Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Ибо то угодно (Богу), если 10 страница

А ту маленькую девочку я отыскал... 3 страница | А ту маленькую девочку я отыскал... 4 страница | Ибо то угодно (Богу), если 1 страница | Ибо то угодно (Богу), если 2 страница | Ибо то угодно (Богу), если 3 страница | Ибо то угодно (Богу), если 4 страница | Ибо то угодно (Богу), если 5 страница | Ибо то угодно (Богу), если 6 страница | Ибо то угодно (Богу), если 7 страница | Ибо то угодно (Богу), если 8 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

— Она и так убивает себя водкой.

— Ну и скорей бы убила. Всех бы освободила. Одни только мучения от неё. Родили для развлечения себе доченьку, а теперь мучаемся. Насколько раньше я её любила, настолько теперь ненавижу. … А может, она больная? … И чем я согрешила, что дети у меня такие несуразные? Внук мой весь в отца своего, такой же несуразный. Голова от него у меня болит. Я, вообще, детей ненавижу, хотя всю жизнь с ними проработала.

— Тебя не мучает чувство, что ты не полностью реализовала себя в жизни?

— Мучает, конечно. Вот и голова болит. Давление подскочило. Ходила по врачам, сколько сил потратила, чтобы инвалидность оформить. Уж так намучилась, пока поняла, что без взятки никуда. Пришла как-то домой, и думаю: вымоюсь, оденусь во всё чистое, выпью все таблетки, что есть в аптечке, и умру.

— Хорошо ты поёшь, — попытался сменить тему Дмитрий.

— Да, все говорят. Надо было мне в певицы идти.

— Кто ж мешал?

— Да отец твой. Ему не нужна была жена-артистка. Пришлось бы мне разводиться и вместе с тобой идти в общежитие. Я и хотела развестись. Хотя, он бы тебя мне не отдал. Сколько раз уходила, и каждый раз возвращалась, — некуда было идти. Вместо пения родила дочку. Так обстоятельства сложились. А отец твой был не подарок. Вначале он ко мне хорошо относился, а потом стал оскорблять, унижать. Какая женщина это стерпит? Ну и завела я любовника. Он врач был, анестезиолог. Жил в пригороде. Ты застал его однажды у нас дома, когда отец был в командировке. Мы с ним шесть лет встречались, он мне даже замуж предлагал. Ну а потом мне надоело к нему в пригород таскаться, да и детей у меня двое.

“Выходит, она шесть лет мужу, моему отцу, изменяла, всем нам изменяла, и мы этого не знали! Она жила с нами и не с нами, она шесть лет врала!.. Как же это возможно?!

Теперь я понимаю причину её нелюбви ко мне, к отцу, к сестре, — она любила в другом месте! Её любовь принадлежала другому!

Тогда я не понимал, но чувствовал, бессознательно чувствовал её равнодушие, её холодность, её неискренность, её нелюбовь!

Она жила в семье, и жила на стороне. Её прелюбодейство повлияло на атмосферу в семье, фактически разрушило семью изнутри, сохранив лишь формально.

Так вот в чём причина её нелюбви ко мне, к мужу, к сестре, причина моей нелюбви к ней, — её грех, её ложь, её прелюбодеяние!”

— Значит, ты отцу шесть лет изменяла? — удивился Дмитрий.

— Он сам виноват. Если бы вёл себя хорошо, я бы не изменяла.

— А может, это ты виновата?

— Пошёл ты в жопу! — отмахнулась мать. — Не думай, что ты самый умный. Внушил себе, что ты пуп земли. Носишь православный крест, а служишь дьяволу!

Посмотрев хитро на сына, мать спросила:

— У меня тут пять долларов пропало. Признайся, ведь это ты взял?

— Неужели ты думаешь, что я способен обокрасть собственную мать?! — изумился Дмитрий.

— Когда я болела, ты лекарство мне приносил. Я тогда тебе ключ от квартиры давала, потому что встать с постели не могла. Вот ты и воспользовался…

Дмитрий почувствовал себя оскорблённым до глубины души. Он вынул оставшиеся деньги и протянул матери.

— Что, стыдно стало? — ухмыльнулась мать.

Дмитрий ничего не ответил, ему было противно. “Как ужасно чувствовать, что мать тебя не любит, или что любит не тебя!”

— Мне горько, что, несмотря на своё «второе рождение» после автокатастрофы, ты вольно или невольно делаешь козни своим близким. Всё выгоду ищешь. Хочешь обдурить нас, а потом посмеиваться. И не пытайся загипнотизировать меня своей логикой. У моего внука не только плохая мать, но и наглый, подлый, мерзавец дядя! Хотя, ты от рождения такой! Когда грудью тебя кормила, ни разу не улыбнулся, только смотрел своими голубыми холодными глазами. Опомнись! За всё в жизни приходится расплачиваться. Ты можешь оказаться в полной изоляции от своих родных. Подумай, что ждёт тебя в недалёкой старости?

— Успокойся, пожалуйста. Если будешь так волноваться, можешь умереть раньше времени.

— Не дождёшься! Я ещё вас переживу! Ты, может, ещё раньше меня помрёшь!

— Будь здорова.

— Да пошёл ты на хуй!

“Что-то гложет её. Какая-то червоточина есть в наших отношениях. Что-то изначально было не так в нашем рождении.

Меня она не любит, дочь свою ненавидит. А любила ли она отца? И если нет, то зачем тогда выходила замуж? Из необходимости устроить свою жизнь?

Она никогда не признается в том, что выходила замуж не по любви, а просто устраивала свою жизнь.

А может быть, мать ненавидит меня, потому что чувствует свою вину передо мной?

Почему я не люблю свою мать? Возможно потому, что ребёнок лишь возвращает матери то, что дала ему она?

И тем не менее, несмотря ни на что, я люблю, я хочу любить свою мать!

Но она не хочет. Её, похоже, раздражает моя любовь. Ей нужна не моя любовь, а мои деньги!”

Выйдя из метро, Дмитрий оказался на площади, где с давних пор была самая известная в городе толкучка. На пятачке у входа в метро два музыканты яростно наигрывали популярные песенки, пытаясь заинтересовать прохожих. Безногий играл на гармошке, приятель бренчал на гитаре, возле стояла порванная кошёлка для подаяний. Музыкантов окружили зеваки. Кто-то протянул бутылку пива. Выпив залпом из горла, уличные музыканты вдруг заиграли гимн страны. В разных концах площади спали бродячие собаки, тут же спал мужик без ног, по всей видимости, бомж, кто-то покупал, кто-то продавал, кто-то хотел поживиться, какие-то одинаково пьяненькие сморщившиеся красные лица пытались продать ржавые винтики, старые трусы, поношенный бюстгальтер, потрескавшуюся посуду и прочий хлам, рядом отчаянно танцевали брейк-данс подростки. В воздухе витало настроение какого-то странного праздника, надвигающейся катастрофы, непонятной и неизбежной, будто наступали последние дни.

— Эй, хочешь получить удовольствие?

— Какое?

— Меня.

“Сонечка, вечная Сонечка! Где ты? Не схожу ли я с ума? Или это мир сошёл с ума?”

— А чего он не женится?

— Да он женился, на мамке своей.

— Спит на моей постели двенадцать лет. И всё, всё понимает!

“Скорее, это я схожу с ума, потому как безумный мир чудовищно равнодушен!”

— Говорят, молодежь нынче не та. А сами-то старики какие?

— Уничтожить их надо! Всех до единого! Всё, всех уничтожить! Скорей бы Армагеддон!

От пустоты человеческих речей тошнило. “А может быть, я просто не понимаю смысл происходящего? Ведь каждый здесь потому, что ему что-то нужно. Что же нужно этим людям?”

— Мы, женщины, существа прагматические и земные. Нам не до полётов и стихов, когда на кухне забот невпроворот. Вот я — подрабатываю путаной. А чего вы удивляетесь? Жить-то надо.

К мусорному бачку подошла девушка, порылась в нём, нашла недоеденный кукурузный початок, отошла в сторону и стала есть.

— Ради Христа, подайте собачке на корм.

Почти в человеческий рост, огромный пёс сидел, обмотанный одеялом, и смотрел просящими глазами на прохожих, изредка со страхом оглядываясь на хозяина. На груди его висела табличка: «Кушать хочется, а пенсии не дают!»

"Куда ты смотришь? Что ты видишь? Что всё это значит? Какая разница! Будь собой! Не дай себе засохнуть! Бери от жизни всё!" — “А что ты можешь дать жизни?”

Дмитрий испытал странное ощущение присутствия, словно вновь посетил этот мир. Звук гармошки, собака с просящими глазами, инвалид на костылях с протянутой рукой, запах мочи, люди спящие, просящие, гулящие, еда, торговля, воровство, попрошайничество — всё смешалось в этом театре, и кажется, лет сто назад здесь он уже был, и было всё то же, те же запахи, музыка, ругательства, — ничего не изменилось со времен кающегося Раскольникова.

Он тоже хотел покаяться, но не мог. Не потому, что не хотел, а потому что никому это было не нужно. Всем на всех было наплевать. Впрочем, как всегда.

“Настоящая клоака. Человеческий муравейник. Но тогда, и я муравей? И да, и нет. Я хочу быть свободным! Но не иллюзия ли это — быть независимым муравьем?”

— Ты чего здеся встала? — закричала толстая торговка. — Это моя территория. А ну, убирайся отседова, стерва!

— Сама такая! — парировала другая торговка. — Место твоё не купленное.

— Это мой город. А ты приехавшая. Вот и убирайся к себе. А то я с тобой разберусь сейчас. — И толстая торговка ударила по лотку приезжей. Завязалась потасовка.

— Что-нибудь продаёшь? — спросил подошедший мужчина. — Может, часы хочешь купить?

— Нет, спасибо, у меня есть.

— Пусть ещё одни будут.

— Зачем?

Мужчина, пожав плечами, отошёл.

— Добрый человек, — обратилась к Дмитрию молодая женщина, держащая на руках куль с ребёнком. — Вы, похоже, любите детей. Сделайте милость, купите у меня ребёночка. Он мой, можете не сомневаться. Я и документы могу предъявить, если захотите взять.

Молодая женщина говорила, а в глазах блестели слёзы, голос от неуверенности дрожал, и вся она дрожала, будто в лихорадке.

— Как же можно продавать детей?! — изумился Дмитрий. — Этого нельзя. Вы же мать!

— Нет у меня другого выхода, нет! — с отчаянием произнесла женщина. — Или его продать, или всей семье помирать. А вы, судя по глазам, человек хороший, добрый, не обидите ребёночка моего.

— Почему, зачем вы…?

— От безвыходности, — сквозь слёзы проговорила мать, — от безвыходности. Приехала издалека, чтобы не узнал никто. Стыдно. А что поделать? Взяла в долг, думала бизнес сделаю. Купила вещей, чтобы, значит, продать подороже. А напала на кидал. Всучили мне фальшивые деньги, и след их простыл. А долг требуют вернуть, угрожают, что убьют меня и детей. А мне и кормить-то их нечем, детей-то. Всего тысячу долларов нужно. Может, купите? Он здоровенький. А?..

— Не могу. Да и денег нет. Простите.

— Это вы простите меня, — печально сказала женщина и отошла.

Дмитрий долго смотрел ей вслед, видел, как она подходила к другим прохожим, и сердце его рыдало. К несчастной матери подошли милиционеры и повели куда-то.

Нет! Нет! Нет! — кричало сердце. — Да! Да! Да! — хлестал разум.

“Это невозможно. Просто невозможно! Но так есть! Государство толкает людей на преступление, и само же карает их за это! Что же это такое?!”

— Миллионируйте деньги! Деньги — самый лучший товар, — кричал пожилой мужчина с плакатом на груди. — Покупайте умную книгу о том, сколько стоят деньги. Я писал её десять лет. Я первый в нашей галактике открыл этот закон. Любите деньги, как ближнего своего, и они полюбят вас. Но ближний обманет, а деньги не обманут никогда.

Среди прочих торговцев Дмитрий вдруг заметил своего школьного друга, с которым они иногда вместе отдыхали от одиночества.

— Всё занимаешься выживанием? — подойдя, спросил Дмитрий.

— На старость-то надо накопить, — ответил Вольдемар, пересчитывая деньги.

— Разве ты знаешь, сколько проживёшь? А вдруг не хватит? А тут ещё инфляция, девальвация, национализация…

— Обрыдло уже всё.

— А ты живи как я: каждый день, как последний, не думая о завтрашнем дне.

— Когда есть гарантированный доход, тогда можно, а когда полная неопределённость, тогда призадумаешься. Ведь нет никакой уверенности в завтрашнем дне!

— А почему она должна быть? Никто не знает и не может знать, что случится в следующее мгновение. Вот разгонят вашу толкучку, что будешь делать?

— Им нет смысла разгонять, они же с нас кормятся. Хотя, даже если появится много денег, вряд ли уйду отсюда, надо же чем-то заниматься. Тут вчера такой «брегет» упустил… Таких в мире шесть штук. Он на аукционе сто тысяч стоит.

— Ты самый настоящий паразит, — усмехнулся Дмитрий.

— Ну и что? — парировал Вольдемар. — Я людям помогаю. Покупаю у них вещи, когда им деньги срочно нужны.

— Но ведь не бескорыстно.

— А никто не способен делать что-либо, не делая в то же время и для себя, — это твои слова.

Дмитрий улыбнулся, вспомнив известное изречение.

— Есть вещи, к которым неприменимо понятие выгоды, например, честь, совесть.

— Сейчас на совесть ничего не купишь.

— Ты на деньги размениваешь жизнь, словно у тебя их две.

— Я живу в реальном мире, а ты летаешь в облаках.

— Нет, я живу в мире, где летают.

— Ладно, пусть я делаю деньги. А что делаешь ты?

— Ты конвертируешь жизнь в деньги?

— Слушай, чего пристал, не мешай жить, — недовольно пробурчал Вольдемар и отошёл.

На пятачке стоял мальчик лет шести, возле его ног лежали сумки. К нему подошла молодая хорошо одетая подвыпившая женщина и, присев на корточки, спросила:

— Скажи, как тебя зовут?

— Егор, — задористо ответил мальчик.

— Егор, хочешь я тебе что-нибудь куплю?

— Спасибо, у меня всё есть.

Женщина встала на колени, порылась в сумочке и вынула деньги.

— Пойдём со мной, я куплю тебе всё, что ты захочешь.

— Нет, спасибо. Я вещи сторожу.

— Ну, пожалуйста, давай я тебе что-нибудь куплю.

Подошла пожилая женщина, взяла мальчика за руку, и внимательно посмотрев на стоящую на коленях молодую женщину, грозно сказала:

— Пошли, Егор.

— Нет, Егор, не уходи, прошу тебя, не уходи! — вскрикнула молодая женщина

Бабушка, подхватив сумки, направилась с внуком ко входу в метро.

— Нет! Нет! Нет! — закричала женщина, встала с колен и плача побежала прочь.

Вновь появился Вольдемар.

— Ну а ты как живёшь? — спросил он у Дмитрия.

— Обложили со всех сторон: денег нет, работы тоже, сестра пьянствует, супруга подала на развод и требует алименты, к тому же грозятся выселить из квартиры за неуплату, а денег нет.

— Работать надо.

— Может, возьмёшь меня к себе? — улыбнулся Дмитрий.

— Ты не сможешь. Здесь все друг друга обманывают. Вон тот, — Вольдемар кивнул на стоящего рядом мужика, — купил за пять, я у него за десять, чтобы перепродать за пятнадцать. Он мне даёт жить, я ему.

— Стоит ли ради мелкой выгоды кривить душой? Неужели нельзя заработать честно?

— Лучше я здесь целый день простою, кого-нибудь обману, чем у станка гнить.

— А как же совесть?

— Совесть совестью, а кормить-то себя надо. Бывает, набегаешься, как курица по углам, не знаешь куда отнести, так что и десятке нарадуешься. Сколько раз бывало, в ущерб себе отдаю. Деньги нужны срочно, вот и идёшь впрогар. А где прогар, там и выигрыш.

Подошла старушка.

— Купите, молодой человек, вам в самый раз будут. Дёшево и самого лучшего качества.

— Это же бракованный товар. Зачем же врать, бабуля?

— Чего пристал. — Старушка покраснела. — Иди себе, иди!

“Может, прав Вольдемар, и без обмана не прожить? Но как, как жить в обществе взаимного недоверия?!”

— Пойми, честность никому не нужна, — рассуждал Вольдемар. — Деньги определяют сознание! Вот я дал другу в долг, а он отдавать не собирается. Придётся обратиться к бандюкам, чтобы они долг из него вытрясли. Там где деньги, честности быть не может!

Мимо шла женщина в слезах и причитала обиженным тоном:

— Ведь обманул меня, обманул, проклятый! Ну что за люди! Без стыда и совести! Неужели честно нельзя?

— Честно дешевле будет, — сказал ей вдогонку Вольдемар, и вновь обратился к Дмитрию: — Такой вот у нас менталитет. Тебя обманут, и ты обманывай. Мне всучили бракованную вещь, так я её перепродал другому дураку. Не обманешь, не проживёшь! Мы потому плохо живём, что хотим, чтобы всё по справедливости было. Но так не бывает.

— Зачем тебе так много денег?

— Так куда не ткнись, везде деньги. Вот я купил за три, продал за триста. Зато могу купить всё что захочу. А если положить деньги в банк под проценты, то можно и вовсе не работать. Только не знаю в какой, чтобы не прогореть. Или, может, орден золотой купить? А может, золотые зубы вставить?

— Кто-то в этом ордене видел смысл своей жизни, а для тебя это лишь предмет спекуляции. Печально. Какой же тогда во всём этом смысл?

— Баба тебе нужна, а не смысл! — перебил Вольдемар и улыбнулся. — Зачем, вообще, знать смысл жизни, зачем знать судьбу?

— Не знаю. Но это лучше, чем жить, заботясь о деньгах.

— У нас тут не Греция, а ты не Диоген.

— Вот ответь мне, что для тебя предпочтительнее: власть денег или власть идеи?

— Философ ты хренов! — выругался Вольдемар. — И чего тебе спокойно не живётся? Неужели не можешь не думать? Отключи ты свою голову, сожги все дневники, как я сжёг. Я ведь тоже когда-то задумывался о Космосе, да вовремя перестал, а то так и с ума спрыгнуть недолго. Живи как все. А не можешь — пойди утопись! Нельзя же всегда во всём искать смысл.

— Я ищу точку опоры. А для этого мне необходимо понять своё место в мире, место этого мира во Вселенной, зачем я рождён, зачем, вообще, понадобился человек?

— Когда такие мысли приходят, уколи себя, чтобы не думать, — думать бесполезно!

— Только поняв смысл затеи под названием Космос, я перестану волноваться от всяческих неурядиц. Чтобы стать бесстрастным, нужно понять вселенский смысл происходящего!

Дмитрий говорил, чувствуя всё большее раздражение от того, что мысли его гораздо полнее и интереснее, нежели слова, которые мало соответствовали глубине духовных переживаний.

— Я, как всякий человек, хочу быть счастливым. А для этого нужно реализовывать своё предназначение, а для этого, в свою очередь, нужно понять себя, а для этого нужно быть собой, а для этого нужно постичь мир, — что и означает постичь Бога. Так простая задача превращается в сверхзадачу — постичь Бога!

— К чему все эти вопросы о смысле бытия? Что изменится от того, что ты постигнешь бога? Разве нет других радостей в жизни? Я вот поджарю на одной сковороде картошечку, а на другой лук с морковкой, только обязательно раздельно, — и так на душе хорошо становится. Нет, что ни говори, а сладко поесть очень большое дело. Ублажить тело, разве это не счастье? Хорошо поесть — самая что ни на есть радость в жизни, самая настоящая любовь.

Дмитрий только пожал плечами.

— Пойми, я не могу без ответа на этот вопрос! Для меня он необходим, как пища! Ведь как жить без цели?! Если некуда идти, то и вставать незачем!

— Кормить-то себя надо!

— А может быть, жить нам осталось совсем немного. Вон видишь комету. Возможно, это грядущий Апокалипсис.

— Если мир неминуемо погибнет, то стоит ли пытаться изменить его к лучшему? Если мы обречены, лучше уж пожить в своё удовольствие.

— Ну а если война начнётся, что будешь делать?

— А ради чего воевать-то? Была бы идея...

— Достойно умереть тоже большое дело. И ради чего, вообще, жить?

— Торопиться на тот свет тоже не хочется.

— А что делать на этом? Чем ты занят?!

— Спиваюсь потихоньку.

Кто-то пил пиво, кто-то стоял рядом в ожидании пустой бутылки, кто-то тут же мочился.

— Вот она — жизнь, — сказал Вольдемар, указывая на тупик в стене. — Иногда полезно взглянуть на окружающий мир трезво, пусть даже глазами неверующего.

— Нет, я чувствую, чувствую на себе взгляд, вижу себя сверху, слышу изнутри! Это особое состояние, когда чувствуешь, слышишь, видишь то, что не видят другие.

— У тебя болезненное воображение. Ты просто внушил себе это, просто не хочешь расставаться с мечтой. Деньги надо зарабатывать, деньги, а то не проживёшь.

— Всё заботимся, как обеспечить себе пропитание на будущее, и забываем, что это, возможно, наш последний день. А нужно жить в ожидании Страшного Суда, ведь смерть и есть конец света именно для тебя.

— Не желаете свежую порнушку? — спросил подошедший парень.

— Любви хочется, — позёвывая, ответил Вольдемар. — А почём продаёшь?

— Дёшево, — сказал парень, и, не прочитав на лицах интереса, отошёл.

— А почему ты не разводишься? — спросил Вольдемар у Дмитрия.

— Я не для того женился.

— Не понимаю.

— Я выбрал женщину, которая освободила меня, подарив необходимое одиночество.

— Расчёт ты строишь.

— Всего просчитать невозможно. А потому, я хотел бы иметь принцип, который позволял бы правильно ориентироваться в самых непредвиденных ситуациях.

— Хитришь ты.

— Нет, я хочу знать правду: обманывала она меня или нет. Ведь если обманывала, значит, я —дурак, а она, когда я ухаживал за ней… она спала с другим… вышла замуж за меня, а ребёнок неизвестно от кого... Пойми, мне правду знать надо!

— Врёшь ты всё!

“По большей части люди не лгут, — их просто не понимают. Такое впечатление, что он защищается, пытаясь «разоблачить» меня, чтобы самому не выглядеть законченным подлецом”.

— Деньги тебя совершенно испортили, — с грустью сказал Дмитрий. — Ты даже не способен поверить в благородные мотивы.

— А что это такое? — И не получив ответа, Вольдемар сказал: — Нет никакой морали и никакого благородства, есть только необходимость, которая руководит людьми.

Подошла девочка, держа на руках собаку.

— Дядя, купите собачку, — обратилась она к Дмитрию. — Она хорошая, добрая. Вот пристала, что не отогнать. А у меня ведь дома ещё две. Усыплять надо. А жалко. Одну отдали мне, заплатили, сказали, заберут скоро, да так и не забрали. Хоть даром возьмите.

— Не могу, у меня аллергия.

— Тогда удава купите. Вместе с мышами. Для удава они самая лучшая пища.

— А чего он такой толстый?

— Так это она просто беременная. Купите. Будете разводить.

Подошла другая девочка, держа в руках клетку, в которой лежала кошка, а по ней ползала крыса.

— Тогда вот их купите. Они с детства дружат. Едят не много. Купите, дядя, а то не знаем, что с ними делать. Деньги нужны на еду. Купите!

— Деньги — вот самое главное в жизни! — торжествуя, сказал Вольдемар. — Когда деньги в кармане, тогда и праздник.

— Главное в жизни то, что за деньги купить невозможно! — возразил Дмитрий. — Мне вера, вера нужна!

— Маята всё это. Люди верят больше своим деньгам, нежели кому-либо. Купи дорогую вещь по дешёвке, перепродай втридорога, а на остальные деньги покупай всё что хочешь. Представляешь, я тут купил настоящий рубин как простую стекляшку!

— Скажи мне: зачем, ради чего или ради кого ты живёшь?

— Родители меня не спросили, вот и живу,— ответил Вольдемар. — Я барыга. Живу по необходимости, как того требуют обстоятельства.

— А идея у тебя хоть какая-то есть?

— Тебя съела идея!

— Это лучше, чем быть съеденным жопой.

— Чтобы выжить, нужно про свои нравственные принципы забыть.

“Да, каждый сам выбирает свой ад”, — подумал Дмитрий.

— А скажи мне: в чём для тебя смысл жизни?

— На хрена мне твои философские беседы! — возмутился Вольдемар. — Не верю я в жизнь после смерти, не верю! Нет её. Одна только жизнь, одна! Раньше я тоже верил. Но однажды убедился, что нет у людей ничего святого. Всё продаётся, всё! Вся жизнь состоит из вранья, а верующие просто наивные люди. Человек человеку волк!

— Вспомни заповедь: возлюби ближнего как самого себя!

— Да я себя ненавижу!

Рядом на скамейке распивали водку. Одна из женщин пьяным голосом причитала:

— Господи, сколько же можно терпеть издевательство это?! Подохнуть, в самом деле, легче, чем жить!

— Так за чем дело стало? — усмехнулась собутыльница.

— Неразумная система наша, неразумная! Всё сделано, чтобы человек страдал, мучился для чего-то. Сатанинская система! Работы нет, денег нет. Что это за жизнь?! Не хочу я такой жизни! И зачем только меня мать родила?! Лучше б не рожала! Тоже мне, подарочек! Мỳка одна! Вот сегодня у меня день рождения, а завтра… у дочери. Только вчера… вчера я её похоронила. … Чуть с ума не сошла! … Да, такой подарок ни за какие деньги не купишь! Нарочно не придумаешь! Напрасно мать меня родила. Лучше б не родиться вовсе! Незачем!

На панели сидела молодая женщина и грудью кормила ребёнка. Нищий без ног, протягивая обрубок руки, просил подаяния. Рядом нищие дрались из-за подаяния. Мужчина с размаху ударил сидящую с ним женщину и забрал брошенную ей на подаяние купюру. Женщина вцепилась ему в волосы. Не обращая внимания, люди проходили мимо. Мужик рылся в контейнерах с отходами, вместе с ним пёс рылся в поисках еды. Мужик вынул что-то, понюхал, почистил о рукав и засунул себе в рот.

— Мне это место напоминает выгребную яму, — сказал Дмитрий. — Прообраз мира — суетливого и ничтожного, и мы в этой яме, как мухи навозные. Хотя, наверное, каждый находит здесь свой смысл.

— Наивный ты человек, — усмехнулся Вольдемар. — Призываешь к смыслу, тогда как люди, наоборот, стремятся сбежать от него.

— Слушай, одолжи мне денег, а то поесть не на что, — попросил у друга Дмитрий.

— Мне самому для работы не хватает. И с кого я получу долг, если ты вдруг помрёшь?

— Вы ему не верьте, — сказал подошедший парень. — У него внешность обманчивая, чересчур интеллигентная.

Вольдемар тут же отошёл.

— Злится, — усмехнулся парень. — Не нравится ему, когда правду говорят. Он ведь капитал свой сделал на том, что бабушек обманывает. Они верят ему, точнее его интеллигентной внешности, а он их обирает, даёт за вещи самый мизер, меньше некуда, а потом перепродаёт втридорога. Вот он каков на самом деле! Он мать родную продаст, если выгодно будет! На обмане они здесь все живут, питаются чужим несчастьем. А не было бы тех, кто из нужды продаёт последнее, так они бы здесь не стояли. Принесёт человек вещь золотую, свою, последнюю, а они наровят купить как металл. Стервятники! Нет, хуже — гиены! Ничего святого у них нет. Ничего!

Подошёл Вольдемар.

— Послушай, у тебя святое что-нибудь есть? — спросил у него Дмитрий.

— Всё на продажу, — отшутился друг.

— Скажи, ты хотя бы любишь кого-нибудь?

— Я деньги люблю!

— Ну и как, накопил на счастье?

— Гнида ты! Прихлопнуть бы тебя, дать по башке, и всё. Думаешь, самый умный, а потому можешь другими помыкать?!

— Пусть я гнида. Но я тебя всё равно люблю!

— Что ты мне тычешь свою любовь?! Ты же знаешь, деньги для меня важнее!

— Деньги лишь функция отношения человека к действительности; они это мы сами! А любовь — это мироотношение!

— Брось, твои слова о любви ничего не стоят. Любовь на хлеб не намажешь!

Вольдемар задумался, словно вспомнил что-то.

— Умер тут вчера один барыга, — сказала он. — Схватился за сердце, и каюк. Скряга был страшный, за рубль был готов обмануть. — Вольдемар тяжело вздохнул. — Устал я. Надоело всё. Скорей бы жизнь прошла.

— Зачем же торопиться?

— Да я уже умер! Я живой труп! — сказал Вольдемар отрешённо. — С моста сигануть, что ли?

— Не надо, прошу тебя! — Дмитрий испугался. — Разве у тебя ничего нет, ради чего стоит жить?

— Жить вообще не стоит! — Вольдемар протянул деньги. — На, держи. Мне пора идти.

Дмитрий поблагодарил друга, и они попрощались.

На середину площади вышла женщина, держа в руках плакат. "Верните нам жильё!"

— Они нас выселили, — отчаянно восклицала женщина, стараясь привлечь к себе внимание. — Нам теперь негде жить! Всей моей семье! Мы ютились в подвале, потом на чердаке, а теперь нас и оттуда выселили. Где нам жить теперь? Проклятые чиновники поставили на очередь, которая подойдёт, когда мы уже сдохнём. У меня двое детей. Дайте жильё моим детям! Мы не можем так больше жить!

Крики отчаяния тонули в равнодушии привыкшей ко всему толпы.

Вдруг демонстрантка бросила на землю плакат, выхватила из своей сумки бутылку, облила себя жидкостью, щёлкнула зажигалка, и мгновенно женщина превратилась в пылающий факел. Она металась по площади, кричала что-то, от неё шарахались, потом упала и затихла, продолжая гореть.

Дмитрий, ошарашенный, стоял не в силах двинуться с места.

Подбежал милиционер, стал сбивать пламя, но было уже поздно.

— Зачем, зачем она это сделала?!

— Да потому что не могла жить больше! Довели человека до крайности!

— Чего удивляться. Вчерась здесь мужчина себя гранатой взорвал. Так-то вот. Невмоготу стало жить. Намучился, видать, вдосталь.

“Жизнь беспощадна! Беспощадна!! Или всё это «провокация» Абсолютной Идеи?

Неужели я никогда не вылезу из этого дерьма, так и умру? Неужели все мои усилия напрасны? Ничего у меня не получается нажить, ни за что зацепиться. Все озабочены лишь как заработать. А для чего? Зачем? Какова цель этого мельтешения? Работать, чтобы жить, а жить, чтобы работать? Зарабатывать, чтобы покупать, а в конечном итоге останется от меня куча дерьма, да и та скоро раствориться без остатка. Не хочу жить материальным, не хочу! — Но ведь это тоже жизнь! Надо и в этой необходимости жрать постигать смысл, в нём тоже заключена разгадка, как и во всём”.

Дмитрий присел на скамейку рядом со старушкой, продающей газеты.

— Что, бабуля, как живётся?

— Надоело, сынок. Но что поделать. Так вот и живём, хлеб жуём. А куда деваться-то?

— И как, по-вашему, смысл в этой жизни есть?

— Не знаю. Родились, вот и живём. Только ничего хорошего нет. Жили и жили. Работали, сколько могли. А теперь... — Слёзы блеснули в её глазах, еле заметных на сморщившемся лице. — Теперь плохо... Сын погиб... Живу с невесткой... Помирать уж пора. Хватит землю топтать. — Старушка заплакала. — Вот работаю, и в дождь, и в снег. А ведь мне уже семьдесят девять. С шести лет работать пошла. У меня трудового стажа пятьдесят пять, тогда как для пенсии нужно сорок. Где только ни работала, да так ничего и не нажила, даже козы не купила. Вот и сейчас вынуждена работать, чтобы дочку с внуком кормить. Дочка уже десять месяцев зарплату не получает, да и зарплата маленькая — слёзы одни! Обнищали! Тут прочитала, будто мать задушила своего младенца мужским галстуком, оттого что кормить было нечем.


Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Ибо то угодно (Богу), если 9 страница| Ибо то угодно (Богу), если 11 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.04 сек.)