Рыбацкий случай

...Рыбаки ловили рыбу, а поймали рака.

Целый день они искали, где у рака.....!

Частушка.

I

Рыбаки ловили рыбу...

Эту жутковатую историю я перескажу полностью и без изменений – как говорится, за что купил, за то и продаю. Прямиком и в точности, как поведал мне ее главный участник тех событий, Александр Б., заядлый рыбак с пятнадцатилетним стажем. Оговорюсь сразу – семь лет как не пьет ничего крепче кефира – завязал после одной крайне неприятной истории, о которой и вспоминать не стоит. Итак, слово Александру Б.

Началось все в полседьмого утра. Сидим на бережку, ловим, курим – я сижу и рядом дед сидит, Тимофей. Однако не клюет – за все утро поплавки даже и не шелохнулись, стоят как вкопанные. И говорит тут Тимофей:

– А вот с недавних пор люди на рыбалке пропадать стали...

– Ну нашел, чем удивить! – отвечаю тут же ему, - я здесь сам с утра и до ночи пропадаю, поскольку нахожусь в отпуске.

А он мне: – Нет, не так пропадают, но основательно и безвозвратно! – слово "безвозвратно" было произнесено им так уверенно и зловеще, что у меня аж мурашки по спине побежали.

– Вон Васька Трофимов из третьего дома, - Тимофей кивнул в сторону пригорка справа, за которым начинался поселок, - недели три, что ли, назад, пошел вот так же поутру на затон – и все: ни слуху, ни духу. Только сумку со снастями и нашли после в кустах. Ни самого, ни удочек. Водолазов вызывали – те все дно обшарили – и без толку. Жена-красавица все глаза выплакала. Дочка осталась, пяти лет – как меня увидит, все подбегает да спрашивает: – "Дедушка Тимофей, а когда папа с рыбалки вернется?".

А вот еще инженер один был, из города – тот на омутах любил рыбку поудить – голавликов там, подъязиков, карасиков... Так вот, этот инженер...

– Дед, ну хватит страху тут нагонять! Ты лучше вот скажи мне, как знаток, как рыбак, так сказать, рыбаку – почему сегодня еще ни одна сволочь не клюнула? Вроде бы все им условия: солнышко только поднимается, тепло, ветра нет, туман легкий над рекою стелется... Рыба вон гуляет – слышишь, плеснула? Казалось бы, самый жор должен быть. нерест давно уже прошел, рыба голодная... Наверное, просто меньше ее стало, потравили всю.

Тимофей резко повернулся ко мне: – Говоришь, меньше стало? Нет, Саш, не меньше. К отраве-то она уже привычная. Скорее, это если отраву вдруг сливать перестанут, вот тогда вся рыба кверху пузом повсплывает – не вынесет она чистой речной воды. Не в этом дело. Рыба стала умней и хитрей. Почему? А вот почему: думаешь, она твои лески, грузила да крючки под водой там не видит? Видит прекрасно, да и по запаху чует. Нюх-то у нее – о-го-го! Сам знаешь. А на крючок лезет – дура потому что. Вот дура в уху-то и попадает, а умная, хитрая да внимательная в реке остается. Потом она дает потомство, из которого, опять-таки, самые тупые на крючок да в уху кидаются. Естественный отбор, понимаешь ли. В точности по покойному старику Дарвину.

Деда понесло. Он такой: начнет про что-нибудь заливать – все, не остановишь. Типичный рыбак.

– Вот ты, Саш, городской. А знаешь, сколько твоему городу годков-то? Знаешь, небось – шестьдесят с гаком всего лишь. А селу вот этому моему родному – Тимофей снова кивнул в сторону невысокого пригорка, из-за которого синели рифленые шиферные крыши – почитай, лет пятьсот уже. Представляешь: пять сот! И все это время, вот с этого берега вот этой реки, каждый божий день, кто-нибудь ловит рыбу на удочку. И отбор хитрых да умных продолжается. Полтыщи лет естественного отбора при участии, так сказать, человеческого фактора. Тьфу! – дед аж сплюнул от огорчения, - а ты вот явился нонче ни свет ни заря и еще клева, жора какого-то желаешь. Забудь.

– Но Сабанеев, к примеру, писал, что на Оке в окрестностях Каширы весьма уловистые...

– Наплюй ты, Саш, на своего Сабанеева! Это когда было-то? Когда рыба на сто лет глупее была, понял?

– Слушай, дед, а вот сетью если?

– И в сеть она не пойдет, пробовали уже. Бреднями да сетями здесь ловили не меньше времени, чем удочкой. Так что и на эти снасти рыба нынче весьма и весьма натренирована. И нисколько ее меньше не стало, и никуда она отсюда не пропала. Зато люди вот пропадать стали. Помнишь, я тебе недавно про инженера рассказывал, что на Кремиченке по омутам промышлял? Его там постоянно по выходным люди видели. Все на бережку с удочкой маячил, в штормовке да кепочке. А однажды вдруг бац! – и исчез – как корова языком слизнула. Только кепку потом в траве и нашли, да еще удочку модную дорогую, всю переломанную.

– Дед, а может, это бандиты его какие... – неуверенно попробовал выдать я свою версию случившегося.

– Какие, к лешему, бандиты! Он, считай, у всей деревни на виду там ошивался. Увидели б мигом твоих бандитов. А он просто сидел-сидел вечерком на берегу, вдруг бац! – и нету! Только кепочка да удочка в траве – и все, никаких следов.

– А если он это от несчастной любви: сидел, скучал, страдал, понимаешь, - а потом удочку об колено и в омут вниз головою – мол, прости, любимая и прощай?

– Вот это ты, Саш, уже переврал. У того парня такая нахальная и самодовольная морда была, что и никакая несчастная любовь не продерет. Из него Ромео, как из меня вкладчик швейцарского банка. Вот.

– Ага, - отвечаю я, - ты, дед Тимофей, со мной тут сейчас рыбу на бесклевье ловишь, да лясы точишь, а у самого, наверняка, где-нибудь в Цюрихе или Лозанне на счет твой миллионный денежки все капают и капают, капают и капают... А инженер твой пропащий тогда – Ромео получается, или, например, Пьеро.

Дед замолчал. Возразить ему было нечего. Ловко же я его заткнул!

II

...А поймали рака.

А солнце к тому времени уже прилично поднялось над горизонтом, и вполне ощутимо припекало. Оставшийся день было абсолютно нечем заняться, домой возвращаться с пустой сумкой не хотелось и я решил пойти вверх по течению на песчаную косу. Там можно искупаться, заодно наловив раков, а потом, перейдя автостраду, через километра три попытать рыбацкого счастья на перекатах. Хотя бы пескариков с ершами наловить. Смотал удочки, попрощался с дедом Тимофеем и отправился навстречу приключениям.

И они не заставили себя долго ждать. Часа через два я вовсю уже плавал и нырял в окрестностях прибрежной песчаной отмели, там, где она резким уступом сменяется топкою илистой ямой глубиною метра полтора. Несмотря на легкий ветерок, солнце палило нещадно. Выбираясь на берег, чтобы поместить во внутренности своей сумки очередного свежепойманного рака, краешком глаза вдруг обращаю внимание, как ветерок этот катит по песку маленькую скомканную бумажку. Фантик какой-то. Пригляделся – нет, не фантик. Что-то уж больно знакома мне эта бумажка: светло-коричневенькая такая, с буковками да циферками и сильно помятая. Подхожу ближе: так и есть – купюра. Сотенная. Не спеша, плавно перекатывается по-над берегом под легкими воздушными порывами и дуновениями.

Потянул было руку. Но тут же неким шестым чувством ощутил: не стоит этого делать. Опасно. Даже, я бы сказал, смертельно опасно – так подсказывало мне нечто в глубинах собственного подсознания. Тогда беру палочку – первую, что попала под руку, и аккуратно прижимаю с помощью нее загадочную купюру. Затем так же аккуратно, кончиками пальцев, беру денежку за уголок... Зря я это сделал! Ладонь как будто обожгло чем-нибудь. А купюра резко дернулась и вдруг исчезла совсем, подбросив в жаркий летний воздух с пригоршню речного песка. Бац! – и нету. Только ямочка одна маленькая осталась, и деревяшка в стороне валяется. Кто ж ее так выдернул-то – как будто рыбину подсек? Подсек... Смотрю на ладонь: из длинной неглубокой царапины вдоль линии жизни – кровушка капает и капает, капает и капает – прямо как деньги на швейцарский счет деда Тимофея. Как он там говорил? " – Сидел, ловил, вдруг бац – и нету!". - Как купюры, которую подсекли...

Вот оно что... Я так и сел на горячий песок. Утренние дедовы страшилки про исчезнувших рыбаков стремительно сложились в мозгу с исчезнувшей купюрой, подсечкой и порезанной ладонью. Так... Выходит, с минуту назад я тоже мог пополнить собственной персоной Тимофеев список пропавших – то бишь рыбаков, пойманных на удочку неведомым любителем свежей человечинки.

Когда я спешно одевался на берегу, в голове почему-то все время назойливо крутилась мысль о том, что, согласно гипотезе деда Тимофея, я – весьма даже умная и хитрая рыбина мужского пола. Я вполне оправдал доверие и прошел жестокое испытание естественным отбором при участии человеческого фактора. И вот теперь, получается, вполне готов к нересту, а уж потом, когда мое потомство проклюнется из икринок... Тьфу! ну и гнусь же иногда лезет в голову! Особенно после такого...

Впрочем, я не стал сильно переживать. Обувшись и одевшись, обмотал рубашкой голову на манер чалмы – чтоб не напекло, и отправился дальше, к автостраде и перекатам.

И вот, спустя где-то с полчаса, во всю топча драными кроссовками пыльный луговой проселок, вижу в примятой травке возле кустарника – вы думаете что? – да все ту же самую мятую сотню рублей. Причем в уголке ее ясно выделяется, вызывающе бросаясь в глаза, бурая подсохшая капелька крови – моей, между прочим, крови. Видать, кто-то там обратил чересчур пристальное внимание на умную и хитрую рыбину, оправдавшую доверие и прошедшую естественный отбор – то есть на мою рыбацкую персону. А это, однако, уже потихоньку перестает нравиться. Вспоминаю, как в таких случаях поступают умные рыбы. А умные рыбы, как правило, тщательно запутывают леску в подводных корягах, а затем не спеша и вальяжно уплывают прочь, злорадно потирая плавники. Вот и я – веру сухую разлапистую коряжину, поддеваю ей купюру и тычу в густой колючий кустарник. Делаю корягой внутри куста несколько резких движений, изображая поклевку, затем резко бросаю ее и тут же отпрыгиваю в сторону.

Опыт удался на славу: куст стремительно исчезает в неизвестности: бац – и нету. Вот вам, гады, вместо рыбы! Веточками похрустите! Есть такое печенье – "хворост" называется. Глубокомысленно смотрю в яму, образовавшуюся на месте былой колючей растительности – ту аж с корнями выдрало, затем поворачиваюсь и иду дальше – куда шел.

III

Целый день они искали...

Спустя еще полчаса.

Вот она, цивилизация! Путь мне преграждает высоченная насыпь, чуть далее к югу плавно переходящая в километровой длины мост через всю окскую пойму. Жаркий воздух буквально разрывается и стонет от множества автомобильных гудков: на шоссе и мосту опять пробка. Подхожу ближе и начинаю целеустремленно карабкаться вверх по почти отвесному склону насыпи. Обращаю внимание на характерный металлический блеск справа. Смотрю ближе – так и есть: несколько широких и щедрых россыпей одно-, двух-, и пятирублевой мелочи.

– Что, прикармливать научились, сволочи? – задаю вопрос мировому пространству, а затем хладнокровно сгребаю монеты в карман. Раз это всего лишь прикормка, крючков и подсечек можно не бояться.

Выхожу на автостраду и вижу огромную очередь из легковушек, автобусов и трейлеров различных мастей. Им всем очень не терпится попасть на противоположный каширский берег. Не знаю, как там грузовикам и автобусам, а вот владельцев легковушек вполне могу понять: как-никак, субботнее летнее утро, дача давно ждет, картошка не окучена, слива не доедена – с самой Москвы, видать, машины гнали, моторы мучили, а тут – эта пробка, гори она в аду!

А с той, южной, стороны, никакой пробки и в помине нет и здоровенные фургоны то и дело с ревом проносятся оттуда на Москву, обдавая меня горячими порывами ветра вперемешку с густыми облаками бензинового чада. Впрочем, не только меня. Больше всего я не завидую вон тому верзиле кило так под сто в погонах лейтенанта ГИБДД. Вот бедолага. По такой жарище, с автоматом на шее и штык-ножом на поясе, в полной летней форме, да еще и в бронежилете сверху (что поделать, времена такие). Он изо всех сил старается, регулирует этот пыльный и чадящий автомобильный хаос. Противогаз бы ему здесь явно не помешал – без него и за полчаса на шоссе отравишься на хрен – или респиратор, в худшем случае. не хотел бы я побывать на его месте.

Только собрался перейти эту проклятую цивилизацией и "Гринписом" дорогу – но что это?

– Ба! Старая знакомая! – всё та же несчастная сотенная купюра, поднятая порывом горячего воздуха от прошедшего мимо трейлера, плавно порхает мне прямо под ноги. Ну просто нет слов. Задолбали уже. На этот раз купюра не только с каплей моей крови, но и вдобавок перепачкана вся пыльным подмосковным суглинком. Хоть бы наживку сменили, рыбаки хреновы.

– Ну ничего, - вдруг подумалось с внезапно накатившей злостью, - сейчас я вас, скотов, так проучу, что и мало не покажется! Забудете, с какой стороны удочку держать. Это я вам точно обещаю – как рыба, прошедшая естественный отбор и оправдавшая доверие. В голове моментально родился план, в котором бронированному и вооруженному до зубов громиле-лейтенанту отводилась роль главного – и, увы, страдающего за правое дело героя.

Не торопясь, прогулочным шагом, попутно рассматривая застрявшие в пробке всевозможные автомобили, направляюсь в сторону лейтенанта. Он увлечен процессом дорожного регулирования и меня пока что не замечает. Злосчастная купюра, то замирая на миг на асфальте, то подскакивая в воздух от проносящихся с юга машин, тоже перемещается следом за мной – как будто так оно должно и быть. Обычно это люди заняты извечным поиском денег. Впервые в жизни вижу взбесившуюся деньгу, которая сама настойчиво преследует человека. Впрочем, оно не виновата. Она просто наживка. А меня преследуют неведомые рыбаки из иного загадочного мира – как крайне хитрую, упитанную и очень заинтересовавшую их добычу.

– Эй, вы там! Потерпите еще чуток. Будет вам сейчас рыбка. Еще более упитанная и к тому же вооруженная калибром 7,62. А за поясом у рыбки еще два полных рожка с патронами. Вы только потерпите...

А вот и лейтенант – уже почти в двух метрах от меня. Отчётливо вижу крупные капли пота на толстой выбритой бычьей шее под форменной кепкой. Перевожу дыхание, настраиваюсь на лирический лад, делаю приветливое и участливое лицо и...

– Извините, лейтенант – у вас тут деньги упали...

– Чего? –А! Спасибо... Толстая волосатая ручища хватает с асфальта коварную сотню – и, сотряся напоследок рычащим матом округу, вооружённый до зубов бронированный верзила исчезает где-то в подпространстве. Застрявшие в пробке дачники провожают его выпученными от удивления глазами. Ну что ж, извини, парень, не знаю, как тебя там звали. Надеюсь, ты справишься.

А потом, спокойно и не торопясь, я отправился удить пескарей на перекаты.

Эпилог.

...Где у рака.....!

Лейтенанта того нашли спустя три или четыре часа в лесу, километрах в двух от его поста. Оттуда, находясь в полубезумном состоянии, он по рации, задыхаясь и матерясь, надсадно вызывал подкрепление. Выглядел лейтенант так, словно сутки напролет в одиночку отбивал атаки целого взвода коммандос, карабинерос или контрас. А может быть, и всех их вместе. Обрывки формы висели на нем буквально клочьями – будто некие когтистые звериные лапищи прошлись по нему наотмашь несколько раз подряд вдоль и поперек, заодно основательно отутюжив и правую половину лица. Он ничего не помнил, бормотал только, перемежая отрывистую малоразборчивую речь крепкими матюками: "...Всех,..., тварей,..., положил... Ни одна,..., не ушла,...". Магазин автомата был пуст, как и два запасных рожка. Где и в кого разрядил он их – не известно до сих пор. Но что самое загадочное и устрашающее – на пластмассовом прикладе автомата отчетливо и глубоко отпечатался с обеих сторон укус чудовищной клыкастой пасти, а штык-нож в его руке, как и истрепанные клочья формы, были перепачканы и залиты во многих местах темно-синей омерзительной слизистой жидкостью, местами уже успевшей подсохнуть.

Что ж, он вполне справился с задачей. Люди с того дня в нашей округе пропадать перестали – по крайней мере, по этой причине.

27 февраля 2000 г.

Дата добавления: 2015-10-28