместо того, чтобы уцепиться за само возникающее восприятие. От первого быстро возникает усталость, а от второго - уверенность в том, что я могу что-то менять, так что выбираю второе. Наверное тебе непонятно, что всё это значит – я объясню потом. Мы называем это «работой со стихиями», и это ужасно интересно. Немного наблюдала за состоянием фонового поиска чего-то, того безобъектного желания, не знаю пока, как его назвать. Во время него есть желание найти что-то, что придало бы жизни особенно глубокий, напряженный смысл, особенно пронзительный и захватывающий интерес, и тогда есть внимательность ко всяким деталям - в себе, вокруг себя, и есть фон удовольствия от жизни. И это состояние подскакивает до максимума, когда я начинаю представлять, что нашлась ещё одна сильно любящая тебя девочка. Я сразу не могу сидеть, мне начинает хотеться физической активности и ещё чего-то, появляется сильная радость, от которой меня начинает просто распирать.»

«Сегодня в глубоком воспоминании (в реальности не очень-то глубоком, около сорока лет назад), когда мы тренировали широкие радиальные выходы вдоль коридоров, я нашла парня и мы трахались с ним. Секс был охуительный, просто пиздец - не описать, насколько было приятно. Сначала мы просто ласкались, а потом я стала [ … этот фрагмент запрещен цензурой, полный текст может быть доступен лет через 200 … ], которую он сначала просто мыл в ванной, а потом решил сделать ей массаж. Возбуждало вообще все. Возбудило, что когда он меня мыл, намыливая грудки, письку – долго и приятно, то говорил при этом, что они должны быть чистыми, и я знала, что всё кончится тем, что в моей письке окажется его толстый хуй, и это дико возбуждало, и я ждала этого. Сначала он делал массаж в ванной, а потом на кровати. Возбуждало сильно, когда он говорил, чтобы я просто лежала, не двигала даже попой, что он сам сделает мне сильно приятно – такое мое желание ебаться и двигаться и невозможность его реализовать, беспомощность - при том, что он давал мне это, ебал меня – всё это вызывало какие-то сумасшедшие эмоции и зашкаливающее возбуждение, и я понимаю, что и сейчас пишу сумбурно. Было сильное желание еще хуя. Хотелось говорить, что я люблю его хуй – не просто сказать разок, а повторять, наслаждаться этой мыслью и фразой, сделать так, чтобы и он смог насладиться этим фактом – я люблю его хуй. И я повторяла, а он просил повторить еще. Я хотела чувствовать его хуй в себе всегда. Затем, когда мы вышли оттуда, и утром, и днём возникала яркая и радостная влюбленность в него попутно с вечной весной и наслаждением. Хотелось, чтобы он испытывал наслаждение, блаженство. Вечная весна охуенно приятна. А влюблённость – всеобъемлющая, кажется, что без неё невозможно жить, и я удивляюсь, как я вообще живу, когда её нет. Сейчас возникает опасение, что мне трудно будет вернуться к нему ещё раз, ведь всё-таки он хоть и существовал несомненно, но… в прошлом, которое было сорок лет назад, и жив ли он сейчас, а если и жив, то сейчас ему должно быть лет семьдесят или даже больше. Я наверное смогу найти его в прошлом снова, хотя пока что мне довольно-таки с трудом даётся локализация, не то, что Маше… Меня предупреждали, что такое может произойти – влюблённость в кого-то в далёком прошлом, и что с этим связаны определённые психологические проблемы. Конечно, это довольно тяжело, но отказываться от опыта глубоких воспоминаний и от опыта любви я, разумеется, не собираюсь.»

«К ночи заебала общая неудовлетворенность от сегодняшнего дня - прямо сильно неохота идти спать и заканчивать день так серо. Причина совершенно дурацкая. Я попробовала пройти через стену и ничего не вышло. Тэу предупреждал, что это нежелательно, вот так наскакивать на стену, но я решила проверить. Результат так себе: резкое локальное падение энергии, а после выхода из воспоминания – серое состояние. Стала нащупывать какое-нибудь усилие, которое сразу перенесло бы из этой серости в насыщенность, и получилось. Возникла насыщенность на 3 - мягкая, как будто начинающаяся, неустойчивая. Завтра Тэу будет учить меня, как перетаскивать друг друга в своё глубокое воспоминание. Пиздец как интересно. Но коридоры резко сужаются при этом, в общем понятно почему.»

«Дождь хуячит по крыше. Когда возникает интенсивная насыщенность, я чувствую себя маленькой девочкой, оставшейся одной в деревенском доме. Куда-то все ушли и есть удивление, что они никогда не вернутся, и я навсегда осталась одна, с друзьями, и могу делать, что хочу.»

«Иногда возникает страх, что я до встречи с тобой забуду восприятие твоего присутствия, забуду твою мимику, повадки, голос - останутся только какие-то незначимые остатки от воспоминаний, и кажется, что это чем-то сильно нежелательно для меня. Кажется, что уже сейчас воспоминания о тебе более бледные, чем раньше, а ведь прошло только два месяца.»

«Получилось!! Тэу перетащил меня к себе в глубокое воспоминание. В формулу вероятности входит несколько величин, в том числе энергия донора (того, кто втаскивает тебя к себе) и энергия реципиента (того, кого втаскивают), причем энергия реципиента идёт с половинным коэффициентом, то есть основная нагрузка ложится именно на него, и Тэу предположил, что причина неудач именно в том, что моя энергия слишком мала. С Машей ему всё удалось быстро. Я целых две недели рвала когти: подчищала любые, самые мелкие всплески негативных эмоций, побольше тренировалась, в основном лазала по скалам, и вцеплялась в мельчайшие проблески озаренных восприятий, просто как бы приклеивала к ним внимание и тормозила отвлечения. И получилось. Правда, я была вялая, и Тэу таскал меня в буквальном смысле слова за руку, но это фигня, главное – привыкнуть к самому процессу перетаскивания, чтобы подталкивать как бы саму себя, вспоминая это состояние. Состояние довольно необычное – сначала легкое головокружение, даже приступ тошноты, потом очень неприятное чувство, словно ты не в своей тарелке. У меня было такое иногда в детстве, когда я просыпалась утром и внезапно испытывала очень резкое, очень мучительное чувство того, что я совершенно не там, где мне надо быть. В этом есть что-то похожее на острое чувство просираемой жизни, но не в точности то же. Интересно, что у Маши этой «внетарелочности» совсем нет. Всё-таки чувствуется, что у нас было разное детство – она очень легко адаптируется вообще ко всему, а мне приходится как бульдозеру очищать перед собой завалы мусора. Но я изменюсь. Главное, что теперь получилось. Я ещё тебя поучу:)»

За окном уже совершенно стемнело, и вдруг заново осветилось каким-то инфернальным светом. Я вышел на балкон. Солнце, уже коснувшееся поверхности океана, в этот момент вышло из-под нависших над горизонтом облаков, и его багровые лучи осветили Ущелье. Я как-то и забыл, живя в своём ущелье, что совсем близко океан. Подо мной темнела пропасть, и это впечатляло. Девчонки ушли довольно далеко, и во мне шевельнулось беспокойство – получится ли мне догнать их со своими административными делами? Ну разумеется, получится. Бюрократические и кадровые вопросы закончились, теперь как раз мои руки развязаны и голова свободна.

Я взглянул вниз. Солнце окончательно ушло за горизонт, но висящие в той стороне облака еще подсвечивались им, а тут уже стало совсем темно. Где-то на глубине двухсот метров в чаще лавровых и буковых деревьев светились огоньки в окнах вилл, и сразу же возникло острое чувство зова. Интересно, что ночной огонёк вдали сразу вызывает это чувство, почти что автоматически. Зов легко достиг высокой интенсивности и кристалл начал наслаиваться. Я уже почти отошел от края балкона, собираясь дочитывать записи Клэр, как вдруг с отчетливой ясностью понял, что что-то изменилось, и я сразу понял – что. Если раньше я просто, доверяя информатору, говорил себе, что кристалл наслаивается, когда есть яркие озаренные восприятия, то теперь ситуация изменилась – я стал именно чувствовать этот процесс наслоения.

Я снова подошел к краю и снова стал смотреть на огоньки внизу, в темноте. Чувство красоты от едва подсвеченных ушедшим солнцем перистых облаков переплеталось с зовом, и я совершенно четко переживал, испытывал, ощущал процесс наслоения кристалла. Это было совершенно новое, совершенно неизвестное ранее ощущение, да, именно ощущение, и я неторопливо подыскивал резонирующие образы, чтобы не спугнуть его, но ничего подходящего не подбиралось, а потом вдруг разом возник образ, как будто сияющий пурпурно-золотистым цветом нежнейший, и в то же время невероятно прочный, чистый лепесток оборачивался вокруг кристалла, сияющего как кусок льда, подсвеченный изнутри, и прирастает к нему, сливается с ним. Но это был именно образ, пусть и яркий и устойчивый, а само ощущение, которое при этом возникало, вообще не поддавалось описанию, и я плюнул. Потом подберу какие-нибудь слова.

Само это ощущение, сама моя способность испытывать теперь его – всё это воспринималось как нечто очень важное, как очень значимый этап в моём развитии, и, сдерживаясь, чтобы не подпрыгнуть до потолка, я ушел обратно в комнату, испытывая восторг и торжество. Плюхнувшись на диван, я открыл тетрадь на том месте, где закончил чтение, но так и не смог начать, потому что ещё одно открытие огромной важности прямо-таки ёбнулось в меня, и в этот момент я почувствовал уже знакомое разворачивание веретена, сопровождающееся всё тем же, уже знакомым образом, как нечто тонкое, диаметром в несколько миллиметров, и длиной сантиметров в десять, развернулось и растворилось. Значит, веретена являются, скорее всего, «письмами», которые доставляются адресату не просто по факту его существования, а лишь тогда, когда он дозревает, дорастает до способности вскрыть их. Это как рука, протягиваемая навстречу тому, кто сам протянул свою, а не просто лежит как бревно.

Это было на самом деле открытие, открытище! У меня даже перехватило дыхание, и я нарочито медленно отложил тетрадь в сторону, произнося вслух раз за разом фразу «аккорды сливаются». У меня уже был печальный опыт того, что некое открытие, возникнув и сильно поразив меня своей необычностью, уже через две-три секунды забывались, причем напрочь, с концами! Удивительное явление. Словно ты стоишь с закрытыми глазами под фруктовым деревом, плоды которого улучшают твое зрение и увеличивают твой рост, делая другие плоды более доступными, и вот ты подпрыгнул особенно удачно, наугад выбросив руку в очень высоком прыжке, захватил ветку с сочным плодом, уже общупал и обнюхал его, а потом как-то расслабился и отпустил ветку, и она снова улетела ввысь, и теперь тебе уже никак не удаётся снова так удачно подпрыгнуть, чтобы поймать её. Очень обидно, просто иногда бывало до слёз. Я, конечно, успокаивал себя тем что раз я однажды ухватился за это прозрение, оно неизбежно придёт и ещё раз, если я буду продолжать двигаться в выбранном направлении накопления энергии, но всё-таки всё равно, очень обидно.

И вот сейчас я непрерывно твердил вслух фразу, которая грубо описывала суть моего открытия, и ещё мне хотелось поскорее придумать подходящий термин. По опыту я знал, что и то и другое являются действиями, которые позволяют «удерживать ветку», пока плод не снят. Просто удивительно, с какой необузданной силой наваливаются отвлечения, когда совершаются открытия! Словно течение, оттаскивающее пловца от берега, неумолимое и грозное. Но в этот раз я победил. Я не только словесно «привязал его» - я знал, что и этого самого по себе недостаточно, и иногда остаёшься как дурак у разбитого корыта, твердя фразу, которая уже совершенно потеряла всякий смысл.

Что-то подобное описывал Роберт Вуд, когда экспериментировал с наркотиками. Под наркотой он постиг какую-то очень важную вещь и сумел даже записать её, но очнувшись, он прочёл лишь следующее: «кожура банана больше, чем сам банан». Из этого он сделал вывод, что все озарения, происходящие под наркотой, являются полным бредом, и к наркотикам больше не прикасался. В том, чтобы не прикасаться к наркотикам он не ошибся, а вот в выводе насчет бреда он оказался неправ. Под некоторыми наркотиками в некоторых исключительных ситуациях человек и вправду может получить значимые для него озарения, но толку в этом никакого нет – эти разовые переживания никаким образом не могут быть притянуты в обычную, обыденную жизнь человека, от чего она начинает восприниматься ещё более серой и унылой, что ещё больше тянет человека к наркоте, и в этом штопоре он в итоге и врезается в свою могилу.

Помня об этом смешном опыте Вуда и о своем печальном опыте того, как я несколько раз оказывался с пустышкой в руке, я не просто сформулировал эту исходную фразу, но и быстро придумал подходящий термин – «сплав». Это пока что был только всплеск, только одна яркая искра, но эта искра в буквальном смысле слова осветила передо мной путь. «Прямо как Ленин», - усмехнулся я и за неимением другой бумаги под рукой стал делать записи с обратной стороны тетради Клэр, тщательно вспоминая мгновенье за мгновеньем этого необычного переживания.

Всё началось с того, что чувство красоты переплелось с зовом, и это было вполне обычно – обычный аккорд озаренных восприятий. Потом был второй аккорд: восторг и торжество. Но затем произошло нечто: переживалось это так, словно чувство красоты не просто переживалось совместно с зовом, не просто тесно переплелись друг с другом, но как-то особенно «плотно» прижались друг к другу, особенно ярко вспыхнули в результате взаимного влияния друг на друга, и в этот момент из этой пары возникло нечто совершенно новое, не сводимое ни к чему предыдущему, обладающее совершенно особыми свойствами. И затем, несколько секунд спустя, в точности то же самое произошло с парой «восторг + торжество» - тоже краткий всплеск чего-то настолько нового и необычного, что оно тут же распалось, исчезло, и сейчас я помню только впечатления от пережитого, но не могу восстановить сами переживания.

Дата добавления: 2015-10-28