Романтика железной дороги

Сны – это самая загадочная сторона людского бытия. Любому из нас хоть когда-нибудь в жизни наверняка мерещились в череде ночных кошмаров и убийства, и катастрофы, и падения откуда-нибудь, скажем со сто сорокового этажа рушащегося небоскрёба – после такого, как правило, просыпаешься с особенно просветлённым и оптимистичным мироощущением. А вот когда раз за разом с постылой надоедливостью в снах начинает повторяться один и тот же эпизод – такое поневоле заставит задуматься о породивших данное явление причинах.

Конечно же, находятся на нашем грешном глобусе всяческие умники навроде Зигмунда Фрейда, что объясняют абсолютно всё кому-либо пригрезившееся исключительно примитивными инстинктами размножения, самосохранения и обжорства. Тот же, скажем, вышеупомянутый Фрейд- и вовсе свёл всю мозговую деятельность, а уж сны- в особенности, к одному лишь libido- то бишь к половому влечению.

Но какими, к чертям собачьим, инстинктами, какими такими половыми рефлексами покойный ныне Зигмунд объяснил бы вот такую нижеприведённую историю? А случилась она с одним ничем не приметным пареньком из небольшого подмосковного города, и, кстати, не так уж и давно…

***

…Соседи приходят, им слышится стук копыт,

Мешает уснуть, тревожит их сон.

Те, кому нечего ждать, отправляются в путь…

В. Цой.

Всё началось как-то постепенно, незаметно и расплывчато. Среди множества коротких сновидений, тех, что приходят на самой тонкой грани, разделяющей ночь и утро, в час самого глубокого сна – после трёх, но до пяти – Саше всё чаще и чаще стала мерещиться железная дорога. Дом его стоял аж в трёх километрах от ближайшей станции, да и сама «железка» проходила максимум в двух километрах от Сашиного дома. Тем не менее вскоре уже редкая из его ночей обходилась без ясного и настойчивого ощущения неотвратимо приближающейся опасности – так чётко видел Саша в своих снах огромный ржавый чадящий паровоз, выезжающий, озарённый багровым пламенем, откуда-то из самой преисподней. И настолько сны эти были близки к реальности, что спина и лоб тут же покрывались липким холодным потом, а уж мурашки – те продолжали хаотически перемещаться по коже аж до самого обеда.

Иногда, проснувшись, Саша чувствовал в комнате даже характерный запах – тот, что преследовал его в железнодорожных снах: смесь мазута, гари, машинного масла и того состава, которым пропитывают деревянные шпалы. Это запах вокзалов, ветвящихся железных путей и дальней дороги. В его богатом букете есть также и ароматы купе, скоротечного железнодорожного флирта и наскоро поджаренной в дорогу жирной упитанной курицы, завёрнутой в алюминиевую фольгу.

Друзей у Саши не было. Ну а с кем ему было общаться в родном квартале и школе, где половина ровесников – дебилы и дети дебилов, а другая – давится сверхмодным жаргоном, почёрпнутым из MTV и из глянцевых журналов для «тинэйджеров». Даже само по себе это заокеанское словечко «тинэйджер» одним лишь только своим звукосочетанием бросало Сашу в какую-то омерзительную нездоровую дрожь. Мерещились бетонно-стеклянные небоскрёбы, Макдональдс и холёные рожи придурковатых героев настоелозившей телерекламы. Они, герои эти, так любят жевать этот мятный неисчезающий вкус… Yes, wow и типа всё такое…

Обычно в пятнадцатилетнем возрасте подростков преследуют всевозможные эротические сновидения, но Саше почему-то всё чаще случалось увидеть там, в сновидениях, заместо обнажённых подружек и иных лиц противоположного пола – увы, опять таки всё ту же железную дорогу. Когда всё это случилось впервые – не так уж и давно, где-то полгода назад, то вовсе не на шутку, чуть ли не до полусмерти перепугало Сашу, но потом – ничего, привык.

Когда день за днём, раз за разом, в обрыдлой и оскотинившейся реальности приходится созерцать злого полупьяного отца и вечно побитую мать – поневоле хочется скрыться куда-нибудь далеко-далеко, пусть даже и в сны, пусть даже и с паровозами, неумолимо надвигающимися из-за грани привычного рассудка и сознания. Убежать и спрятаться от всех – маленьким настороженным зверьком, загнанным и забитым – но готовым выпустить острейшие когти в любую секунду.

Днём- бесцельное шатание по двору, в разношёрстной компании собратьев – детей улицы: первые сигареты, первый – но, увы, далеко не последний глоток портвейна из тёмно-зелёной бутыли с полуоторваной этикеткой, а вот ночью… А ночью в который раз приходит всё тот же назойливо повторяющийся сон: громкий, оглушающий гудок паровоза, а затем и сам он – старый раздолбанный рыдван со струями пара изо всех дыр древней проржавевшей клёпки.

Паровоз едет прямо и неумолимо по засыпанной мелкой угольной крошкой колее, проходя сквозь улицы и дома и серый асфальт как рассечённая отточенным скальпелем кожа расступается перед ним, обнажая сверкающие в призрачном лунном свете рельсы, подстеленные чёрным частоколом шпал. Словно неведомый гигантский зверь, прячущийся до поры где-то под безжизненным чревом городских кварталов, решился вдруг продемонстрировать Саше свой обнажённый стальной чудовищный позвоночник.

Дым из трубы льётся сплошным потоком и стелется за поездом чёрным чадящим шлейфом.

И с каждым разом сны эти всё больше и больше обретали объёмность и вполне материальную весомость, грубость и зримость.

– Саша, - сказала мать ему однажды, - я уже не в первый раз замечаю копоть на твоих полках и шкафу. Ты что, жжёшь что-то по ночам? И запах в твоей комнате какой-то… Как в гараже…

Саша слушал ни жив ни мёртв. Его это тоже сильно перепугало – но не копоть и лёгкий машинный запах, а то, что в сон его, его тайну, может вторгнуться кто-то ещё извне, чужой и не в меру любопытный. Пусть даже и родная мать. А после он всё так же продолжал ходить в школу, вернувшись делал уроки, затем шлялся по двору или читал – а ночью его снова ждали жутковатые яркие полуреальные сны. И дымящийся паровоз.

Каково же было удивление Саши, когда он узнал от соседа по подъезду, жившего этажом выше- на третьем – что раньше на месте его серого стандартного панельного дома было болото, а посреди – насыпь и железная дорога на ней. Сосед этот, Степан Андреич, был старожилом города. Ранее он обитал в бараках – когда город только строился –а затем, после множества неизбежных чиновных пертурбаций, на склоне лет, обрёл-таки вожделённую квартирку в этом самом сером панельном доме. Причём в тот же год, что и Сашины родители.

Ещё он рассказал вот что: дорога та железная была узкоколейной и шла она от завода сквозь город и лес до самого карьера на берегу большой и быстрой реки. Локомотив и несколько стареньких вагончиков возил немногочисленных пассажиров из окрестных деревень до завода или города – и обратно. Тридцать с небольшим лет назад дорогу разобрали за ненадобностью.

Рельсы переплавили, насыпь разровняли, болото осушили, а чуть попозже построили в тех краях новый городской район. Шпалы же, промасленные и забытые, до сих пор разбросаны за городом вдоль былой колеи. Там ещё есть и стрелка- чугунная и ручного переключения.

Саша самолично однажды отыскал её в лесу и увидел- рукоятка ржавого несложного механизма отполирована почти до зеркального блеска сотнями и сотнями ладоней. Очевидно, каждому мимо проходящему дураку иногда хочется почувствовать себя стрелочником.

Той ночью сны настолько приблизились к реальности, что Саша уже почти наяву расслышал чёткий и размеренный перестук колёс, плавно удаляющийся куда-то в ночь. Затем, на самой грани пробуждения ему почудился смутный и дальний паровозный гудок, но тут Саша проснулся окончательно. Что самое необычное – в воздухе маленькой, два на три, комнатушки отчётливо и резко ощущался запах гари, дыма и горячего машинного масла. Там были и другие, не менее выдающиеся оттенки- короче, полный букет ароматов железной дороги.

Будто через его, Сашину, комнату, только что, чадя и плюясь перегретым маслом и паром, промчался тот самый паровоз из тревожных мальчишеских снов.

Все события следующего дня были наполнены для Саши каким-то смутным, устрашающим, но, тем не менее, всё-таки радостным предчувствием. Казалось – вот, сегодня или завтра кончится наконец-то эта тягомотная серая обыденная муть- и внезапно откроется некая потаённая дверца – в зазеркалье, в иной мир, в радужную прекрасную сказку – или прямиком в Ад. Неважно куда. Был бы выход.

И наступила ночь. Тихая, ясная и звездная летняя ночь – когда заря встречается с зарею и влюбленные пары гуляют под яблонями на бульварах, залитых лунным светом и светом мертвенно-желтых уличных фонарей. Первые сны не запомнились. Они как-то быстро и незаметно промелькнули в Сашиной голове, а потом, ближе к утру, наконец-то пришло главное: Саша увидел поезд. Впереди – надсадно гудящий паровоз в клубах пара и дыма, а за ним – пяток старинных расшатанных вагонов. Паровоз буквально летит, он все ближе и ближе. Вот - надвигается… Саша резко проснулся: комната окуталась дымом, запершило в горле. Вскочил с кровати, смотрит – прямо сквозь паркет, изрыгая, подобно вулкану, серо-чёрный смолистый дым вперемешку с ярко-алыми искрами, проходит призрачная закопченная железная труба. Он успел заметить на ней даже ржавые полуотвалившиеся заклепки. Труба, не переставая чадить и искрить, скрылась под подоконником, следом сквозь паркет проехал железный верх кабины машиниста. Саша не успел рассмотреть, но скорее интуитивно понял – в ней был некто. Некто без лица и вселенская тьма взирала на мир из черных бездонных провалов, открывавшихся там, где должны были быть глаза. Затем показалась полупрозрачная верхушка тендера, за ним – первого вагона – и остановилась.

Почему-то потянуло к окну. Саша открыл его нараспашку и посмотрел вниз, с высоты своего второго этажа. Внизу была крыша вагона, вроде бы призрачная, на первый взгляд, но все же, если рассмотреть ее подробно, непривычно реальная в тревожном сумраке предрассветного летнего часа. Он перешагнул подоконник, и, ведомый загадочным предчувствием, мягко спрыгнул на закопченный и посыпанный мелкой угольной пылью округлый вагонный верх. Паровоз тут же оглушительно загудел, а затем – тронулся. набирая скорость, паровоз еще раз издал леденящий душу рев и помчался прямо сквозь дома и аллеи, сквозь фонари и комнаты, сквозь удивленные лица полуночников и их выпученные из орбит до невозможности глаза. Пронесясь через весь район, поезд углубился в лес вдоль по старой насыпи. Деревья расступались, а потом Саше вдруг показалось, что где-то впереди они начали смыкаться верхушками. А вскоре деревья сомкнулись и над самой его головой – казалось, что поезд летит вперед в сплошном чёрно-зелёном тоннеле. Все быстрее и быстрее – через минуту отдельных древесных стволов уже нельзя было различить: вокруг только смазанное черно-серо-зеленое. А потом и вовсе серое.

И Саша увидел: в конце бесконечного серого тоннеля, насколько не мешал смотреть дымный столб из трубы – замерцал далекий-далекий огонек. Он рос, прояснялся и вскоре превратился в яркое багровое зарево впереди. Зарево приближалось, разгораясь все сильнее, а парень на крыше вагона сидел, обдуваемый сухим и жарким встречным ветром и смотрел вдаль широко раскрытыми глазами…

18 ноября 1999 г. – 27 июля 2000 г.

Дата добавления: 2015-10-28