Европейского пространства – Русской равнины. 10 страница

Так и жили, мечтая и делая, зиму переживали, хозяйство и дом до дела доводили. Рыбку полавливали, уху -“шти” варили, да хлебушко свой пекли. Печка русская для этого удачно приспособлена. Кончилось сухарно-толоконное однообразное кушанье, теперь у них всё самое что ни на есть настоящее от хлеба-варева до кваса-питья.

Весну ждали-приближали. Не забывал Ефим и о новых своих сопоселенцах-родичах. Внучка родная будет по соседству, ему в радость. В задумках его такого не было, а вот как Господь сподобил продолжению его мечты и расширению поселения. А уж он постарается и им помочь обустроиться, облегчить привыкнуть да полюбить благодатное местожительство. Прикинул он, где лучше ставить-строить новую усадьбу для зятя-внучки. Но окончательно определять будут вместе, где им понравится.

А пока, чтобы не упустить время, наладили с Савёлкой лес готовить для постройки дома. Пока не началось сокодвижение, надо заготовить, спилить-очистить с полсотни дерёв-хлыстов. Распилят-раскряжуют по нужным размерам и вывезут на место по весне, как свободно будет. Не один, не вручную, как он начинал – два коня молодых в руках, скоро и без надсады у троих дело пойдёт. Спилили-заготовили, топором да пилой лучковой работая. Приезжай, зятёк, мы уж о тебе позаботились.

И ещё одна давняя мысль-задумка шевелилась в голове Ефима. Переправа через Вохму-реку. Надо, пока время свободное есть, делать плот-паром, не всё вплавь в ледяную воду лезть. Да и как знать, может молодой жеребец, что внучку с зятем привезёт, и не захочет в воду лезть? Моста-объезда нет по всей реке, везде глушь-лес. И свою кобылку дважды купать в ледяной воде жалко. С тем и пошли с Савёлкой место под переправу искать. Чтобы не быстрина-перекат, берег не крут и лес-брёвна недалеко подвозить. Их теперь и больше и длиннее гораздо надо, да в два наката, чтобы пару коней враз плот-паром держал. Мочала у них в достатке, крепкую верёвку-канат плести-сращивать, чтобы через всю реку перекинуть. Нашлось место со спокойным течением, с плёсами по обоим берегам и ширина реки не велика - два десятка сажен всего. Наметили, где столбы-тумбы причальные вкопать и, пока лёд, длину каната вымеряли. На горушке-гриве невдалеке брёвна елевые и пихтовые напилили, подвезли к своему берегу. Скрепами связали-скрепили два настила, шесты и вёсла подготовили. Коротни - самое простое средство передвижения по воде, смастерили, выдолбив два корыта из осиновых, трехаршинной длины чурбаков, скрепили их планками по прорезям, как двери сшивают-скрепляют. Готово судно-переправа. Всё до ростепели-разлива успели, всё к месту определили – повыше, в заводи-старице, чтоб водой полой не унесло, к деревьям верёвками привязали. Но и так, чтобы плот-паром на воде оказался. Осталось ждать наводнения и просухи, да похаживать-проверять, чтобы не уплыл их труд в полую воду.

Наступили тёплые деньки. Появились проталины. Без дела не сидели. Опять взялись за расчистку-корчёвку под будущую распашку поля-полосы, лишний мусор да пни сжигать-выжигать, попутно дрова готовить-запасать. Работали – не спешили, в меру сил, для будущего. На это, конечно, ещё годы уйдут, сейчас-то им под посев двух готовых десятин хватит. С двух-то десятин самое малое соберут двести пятьдесят пудов, на большую семью и с остатком будет, а скота у них пока что и нет. По расходам и засев, и на пару возов, больше-то не отвезёшь, на продажу.

Шла весна, удлинялся-теплел день, время текло в мелочах да обыденных повседневных работах-заботах, а их всё прибывало. Растаяли снега, загомонили стаи перелётных птиц, река разлилась по всёй пойме – что море синее. Опять готовили-драли берёсту по чернолесью – на любые поделки нужна да годна. Загороди, верши-мережи ставили проходящую с икрометания рыбу отлавливать. Не всё из кладовой, ямы-омута, черпать, так и оскудеть может природа-матушка. А после икромёта рыбу отлавливать греха-беды нет - новая поросль в верховьях, в ручьях-омутках, чистых, кормных, подрастёт за лето.

До условленного дня встречи оставалась неделя. Надо было ехать встречать молодых переселенцев. Без повозки решил ехать Ефим, волокушей да вьюком груз везти. Волокушу в любом месте сделать можно и бросить, коль не нужна будет, не жалко. Наготовили припасы: еды, корма – овса и сена - двух коней на обратном пути кормить надо, а готового, травы свежей, пока не наросло.

За два дня до назначенного cрока, выехал. Опробовали новую паром-переправу, всё получилось, как и ожидали, как и должно быть. На коротнях реку переплыв с концом каната, закрепил его за столбы-тумбы, надёжно вкопанные глубоко в землю. Плот подогнали к переправе. Опробовали её ещё раньше. Завели лошадку с грузом кормов на плот-паром, и, - перебирай руками верёвку-канат, подтягивай плот к другому берегу. Переправились, плот надёжно закрепил, канат на берег вытянул Ефим. Готово, быстро и надёжно.

Ехал не спеша, впереди два дня, а вёрст – всего шестьдесят. По тридцать за день, по дороге и этот груз-корм оставит, полпути налегке. Он успеет, они-то успеют ли? Не беда, он подождёт, еды на неделю, а сена в Выселках купит. Приехал к вечеру второго дня. Гостей ещё не было. Ждал половину следующего дня, не утерпел, выехал навстречу. Дорога одна – тракт, не разминуют. Пять вёрст проехал, – они, Игнат с Устиньей. Она едет, он коня за повод-узду ведёт. Оказалось, так и шёл Игнат весь долгий путь. Конь – молодой жеребец, ещё мало обученный, не то, что его смирная кобылка, не привык ходить в упряжке с тряской, дергающейся повозкой-таратайкой. Не хотел спокойно идти, пришлось вести в поводу. А он и привык, только так и шёл смирно, спокойно. Ничего, работа приучит и его ко всему.

Вернулись в Выселки. После недолгого отдыха двинулись вместе, меняя коня в упряжке. Порожний конь вёз верхом то уставшего за дорогу Игната, то Ефима. Двум-то коням посменно одну полупустую повозку с Устиньей да кое-каким снаряжением не трудно тащить и по полевым, но всё же дорогам. Ходко шли, и жеребец, вслед за кобылкой Ефима, шёл, слушаясь управления вожжами, не приходилось вести в поводу.

Обговорили все новости, дорога долга, да не торопка и ходьба. Поведал Игнат деду-тестю, что работал зиму в работниках на водяной мельнице, заработок не велик, но на обзаведение кое-каких припасов, особенно теплой одежды, хватило. И Степан кое-чем необходимым снабдил. Холсты-онучи, валенки-полушубки, летнюю одёжку – всё больше рабочую, покрепче – всего насобирали. И железного инструмента-снаряжения прихвачено для работы. Обдуманно собирал зятя с дочкой Степан в дорогу дальнюю и жизнь-работу длинную в местах не устроенных, да ведь всего не предвидишь, не запасёшь, не увезёшь.

Одно хорошо догадались, по совету кузнеца, захватить тройку негодных, старых-сточенных и поломанных кос стальных: из них легко можно сделать ручной жёрнов.

В один приём до большого отдыха-кормёжки прошли все починки, двадцать вёрст. Починок Михеевых миновав, в пойме Вохмы расположились на отдых-ночёвку. Дров нарубили-запасли, лапнику настелили, остатки корма – сена-овса коням разделили. Сами сухарями да чаем-заваркой с остатками домашних припасов перекусили. Отдыхали посменно, один спит другой караулит. Мало ли что, лес, глушь. Двое не один, с караулом спокойнее спится.

С рассветом, наскоро перекусив, коней напоив, запрягли, поехали. Здесь и Устинье пришлось идти пешком: по лесному следу-бездорожью в повозке не усидишь. Но останавливались часто, для перепряжки лошадей, сами отдыхали. На ровных луговых местах сажали Устинью на повозку. Сами выдержат, труднее хаживали. Сорок-то вёрст двумя молодыми конями с полупустой повозкой за день одолеют без особой усталости.

К вечеру приблизились к своим горам-увалам. К реке вышли. На том берегу уж сидел Савёлко у костерка, ждал. И Маня тут же прибежала, услыхав шум да крики. В вечерней тишине, порой весенней по речной долине далеко слышно.

Перевёз Савёлко на лодке-коротнях конец каната на свою сторону, обвязал-закрепил за столб-тумбу. Ефим с Игнатом свой конец каната натянули, повис канат над водой. На плот-паром коней завели, привязали. Ефим коней держал- успокаивал, Игнат, шестом оттолкнувшись, руками перебирал-подтягивал плот за верёвку – всё, порядок, в два мига очутились на своём берегу. Савёлко принял коней, а Ефим с Игнатом перегнали плот-паром через реку, таратайку с припасами на него вкатили-погрузили, Устинья с ними, тем же путём-способом – часу не прошло – дело сделано-закончено, переправились без помех. Затянули Ефим с Игнатом плот в заводь, вытянули по жердям-подкладям двумя лошадьми из воды на берег, сколько смогли, пусть стоит, сохнет, ещё пригодится. Сойдёт вода, еще придут, приподнимут вагами, сухой долго послужит им.

Запрягли, поехали. Савёлко с канатом управился один, отвязал, из воды вытянул, домой приволокла его лошадка, с Савелием верхом.

Вечер прошёл для гостей на новом месте быстро. У Мани ужин был для всех наготовлен:

- и уха, и каша, и рыба отварная – карасей Савёлко натаскал из вершей. Каша молочная – коза ещё доилась. На запивку квас, заварка-напиток с ягодами разными – пир-праздник устроили. Не забыли и коней обустроить – кормов вволю.

С тяжелой дороги да после сытного ужина поспешили спать-отдыхать. Тепло уж было, молодых гостей устроили на ночлег в новом доме на тёплой печи, а сами во времянке на привычных своих местах улеглись. Тишина и покой наступили в благословенном Тихом Макарове.

В первый по приезде день встали не рано. Поздняя вечерняя суета, спокойствие-удовлетворение от совершённого благополучно перехода-переезда отрешили в это утро от крестьянского уклада-привычки вставать рано, с зарёй. Не опоздали они, не ушло время начала весенних работ. Земля только-только подошла-прогрелась. Можно было пробовать начинать пахоту-сев. Этот день все отдыхали. Лошадям требовался хороший отдых. Новосёлам не терпелось оглядеться-осмотреться, а хозяевам-старожилам – всё им показать, удивить, похвалить.

Раньше всех, как и всегда, поднялся от сна Ефим Михайлович; хозяйство, коней-лошадей осмотрел-проверил, напоил, корму задал. В порядке всё было и с успокоенной душой помолился он, благодарив Господа за благополучно свершённое, и просил благословления на новые дела-обустройство. Верши-мережи пошёл проверять-трясти, улов собирать. Не богат был улов, но и трепыхались в некоторых ловушках и караси, и щучки-проныры. Вода с верхов ещё сходила, речки были полны.

Маня-хозяйка поднялась, захлопотала, завтрак семье и гостям новожителям готовить принялась. Встали и гости-новосёлы с поостывшей печи нового дома. Все хорошо отдохнули, приободрились.

Ходили молодые по усадьбе, осматривались-любовались местом привольным. Солнышко грело-прогревало подножье гор-увалов, тихо-спокойно было, без ветра-холода, только свежесть речная весенняя чувствовалась. Молились за благополучный переход-приезд да за начало новой жизни. И не только своей, а и коренных, здешних, последующих поселенцев-новорожденцев. И это, видимо, предстояло не долгом времени. Устиньюшка, оказалось, была в беременном положении, не зря Игнат о ней беспокоился-оберегал дорогой. Но всё обошлось благополучно, и, Бог даст, появится настоящий здешний житель-новосёл, правнук Ефима.

Показывал-обсказывал Ефим своё хозяйство, дивились-любовались Игнат с Устиньей, как много успел Ефим наворочать-настроить на новом месте.

После обеда повёл Ефим смотреть и их собственное местопоселение. Дорогой объяснял, как должны строиться-располагаться по уму-целесообразности для житья-бытья усадьбы поселения, чтобы и самим было свободно-привольно, и других не стеснять-мешать. Чтобы у каждого хозяйства свои поля-угодья были, как говорится, под рукой, не вразброс-вразнобой, а на виду и в достатке.

Пройдя свой облюбованный участок-угодье до ручья-перелеска, показал- предложил, как ему думалось, и место, подходящее для расположения-обустройства усадьбы. За перелеском им открылась ширь-поляна для землепашества пригодная. Всё та же, что и до перелеска, возвышенная надпойменная терраса у подножья холмов, здесь расширялась до полуверсты. Тут можно было разместиться сразу двум усадьбам, место позволяло. Осмотрели, поразмыслили, посоветовались и определили, где быть их Игната и Устиньи дому-усадьбе, а где – будущему поселенцу-соседу, если Бог приведёт. Эти-то, последующие-будущие, знамо не скоро. Доживёт ли Ефим до такого – Бог весть, а его, Ефима Михайловича, воля-виденье были уж и на будущее высказано-наказано. Возвращаясь, показал Ефим Игнату и заготовленный ему лес-брёвна на постройку. Но это потом, после пахоты-сева будет. Решил Ефим, что сеяться Игнату в эту весну на его, Ефима, расчищенной и подготовленной полосе, время не позволяло Игнату свою росчисть готовить.

На следующий день, помолясь-благословясь, и приступили к вспашке. Сразу на двух участках-полях под яровое. Игнату помогал управляться с не приученным к пахоте конём Савёлко, Ефиму помогала Маня. Но и не долго. Его кобылка и сама ходила вдоль борозды спокойно, без шараханья, как в начале, и поводырь-погонщик не требовался.

И пошли чередой дни-труды крестьянские. В три дня управились с пахотой-севом. Засеяли на двоих полторы десятины овсом и ячменём; в своё время и другие, поздние – лён, горох, гречиху, картошку. Женщины, Маня и Устинья, возились с огородом, тоже понемногу расширяя-увеличивая посев-посадку, на сколько семян хватило. Работали дружно, дело спорилось.

Теперь, до сенокоса, не теряя времени, принялись за подготовку места под усадьбу молодых. Расчистили-разметили где чему быть построенному. Разрезали и подвезли стройлес-брёвна на место. Втроём, две лошади – дело шло скоро. Молодые поселенцы жили во времянке Ефима, им не требовалось возводить временное жильё, поэтому сразу приступили к закладке дома. Ефим с Игнатом сруб рубили-собирали, Савёлко ямы под столбы-опоры копал, все вместе столбы – комли лиственниц под углы дома возили-устанавливали. Всё делалось без раздумий-сомнений по примеру-образцу дома Ефима: Игнату понравилось его обдуманное расположение-устройство.

Ефим с Савёлкой и Маней жили в новом доме. Сообща утеплили потолок, в нижнем помещении Ефим окно изготовил-вставил – стал дом жилым. Обивку внутренних стен и шкафы-перегородки верхних комнат оставили на зимнее свободное время, это неспешно.

Всё встало на свои места, пошло чередом, привычным порядком. Игнат показал себя расторопным, сообразительным, трудолюбивым и покладистым. Как и сын Ефима, Антип, он ещё до света вставал и уходил на своё пристанище-усадьбу, и с рассветом, на утренней заре, разносился по пойме мерный стук его топора: рубил смолистое дерево. Плотницкому делу он смолоду обучился, работая со своим отцом в артелях-отходниках. Дети в многодетных семьях к труду приучаются с малых лет. Тяжелые дела делали вместе с Ефимом, помогая друг другу, где требовалось: Игнат всё же мужик, не подросток Савёлко. Ефим каждодневно бывал у него на стройке, помогал в тяжёлых делах, мастерством-сноровкой делился.

Сообща же, всем своим маленьким миром приступили, не откладывая, к изготовлению-сушке кирпичей, чтобы наготовить-просушить к осени-зиме для обжига-закалки потребное количество на печь-очаг, душе-сердцу дома. Копали-подвозили глину и песок, месили-готовили раствор, кирпичи станочком-формой лепили-делали и на просушку разносили-ставили в тень, под навес от дождя-сырости, на продув ветерком. Всем дела хватало, по силе-возможности каждого, а уменья тут много не требовалось. Шло-спорилось дело и на этой усадьбе. Своим порядком, в своё время, делались и будние, крестьянские дела и заготовки для проживания-питания.

Ефим Михайлович был доволен совершённым. В ежевечерней молитве благодарил он Создателя за благополучное свершение задуманного, просил Его не оставить благодеянием и в будущих трудах. О том же просил и своего покровителя – преподобного Макария, именем которого он нарёк своё поселение. И подумывал, как и когда начать-приняться за исполнение обещания своего: поставить-обустроить с Божьей помощью часовню во имя преподобного сподвижника.

Стремиться жить, чтобы удобно было душе, то есть, чтобы ничто не мешало душевному спокойствию. А мешает ему людская скученность, суета толпы, начальническое насилие, всё, что порождает и возбуждает пороки, недовольство, зависть и зло.

Чтобы человеку свободно было жить, делая то, что ему посильно, достигая того, что он может получить от труда своего и от возможностей его окружения – земли, природы. Это и будет его удобство в жизни.

Достигаются они, действительные и истинные удобства, только подвигом и почином. Но в толпе, в общине-буче, мало найдётся подвижников и способных к подвигу почина. Она, толпа, завистлива и нетерпима к таким, кто хочет выделиться из неё, быть свободным и иметь своё удобство в жизни. Она стремится обезличить каждого, пусть будут все равны.

А равенство бывает у нищих духом и трудолюбием. Нищие все равны. Да для этого ли создан человек?

Нет, жизнь есть благо, и бремя её – легко!

Так думал и поступал так наш пра-пра-пра дедушка, неграмотный, но целеустремлённый, духовно наполненный предок, своим поступком завещая потомкам благоустраивать жизнь свою, и потомков своих по силам-способностям своим.

Не в этом ли и задумка Создателя о нас, грешных? Плодитесь и размножайтесь, и в поте лица, трудом своим, добывая хлеб насущный.

Дата добавления: 2015-11-04