Первый, кого ты там увидишь

Большая часть лета прошла, но новых откровений от Колтона мы так и не дождались, хотя во время отпуска по‑прежнему играли в нашу любимую игру «Как выглядит Иисус», причем каждую картинку Христа, которую мы ему показывали, Колтон неизменно забраковывал. Дошло до того, что мы с Соней, вместо того чтобы спрашивать: «Ну что, картинка верна?», теперь без обиняков вопрошали его: «Что же с этой не так?»

Настал август, а вместе с ним и ежегодная претензия Империала на то, чтобы хоть как‑то заявить о себе и прославиться, претензия, носящая название Окружная ярмарка. После главной ярмарки, которая проводится в столице штата, наша – самая большая в Восточной Небраске. Для Империала и городков, разбросанных на мили вокруг, это самое знаменательное событие года. На целую неделю в конце августа население Империала вырастает с двух до пятнадцати тысяч. Магазины и прочие заведения работают неполный день (а то и вовсе закрываются), и даже банки закрывают свои двери сразу после полудня, чтобы все человеческое сборище могло попасть на концерты (рок‑концерт в пятницу и кантри‑концерт в субботу) и развлечься среди игровых автоматов, каруселей, аттракционов и ярких огней шумного карнавала.

Каждый год мы готовимся к зрелищам, звукам и ароматам ярмарки: горячему поп‑корну, барбекю и «индейскому тако» (острая мексиканский смесь из бобов и мяса, накладываемая прямо в раздвоенную кукурузную лепешку). Повсюду звучит музыка кантри, а над всем этим вращается видимое со всех концов города чертово колесо.

В западных штатах ярмарка – действительно великое событие, где все как у людей: конкурсы (они проводятся молодежной организацией 4‑H) на лучшую породу племенного скота – на лучшего быка, лучшую лошадь, лучшего борова, и любимое развлечение детей «Родео на баране». Для тех, кто никогда не слышал о подобном родео, сообщаю: ребенка сажают на барана, и он пытается проехать на нем как можно дольше, стараясь не упасть. В родео участвуют дети различных возрастных групп, от пяти до семи лет, и для победителя в каждой из них предусмотрен большущий приз. И это не преувеличение: приз, как правило, оказывается намного больше самого победителя.

Как бы то ни было, у нашей ярмарки есть привкус чего‑то домашнего, характерного только для маленьких городков, хотя без пикантностей и у нас тоже не обходится. За это мы должны быть благодарны здешнему торговцу лимонадом и прохладительными напитками. Этот джентльмен как‑то решил повысить продажу своего сладкого шипучего напитка, применив с этой целью один маркетинговый ход, известный как «метод „Хутерс“» – по имени сети одноименных ресторанов[3].

В результате по прошествии вечера или двух со стороны горожан начали поступать жалобы на фривольно, а то и вообще условно одетых продавщиц, торговавших лимонадом в его палатке, так что несколько уважаемых граждан города, обеспокоенных такой безнравственностью, вынуждены были призвать хозяина к ответу, дав ему понять, что продавщицам не мешало бы иметь на себе побольше одежды. Так или иначе, но в первые два вечера очередь к его палатке была просто немыслимой.

В августе 2004 года мы с Соней тоже поставили палатку на ярмарочной площади, чтобы привлечь гостей к нашему гаражно‑дверному бизнесу. И мне, как всегда, приходилось всячески изворачиваться, добиваясь того, чтобы мой частный бизнес не препятствовал моему общественному бизнесу, то есть пасторской заботе о прихожанах. Однажды теплым летним вечером (дело было во время ярмарки), когда мы вчетвером – Соня, я и двое наших детей – несли свою обычную вахту у нашей рекламной палатки, раздавая прохожим брошюры и беседуя с потенциальными клиентами, я вдруг вспомнил, что мне нужно наведаться в частную лечебницу, расположенную в нескольких кварталах отсюда, чтобы навестить одного человека по имени Гарольд Гриер.

Дочь Гарольда, Глория Маршалл, была аккомпаниатором – она подыгрывала на пианино нашему церковному хору во время исполнения гимнов, а ее муж, Дэниел, работал моим заместителем, а заодно и хормейстером. Гарольду, который и сам большую часть жизни прослужил священником, было в ту пору около восьмидесяти лет, и он лежал на смертном одре. Я знал, что все его мысли в эти дни были сосредоточены на последних минутах, которые ему оставалось провести на земле, поэтому решил заехать в лечебницу еще раз, чтобы поддержать Дэниела и Глорию, а заодно и помолиться вместе с Гарольдом.

Когда вы совмещаете в одном лице многочисленные обязанности – пастора, пожарника‑добровольца, тренера по борьбе и владельца собственного предприятия – и при этом пытаетесь жонглировать всеми этими кеглями так, чтобы ни одна не упала, то вы очень быстро привыкаете к тому, что дети постоянно вас сопровождают. Соня, со своей стороны, тоже выполняла многочисленные обязанности: жены пастора, что само по себе является полноценной работой, плюс мамы, учителя, библиотекаря на общественных началах и семейного делопроизводителя. За многие годы у нас выработалась привычка, что если мы едем не на официальную работу, то непременно берем с собой одного из детей. Поэтому тем вечером я оставил Соню (она была уже на седьмом месяце беременности) и Кэсси в нашей ярмарочной палатке, посадил Колтона в детское кресло, пристегнул его ремнями и повел машину к дому для престарелых.

Мы стартовали с ярмарочной площади и проехали мимо чертова колеса. Колтон неотрывно смотрел в окно.

– Мы едем в частную лечебницу навестить Гарольда, отца Глории, – сказал я. – Он очень слаб, и жить ему, я думаю, осталось немного. Всю свою жизнь Гарольд посвятил Иисусу, но это было много лет тому назад, а теперь он готовится уйти на небо.

– Хорошо, папа, – откликнулся Колтон, не отрываясь от окна.

Частная лечебница – это длинный одноэтажный дом с просторным залом, который служит его обитателям столовой; там, помимо столов и стульев, стоит огромная клетка с зябликами и другими певчими птицами, которые скачут, порхают, щебечут, поют – короче, создают в помещении атмосферу лета.

По приезде я сразу направился в комнату Гарольда. Там уже находились Дэниел, Глория и еще три или четыре члена семьи, включая и двух женщин, которые, насколько мне известно, тоже приходились Гарольду дочерьми.

Дэниел поднялся мне навстречу.

– Привет, Тодд, – сказал он, пожал мне руку и обнял.

Глория тоже поднялась мне навстречу; мы и с ней обменялись рукопожатиями и обнялись. Затем все присутствующие поздоровались с Колтоном. Тот почему‑то цеплялся за мою руку и отвечал невнятно и робко.

Я подошел к Гарольду. Он лежал тихо и неподвижно, делая, с большими интервалами, долгие вдохи и выдохи. Мне уже не раз доводилось видеть мужчин и женщин на этой стадии жизни, предвещающей близкий конец. В последние минуты жизни их сознание напоминает приливы и отливы: оно то приходит, то уходит, и даже когда они не спят, их ум то обретает ясность, то ее теряет.

Я повернулся к Глории и спросил:

– Как состояние отца?

– Держится, но, думаю, осталось недолго, – сказала она.

Выглядела она довольно бодрой, но я заметил, что подбородок у нее, когда она мне отвечала, слегка дрожал. И тут Гарольд тихо застонал и зашевелился под тонкой простыней, которой был накрыт. Одна из его дочерей встала, подошла к постели, шепнула несколько утешительных слов и снова вернулась на свое место у окна.

Я подошел к Гарольду – Колтон неотступно, как тень, следовал за мной, – и встал у изголовья. Гарольд лежал на спине, тонкий, прямой, с проплешинами на голове; его глаза были полуоткрыты, а губы слегка раздвинуты. Он ртом вдыхал воздух и долго держал его внутри, прежде чем выдохнуть, словно стараясь выжать из него весь кислород до последней молекулы.

Я взглянул на Колтона и увидел, что тот пристально смотрит на Гарольда с выражением полного спокойствия и безмятежности на лице. Я положил руку на плечо старого священника, закрыл глаза и вслух прочел молитву, напомнив Господу о долгой и преданной службе Его верного слуги; и да сделают ангелы его путь на небо быстрым и приятным, и да приимет Господь раба Своего с радостью и почетом.

Закончив молиться, я повернулся и направился к членам семьи. Колтон последовал было за мной, но вдруг резко повернулся и снова подошел к Гарольду.

Подойдя вплотную, он взял Гарольда за руку. Наступил тот самый момент, который у нас называют «моментом Хаттона»[4].

Все напряженно следили за Колтоном, обратясь в слух. Тот с необычной для ребенка его лет серьезностью посмотрел Гарольду в лицо и сказал:

– Все будет хорошо. Первый, кого ты там увидишь, будет Иисус.

Тон его голоса был невыразительно‑прозаичным, словно он описывал нечто будничное и хорошо знакомое, вроде городского пожарного депо. Дэниел и Глория обменялись между собой взглядами, а меня охватило какое‑то запредельное чувство нереальности.

Я вроде бы уже привык к тому, что Колтон говорит о небесах, но теперь он был не просто рассказчиком, а посланником, маленьким экскурсоводом при путешественнике, который отбывал на небо.

Глава 22

Дата добавления: 2015-10-28