Комплекс Ирода» и феномен Иисуса 2 страница

Нет никакого позора в работе: позорно безделье.

Если ты трудишься, скоро богатым, на зависть ленивцам,

Станешь. А вслед за богатством идут добродетель с почетом…

Стыд – удел бедняка, а взоры богатого смелы.

Через каких-нибудь полторы-две сотни лет подобная тирада вызывала лишь улыбку. Но к последнему замечанию прислушивались внимательно.

В конце VII в. до н.э. уже были твердо убеждены: «Деньги делают деньги». Денежная аристократия протянула руки к власти – они хотели диктовать свои законы. Дело дошло до вооруженных столкновений, и целые роды уничтожались либо изгонялись, их имущество перераспределялось. VII и VI века до н.э. познакомили мир с тиранами. Сначала этот термин был лишен зловещего смысла и означал лишь единоличногоправителя, получившего власть не по наследству и не путем избрания, а в результате захвата [18, c. 11].

Но уже в древности понимали, сколь зыбки и изменчивы юридические категории. Любое мероприятие могло стать законным, если подкреплялось силой.Тем более, если в качестве такой силы выступал демос. Его благо объявлялось целью политики, и справедливым считалось все, что укрепляло могущество тирана – общепризнанного «предводителя народа».

В тирании видели залог мира и порядка в государстве, избавление от смут. Становясь над всеми группировками сограждан, тираны заигрывали с народом, всячески подчеркивая свою преданность его интересам. Они конфисковывали имущество знати, издавали законы против роскоши, защищали бедняков в суде, поощряли торговлю, устраивали ослепительные празднества, сооружали великолепные храмы, покровительствовали художникам и поэтам.

Тираны пытались походить на древних царей, окружая себя мудрыми советчиками и вооруженной свитой. Но при этом они старались не нарушать внешних форм республиканского устройства. Будучи единоличными правителями, они воздерживались от того, чтобы чеканить монеты с собственным именем. Власть их тоже облекалась в законные одежды: их считали защитниками государства, и, как высшие военачальники, они имели право содержать наемный отряд телохранителей.

Тайну тиранической власти раскрыл позднее Аристотель, понявший, сколь важно соблюдать демократические формальности, чтобы народ чувствовал себя господином даже в том случае, если он лишен реаль­­ной власти: «Недопущение к осуществлению гражданских прав, нарушение справедливости, проявление наглости – все это ведет к государственным переворотам». А потому, «так как в состав государства входят два элемента – класс людей неимущих и класс людей состоятельных, – тиран должен внушить и тем, и другим, что их благополучие опирается на его власть… В глазах своих подданных он должен быть не тираном, но домоправителем… не узурпатором, но опекуном. Тиран должен привлекать на свою сторону знатных обходительностью, а большинством руководить при помощи демагогических приемов» [18, с. 13–14].

Тиранами становились разные люди, в том числе и выходцы из аристократии. Именно они обычно особенно рьяно преследовали своих бывших единомышленников, чтобы такой ценой купить доверие демоса. И уже не только знатный, но и всякий мало-мальски выдающийся человек вызывал у них подозрение [12, с. 10–14].

Значимый этап развития афинского государства был связан со вспыхнувшей борьбой различных слоев за политическое преобладание в Аттике. Писистрат выражал интересы мелких землевладельцев, демократически настроенной части Аттики. Это были массы жителей Аттики, имевшие малоплодородные наделы, слабые экономические хозяйства. Партия диакриев (горцев) способствовала приходу к власти Писистрата. Взяв акрополь с помощью вооруженного отряда, Писистрат утрачивал власть два раза. Свидетельства об этом противоречивы. Противодействие аристократической партии было столь мощным, что симпатии и антипатии не помешали в политических целях использовать соучастие враждующих группировок. Только с помощью верного отряда телохранителей и крестьян, с участием враждебных фиванцев и эритрейцев Писистрат закрепился на афинском акрополе. Его борьба, подкрепленная рядом экономических реформ, продолжалась с 560 по 527 гг. до н.э. и носила характер тирании [19, c. 467].

Как тиран Писистрат начал свою деятельность с популярных земельных переделов своих проигравших противников. Участвовавшие и сочувствующие слои диакриев были наделены землей из конфискованного фонда земель. Этим он укрепил свои позиции в среде диакриев и части паралиев. Его политика была поддержана еще благодаря введению доступного сельскохозяйственного кредита.

Кредит Писистрата был мерой вынужденной. Для сохранения власти он должен был обеспечить поддержку крестьянина. При Солоне было запрещено закабалять свободного крестьянина, утратившего по экономическим причинам наделы. Тогда же были введены совершенно кабальные ростовщические операции. Процент предоставляемой ссуды был грабительским. Введение дешевого государственного кредитования привлекло на сторону тирана новые массы крестьян, укрепило его положение в борьбе с родовой знатью [19, с. 467–468].

Среди важных мер, укрепивших демократические основы афинского гражданского общества, было введение разъездных судов для разбора спорных земельных и гражданских дел. Земледельцы больше времени должны были уделять хозяйственным занятиям, ибо это укрепляло экономические позиции государства. Введение постоянного подоходного налога было направлено на пополнение казны. 1/10 часть урожая составлял этот тяжелый налог и являлся жестким регулирующим механизмом афинского тирана.

Изменение облика Афин во время тирании Писистрата связано с расширением социальной базы режима тирании. Был воспринят и стал государственным земледельческий культ Диониса. Дионис был освятителем афинского виноградарства и виноделия. Торжества включали процессии и театральные представления в Афинах. Праздники были демократичны. В 1 день – Антестерий, посвященный Дионису, даже рабам разрешалось попробовать дар бога, новое вино. Также был возвращен праздник Панафиней. Для удобства торговли гавань Афин была перенесена в более приспособленную природой бухту Пирей. Известны выдающиеся архитектурные постройки времен тирана Писистрата – храмы Афины Паллады на акрополе и Зевса Олимпийского. При Писистрате с размахом была организована строительная отрасль (строительство коммунальных сооружений). Водопровод и водоем дали возможность бесперебойно снабжать город водой; летописцы указывают на прокладывание необходимых дорог из города в пригороды [19, c. 469].

Исследователи отмечали важность подобных мер в связи с привлечением рабочих, организацией общественных работ и обеспечением благодаря этому заработком ремесленников. Указывают на меру, также популярную и утвердившую авторитет тирана – государственное обеспечение ветеранов военных действий, инвалидов.

Все эти меры, направленные на укрепление социальной основы режима и государственности Аттики, проходили при сохранении всех установлений Солона. Другой вопрос – обеспечивало ли государственное устройство времен Писистрата выполнение записанных предшественником норм афинского демократического устройства? Аристотелевское мнение нельзя игнорировать, ибо он сравнивает тиранию Писистрата с золотым веком, где каждому обеспечивались мир и спокойствие для занятий своими частными проблемами. Активная внешняя политика требовала увеличения казенных доходов и, следовательно, дополнительных сборов средств на содержание верных режиму наемников. Ввиду широких внешнеполитических акций Писистрата, видоизменялась в сторону увеличения налоговая политика, что затронуло интересы всех слоев, в особенности мелких землевладельцев.

Писистрат снова теряет политических сторонников, а вскоре умирает. Его сыновья Гиппий и Гиппарх не смогли утвердиться у власти. После утраты ими власти в Афинах вновь вспыхивает борьба политических группировок [19, c. 469–470].

Большая часть античных тираний носила социальный характер, основанный, однако, не на личных убеждениях тирана, а на идее потакания народу. Цель тирана – власть, а не идея. Война не менее тирании способствует социализму, особенно Пелопонесская, превратившаяся в войну между демократами и олигархами. В ходе ее стало обычным «стремление избавиться от привычной бедности и беззаконными способами овладеть добром своих сограждан» (Фукидид). Бойни на Керкире и Самосе – в полной мере – «социалистическая революция» [20, ­c. 186–187].

Возьмем тиранию Писистрата в Афинах: равный передел земли, законы против роскоши и праздности, запрет «нетрудовых доходов», государственные ссуды крестьянам.

Греческие тирании, чем насильственнее, тем социалистичнее; и не случайно первый солдат-император Максимин (235 г.) «правил совершенно по образцу Спартака и Афиниона» [20, с. 187–188].

Как тираны, так и представители демократии Греции в достижении своих задач использовали сходные методы. По свидетельству Плутарха, в целях упрочения своей власти в Афинах Перикл сознательно использовал массовые переселения значительного числа афинских жителей, решая при этом две важные задачи: как стабилизацию обстановки в Афинах, так и колонизацию значительных территорий. Он постоянно устраивал в городе какие-нибудь торжественные зрелища или пиршества, или шествия: занимал жителей благородными развлечениями, каждый год посылал по шестидесяти триер, на которых плавало много граждан по восемь месяцев и получало жалованье, вместе с тем приобретая навык и познания в морском деле. Кроме того, тысячу человек клерухов послал в Херсонес, в Наксос – пятьсот, в Андрос – половину этого числа, во Фракию – тысячу для поселения среди бисалтов, других – в Италию, при возобновлении Сибариса, который теперь стали называть Фуриями. Проводя эти мероприятия, он руководствовался желанием освободить город от ничего не делающей и, вследствие праздности, беспокойной толпы, и в то же время помочь бедным людям, а также держать союзников под страхом и наблюдением, чтобы предотвратить их попытки к восстанию поселением афинских граждан подле них [21, с. 150–154].

Известно, однако, что, например, с именем тирана Периандра связан блестящий расцвет Коринфа, ставшего – правда, на короткий период – одним из ведущих эллинских государств. На берегах Ионического и Адриатического морей Коринф основал цветущие колонии, во главе которых стояли родственники тирана. Сам город превратился в могучую крепость, надежно охраняемую флотом. По преданию, именно коринфяне изобрели якорь и создали новый тип военного корабля с запасными парусами – триеру, экипаж которой доходил до 200 человек. При Периандре были прорыты каналы, построена деревянная дорога, связывающая гавани, проведен водопровод. Коринф первым начал чеканить собственную монету и также впервые стал взимать пошлину за привозимые товары.

Периандр правил 40 лет и умер, окруженный почетом. Потомки считали, что ему повезло, ибо, как заметил через 2300 лет Дидро (написавший статью «Тираны» в издававшейся им «Энциклопедии»), «нет ничего более удивительного, чем тиран, умирающий в своей постели» [18, c. 13].

Не многих греческих тиранов ожидала подобная кончина. Их обычно свергали, либо они погибали от рук как внешних, так и внутренних врагов. Несмотря на внешний блеск, современники ощущали непрочность тирании, и она редко переживала два поколения. Даже коринфскому деспоту дельфийский оракул, по словам Геродота, предсказал: «Блажен Кипсел, и сам, и дети его, но не дети его детей», и вскоре после смерти Периандра его преемник был убёёёёит.

От рук персов погиб баловень судьбы самосский тиран Поликрат, занимавшийся пиратством и покоривший большую часть островов Эгейского моря. Недолго управлял Мегарами и тиран Феаген, свергнутый восставшим народом [18, c. 14].

Тирания по природе своей не могла быть долговечной. Даже самые умеренные и осторожные правители вызывали в конце концов недовольство.

«Тирания преисполнена множества зол», – сетовал сицилийский тиран Дионисий, живший в V–IV вв. до н.э. История с наглядностью проиллюстрировала истинность этого. Гамма политического устройства древней Греции породила ряд специфических отличительных качеств, черт характера жителей страны, обусловила расцвет Греции [18, c. 14].

Древним грекам были известны «самодействующие» устройства большой сложности, например, «театр автоматов», где действующими лицами многоактной драмы служат фигуры, приводящиеся в движение одна за другой при помощи системы зубчатых колес и шарниров. В академии Платона был установлен автоматический будильник, изображавший богиню, трубящую в рог. В ранний утренний час она издавала сильный свист, поднимавший на ноги заспавшихся учеников. Часы вообще были одним из самых первых и самых совершенных автоматических устройств. Потребности часового производства в большей степени стимулировали развитие механики, в частности, теории равномерного движения, и ее практических приложений к промышленности.

Моделирование животных и человека, являющиеся одним из основных принципов кибернетики и бионики, также имеет корни в глубокой древности. Известно, что Архит Тарентский (V–IV вв. до н.э.) сконструировал летающего голубя, Дмитрий Фарернский (IV–III вв. до н.э.) – ползающую улитку, Птолемей Филадельф (III в. до н.э.) – создал устройство, имитирующее движение человека [22, с. 81].

Многообразие политического устройства порождало своеобразие быта греков. Известно, что жителей города Сибариса погубили тяга к непомерной роскоши и чревоугодие, не знающее никакой меры. Неумеренная, вошедшая в поговорку, роскошь жителей этого города сделала их недееспособными, и город был разрушен кротонцами в 510 г. до н.э.

Но и в других землях Греции были люди, все время, силы и средства отдававшие погоне за роскошью. Так, женщины на голову надевали высокие венки, на ноги – сандалии, уши украшали большими серьгами, рукава одежды от плеч до кистей рук не сшивали, а застегивали множеством золотых и серебряных булавок.

Среди греков было много обжор, как мужчин, так и женщин. Одна из них, по имени Аглаида, отличалась особенным аппетитом и необычайным поведением. Она носила на голове накладные волосы и султан из перьев. Каждый день на обед она съедала двенадцать мин мяса (мина – 450 г), четыре хиника зерна (хиник – 1 л) и осушала бочку вина, после чего долго играла на трубе. Жители острова Родос предпочитали всем яствам рыбу, а тех, кто предпочитал мясо, называли обжорами. В Сицилии было святилище Обжорства, в котором стояла статуя богини Деметры Сито, что значит – хлебодарная. Во многих греческих городах строго запрещалось женщинам пить вино, и они всю жизнь довольствовались ключевой водой [23, c. 115].

Греки умели с достоинством принимать успехи и мужественно встречать горестные события. По преданию, во время философской беседы одному из собравшихся сообщили, что героически погиб его сын. Все на миг замолчали, а отец погибшего тихо произнес: «Я всегда знал, что породил смертных», и продолжил беседу.

Когда греки захватили Трою, то предложили ее жителям взять что-либо одно из своего имущества. Троянец Эней вынес на плечах своего старика-отца. Враги были так поражены его поступком, что приказали вернуть ему все его имущество [23, c. 115].

Анахарсис, скиф царского рода, причисленный греками к мудрецам, узнав, что Солон занят составлением законов для афинян, стал смеяться над его работой. Он считал, что Солон желает добиться невозможного – он мечтает удержать граждан от преступлений и корыстолюбия писаными законами, которые ничем не отличаются от паутины: когда попадаются слабые и бедные, их удержат, а сильные и богатые вырвутся. На это Солон возразил, что и договоры люди соблюдают, когда нарушать их не выгодно ни той, ни другой стороне; и законы он так приноровит к интересам граждан, что покажет всем, насколько лучше поступать честно, чем нарушать законы. Однако результат получился скорее тот, какой предполагал Анахарсис, чем тот, на который надеялся Солон [24, c. 161].

Солон позволил всякому гражданину выступать в защиту потерпевшего и требовать наказания преступника. Если кого-нибудь били, производили над ним насилие, причиняли ему вред, всякий, кто мог или хотел, имел право жаловаться на преступника и преследовать его судом. Законодатель правильно поступал, приучая граждан сочувствовать и соболезновать друг другу и быть как бы членами единого тела [24,­ c. 173–174].

Солона хвалят также за закон, запрещающий говорить дурно об умерших. И действительно, религия требует считать умерших священными; справедливость – не касаться тех, кого уже нет; гражданский долг – не враждовать вечно. Бранить живых Солон запретил в храмах, судебных и правительственных зданиях, равно как и во время зрелищ; за нарушение этого закона он назначил штраф. Нигде не сдерживать гнев – это признак человека невоспитанного и необузданного; везде сдерживать – трудно, а для некоторых и невозможно. Поэтому законодатель при составлении законов должен иметь в виду то, что возможно для человека, если он хочет наказывать малое число виновных с пользой, а не многих – без пользы [24, c. 180–181].

Нравы и обычаи древней Греции отличались большим своеобразием. Афиняне в древности ходили в пурпурных одеждах, носили высокие прически, скрепляя их золотыми шпильками и увешивая золотыми украшениями. Рабы несли за ними складные стулья, чтобы им не сидеть где попало.

Жители Митилены, одерживая победу, запрещали побежденным обучать детей грамоте и музыке, считая этот запрет самым тяжелым наказанием [23, c. 118].

Во время войны с персами Гиерон отказался помогать соотечественникам, а когда по ее окончании он решил принять участие в Олимпийских играх, сограждане запретили ему это, сказав, что тот, кто не разделил со всеми величайшей опасности, не должен принимать участия и в празднестве.

Дионисий, сын тирана Клеарха, прославился не только своим стремлением к роскоши, но и необычайным чревоугодием. Его тело со временем утратило человеческие формы, и, принимая посетителей, он вынужден был скрывать его в специально изготовленной башенке, из которой виднелась лишь его голова. Но как полнота обжор, так и излишняя худоба являлись объектом насмешек греков. Предание гласит, что житель Коса Филет был так необычайно худ, что заставляло его в ветреную погоду не покидать дома, а в обычную – ходить в обуви на свинцовой подметке.

Среди греческих тиранов были люди умные. Так, придя к власти, Писистрат приказал приводить к себе во дворец всех бездельников, и спрашивал их, почему они не работают. Если выяснялось, что это – бедняк, у которого нет вола или семян, чтобы вспахать и засеять поле, то он давал ему все. Писистрат считал, что безделье таит в себе угрозу заговора против него [23, c. 118].

Значимый вклад в историю Греции внесли и правители демократического толка. Авторитет и влияние Перикла в Афинах были так велики, что даже его женитьба на гетере Аспасии не уменьшила его популярности. Гетерами (греч. «спутницы», «подруги») в Древней Греции назывались образованные незамужние женщины, ведущие свободный, независимый образ жизни (иногда словом «гетера» в Древней Греции называли женщин, торгующих собой). Ремесло гетеры в Греции не считалось почетным, и к ним относились с пренебрежением. Не могло быть и речи о том, чтобы почтенный человек женился на гетере. Достойная греческая женщина росла, воспитывалась и всю жизнь проводила затворницей в гинекее – на женской половине дома. Она не посещала театр, не смела появляться в Народном собрании. Женщина даже не могла одна выйти на улицу – ее обязательно сопровождал кто-нибудь из родственников или рабыня.

Среди гетер встречались женщины блестящего ума, хорошо образованные, умеющие поддержать разговор поэтов и философов, разбирающиеся в политике и искусстве. Такой гетерой была Аспасия из Милета. Аспасия славилась в Афинах красотой и умом. Выдающиеся политики и философы считали ее женщиной незаурядной. Она была прекрасной собеседницей, и говорят даже, что была наделена ораторским талантом, который так ценили афиняне [23, c. 130].

Перикл познакомился с Аспасией и был восхищен этой женщиной, которая сумела поставить себя так, что самые умные люди Афин считали за честь быть ее друзьями. Он сделался частым гостем в доме гетеры, и вскоре всем стало ясно, что Перикл полюбил прекрасную хозяйку. И мало этого: по Афинам пронесся слух – Перикл решил жениться на гетере! Это оказалось правдой. Перикл развелся с женой, и вскоре в доме стратега появилась новая хозяйка. Перикл слышал сплетни и пересуды за своей спиной, но нимало не беспокоился. Он знал, что никакие насмешки не умалят его заслуг перед государством. И потом, он слишком любил Аспасию, чтобы придавать значение скабрезным историям, которые о ней рассказывали его недруги.

Счастьем наполнился дом Перикла, когда в него пришла Аспасия. Каждый день, уходя из дома, Перикл нежно прощался с женой и приветствовал ее при возвращении, что было совсем не в традиции афинских мужей. Аспасия же, став женой стратега, не заперлась в гинекее, как полагалось замужней женщине в Афинах. Она продолжала принимать гостей, друзья Перикла стали и ее друзьями. Для своего сына от брака с Аспасией – Перикла-младшего – стратег добился в виде исключения афинского гражданства вопреки закону, который сам и ввел – ведь Аспасия не была афинянкой [23, c. 130].

В тяжелые для Перикла дни нелегко пришлось и Аспасии. Именно на нее, зная, как много значит она для стратега, обрушили свой первый удар недруги Перикла. Аспасию обвинили в нечестивости, в том, что она, гетера, учит распутству афинских женщин. Перикл встал на защиту жены, он плакал, убеждая судей в ее невиновности. Аспасию удалось спасти от наказания, но радость уже не возвращалась в дом Перикла. Следом за нападками врагов пришли война и чума, унесшая жизнь великого афинянина. До самой смерти Перикла Аспасия была рядом с ним, оставаясь заботливой женой и верной подругой.

Регионы Греции развивались весьма своеобразно. Спартанцы умели обидчиков поставить на место, не прибегая к физической расправе над ними. Однажды в Спарту прибыли жители греческого города Клазомены. Среди них оказались озорники, вымазавшие сажей кресла, в которых сидели правители Спарты – эфоры. Те не показали своего гнева, а издали указ, который был на следующее утро объявлен по всей стране: «Клазоменцам разрешается вести себя непристойно» [23, c. 134].

Мудрость спартанцев помогала им найти выход из самых сложных обстоятельств. Когда они получили приказ Александра Македонского, объявлявший о его божественном происхождении, то постановили: «Если Александру угодно быть богом, пусть будет». Истинно по-спартански посмеялись они над претензиями гордого македонца.

Свободолюбие спартанцев лучше всего сознавали их цари. Один из них – Антигон, заметив в своем сыне гордость и пренебрежение к подданным, сказал ему: «Оставь свои замашки. Разве ты не знаешь, что наша с тобой власть – почетное рабство?» [23, c. 134]. Спартанцы издали закон, ограничивающий покупку съестных припасов, регламентирующий их количество и качество, с целью избежать чревоугодия.

В 362 г. до н.э. фиванцы под командованием Эпаминонда напали на Спарту. Один мальчик-спартанец убежал из дома на поле боя и вместе со взрослыми отражал наступление врагов. Когда спартанцы победили, они наградили маленького героя венком за проявленную доблесть, но присудили к большому денежному штрафу за то, что он принял участие в сражении до положенного возраста и сражался, не имея положенного спартанцу вооружения и облачения.

Воспитание детей считалось в Спарте одной из главных общественных обязанностей гражданина. Спартанец, имевший трех сыновей, освобождался от несения сторожевой службы, а отец пятерых – от всех существовавших повинностей.

Однажды в Спарту прибыл посол с острова Хиос – гордый и чванливый, облаченный в пышные одежды и выкрасивший волосы, чтобы скрыть седину. Не успел он начать речь, как поднялся с места один из спартанцев и, обращаясь к присутствующим согражданам, сказал: «Что путного может сказать этот человек, если у него обман не только в сердце, но и на голове?» [23, c. 134].

Одного спартанского юношу, за бесценок купившего землю, предали суду. В обвинении говорилось, что он слишком молод, а уже соблазнился выгодой, а корысть – это враг каждого жителя Спарты.

Абсолютная власть и абсолютное богатство – составляющие «Иродова комплекса». Весьма характерно, что за всю историю человечества только двоим суждено было сконцентрировать у себя в руках одновременно неограниченную власть и большую часть добытого в мире золота, то есть абсолютную власть и абсолютное богатство. Эти двое – Александр Македонский и Гай Юлий Цезарь [5, ­c. 19]. Ни тот, ни другой не были счастливыми людьми в общепринятом смысле: семья, дети, отдохновение на лаврах. Александр III, прозванный Великим, больше известен как Александр Македонский. Историки отмечают, что характер у него был полон противоречий: в нем было много положительных качеств и так же много отрицательных. Не лишенный великодушия человек, рыцарь по натуре, отважный воин, и в то же время жестокий, безжалостный деспот, честолюбивый завоеватель, мечтавший подчинить себе весь мир. Он рос в атмосфере семейной вражды, которая установилась между его родителями. Александр полностью находился под влиянием своей матери, властолюбивой царицы Олимпиады, и с детства привык смотреть на мир ее глазами. Филипп пытался вернуть расположение сына и воспитать его в своем духе. Он пригласил к Александру великого мыслителя Древней Греции Аристотеля, который должен был стать для мальчика учителем жизни. Аристотель обучал Александра разным наукам и сам служил ему примером.

Жизнь, деяния Александра Македонского, подобно вспышке молнии осветили будничную, рутинную, вялотекущую историю бытия человечества, оставили о себе долгую память в веках. Причина же этого – не его держава, которая распалась сразу после его смерти. Не был он и основателем новой династии: два его сына – Александр и Геракл – еще юными погибли в кровавых распрях, одна из его жен Роксана была беременна, и, будучи ревнивой и страстно ненавидя Статиру, дочь Дария, на которой женился перед смертью Александр Македонский, она заманила ее и сестру к себе и, убив, бросила трупы в колодец. Роксана через два месяца после этого родила сына Александра. Однако в 309 г. до н.э. род Александра пресекся: по приказу Кассандра были умерщвлены Роксана и ее сын [25, c. 361–436].

Невзирая на трагические события, в ходе которых великие свершения, подвиги Александра Македонского завершились физической гибелью его династии, импульс, который он дал развитию истории цивилизации, ощущался многие столетия и даже тысячелетия. Это определялось тем восторгом, даже завистью к его молодости, к той легкости, с которой он завоевал полмира. Сколько будущих великих полководцев повторяли слова Александра: «20 лет – и ничего для бессмертия!» Цезарь с восхищением думал об удивительной судьбе Александра Великого. Наполеон и Суворов зачитывались книгами о его походах. Сколько легенд ходило по миру, и сколько восточных правителей выводили свой род от Искандера Двурогого (так на Востоке называли Александра). Многие из основанных им городов (более 30) в разных частях света, носящие его имя, напоминали о великих завоеваниях. Некоторые из них сохранились до нашего времени: Искандерун (Александрия при Иссе), Аль-Искандерия (Александрия Египетская), Герат (Александрия в Арии), Кандагар (Александрия в Арахосии), Ходжент (Александрия Крайняя). Уместна ли та ирония, которую вложил столь же великий Шекспир в уста своих героев, соразмерявших свою жизнь, свои деяния с деяниями, свершениями Александра Македонского, его посмертной судьбой? Оказавшись около могилы Йорика, Гамлет и его друг Горацио рассуждают о смысле жизни и смерти, отталкиваясь от судьбы Александра: «До какого убожества можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идет на затычку бочки?»

Горацио: «Это значило бы смотреть на вещи слишком предвзято».

Гамлет: «Ничуть не бывало. Напротив, это значило бы почтительно следовать за предметом, подчиняясь вероятности. Примерно так: Александр умер, Александра похоронили. Александр стал прахом, прах – земля, из земли добывают глину. Почему глине, в которую он обратился, не оказаться в обмазке пивной бочки?»

Истлевшим Цезарем от стужи

Заделывают дом снаружи.

Пред кем весь мир лежал в пыли,

Торчит затычкою в щели [26, c. 228–229].

Реальная, историческая судьба праха Александра Македонского не вполне соответствует версии У. Шекспира, хотя по трагическому накалу реальные события даже превосходят версию великого трагика. Тело Александра долгое время лежало без погребения, и его мать Олимпиада, узнав об этом, воскликнула: «Дитя мое, ты стремился к доле небожителей, ныне тебе отказано даже в том, что получают все люди на земле, – в могиле!» Действительно, тело «земного бога» – Александра Македонского – пролежало непогребенным в покоях вавилонского дворца тридцать дней. Никто из бывших друзей и соратников не вспомнил о теле в пылу борьбы за наследие Александра, пока один находчивый человек из сочувствия к бывшему повелителю не объявил, что боги открыли ему тайну: та страна, в земле которой упокоится тело великого завоевателя, обретет счастье и вечное процветание (непогребение считалось одним из самых страшных преступлений в Греции, и за несвоевременное погребение последнего воина полководцев обрекали на смерть, изгнание, приговаривали к огромным штрафам). Но то, что было святым и общепринятым для последних смертных, явилось недоступным для «земного бога», достигшего наивысшего могущества на Земле [27, c. 211–219].

Только свидетельство, что тело великого завоевателя принесет вечное счастье и процветание, привело к тому, что за его обладание развернулась борьба и интриги. Каждый из сподвижников царя, полководцев-диадохов, стремился похоронить его в своих владениях и тем самым гарантировать прочность своей власти. Самым расторопным оказался Птолемей, ночью выкравший тело погибшего царя и спешно отправивший его в Александрию Египетскую (по одним данным – в бочке с медом, по другим – в простом ящике). Вслед устремился Пердикка, рассчитывая отобрать у нахального Птолемея останки Александра. Птолемей знал воинственный характер Пердикки и, опасаясь расправы, решил обмануть его. Он приказал изготовить куклу, ростом и лицом похожую на умершего. Эту куклу, облаченную в пышные одежды и украшенную драгоценностями, под дорогими погребальными покровами, на носилках, украшенных серебром, золотом и слоновой костью, везли в сопровождении пышной свиты. Тело же Александра по глухим дорогам везли самые верные Птолемею люди. Пердикка перехватил на пути в Александрию мнимый траурный поезд и повернул его обратно, решив, что стал обладателем тела царя. О подмене узнали слишком поздно, когда было невозможно что-либо изменить. Воистину, простым людям недоступно то, что по праву полагается земным богам, но последним недоступно то, что незыблемо предназначено самым последним нищим. Греки, которых Александр принуждал почитать себя как Олимпийца, как Бога, насмешливо заявляли: «Предоставим Александру, если ему так хочется, называть себя богом». Александр не стал богом, но – воплощением удачи, легендой и удивительной былью для современников и потомков, личностью, ставшей эталоном индивидуальности [27, c. 211–230].

Дата добавления: 2015-10-28