|
Читайте также: |
годы скудости привлек он к себе симпатии народных масс, помогших ему
одолеть вероломных Ярославичей и занять самый высший пост в
государстве -- киевский престол "цесаря Руси"? Полоцкие епископы
известны нам только с 1104 г., через три года после смерти
князя-волхва в 1101 г., хотя, конечно, Всеслав был христианином, но,
вероятно, сильно мирволил волхвам 159.
158 Шахматов А. А. Повесть временных лет, с. 221.
159 Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1901, т. I,
с. 682.
Возврат к язычеству вызвал репрессии и церковные поучения,
вроде известного "Слова о вёдре и казнях божьих", в котором
церковный автор говорит как бы от имени разгневанного и угрожающего
людям бога -- "Глаголеть господь":
"Удьржах от вас дъждь... и поразах вы зноемь и различьными
казньми, то и тако не обратистеся ко мъне... Послах на вы различьныя
болезни и съмьрти тяжкыя и на скоты казнь свою посълах, то и тако не
обратистеся къ мъне... Вы бо уклонистеся от пути моего, глаголеть.
господь, и съблазнисте мъногы... Обратитеся къ мъне и обращюся к
вам... и аз отъвьрзу вам хляби небесьныя и възвращю от вас гнев
мой... Hъ вы стяжаете на мя словеса ваша, глаголюще "Суетен работаяй
богу"... Егда призовете мя -- аз же не послушаю вас! Hе въсхотеша
бо ходити по путьм моим -- да того ради затворяеться небо, ово ли
зъле отъвьрзаеться, град в дъждя место пущая, ово ли сланою
(заморозками) плоды узнабляя и землю зноемь томя... Се бо (говорит
автор уже от себя, а не от имени бога) не поганьскы ли живем?.. Но
сими (полуязычниками) диявол льстить и другыми нравы, вьсякыми
льстьми превабляя (переманивая) ны от бога: трубами и скомрахы и
гусльми и русалиями. Видим бо игрища утолочена и людии мъножьство на
них, яко упихати начнуть друг друга, позоры деюще от беса
замышленнаго дела. А цьркъви стоять; егда же бываеть год молитвы
мало их обретаеться в цьркъви. Да сего ради казни приемлем от бога
вьсякыя..." 160.
Русальские заклинательные обряды и пляски были начальной
стадией языческого празднества, завершавшегося обязательным
ритуальным пиром с обязательным употреблением мясной скоромной
жертвенной пищи: свинины, говядины, кур и яиц.
Так как многие языческие праздники совпадали или календарно
соседствовали с православными, то внешне приличия были почти
соблюдены: пир устраивался, например, не по случаю праздника
рожаниц, а по причине дня рождества богородицы, но продолжался и на
следующий день уже как "беззаконная вторая трапеза". Другой пример:
язычники праздновали Купалу, а церковь отмечала в этот день
рождество Иоанна Крестителя; в итоге симбиоза получился
"Иван-Купала".
Церковь не только выступала против игрищ и пиров вообще, но
и нашла сильное оружие против ритуальной еды. Вероятно, с этой целью
в XI в. был удлинен петровский пост, приходившийся на "русальский
месяц" июнь. Пост кончался в петров день 29 июня, а начинался он
через неделю после троицына дня (по подвижному календарю) 161.
Церковники ввели "мясопуст" на весь недельный интервал между троицей
и "петровками", продлив тем самым запрет на вкушение мяса в самый
разгар русальских празднеств в тот период, на который в большинстве
случаев приходится ярилин день (4 июня) и всегда купальская неделя.
Произошло это во время митрополита Георгия (1069 -- 1073), т. е. в
пору усиленного возрождения язычества 162.
Более болезненной оказалась другая форма наступления церкви
на ритуальные пиры -- запрещение есть мясное в том случае, если
крупный господский праздник придется на постные дни, на среду или
пятницу.
Для русских блюстителей древних обычаев, которые дожили до
XIX -- XX вв. (рождественский окорок, новогодний "васильевский" или
"кесаретский" поросенок и т. п.), эти запреты были грубым вторжением
в быт, в привычные устои жизни. Создалась конфликтная ситуация, в
которой выступила не только простая чадь, организовывавшая
всенародные русалии, но и княжеско-боярские верхи, считавшие пиры
князя с дружиной естественной формой общения, своим неотъемлемым
бытовым правом. Недаром один из крупнейших знатоков русского
язычества Е. В. Аничков в своем исследовании целых три главы
посвятил вопросу: "Пиры и игрища, как главный предмет обличения"
163.
Пиры в праздничные дни, сопровождаемые музыкой, проводились
и в домах горожан ("... скомороха... и гудця и свирця не уведи y
дом свой глума ради -- поганьско бо то есть") 164, и в монастырях,
и, разумеется, в княжеских дворцах, где князья, княгини пировали с
боярами и богатырями, с придворными дамами.
В середине XII в. в связи с общим возрождением языческих
традиций стоит резкое обострение конфликтной ситуации, вызвавшее
ожесточенные споры "о мясоядении".
Крупнейший знаток церковной истории Е. Е. Голубинский
утверждает, что практически в русском быту XI -- XII вв. "утвердился
тот обычай, чтобы отменять пост для всех праздников господских и
богородичных и для праздников нарочитых святых -- Предтечи, Петра и
Павла, Иоанна Богослова, Георгия и Димитрия" 165.
Первым из русских великих князей вопросом о мясоедении
заинтересовался Изяслав Мстиславич (1146 -- 1154), для которого, по
интересной догадке М. Д. Приселкова, некиим игуменом Феодосом были
написаны ответы на "Въспрашанье Изяславля" о святости воскресного
дня и о посте в среду и пятницу 166. Игумен ответил великому князю
очень хитроумно, признавая, что поститься "добро вельми и полезно",
но если это делается по особому обещанию, то "недостоит человеку
(христианину) себе связать", а если он уже связан, то духовник может
разрешить не поститься, а грех игумен берет на себя: "Бог мене ради
простить тя... то ежь мясо" 161.
Вскоре споры перешли в действие. В 1157 г. ростовский епископ
Нестор (по-видимому, грек) начал войну с этим послаблением языческим
обычаям Руси, замахнувшись на самого Андрея Боголюбского, что
печально окончилось для епископа-ригориста:
1157 г. "Того же лета изгнан бысть Нестер епископ Ростовский
с престола его... про господьские праздники -- не веляше бо мяса
ясти в господьскиа праздники, аще прилучится когда в среду или в
пяток, такоже от светлыа недели и до пенти-костиа" (т. е. на 50 дней
после пасхи, включая часть русалий) 168.
Константинопольский партиарх Лука Хризоверг, разбирая
конфликт, разрешил мясоядение на все зимние святки, но в 1164 г.
церковь выдвинула нового борца за строгости в лице суздальского
епископа Леона, захватившего пустующую кафедру Нестора.
"Поча (Леон) Суждали учити не ести мяс в господьскыя празникы
-- в среды и в пяткы -- ни на рожьство господне ни на крещенье-И
бысть тяжа про то велика пред благоверным князем Андреем и предо
всеми людьми. И упре его владыка Феодор" 169.
160 Шахматов А. А. Повесть временных лет, с. 213-216.
161 Голубинский Е. Е. История русской церкви, т. I (вторая
половина тома), с. 463-465.
162 Даже митрополит-грек Георгий недоумевал по этому поводу:
"Несть лепо пдражати мясопусту других по пянтикостии..." Голубинский
Е. Е. История русской церкви, с. 465.
163 Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь. СПб., 1914, гл.
VII-IX, с. 155-226.
164 Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь, с. 188.
165 Голубинский Е. Е. История русской церкви, т. I (вторая
половина тома), с. 466.
166 Приселков М. Д. Очерки по церковно-политической истории
Киевской Руси X -- XII вв. СПб., 1913, с. 366 и 392.
167 Голубинский Е. Е. История русской церкви, т. I (вторая
половина тома), с. 4731
168 Никоновская летопись 1157; ПСРЛ, т. IX, с. 210-211.
169 Лаврентьевская летопись под 1169 г., с. 334.
Федор происходил из боярских кругов. Леон посягал на зимние
святки, на самую неприкосновенную часть языческого праздничного
календаря, совпадающую с христианскими праздниками. Князь Андрей был
против ревнителя Леона.
Летописец Андрея Боголюбского с удовольствием передает
подробности дальнейших дел: Леон отправился за поддержкой в
Византию, но там нагрубил императору и "удариша слугы цесаревы Леона
за шею и хоте-ша и в реце утопити", чему были свидетелями русские
послы. "Се же сказахом, -- добавляет автор, -- верных деля людей, да
не блазнятся о праздницех божьих!"
В 1169 г. взятие Киева соединенными силами одиннадцати князей
под водительством сына Боголюбского Мстислава современники
рассматривали как продолжение и результат споров о мясоядении:
"Се же здеяся за грехы их (киевлян), паче же за митрополичю
неправду: в то бо время запретил бе Поликарпа, игумена печерьскога
про господьскые праздникы, не веля ему ести масла ни молока в среды
и в пяткы... Помагашеть же ему (митрополиту) и черниговьскьш епископ
Антоний (грек) и князю черниговському многажды браняшеть ести мяс в
господьскые праздьникы. Князю же Святославу и не хотящу ему, изверже
и из епископъи" 170.
170 Лаврентьевская летопись, 1168 г., с. 336.
Конфликт из-за мясоядения произошел между 1164 и 1169 гг. при
Святославе Всеволодиче; точная дата изгнания грека Антония
неизвестна. Hо об этом помнили и ставили в причинную связь с защитой
прадедовского мясоядения Андреем Боголюбским, тоже низвергавшим
излишне строгих епископов, стремившихся вычеркнуть из памяти русских
людей старые, языческие по существу, обычаи. Если верить полностью
этому комментатору, то получится, что из-за споров по поводу
запрещения ритуальных мясных блюд в 1150 -- 60-е годы были
низвергнуты четыре епископа: трое были смещены князьями, а четвертый
(Федор, "упревший" Леона), очевидно, митрополитом из мести Андрею
Боголюбскому. Как бы то ни было, но вопрос о языческих традициях в
княжеско-боярской среде в середине и во второй половине XII в. стоял
весьма серьезно.
Все то, что удалось выявить в предшествующих разделах о
возрождении языческой символики в придворном прикладном искусстве
второй половины XII в. и в архитектурной орнаментике, полностью
соотносится с той накаленностью споров о языческом мясоядении,
которые велись в эти же самые годы. Именно в это время автор "Слова
о полку Игореве" так свободно и смело пренебрегал сентенциями в
церковном духе и так непринужденно насыщал свою поэму языческой
романтикой, воскрешая не только Дажьбога и Стрибога, но и архаичного
Дива 171.
Победу русской языческой традиции мясоядения в спорах и боях
за епископские кафедры мы можем ощутить по специальному произведению
о постах, написанному примерно в начале XIII в. -- "Слове о посте к
невежамь" 172.
171 Лихачев Д. С. "Слово о полку Игореве" и культура его
времени. Л., 1985. Интересные соображения об общеевропейском
возрождении язычества в XII в. см. на с. 24, примеч. 1.
172 Гальковский H. М. Борьба христианства..., т. II, с. 14 --
16. Автором основной части "Слова о посте" мог быть Даниил Заточник,
так как здесь встречаются очень близкие литературные приемы: автор
говорит о "разбивании младенца своего о камень", а, определяя
скоротечность человеческой жизни, пишет что "время твое течеть, аки
речная быстрость", применяя метафору Даниила. Автобиографические
черты подтверждают это предположение: "Мы же походили по Болгаромь,
мы же по Половцемь, мы же по Чюди, мы же по Вятичемь, мы же по
Словеном, мы же по иным землям..." (Гальковский H. М. Борьба
христианства..., с. 15). В середине многих перечисленных земель
находилось Владимирское княжество; Словене и Чудь могли быть
известны автору во время пребывания в Новгороде (см.: Рыбаков Б. А.
Даниил Заточник и владимирское летописание XII в. -- В кн.: Из
истории культуры древней Руси. М., 1984, с. 183-186).
В этом замечательном подробном описании языческих обрядов и
поверий нет и следа посягательства на мясоядение при всех
праздничных пирах. Автор упрекает современников лишь в том, что в
страстную субботу (!) они с разрешения священников употребляют масло
и молоко, а в "великий четверг" (тоже на страстной неделе) приносят
умершим предкам в качестве требы мясо, молоко и яйца и
приготавливают им баню; приношение потом съедается самими
жертвователями в пасхальное воскресенье, когда скоромная еда уже
разрешена. Автор указывает на вопиющее противоречие: в церкви идет
служба, посвященная смерти казненного Христа, а русские двоеверцы в
момент самой кульминации пируют за скоромным столом... Во время
споров о мясоядении речь никогда не шла о пасхе и пасхальном цикле;
практика ушла дальше. О том, что составляло предмет споров -- о
праве на мясную (в прошлом -- ритуальную) пищу в дни православных
праздников -- в "Слове о посте" нет и намека. В более поздних
поучениях о соблюдении постов тоже нет речи о нарушении постов ради
дедовских обычаев. Значит, рождественские окорока и новогодние
поросята, хорошо известные нам по художественной литературе XIX --
начала XX в. устояли от натиска церковников XII в. и вошли в русский
быт, как старая праздничная традиция.
*
Наследницами чисто языческих обрядовых трапез являются
древнерусские "братчины" -- общесельские пиры у часовни или около
церкви или даже в церковной трапезной (если позволяли ее размеры) в
тот или иной православный праздник. Известны "братчина Никольщина",
"братнина Петровщина" и др. На братчинах "всем миром" варили пиво,
закалывали быка. Братчины впервые упоминаются в XII в. Полочане в
1159 г. хотели заманить обманом князя Ростислава Глебовича: "и
начаша Ростислава звати льстью у братьщину к святей Богородици к
Старей, на петров день, да ту имуть и" 174-175. Братчины подробно
описаны в новгородских былинах о Ваське Буслаеве.
Этнографические братчины русского Севера хорошо зафиксированы
исследователями.
Петровская братчина, упомянутая летописью, была завершением
русальского цикла и в древности, вероятно, была посвящена Дажьбогу,
так как в петров день (29 июня) еще в XIX в. старики ходили на холмы
за селом смотреть как при восходе "играет солнце".
Братчинами являлись и осенние праздники урожая, когда
заклинательное содержание "собора" заменялось благодарственным.
Этнографически известны праздники спаса в начале августа (1 и 6) и
знаменитый "госпожин день" -- успение божьей матери 15 августа.
Средневековые письменные источники настойчивее всего говорят
о таком осеннем празднике урожая, как рождество богородицы 8
сентября и соединенное с ним празднование Рода и рожаниц. Это время
завершения основных сельскохозяйственных работ, когда яровые хлеба
не только сжаты, но и весь урожай обмолочен и зерно ссыпано в
закрома. Время от 29 августа по 9 сентября (по старому стилю)
именуется в народе "бабьим летом". Этнограф С. В. Максимов на основе
собранных им наблюдений и корреспонденции так характеризует праздник
урожая 8 сентября:
"Празднество это, в зависимости от урожая, отличается большим
разгулом. При видимо благополучном результате жатвы "оспожинки"
справляются иногда в течение целой недели: чем урожайнее было лето,
тем продолжительнее праздник".
"Это деревенское "пировство" развертывается по всем правилам
хлебосольства и со всеми приемами гостеприимства по преданию и
заветам седой старины и по возможности широко и разгульно" 176.
Главный праздник бабьего лета -- рождество богородицы -- был
в древней Руси и праздником рожаниц. Первоначально праздновали Роду
и рожаницам, а со временем все внимание было перенесено на женские
божества плодородия 177.
"Сего же (языческих молений) не могут ся лишити, наченше в
поганстве, даже и доселе -- проклятого того ставленья вторыя трапезы
Роду и рожаницам на прелесть верным христьяном..." 178.
Культ рожаниц был общественным: вплоть до XVIII в.
переписывались поучения против язычества, в которых бичевалось то,
что "Бабы каши варят на собрание рожаницам" 179.
Праздник языческих рожаниц был подключен к такому созвучному
православному празднику, как рождество богородицы: и там и здесь
речь идет о рождении новой жизни; в одном случае -- ребенка (после
долгой бездетности), а в другом -- нового урожая.
Кроме христианского двунадесятого праздника рождества
богородицы, праздновался почти одновременно (или на следующий день?)
второй праздник, учреждалась "вторая трапеза" в честь Рода и
рожаниц. Эти два совершенно различных но происхождению праздника
настолько слились воедино, что средневековые "череву работние
(чревоугодливые) попове уставиша трепарь прикладати рождества
богородицы к рожаничьне трапезе", а современная нам православная
церковь XX в. производит в этот день "благословение хлебов", при
котором трижды поется тропарь рождеству богородицы 180.
С исключительной силой и экспрессией безымянный церковный
автор, писавший ранее середины XII в., обрушивается на эти
рожаничные трапезы: "Вас же, покинувших меня, забывших мою святую
гору, готовящих пир в честь Рода и двух рожаниц, наполняющих ковши
свои на потребу бесам, -- вас я предам мечу и все вы падете
пронзенными!... Я вас звал и вы не отозвались; я говорил вам и вы
не слушали... Когда верные мне люди начнут пировать -- вас будет
мучить голод, но сыты вы будете лишь тем, что приготовили
рожаницам... Возрадуются (верные) в веселии сердца, вы же,
покорившиеся бесам, молящиеся идолам и устраивающие пиршества в
честь Рода и рожаниц, вы закричите в сердечной муке, будете рыдать
в судорогах сердец своих!" 181
173 Гальковский Н. М. Борьба христианства..., т. I, с. 141 и
сл., 224 и сл.
174-175 Ипатьевская летопись, 1159 г.
176 Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила, с.
500.
177 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 466-470.
178 Гальковский Н. М. Борьба христианства..., с. 25.
179 Гальковский Н. М. Борьба христианства..., с. 94.
180 Православный церковный календарь..., с. 36.
181 Здесь дан мой перевод "Слова Исайи пророка о поставляющих
вторую трапезу Роду и роженицам" ("Язычество древних славян...", с.
446). Древнерусский текст см.: Гальковский Н. М. Борьба
христианства..., т. II, с. 24.
Написанное примерно в эпоху Мономаха, это поучение
переписывалось на протяжении шести столетий вплоть до XVII в. Это
говорит о жизненности самого явления, о длительном и устойчивом в
крестьянской среде бытовании праздника рожаниц, лишь внешне
прикрытого богородичным праздником.
Если мы обратимся к вышивкам русского Севера XIX в., то мы
найдем там интереснейшие изображения рожаниц внутри построек и, что
особенно интересно, внутри явно церковных построек с главами и
крестами 182. На вышивке из с. Ботихи (с. 500) церковная постройка
дана как бы в разрезе: в середине основная клеть храма с
изображением рожающей женщины (святой Анны, рождающей Марию?).
Ярусом выше, по бокам основного здания, как бы на его гульбище (тоже
покрытом главами) изображены две рожаницы.
Если мы обратим внимание на севернорусскую церковную
архитектуру XVI -- XVIII вв. того времени, когда еще бытовали и
обновлялись списки гневных порицаний культа рожаниц, то найдем здесь
много больших деревянных храмов с широкими гульбищами вокруг них.
Такие храмы были вполне пригодны для праздничных пиршеств, так как
в древней Руси даже княжеские пиры устраивались на "сенях", на
"сеньнице", т. е. на окружающем здание балконе-гульбище второго
этажа.
В 1150 г., когда князь Изяслав Мстиславич форсированным
маршем шел на Киев, занятый Юрием Долгоруким, сын Юрия -- Борис
охранял западный форпост -- Белгород.
"... в то же веремя Борис пьяшеть в Белегороде на сенъници с
дружиною своею и с попы белогородьскыми" 183.
Каменные церкви с широкими галлереями известны нам. Такова
была, например, церковь во Вщиже, построенная для племянницы
упомянутого Бориса 184.
Традиция постройки церквей с обширными гульбищами сохранилась
и в Прикарпатской Руси. Украинские мастера XVII -- XIX вв. оставили
ряд грандиозных деревянных храмов с несколькими ярусами гульбищ,
которые служили как трапезные помещения во время праздников.
Особый интерес для нашей темы представляют севернорусские
деревянные храмы, своеобразным "разрезом" которых является
упомянутая вышивка с двумя рожаницами вне основного храма 185-186.
Высокие просторные церкви, лучшим образцом которых является храм в
Кижах, зачастую обнесены обширным гульбищем, которое обходило храм
с трех сторон и поэтому не было пригодно ни для богослужения, ни для
крестного хода. А для праздничной трапезы такие балконы подходили
вполне. Такова церковь в с. Холм Ярославской области, построенная в
1552 г. 187 Такова церковь Рождества Богородицы (!) 1566 г. в с.
Передки.
Есть целый ряд храмов, у которых трапезные устроены более
обширными, чем само молитвенное помещение церкви188-189. В этих
обширных трапезных обычно устраивали посередине два массивных
подпорных столба, облик которых должен привлечь наше внимание. У
этих столбов обязательно присутствуют два укоса, идущие к потолку,
якобы для увеличения площади подпора, но на самом деле они
неконструктивны, так как в ряде случаев не доходят до потолка 190.
Идолообразные столбы трапезных всегда парные, точно так же, как
парны и идущие от них кронштейны. Общий вид их с кронштейнами очень
напоминает человеческую фигуру с воздетыми кверху руками. Эти
рукообразные укосины завершаются наверху лебедиными или конскими
головами, что позволяет сближать их с народной вышивкой этих мест,
где очень часты женские фигуры с поднятыми к небу руками и
обязательными птицами и конями по сторонам.
182 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 499-501.
183 ПСРЛ, т. II, с. 56. Войска подошли к Белгороду 6 апреля.
(Не пасха ли?).
184 Рыбаков Б. А. Стольный город Чернигов и удельный город
Вщиж. -- В кн.: По следам древних культур. М., 1953, рис. на с. 119.
185-186 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, рис. на с.
500-501.
187 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 171, рис. 378.
См. также рис. 379.
188-189 Забелло С., Иванов В. и др. Русское деревянное
зодчество. Л., 1942, с. 99, 125, 118 и др.
190 Забелло С., Иванов В. и др. Русское деревянное зодчество,
с. 99, рис. 221 и 224; с. 119, рис. 274 и 275; с. 199, рис. 435; с.
200, рис. 439; с. 125, рис. 287, 288; Рыбаков Б. А. Русское
прикладное искусство. М., 1962, т. I, рис. 19 и 59. Здесь кронштейны
даже не соприкасаются с матицей потолка.
Думаю, что не будет большой натяжкой признать эти богато
орнаментированные "рукастые" столбы в просторных трапезных, могущих
вместить одну-две сотни пирующих, схематичными изображениями тех
двух рожаниц (в рукописях стоит двойственное число), в честь которых
8 или 9 сентября наполнялись "черпала" и пелся тропарь рождества
богородицы. Церкви с такими своеобразными идолами рожаниц строились
тогда, когда поучения, направленные против культа рожаниц и "второй
трапезы" им, еще продолжали размножаться в новых списках, когда на
обрядовых полотенцах еще вышивали схему церкви со сценой рождества
богородицы, а сбоку, на уровне церковного гульбища изображали двух
рожаниц.
Тему о языческих празднествах очень трудно закончить, даже
доведя ее в каком-то одном разделе до XVII в. Эта тема мощно и
полнокровно вливается в поток русской народной культуры XVIII -- XIX
вв. и наиболее полно представлена в необъятном и ярком
этнографо-фольклорном материале.
Надеюсь, что после книг, посвященных глубоким корням
язычества и встрече исконного русского религиозного мышления с
христианством, появятся новые исследования, знакомящие нас со всем
богатством русской народной обрядовой, песенной культуры и
традиционного изобразительного искусства, хранящим отголоски
отдаленных времен.
Часть третья: Двоеверие – 11-13 века
Глава четырнадцатая: Историческое развитие славяно-русского язычества
"Язычество", как известно, -- крайне неопределенный термин, возникший в церковной среде для обозначения всего нехристианского, дохристианского. Этим термином должны были покрываться самые разнородные и разного исторического уровня религиозные проявления: и мифологизированная религия античного мира, и представления первобытных племен, и дохристианские верования славян, финнов, германцев, кельтов или домусульманская религия татар. Однако во всеобщности, всеохватности термина "язычество", одностороннего по происхождению и сумбурного по существу, есть одно несомненное достоинство: расплывчатый термин пригоден для всех стадий первобытных религиозных воззрений вплоть до появления выросших из язычества мировых религий. Славяно-русскую часть обширного общечеловеческого языческого массива ни в коем случае нельзя понимать как обособленный, независимый и только славянам присущий, вариант первобытных религиозных представлений. Вычленение славяно-русского происходит лишь по этногеографическому, локальному принципу, а не по каким-либо специфическим чертам, которые могут выявиться (а могут и не выявиться) в процессе последующего рассмотрения. Хронологические рамки рассмотрения материалов по язычеству, как показал самый ход исследования, не могут быть ограничены заранее намеченной эпохой: корни многих явлений уходят в каменный век, а их пережитки могут сохраняться вплоть до XIX в. Главным, определяющим материалом для изучения язычества является этнографический: обряды, хороводы, песни, заговоры и заклинания, детские игры, в которые выродилась архаичная обрядность, волшебные сказки, сохранившие фрагменты древней мифологии и эпоса; важен символический орнамент вышивки и резьбы по дереву. Ценность этнографических данных уменьшается по мере приближения к современности. Записи, сделанные в дореформенной России (до 1861 г.), содержат наиболее архаичные формы, которые в Дата добавления: 2015-11-03; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
|