Читайте также: |
|
К старушке подбежали две собачки.
— Вот, собачек кормлю. Люди добрые помогают, кто деньгами, кто со стола чего принесёт.
“Пустота. Пустота. Пустота. Ничего не хочу, не желаю. И душа от мечтаний пуста. И чего я хочу — я не знаю. Хоть и надобно что-то творить, но к сему не имею желанья. В пустоту двери мне не открыть. В пустоте даже нет созерцанья. Отчего равнодушен ко всем, как покойник покоем утешен? Этот день не отмечен ничем. Он, наверное, был бесполезен. Но не знаю, и знать не дано, отчего этот день безмятежен. Где-то всё уж давно решено, и от глупостей я обезврежен”.
Дмитрий шёл по вечернему городу, и вдруг его внимание привлекли люди в костюмах прошлого века, запросто разгуливающие по привокзальной площади.
— Что это?
— Фильм про Анну Каренину снимают.
Ему вдруг почудилось, что судьба приглашает осуществить давнюю мечту — сняться в кино, да ещё в ситуации, столь похожей на его собственную.
— А нельзя ли и мне поучаствовать?
— Спросите у ассистента режиссёра. Кажется, ещё нужна массовка.
С трудом найдя костюмерную, Дмитрий встал в очередь, и когда очередь его подошла, он с удовольствием надел предложенную ему одежду прошлого века: жилетку, визитку, котелок. Ассистент режиссёра оценивающе посмотрел и сказал:
— Вы нам подходите. Снимать будем всю ночь. Согласны?
— Конечно!
— Тогда представьте, что вы приват-доцент философии, ну или школьный учитель.
“У меня что, на лице это написано?” — удивился Дмитрий.
Стоя перед зеркалом, он долго рассматривал собственное отражение, пытаясь узнать в себе себя, силясь вспомнить себя другого, словно вернувшегося из прошлого. Он был всё тем же, но ощущал себя кем-то другим, как будто личность сменила оболочку.
“Верно говорят: одежда — вторая кожа, а костюм — душа. Кто же я? Молодой Бердяев? Мечтатель Достоевского? Или просто статист? Нет, не могу, не хочу быть статистом! Хотя, по жизни, конечно, статист”.
— Ну до чего же вы похожи на Клима Самгина! — сказала женщина в костюме знатной дамы. — Я здесь недавно снималась в фильме по роману Горького.
“Мы и в самом деле похожи, — подумал Дмитрий. — Та же созерцательность и интеллигентская неприкаянность; он, как и я, не хочет расстаться с одиночеством, чтобы не увидеть собственной никчёмности; жизни боится, предпочитая рассуждать, а не делать, живёт умозрительно и не хочет расстаться с рефлексиями, да и не может уже, — они заменяют ему жизнь; в своём недовольстве жизнью он любуется собой, чувствуя собственное превосходство над окружающими в этой своей неудовлетворённости; не хочет принять действительность, предпочитая мечтательство; образование его испортило, научив рассуждать, вместо того, чтобы сострадать, приучив анализировать, а не чувствовать; обилие чужого знания, не наполненного чувством, заразило ум бациллой сомнения, тогда как необходимо доверять, да так, чтобы обман не мог поколебать веры. Удовольствие от одиночества, от неудовлетворённости и несчастности своей, интеллектуальный мазохизм — вот составляющие его Я. Человек, не желающий расставаться с самопредставлением о себе, как о личности выдающейся, кичащейся собственной не нормальностью, смотрящий на других сверху вниз, а по сути, просто неудачник. Такое впечатление, что ты боишься расстаться с представлениями о собственной незаурядности, со страхом предчувствуя, что ничего больше у тебя за душой нет”.
В результате переодевания произошло невероятное превращение: лица статистов стали одухотворённее, движения размереннее, манеры деликатнее. Одежда, подобранная костюмером, очень точно соответствовала лицам, а лица одежде. Будто машина времени перенесла на сто лет назад. Люди всего лишь сменили одежду, наклеили бороду или бакенбарды, — и вот уже одни превратились в аристократов, другие в крестьян, третьи в мастеровых, четвертые в разночинцев. Костюм изменил лица, выразив то внутреннее духовное содержание, которое соответствовало его владельцу. Аристократы тут же образовали свой круг, обращение стало подчеркнуто вежливым, манеры изысканными. Впечатление было такое, будто костюм обязывает. Что такое одежда: маска или отражение сути?
— Что ж, господа, — сказал один из новоиспечённых аристократов, — пожалуй, после этих съёмок мы сможем с гонорара позволить себе купить что-нибудь этакое. А то ведь обычно зайдёшь в магазин и только облизываешься.
Женщины преобразились до неузнаваемости, превратившись в дам и требуя возвышенного к себе отношения.
— Раньше люди были духовнее.
— Мы мечтаем о них, они о нас, но люди по сути нисколько не меняются.
— Кино — другая реальность.
Одетый в платье второй половины девятнадцатого века, Дмитрий, в ожидании съемки, разгуливал по пустынным петербургским улицам. Возможно, именно желание быть собой делало его поведение необычайно естественным. Его фотографировали, но он не обращал внимания; он словно выпал из настоящего, вернувшись в себя прошлого.
Размеренная походка, щеголеватые манеры, взгляд из-под котелка смущал женщин. “Брожу один по Петербургу, мечтатель, страстию томим. В душе надрывно, пусто, нудно. Себе завидую — любим!” Проходящие мимо девушки восхищенно перешептывались: “Вот мужик настоящий, не то что нынешние”.
А на съёмочной площадке суетились декораторы, непрестанно бегали ассистенты режиссёра, расставляя статистов, постановщики света ослепляли лучами прожекторов, художники по костюмам поправляли актерам платье, гримёры использовали каждую паузу, чтобы подправить исполнителям грим. И только недовольный режиссёр невозмутимо сидел перед монитором, время от времени отвечая на замечания продюсера.
Дмитрий с любопытством наблюдал как ложь, благодаря игре, превращалась в реальность; он ожидал чего-то значительного, что позволило бы понять смысл происходящего с ним в этой сюрреальности кино.
Ирреальная атмосфера кино завораживала. Стук пролёток сливается с гулом вертолёта, лакей просит закурить у своего господина, великосветская дама жуёт резинку, судари и сударыни фотографируют друг друга на память, крестьянин, сидя на мешке, пьёт баночное пиво. Всё смешалось. “Где реальность? И что есть реальность? Может, я сплю? Откуда это ощущение, будто я уже когда-то это видел?”
— Приготовиться, — скомандовал режиссёр. — Снимаем сцену встречи на вокзале.
Дмитрию дали в партнерши рыжеволосую красавицу и поставили позади Вронского с матерью. Режиссёр скомандовал "мотор" и все пошли. Дмитрий послушно направился, куда ему указали, стараясь как можно лучше исполнить ту роль, которую придумал для себя, хотя никто от него этого не требовал. Своей партнерше он объяснил, что они должны сыграть молодожёнов, отправляющихся в свадебное путешествие, нашёл где-то для неё букет цветов и вёл себя подчеркнуто галантно, ухаживая за своей новоиспечённой женой.
Поскольку он хорошо смотрелся, его ещё и ещё ставили в кадр. Дмитрий настолько вжился в роль, что продолжал играть себя, даже когда съёмка прекращалась, и держался при этом столь естественно, что мать Вронского оглянулась и с удивлением посмотрела на Дмитрия. Заметив это, стоящий рядом "аристократ" сказал:
— Запомни: надо держаться подальше от камеры и поближе к кассе.
— Я снимаюсь не ради денег.
— А ради чего?
— Кино чудесная возможность быть разным, оставаясь собой.
— А ты думаешь, я всегда работал за деньги? И у меня когда-то был интерес, и вдохновение было.
Кино засасывало своей сказочностью, нереальностью происходящего. Дмитрию начинало казаться, будто в действительности снимается совсем другой фильм, о котором никто не подозревает, где он является исполнителем главной роли, а все находящиеся вокруг него всего лишь массовка. Он чувствовал, что воплощает себя, повинуясь чьей-то воле, которая неожиданным образом поставила его в такую узнаваемую ситуацию, позволив сыграть себя самого.
Схожесть его жизненной ситуации с той, что разыгрывалась на съёмочной площадке, побуждала задуматься над смыслом происходящего. Невольные параллели с романом Толстого вновь заставили размышлять о судьбе. Дмитрий хотел понять себя, но больше того — почувствовать Великого Режиссёра, который привёл его на съёмочную площадку и дал возможность сыграть себя прошедшего, настоящего, и, возможно, будущего себя. Он благодарил за счастливую возможность прочувствовать всю боль и стыд, горечь обмана и радость прощения, безнадёжность, отчаяние и обретение веры. Дмитрию казалось, будто он вновь в той же ситуации, поскольку не смог разрешить её в прошлом. Он желал почувствовать и понять, каким он был век назад, что изменилось и изменилось ли что-нибудь за прошедших сто лет.
“Банальный любовный треугольник. Эта история повторяется в разные времена в разных лицах. Я был любовником, теперь стал мужем, и вновь оказался любовником. Кто для меня Анна: та, которая бросила меня? или та, что влюблена в меня?
Ощущение такое, будто всё повторяется, причём с того самого момента, на котором я остановился. Я простил жену, но уже потерял ребёнка. Всё, всё бесконечно повторяется. Неужели опять неминуема смерть? Чья же? Моя? Жены? Или нас всех? Нет, не хочу ничьей гибели! Мне не нужна интрижка. Я лишь хочу понять, кто я? Обманутый муж и обречённый любовник? Каренин или Вронский? А может быть, и тот и другой одновременно?
Смотрю на Анну, а вижу в ней свою жену. Почему я выбрал в жёны именно эту девушку? Кажется, мы знакомы с древних времён, и всегда я почему-то выбираю её. Нас вечно преследует одно и то же: жена вынуждена выбирать между ребёнком и любовником, любовником и мужем, и бесконечен обман, страдание, разочарование. От жизни к жизни наши отношения развиваются, но каждый раз мы не можем разрешить проблему любви, и умираем от безвыходности, и рождаемся вновь, и снова решаем вечную проблему предпочтения, и вновь делаем выбор, и вновь страдаем, как и прежде, и кажется недалеко ушли от неудачного решения прошлой жизни, и вечный выбор преследует нас.
В прошлый раз она покончила с собой. Что же теперь делать мне? Как решить эту вечную проблему? Я вновь выбрал её, она опять ошиблась во мне. Что же дальше? Неужели опять, как уже было во множестве раз, неужели опять безвыходность смерти?! Каждый раз жизнь предыдущая продолжается в последующей, и каждый раз одна и та же дилемма, и мы решаем её по-разному, но с неизменно неудовлетворительным для обоих результатом. Уже кончала самоубийством она, уже дрался на дуэли я, однако никак не можем найти выход. А может, проблема предпочтения в любви неразрешима, и всегда будет существовать неразделённая любовь?
Каждый раз, начиная сначала, мы не помним опыта прошлого, хотя что-то подсказывает невозможность повторения ошибок, заставляя искать новое решение. Мы делаем новый выбор, а результат всё тот же. Почему так? Что же это такое? Судьба? Рождаясь вновь и вновь, мы попадаем в одну и ту же ситуацию, и каждый раз пытаемся найти выход из тупика, и каждый раз безуспешно.
Я искушаю и искушаем, отдаюсь страсти, ошибаюсь, понимаю свою ошибку, пытаюсь исправить, найти выход, погибаю, и рождаюсь вновь, и ничего не помню из прошлого, хотя что-то помогает узнать всё тот же тупик, и вновь, обуреваемый страстью, совершаю ошибку, понимаю ошибочность сделанного выбора, но иду до конца, и ничего не могу с собой поделать, и вновь погибаю, и рождаюсь снова, и так бесконечно. Сколько же необходимо мне жизней, чтобы найти решение этой проблемы, чтобы обрести гармонию, любить и быть любимым, чтобы найти свою половинку, если таковая существует?
В разные времена мы, кажется, исполняем один и тот же спектакль; меняются роли, но всё тот же выбор: смириться со злом или пасть в безнадёжной борьбе? любить и принять смерть от любимого? убить себя или довести любимого до самоубийства? Я уже убивал её, и она убивала себя, я дрался из-за неё, и она убивала меня, мы погибали вместе, но, увы, не в силах найти выход. Мы никак не можем быть счастливы. Бесконечное количество возможностей, и всё тот же отрицательный результат. Почему? Или Зачем?
Смерть побеждает любовь, и мы возвращаемся вновь, чтобы жить и пытаться найти ответ на вопрос Зачем? зачем каждый раз мы сталкиваемся с одной и той же ситуацией? что должны мы понять? какой выход найти?
Когда же любовь преодолеет смерть? Любовь хочет преодолеть смерть?
Лишь когда любовь преодолеет смерть, мы, наконец, уйдём в Вечность! Но для этого необходимо обрести веру! В себя! И в любовь! В то, что со смертью ничего не кончается, и что за всем происходящим стоит Нечто, раз от разу возвращающее нас жить, для того, возможно, чтобы мы нашли ответ, чтобы нашли любовь, чтобы мы нашли Его!
Меняются времена, обстоятельства, условия, только мы всё те же. Жизнь как вечная любовь, или просто любовь, любовь без страха, где смерть лишь символическая граница, разделяющая любовь на жизни!
Что же это? Что это такое?! Какое-то безумное повторение. Всё те же проблемы, всё те же слова, жесты, лица! Всё как всегда: мỳка, любовь, страсть безудержная и беспощадная, неумолимая как смерть, и полное подчинение судьбе, бессильное и парализующее, будто следуем в наезженной веками колее, и не может выйти из неё, и всё повторяется как прежде, и мы повторяемся, словно исполняем одну и ту же роль.
Что же это такое?! Как вырваться из этой вечной круговерти? как избежать уготованной участи, кажется, уже известной, стоит только вспомнить себя и прошлую свою жизнь, которая снится ночами, которая позволяет узнавать незнакомые места, предвидеть поступки и предугадывать слова?
Всё то же, всё то же, неумолимо и беспощадно! И раз от раза только хуже, словно прошлый опыт не в счёт, а будущее такое же, как настоящее, и прошедшее. И всё те же ошибки, роковые ошибки, которые уже не ошибки, а просто Рок! И никуда не деться, не избежать уготованной участи, и вынужден подчиниться, помимо воли, словно и нет моей воли, а есть только Предопределённое.
Сто лет, и ещё сто лет, и ещё сто. Сколько их ещё будет? Меняется одежда, обстановка, только мы всё те же, лишь иногда меняемся ролями. Кто я сейчас: Каренин или Вронский? Кажется и тот и другой одновременно. Глупо? Абсурдно? Или во всём этом есть какой-то смысл? Но какой?!
И вот я люблю, и страдаю, и прощаю, и вновь люблю, и вновь мучаюсь... Безнадёжно!
Посвятить жизнь женщине? Это слишком просто, и слишком мало.
Каждый раз по-разному, но по сути всё то же. Зачем? И никуда не деться. Почему?
Пытаемся что-то изменить, но все попытки безуспешны, словно всё предопределено. Всё, всё предопределено в отношениях мужчины и женщины, всё та же вечная трагедия любви и смерти, ненависти и прощения, прощения и отмщения, жажда любить и нежелание отвечать на любовь, грехопадение, суд над собой, и высвобождение от невыносимой муки жить.
Разве не очевидно, что в ситуации Анны нет выхода, невыносимость греха гнетёт, и никуда не деться от осуждения себя. Может ли женщина выбрать между любовником и ребёнком, между грехом и совестью, любовью и изменой? Грех невыносим и неумолимо подталкивает к смерти. По сути, грехопадение — самоубийство!
Много уже было постановок известной драмы. Тем не менее, люди почему-то не учатся на чужих ошибках. Возможно потому, что каждый непременно должен исполнить свою жизнь, а не наблюдать за жизнью других. Не совершать ошибки невозможно. Ибо нет ошибок, а есть судьба!
Может ли Анна избежать своей судьбы? Она просто не могла иначе! Да, судьба — это когда невозможно иначе! Анна понимала, была предупреждена, но ничего не могла с собой поделать. Это сильнее её! И так с каждым! Знаем, понимаем, но ничего изменить не можем. А потому подчиняемся, иногда даже осознанно совершаем "ошибку", ибо это не ошибка, а неизбежность!
Может ли Анна не заметить Вронского? Ведь если бы не эта "случайная" встреча на вокзале, ничего бы, возможно, и не было? Всё случай, Его Величество Случай! Или это судьба? А может, лишь выдумка Толстого? Но разве моё здесь появление случайно? Я бы не стал сниматься в любом другом фильме. Мне дана счастливая возможность сыграть себя, наверное, для того, чтобы понять нечто необходимое для меня в сложившейся ситуации развода.
Что же такое судьба? Эта их встреча и этот взгляд? взгляд судьбы! Неужели всё было предрешено? Но ведь она чувствовала, и даже по примете поняла, что не к добру эта встреча. Могла ли она избежать своей судьбы? Могла ли не броситься под поезд? Легко сказать, могла, а на деле была не в силах. Это сильнее её! Судьба сильнее человека? Выбрав любовь, она выбрала свою судьбу. Любовь сильнее человека? Да, потому что любовь это Бог!
Неужели невозможно ничего изменить, неужели невозможно спасти её?! Нет, я не могу вмешаться в сценарий и крикнуть Анне, чтобы она не смотрела на Вронского, не могу предупредить её. Всё идёт своим чередом. Всё предрешено! Я не в силах предотвратить неминуемого конца, не в силах исправить предначертанный ход событий. Могу лишь пройти мимо Анны и кричать глазами, просить, умолять не смотреть на Вронского, потому что хочу спасти её, и, кажется, уже люблю...”
— Мотор. Пошли.
Взглянув на Вронского, Анна шла прямо на Дмитрия, и он смотрел в её глаза, с мольбой, с тоской, крича, и она... она смотрела в его глаза, и всё сбывалось, всё, о чём он думал, о чём мечтал, что представлял втайне от всех.
— Это невероятно! — воскликнул Дмитрий. — Этого просто не может быть!
— Что невероятно? — спросила удивлённая партнёрша.
— Неужели вы не чувствуете?!
Всё сбывалось! Сбывалось всё, о чём он мечтал когда-то: он снимался в кино, вместе с мировыми кинозвёздами, играл себя настоящего, прошедшего, будущего, он создавал фильм, с которым навсегда останется в вечности.
— Ах, не так Вронский смотрит на Анну, не так! — не удержался Дмитрий. — Это взгляд судьбы! В нём должно быть всё: и предчувствие счастья и предвидение смерти!
— Вы странный. Кто вы по профессии?
— Человек.
Он ощущал своё присутствие одновременно в нескольких реальностях: как статист участвует в съемках фильма, в то же время снимает свой фильм, где исполняет главную роль, где Анна не случайная актриса, а его вечная жена, его судьба, которая возвращает его вновь и вновь в бесконечную драму любви и смерти, заставляя пережить всё сначала, вынуждая убивать, подталкивать к самоубийству теперь вот на съёмочной площадке; и, наконец, ещё одна реальность — их отношения с Анной, которых не было, но которые были!
Дмитрий любовался её грацией, какой-то удивительной красотой, смотрел на неё и старался угадать её настроение, чувства, ощущал исходящее от неё тепло души.
“Необыкновенная женщина! Необыкновенная! Это женщина с сердцем! Но красота — её рок! Чувствую, как ей одиноко, как необходимо, чтобы её пожалели, вырвали из одиночества. Я понимаю её, и, кажется, даже чувствую, и готов пожалеть! Нет, это невозможно, невозможно! Но как хочется любить её, спасти её!”
— Страшнее женщины зверя нет!
— Она просто развратная баба.
— Красивая женщина всегда приносит несчастье.
— Да, к сожалению, женщина ещё и человек.
— А мне в отношениях с женщинами интересен лишь я сам.
“Неужели жизнь это кино, а судьба — роль, которую надлежит исполнить? Мы думаем, что свободны, а на деле всё управляется режиссёром, все слова, сцены, даже жесты предопределены сценарием, а мы лишь статисты, от которых ничего не зависит, кроме исполнения заданной роли. Неужели судьба человека подобна киноленте: можно открутить назад, вперёд, но ничего изменить невозможно? Живые мы или на плёнке? Сам человек творит свою судьбу или только исполняет ему предначертанное? Могу ли я что-либо изменить? Да, я свободен и могу вести себя, как угодно. Но если хочу сниматься, то должен вести себя так, как велит режиссёр. Я могу хорошо или плохо сыграть свою роль, но хочу сыграть хорошо”.
Анна побежала, и вдруг остановилась, увидев как Дмитрий смотрит на неё. Присела на скамейку. Он стоял невдалеке и неотрывно глядел на неё. Анна подняла глаза и наткнулась на пронзительный взгляд его серых задумчивых глаз. Он смотрел на неё неотрывно. Так смотрит мужчина, проникая в женское сердце, чтобы остаться в нём навсегда.
Он почувствовал в ней Анну, и сердце забилось трепетно и нежно. Она смотрела с непониманием и недоумением, и, наконец, увидела его. Казалось, все исчезли, были только они двое, и тропинка взгляда, которую он проложил, направившись к её сердцу.
Она не поняла и опустила глаза. Ещё раз подняла глаза, и они долго неотрывно смотрели друг в друга. Наконец, она не выдержала и, словно вспомнив о роли, ушла в себя.
Неожиданно он ощутил нечто похожее на содрогание. Издали надвигалась тёплая тяжёлая волна чувства, от которого нет спасения, которое обязательно догонит и унесёт в пучину страсти, где ждёт неминуемая сладкая погибель.
“Умереть от любви невозможно? Только что же такое любовь? Чувство выразить словом так сложно, как судьбу искушать нам не вновь. Мы живём лишь тогда, когда любим, без расчёта, без выгод, на снос! И по жизней цепочек мы кружим, задавая извечный вопрос: Умереть от любви невозможно? Кто не любит, тот вряд ли поймёт. Кто расчётлив — живёт осторожно. Но и вряд ли любовь он найдёт!
Эта женщина — иллюзия, моя мечта, мой самообман! Она сводит меня с ума! Не желание, но безумие вызывает она. Она вся бездна безумства! И всегда выбирает любовь, несмотря ни на что! Она раба любви. Нет, она сама любовь!
Мне хочется любить её! Хочется безумства любви! Хочется принести себя в жертву любви! Всем пожертвовать ради неё! Любовь превыше всего! Выше долга и веры. Вера и долг существуют вместе с любовью, без любви их нет. Это чувство — нечто недоступное, заставляющее приносить себя в жертву, восхищаться, парить, оно выше любви к женщине, выше любви женщины! Ни одна женщина не понимает этого стремления к бесконечности!
А в их игре с Вронским нет даже искорки любви, даже намёка на страсть. Посреди этого притворства я единственный предлагаю настоящее — свой взгляд, мои чувства, мои мысли!”
— Кино это игра, притворство.
— Вся жизнь игра.
— А мир театр, а люди в нём актеры.
— Одно дело играть себя, другое дело притворяться, будто понимаешь и чувствуешь своего героя.
— Гениальный актёр всегда играет себя. Гениальный писатель пишет о себе. Гениальный режиссёр ставит фильмы про себя. Гениальность художника в нём самом!
Уже сняли пять дублей, а режиссёр всё недоволен.
“Она играет с Вронским, а оглядывается на меня. С трудом выдерживает мой пронзающий взгляд, пытается защититься, нет, не безразличием, а ответным взглядом недоумения, стараясь понять, зачем, почему я так смотрю на неё. Неужели она не чувствует лживость этой игры в любовь? Я хочу помочь ей понять, каким может быть взгляд судьбы, это тягостное сладкое чувство неволи, когда судьба накатывает тёплой волной желанного блаженства и уносит в омут страстей”.
В какой-то момент она показалась Дмитрию очень похожей на жену: та же гордость, самовлюбленность, та же красота и то же ощущение несовершенства, неполноты бытия. Он вспомнил, как впервые увидел её, как заглянул в её глаза и прочитал в них свою судьбу.
“И вновь этот скользящий, вынужденный взгляд, дабы убедиться, что я смотрю на неё, смотрю неотрывно. На фоне киношной лжежизни происходит роман, который существует только в нашем взгляде, его никто не видит, и это восхитительно! Она смотрит на Вронского, обнимает брата, но видит и чувствует только меня. Возможно, я единственный, кто на площадке живёт, а не притворяется. Наверное, для меня одного на съёмочной площадке она Анна.
Быть может, она мечтает о любви, которую пытается сыграть, и мой взгляд интересует и волнует её больше, чем киношное лицедейство? Кажется, она начинает понимать, что я играю не ту роль статиста, которую мне отводят, а главную роль иного действа, незаметного для всех, кроме неё и меня, и это действо происходит только в нашем взгляде. Но откуда во мне такая смелость? Если взглянуть со стороны, я кажусь маньяком. Возможно, она удивлена моей смелости, граничащей с бесцеремонностью. Все на неё смотрят, а я разглядываю, словно подглядываю. Быть может, она догадалась, что я снимаюсь не ради денег.
"Но тогда ради чего же? Посмотреть на меня?" Взгляд Анны непонимающий. "Почему он так смотрит на меня?"
Я пожираю её глазами. Когда бы она ни взглянула на меня, а она уже не может не взглянуть, чувствуя на себе моё неотрывное наблюдение, её глаза встречают пронзительный блеск моих глаз. Это дерзость — так смотреть на кинозвезду! Но мне кажется, я слышу её. Слышит ли она меня?”
— Приготовиться к съёмке самоубийства, — объявил режиссёр.
“Неужели невозможно ничего изменить? Выбрав любовь, Анна выбрала свою судьбу. И погибла. Почему? Потому что таковы законы любви? или она не смогла жить с ощущением греха? Кто же она: раба любви или прелюбодейка? Её следует оправдать за любовь или осудить за прелюбодейство? — "Я хочу любви, а её нет. Стало быть, всё кончено. И надо кончить". — Но ведь я люблю её! — "Любовь неоткуда взять, приказать нельзя". — Но почему, почему так происходит? — "У меня всё в нём одном, и я требую, чтоб он весь больше и больше отдавался мне. А он всё больше и больше хочет уйти от меня". — Но я хочу любить её одну. Мне не нужны другие женщины. В ней смысл, и радость, и счастье моей жизни! — "Моя любовь всё делается страстнее и себялюбивее, а его всё гаснет и гаснет, и вот отчего мы расходимся. И помочь этому нельзя". — Но я люблю её всё больше! Для меня она смысл и счастье жизни, и потерять её означает лишиться не только радости, но и желания жить. Что же она хочет от меня? — "Она ревновала его не к какой-нибудь женщине, а к уменьшению его любви". — Но я люблю её! — "Что ищет мужчина в женщине: любви не столько, сколько удовлетворения тщеславия". — Лишь отчасти. Но неужели только инстинкт связывает мужчину и женщину? — "Ты, кажется, представляешь себе всякую женщину только самкой". — Скорее да, чем нет. Но что же ей надо? Чего она хочет? — "Мы именно шли навстречу для связи, а потом неудержимо расходимся в разные стороны. И изменить этого нельзя". — Почему? — "Притупляется вкус". — Неужели и любовь имеет свой срок? — "Да, того вкуса уж нет для него во мне. Если я уеду от него, он в глубине души будет рад". — Но почему, почему? — "Я покорилась ему". — Что же в этом плохого? — "Разве я не могу жить без него?" — Но зачем? — "Я не покорюсь ему; я не позволю ему воспитывать себя". — Что за рок заключён в любви мужчины и женщины? — "Если бы я могла быть чем-нибудь, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки; но я не могу и не хочу быть ничем другим. И я этим желанием возбуждаю в нём отвращение, а он во мне злобу, и это не может быть иначе". — Чего же хочет женщина от мужчины? — "Наказать его и одержать победу в той борьбе, которую поселившийся в её сердце злой дух вёл с ним". — Значит, война? — "Она не хотела борьбы, упрекала его за то, что он хотел бороться, но невольно сама становилась в положение борьбы". — Но зачем? — "Я накажу его и избавлюсь от всех и от себя”.
Почему она покончила собой? Совесть не выдержала? Или это природа? Ведь муж стар. Природа пересилила моральные нормы? А может, она не вынесла тяжести содеянного греха? Вначале она боролась с грехом, потом смирилась с ним, под конец, стала служить греху. Любовь не искупает греха? Так умерла она от греха или от безвыходности?
Возможно, в заповеди "не прелюбодействуй" заключена скрытая от нас закономерность: совершая грех, человек губит себя, потому что отказывается от веры? Прелюбодейство суть предательство? а предавший веру, теряет и любовь? и от того потребность в самоуничтожении? Любовь не выдерживает содеянного греха?
Всё, всё из-за любви, всё ради любви, в том числе и так называемое зло!
А может быть, всё дело в браке, в его лживости, искусственности? Да и что такое брак: нечто надуманное или абсолютно необходимое? симбиоз или противоестественная условность? Нет, брак не пустая формальность. Прежде всего это потребность в доверии, в ощущении надёжности, безопасности. Если, конечно, брак освящён любовью. А если любви нет, нет и веры. Быть может, потребность в любви, это в большей мере потребность в вере? любовь даётся для того, чтобы обрести веру? а вместе с потерей веры исчезает и любовь?
Супружество никогда не защищало от любовных связей и внебрачных детей, но вступление в брак решало и решает более глубокие проблемы наследия и смысла жизни. Однако что делать, если один вдруг разлюбил, а другой продолжает любить? Можно разрешить свободные половые отношения, организовать воспитание детей, но невозможно решить проблему взаимности: когда один любит другого, а другой нет. Животные свободны в предпочтениях, сходятся по весне и расходятся, однако столь же тяжело переживают разлуку, отсутствие взаимности, и даже умирают от любви. Возможно, сексуальная природа человека и полигамна, однако как разрешить вопрос предпочтения? Как быть, если один захочет уйти, тем самым лишив другого смысла и радости жизни? Нет, эта проблема неразрешима, неразрешима! Проблема взаимности — это нечто фатальное!
Анна хотела всего лишь любить, любить несмотря ни на что, и это её погубило. Она не желала лгать, притворяться, как все, не могла жить в браке с нелюбимым. Но ведь точно также поступила моя жена. Я тоже простил её. — Но тогда почему не хочешь дать развод? — Может, потому что ещё люблю, и надеюсь, и верю, что она вернётся? Или всё дело в дочери? — А может, тебе хочется, чтобы она довела себя до самоубийства? — Да, я хочу, чтобы она была наказана — наказала себя! Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость! Но сохранится ли тогда любовь? Нет, тогда восторжествует смерть!
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Ибо то угодно (Богу), если 10 страница | | | Ибо то угодно (Богу), если 12 страница |