|
Читайте также: |
бытовавшую на колтах и диадеме и выражавшую ту же самую идею
повсеместного заклинания природы, теперь дополнила новая форма
заклинания посредством лаконичного императива: "живите!"
В начале XIII в. во Владимире, быть может под воздействием
белокаменной резьбы соборов, возник новый стиль украшения широких
браслетов, клейма которых как бы воспроизводили квадры резного
камня. Но главное в том, что наряду с обычными сюжетами здесь
появляются интересно обобщенные символы, основанные на несколько
более ранних, уже известных нам переплетениях корней, водных струй,
солнечных кругов. В одном случае орнаментальный узел между двух птиц
состоит из 0-образной фигуры ("глории"), усеянной точками-каплями и
переплетений, характерных для изображения корней. Всю фигуру можно
обозначить как идеограмму корней, повсеместно орошенных влагой.
Другой символ, ритмично повторенный на другом браслете 8 раз в
нижнем ярусе, представляет собой позолоченный круг, оплетенный
лентами с каплями. Его можно истолковать как подземные, причудливо
переплетающиеся воды (или воды и корни) и согревающее их солнце, т.
е. "вода" и "тепло" -- два условия развития природы.
На широких браслетах обильно представлен мир реальных и
фантастических животных и птиц, семантику которых не всегда можно
определить, а рассмотреть их лучше в связи с основным содержанием
русальских браслетов. Здесь есть птицы разных видов, звери вроде
собак, или волков, семарглы, грифоны, львы, русалки-сирины, кентавры
с мягкими когтистыми лапами, львы с человеческой головой и др.
*
Наблюдения над характером орнаментации каждого отдельного
браслета или их парного гарнитура убеждают в том, что здесь, как и
во многих других областях заклинательной языческой орнаментации,
действовал принцип усиления обособленного положительного символа
(солнце, вода, росток) не только их повторением, но и показом
жизненной динамики. При всей схематичности заклинательных знаков
удается выявить динамику развития данного символа, что особенно
четко выступает при анализе символов растительности: простой
схематичный росток на соседнем клейме того же браслета может
превратиться в пышно распустившийся, а где-то на другом конце этого
же предмета он может предстать зрелым "древом" с отягощенными
ветвями.
Мастера вводили элемент развития, фактор времени, расширяя
заклинательную силу на целый сезон, на все время роста растений, на
все фазы его. Следует оговориться, что эти элементы не всегда
располагались в строгом порядке; существенно было само наличие их на
браслете.
Рассмотрим несколько примеров.
Рязанский браслет 1970 г. Вертикальные дождевые полосы; на
одной -- зигзаги дождя и между ними по три точки; на следующей
полосе на месте этих точек -- уже ростки, следовательно, в данном
случае точки следует рассматривать как семена. На третьей полосе --
обрубленные ветви, очевидно, символизирующие русальные (троицкие)
березовые ветки.
Браслет владимирского клада: в центре сердцевидная схема
основы растения, а по бокам уже готовые плоды (шишки хмеля?). На
браслете из Михайловского клада в нижнем ярусе в одном из клейм на
переплетенном корне изображена почка, а в другом клейме в
аналогичном случае дан уже распустившийся росток.
Пожалуй, самым показательным является гарнитур из двух
браслетов клада 1939 г. на Стрелецкой улице в Киеве 98. Здесь
эволюция прослеживается и в верхнем и в нижнем ярусе. Из пяти знаков
растительности первым следует считать тот "узел живота", у которого
еще нет ростка над острием сердцевидного переплетения. Следующими
будут две створки с птицами и семарглами, на которых сердцевидное
переплетение уже увенчано ростком. Поздний этап вегетативного
периода представлен на четвертой створке, где рядом помещены две
сердцевидных композиции: на левой переплетение упрощено, а внутри
лент-корней показаны тонко-зигзаговые линии, означающие, очевидно,
соки, впитываемые корнями, В соседней арочке в центре переплетения
возникает пышно распустившееся растение. Это уже последняя, высшая
стадия расцвета. Но стадия полного созревания, известная по другим
браслетам, здесь не показана.
98 Корзухина Г. Ф. Русские клады..., т. XL № 101. Рисунки
Корзухиной Г. Ф. неточны.
Данный гарнитур, по-видимому, предназначался для весенних
празднеств, но не для летних: здесь нет отягощенных древес, нет
удвоенного солнца, которое могло бы указывать на Купалу. В пользу
этого говорит и то, что здесь изображена вспаханная земля, а
дождевые струи еще не поливают взошедших ростков -- здесь изображена
только волнистая линия дождя и черточки (капли?).
Большой интерес представляет корреляция разных форм знака
растительности в верхнем ярусе с разными видами подпочвенной влаги
в клеймах нижнего яруса. Выясняется, что простейшие формы знака
растительности (без ростка наверху, без влаги в корнях) соотносятся
с простой плетенкой, изображающей воду без солнечных кругов в
составе плетенки. Развитая форма знака с пышным цветком
сопровождается водной плетенкой с вкрапленными в нее одиночными
солярными знаками. Знаки солнца помещены не в верхнем ярусе над
животными и птицами, как делалось в тех случаях, когда они
изображали солнце вообще или двойное светило летнего солнцеворота
(Купала), а показаны вместе с водой, в единой системе
почвенно-водно-корневого переплетения. Наличие солнечных знаков в
воде конца весеннего сезона (расцвет, но не созревание) может
означать лишь одно: в пору пахоты и сева, в пору появления первых
ростков (конец апреля -- начало мая) вода, питающая растения, еще
холодна, а в пору расцвета (июнь) вода, в том числе и подпочвенная,
уже согрета солнцем, что и показано наличием в ее ярусе солярных
злаков.
Средневековые люди, готовившие браслеты для
аграрно-магических действий, прекрасно понимали, что солнце -- не
только свет, но и тепло. Для показа теплой июньской воды они
остроумно применили совмещение; водной плетенки со знаком солнца.
Солярные знаки верхнего, небесного яруса, означавшие не
теплую почвенную воду, а самое солнце, тоже отражали календарную
динамику природы: на одном и том же браслете мы видим как одиночные
знаки солнца, так и удвоенные, связанные, несомненно, с летним
июньским солнцеворотом, с разгаром лета к купальским русалиям.
Достаточно вспомнить календарь IV в., где весеннее равноденствие
обозначено одним солнечным крестом, а июньское солнцестояние двумя
крестами и символом воды. Совершенно то же самое мы находим на
браслете из михайловского клада в Киеве: в верхнем ярусе -- лев и
над ним двойное солнце, а в нижнем ярусе под этим клеймом -- вода,
прогретая солнцем. Сочетание льва и усиленного двойным знаком солнца
вполне естественно, и дело здесь не только в том, что образ льва
попадал к русским мастерам при посредстве импортных тканей и
чеканных изделий -- русские люди ежегодно ездили в южные страны, в
"жребий Симов", туда, где водятся львы, и ассоциация льва со зноем
"макушки лета" вполне естественна и обоснованна. Сложнее объяснить
композицию на другом браслете того же гарнитура Михайловского клада.
Ведь этот браслет разделен на четыре больших квадратных клейма без
подразделения на ярусы. В трех клеймах изображено по одному солнцу
и под ними: два льва и волк (пес?). Между волком и одним из львов в
четвертом клейме помещена длинноногая птица и рядом с ней два
солярных знака. В данном случае купальские русалии в конце июня,
когда "солнце играет" символизирует птица с длинной шеей и хохолком
на голове, в которой легко узнать журавля-красавку (Anthropoides
virgo), обитающего в южной половине тогдашних русских земель 99.
Прилет журавлей означал приток весеннего тепла: "Журавль прилетел и
теплынь принес". Весенние игры и знаменитые пляски журавлей
совпадали с началом русалий. Отлет журавлей совпадал с осенними
праздниками урожая: "Кто когда хочет (улететь), а журавль к спасу",
т. е. тогда, когда справляли праздник первых плодов 100.
Известен ряд хороводных песен, обращенных к журавлям:
Жура, жура, журавель,
Журавушка, журавель!
Журавли, наравне с аистами, голубями и соловьями, считались
на Руси "божьими птицами" 101.
Известны "веснянки" -- ритуальные песни встречи весны (с них,
видимо, и начинались русалии), в которых наряду с жаворонками и
лебедями были и обращения к журавлям. Песня исполнялась на гумне,
где поедались специально выпеченные из теста фигурки журавлей. "В
старину этот обычай исполнялся взрослыми, теперь же исключительно
детьми" 102.
По данным орнитологов, пребывание журавлей-красавок в наших
краях таково: прилет весной, в конце марта -- начале апреля. Живут
журавли дружными парами, и гнезда семей расположены очень далеко
друг от друга на постоянных, из года в год занимаемых местах.
"Сразу по прилете на места гнездовья начинается ток, так
называемые "пляски", на которые собирается большое количество
особей. Для "плясок" выбирается ровная сухая площадка и на ней на
утренней и, в особенности, на вечерней заре собираются все
гнездящиеся поблизости птицы. Собравшись, журавли образуют круг,
иногда в 2 или 3 ряда, оставляя середину свободной. На середину
круга выходят несколько птиц и начинают подпрыгивать, распускать
крылья, вытягивать шею, наклоняться, приседать, распуская перья зоба
и издавая при этом трубные звуки. Утомившиеся птицы возвращаются на
свои места в кругу зрителей, а на их места, на середину круга,
выходят новые и снова начинаются танцы. Затем красавки всей стаей
поднимаются, описывая круги в воздухе, и улетают" 103.
Ну чем не "игрища межю селы"! Слет из разных гнездовий,
хоровод, танцоры и танцорки, "пение" и все это в прямой связи с
солнцем, с зарей. Подобные игрища журавлей наблюдаются иногда и на
протяжении лета.
Думаю, что особое отношение славян-язычников к журавлям
объясняется этими интересными брачными танцами. Нельзя отрицать
того, что календарная близость таких плясок к девичьим русальским
пляскам должна была сблизить в сознании древних людей этих
грациозных птиц с весенним русальским комплексом.
Браслет Михайловского клада является не единственным примером
изображения журавля в русском прикладном искусстве XII -- XIII вв.
Схематичные (сильно укороченные) журавли есть на колте из Терихова,
где они находятся у символов плодородия 104, и на браслете из
Владимира, где журавль (?) изображен около "узла живота" и
созревшего плода (шишки хмеля) 105.
Но самым интересным является браслет из киевского клада 1893
г. 106 В шести крупных арках (браслет не разделен на ярусы)
размещены четыре журавля и между ними два грифона. Между арками --
орнаментальные узлы, которые можно истолковать как "корни, напаяемые
водой". Все журавли обрамлены красивым сложным переплетением стеблей
и ростков, образующих одинаковую стройную систему, в сердцевине
которой знак земли, разделенный на четыре части с отходящими от него
во все четыре стороны стеблями с криновидными ростками на концах. У
грифонов тоже по четыре ростка, но один обращен не вверх, а вниз, к
земле. Вода, земля, растительность уже, тем самым, представлены на
браслете.
99 Ганзак Я. Иллюстрированная энциклопедия птиц. Прага, 1974,
с. 238-239.
100 Даль В. И. Словарь, т. I, с. 547. Иногда журавли отлетали
и позже.
101 Токарев С. А. Религиозные воззрения восточнославянских
народов. М., 1957, с. 51.
102 Календарно-обрядовая поэзия сибиряков. Новосибирск, 1981,
с. 171, 181.
103 Птицы Советского Союза. М., 1951, т. II. Раздел
"Журавли", автор А. М. Судиловская, с. 136.
104 Гущин А. С. Художественное ремесло..., т. XIV, р. 3.
105 Кондаков Н. П. Русские клады, т. 4.
106 Кондаков Н. П. Русские клады, рис. 88 и 120; Корзухина Г.
Ф. Русские клады..., т. XXXV, рис. 1; Рыбаков Б. А. Прикладное
искусство..., рис. 43, 161.
Динамика развития растений прослеживается и здесь: на одной
створке браслета около журавлей вырастает узкий трехлистный крин, а
у другой пары птиц растение дало уже пышную пятилистную форму.
Однако растительного символа в виде древа с отягощенными ветвями,
обозначающего созревание, здесь еще нет; следовательно, имелся в
виду весенний период, завершающийся июнем, как и на браслете из
стрелецкого клада 1939 г. Очевидно, время летнего солнцестояния (два
солнца) было календарным пределом для браслетов с изображениями
журавлей, что совпадает и со временем последних журавлиных плясок в
июне.
На интересующем нас браслете все журавли танцуют: одна нога
журавля стоит на горизонтальном подножии арки, а другая упирается в
вертикальную стойку. Птицы попарно обращены друг к другу головами.
Грифоны, которые, как мы знаем еще по турьему рогу из Черной Могилы,
содействовали весеннему расцвету природы, здесь вполне на месте --
каждый из них обращен к одной из танцующих пар.
Журавлиные пляски нередко производились по кругу; браслет,
будучи надет на руку русальской плясуньи (а это зафиксировано
изображениями на самих наручах), образовывал как бы журавлиный
круговой хоровод 107.
107 В составе клада 1892 г. был найден железный топор
(Кондаков Н. П. Русские клады, с. 140). Из 170 кладов, найденных до
середины XX в., это единственный клад с такой необычной находкой.
Русальский характер браслета с журавлями вполне согласуется с
ритуальным значением топора: у македонских славян топор заменяет
жезл предводителя русальской дружины, так и называемого "топорником"
("балтаджи"). Перед обрядовым танцем он проводит топором окружность
вокруг хоровода. Сам он пляшет в середине кола. "Движением
обращенного вперед топора он подает знак к началу и окончанию танца"
(Белецкая Н. Н. Аграрно-магическая основа и драматизация в
традиционных святочных игрищах Македонии. Ckoплje, 1968, с. 109).
Автор напоминает, что "на изображении готских игр, аналогии которых
с зимними русалиями показаны Веселовским, один из ряженых вооружен
топором" (там же).
Изображения журавлей есть на серебряной оправе рукояти ножа
из киевского клада 1885 г. в усадьбе Есикорского, упомянутого выше
в связи с пряслицем колдуньи Потворы 108. На одной стороне
изображены два журавля по сторонам "узла жизни" (со знаком земли),
увенчанного распустившимся пятилистием. На другой стороне оправы
выгравирована птица и около нее вертикальная водная плетенка,
которая может означать только дождь, магически вызываемый на землю
и растения. Такая полная магическая формула, изображенная на ноже с
дорогой серебряной рукоятью, невольно напоминает нам описание
жертвоприношений кур в "Слове Иоанна Златоуста". Сказав, что русские
люди продолжают молиться не только Перуну и Хорсу, но и вилам,
Макоши и берегиням, впоследствии отождествленным с русалками, автор
поучения пишет:
"...а инии в Сворожича (Дажьбога?) верують и в Артемиду
(Ладу), им же невегласи человечи молятся и куры им режють. О, убогая
курята, оже не на честь святым предашася, ни на честь верным
человеком, но на жертву идолам режются... а ипеми в водах
потапляемы суть" 109.
108 Кондаков Н. П. Русские клады, с. 125-126, рис. 81.
Пряслице найдено не в составе клада, а на месте клада.
109 Гальковский Н. М. Борьба христианства..., т. II, с. 59.
Моления в честь вил и берегинь, при которых кур или режут или
топят в воде, прямо связаны с весенне-летними русалиями, с молениями
о дожде. Журавли оказались вплетенными в такой комплекс: земля,
распускающееся растение, небесная вода, нож, женщина-колдунья...
Слово "потвора" ("потворинъ прясльнь") могло быть нарицательным,
могло быть личным прозвищем киевской ведуньи-ведьмы.
Близость пряслица к месту зарытия клада с жертвенным ножом
вполне оправдывает Н. П. Кондакова, издавшего замечательную
эпиграфическую находку вместе со всеми украшениями клада.
Культ журавлей, возможно, прояснит вопрос о корнях русской
сказки о Жар-Птице. Эта сказочная птица наделена многими чертами,
совершенно чуждыми журавлям, но следует обратить внимание на то, что
многие словесные обозначения жара, раскаленных угольев фонетически
очень близки к словам, обозначающим журавлей:
"Жеравик" -- омоним, обозначающий и журавля и раскаленные
угли.
"Жеравь" -- журавль.
"Жеравый" -- горящий, жаркий, раскаленный.
"Жаравь" -- журавль.
"Жарявый" -- горящий, жаркий 110.
Близость написания, достигающая иногда омонимического
тождества, привела к сближению двух семантически не связанных
понятий точно так же, как близость архаичного слова "конъ" (основа,
начало, кон) к "коню" привела к тому, что печной опорный столб в
избе -- "коник" -- стал оформляться в виде конской головы.
Реальные журавли устраивают свои хороводные пляски на
вечерней или утренней заре; реальные журавли в июне (когда
появляются птенцы) "каждый вечер и утро летают на кормежку на
ближайшие хлебные поля" 111. Сказочная Жар-Птица (может быть от
"Жаравь"-птица?) прилетает на пшеницу и ее караулят от зари до зари.
Огненные свойства священной птицы, ее светящиеся перья могли
возникнуть в результате освещенности ее лучами восходящего или
закатного солнца; содействовало этому и сходство слов "жаравь"
(птица) -- "жарявый" (раскаленный).
110 Срезневский П. И. Материалы..., т. I, стлб. 845.
111 Птицы Советского Союза, т. II, с. 108.
А первичной основой для сказки могло служить поверье, что
счастье и удача выпадает тому, кто первым увидит журавлиные русалии.
Быть может, весенние русальские игрища людей должны были начинаться
после того, как кто-то из людей уже увидел хоровод и пляски птиц,
принесших с далекого юга тепло и расцвет природы?
Изображения журавлей вместе с покровителями растений
семарглами на русальских браслетах и на жертвенном ноже подкрепляют
мысль о связи русалий с журавлями. Не противоречит этому и наличие
волка на одной створке с журавлем: волки, покровителем которых был
св. Георгий (егорьев день 23 апреля), и в сказках о Жар-Птице
выступают нередко как помощники героя. Внести большую определенность
в выводы, к сожалению, не представляется возможным.
Оценивая только одну часть орнаментики языческих наручей XII
-- XIII вв. -- аграрно-магическую символику их, мы должны признать
ее весьма ценной и важной. Как и в магической орнаментации дома,
когда люди стремились оградить свою "хоромину" от зла не только
отдельными, изолированными символами, а всей системой, движением
солнца, динамикой закономерности природы, так и в русальских
браслетах и в парадной диадеме мы тоже видим продуманную систему и
стремление выразить календарное развитие природы, накопление
вегетативной силы, динамику весеннего расцвета с целью воздействия
своими обрядами на этот расцвет.
Русальские обряды
Широкие серебряные наручи из аристократических кладов,
найденных в разных концах Руси, раскрывают перед нами не только
разнообразную и изощренную языческую символику, являвшуюся как бы
письменностью карпогонической магии, но и дают нам драгоценные
изображения главных языческих обрядов годового цикла -- русалий 112.
Прямое запрещение церковью русалий ("Грех есть плясати в русалиах";
"се же суть злая и скверная дела -- плясанье, гусли... игранья
неподобный русалья"), категорическое осуждение женщин, исполняющих
ритуальные танцы ("Пляшущая бо жена -- любовница диаволя... невеста
сотонина..."), вполне объясняют нам особый характер этого раздела
украшений -- полное отсутствие христианских изображений. Браслеты
предназначались не для парадного наряда, предусматривающего
появление княгини или боярыни в храме, и не для простого
повседневного убора, а для торжественного, но, очевидно, потаенного
участия в прадедовских обрядах.
Русальные обряды изображены на шести широких двустворчатых
наручах ХII--ХIII вв.112а.
112 Рыбаков Б. А. Русалии...
112а Для устранения громоздкости в обозначении браслетов
употреблю следующие условные названия:
Киевский. См.: Петров Н. Альбом достопримечательностей
церковно-археологического музея Киевской духовной академии. Киев,
1915, вып. IV -- V, рис. 1.
Музейный гарнитур из двух тождественных наручей коллекции
Гос. ист. музея. Местонахождение неизвестно. См.: Рыбаков Б. А.
Ремесло..., с. 268, рис. 60.
Рязанский. Найден в Старой Рязани. См.: Даркевич В. П.,
Монгайт А. Л. Старорязанский клад 1966 г. -- Сов. археология, 1967,
№ 2, с. 211-223.
Серенский. Литейная форма из Серенского городища. См.:
Никольская Т. Н. Земля вятичей. М., 1981, рис.
Тверской. См.: Тверской клад 1906 г. -- ЗОРСА, 1915, т. XI,
табл. II, рис. 1-2.
Городищенский. Клад из с. Городище Хмельницкой обл. См.:
Археологiя, вып. 16.
Демидовский. Из с. Демидова близ Николаева. См.: Грушевсъкий.
Молотовське срiбло. ЗНТ IM. Шевченка, XXV. С русалиями связан
условно.
Укрупненные фотографии ряда наручей изданы мною в "Прикладном
искусстве" (рис. 145-161).
Киевский наруч. Одноярусный; каждая створка разделена на три
арочки. В средних арочках семарглы в необычном виде взлета. Крылья
подняты и разведены в стороны, лапы протянуты вширь. Собачья морда
божества окружена нимбом. Все фигуры окружены черным фоном черни.
В левой арке изображена женщина, танцующая с распущенными
рукавами. Голова не покрыта, волосы лежат свободно, что, по всей
вероятности, указывает на девичий, а не женский обычай. Рубаха
женщины подпоясана и орнаментирована на груди. На руках, поверх
рукавов -- браслеты. Голова ее повернута вправо. Рукава от кистей
рук до земли орнаментированы прямыми и струйчатыми линиями. Левая
рука поднята вверх, правая опущена так, что струйчатый рукав
касается земли.
На этой же створке изображен гусляр. Он в свисающем колпаке,
в длинной вышитой на груди и на предплечьях рубахе. Гусли
пятиугольные. Гусляр, как и все персонажи этого наруча (включая и
обоих семарглов), обращен к плясунье.
На правой створке -- птица, кусающая себя за крыло, второй
семаргл и в крайней правой арке -- воин, исполняющий танец. Он с
открытой головой, юн, безбород; рубаха вышита. В правой руке нож или
меч; в левой -- небольшой миндалевидный щит.
Гусляр является значительной фигурой; около него больше всего
ростков, входящих внутрь арочки снизу и сбоку. Может быть, это --
"леторасли" Кирилла Туровского, новые ветви, отросшие в этом году?
Но главной все же является Василиса Прекрасная (из сказки о
Царевне-Лягушке), исполняющая танец воды и жизни.
Музейный гарнитур. Два идентичных экземпляра, происходящие,
возможно, из Владимиро-Суздальской земли. Их особенностью является
отсутствие черни -- все фигуры в арочках выделены позолотой. Есть
нижний ярус со знаками воды (под участниками русалий) и с
изображением корней под арками с зайцами и птицами.
Арки верхнего яруса, как уже говорилось, возможно,
символизируют небосвод с дождевыми каплями. Каждая створка разделена
пополам вертикальной полосой с дождевыми каплями и схематическими
ростками. В образовавшихся секциях по две арки с замкнутым сюжетом
и над арками у самого верхнего края помещена личина. Всего на
браслете четыре личины. Быть может, эта бородатая и крайне
схематичная личина над небосводом должна напомнить о существовании
верховного небесного божества?
В арках той створки, где нижний ярус весь посвящен теме
почвенной воды, даны две пары человеческих фигур: в правой секции в
крайней правой арке изображен лицом влево мужчина, сидящий на
седалище со спинкой, а в соседней арке -- женщина, обращенная лицом
к мужчине и сидящая на каком-то более легком стуле иной конструкции.
Мужчина одет в короткую одежду с вышивкой на предплечье; женщина в
рубахе тоже с предплечьями и с "завеской" спереди.
Оба персонажа показаны оживленно беседующими: гравер крайне
тщательно и выразительно показал их руки. В соседней секции мужчина
изображен очень сходно, но под левой рукой он держит мех волынки,
углы бурдюка которой высовываются сзади него.
Женщина распустила длинные рукава и танцует перед музыкантом.
Левая рука поднята, правая опущена долу таким образом, что рукав
касается земли. Запястья сжаты браслетами, очевидно, для того, чтобы
плясунья могла управлять рукавами, изображая крылатую виду. Полосы
на рукавах-крыльях не продольные, как на киевском браслете, а
поперечные; точно так изображено здесь продолжение дождевых арок на
их вертикальных частях.
Плетенка воды в нижнем ярусе одновременно передает и основную
идею ритуала: "вода должна напоить корни" -- одна из лент плетенки
(корень) на всем протяжении покрыта каплями.
Секция наруча с танцующей девушкой и музыкантом в целом дает
нам общую картину трехъярусного мира.
На рассмотренной правой створке браслета изображено то, что
по сказке о Царевне-Лягушке должно происходить после взмаха правой
рукой, когда вокруг появились леса и воды. На соседней левой створке
показаны, как и следует по сказке, птицы и звери: два зайца и две
птицы. Птицы держат в клюве каких-то червяков (?), что календарно
может быть приурочено ко времени пахоты и сева. Под птицами и
зайцами в нижнем ярусе показаны очень декоративно парные корни.
Зайцы требуют особого рассмотрения. Прежде всего нужно
обратить внимание на то, что около морды каждого зайца изображена
красивая чара на поддоне -- зайцев угощают. Фольклорные славянские
материалы о зайцах очень обильны 113. Известны песни и поговорки,
связанные с зайцем; игры и танцы сохранили реминисценции древних
обрядов. Заяц в фольклоре расценивается как символ мужской
оплодотворяющей силы; с ним связано много эротических песенок и
присловий, широко применявшихся у славянских народов в процессе
свадебной обрядности. Отмечается связь зайца с фаллическим культом
114.
В пользу этого говорит и одно изображение на другом браслете
Дата добавления: 2015-11-03; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Ш Д ШИРОТА ДЛИНА 27 страница | | | Ш Д ШИРОТА ДЛИНА 29 страница |