Город без центра

Сассен отмечает: «Города традиционно обеспечивали экономике, государству и обществу некую централизованность» (Sassen 1991: 13). Важнейшая черта нынешних гигантских агломераций помимо их размера — это отсутствие четкого центра. Мамфорд еще полвека назад обратил внимание на эту тенденцию, определив ее в формулировках, которые вскоре популяризовал Маклюэн: «На деле мы живем в бурно расширяющейся вселенной все новых механических и электронных изобретений <...> Это взрывное развитие технологий породило такой же взрыв в городе: он лопнул и разбросал свои сложные органы по всей округе. “Контейнер” окруженного стенами города не просто взломан — он лишился своего магнетизма, в результате чего мы наблюдаем распад его влияния до состояния случайности и непредсказуемости» (Mumford 1973: 45).

Этот «технологический взрыв» представляет собой глубокую перекройку исторически сложившейся логики урбанизма. По мнению Фишмана, «у нового города <...> отсутствует то, что придавало облик и смысл всем городским формам прошлого, — единственное доминантное ядро и четкие границы» (Fishman 1994: 398). Результатом стало нечто, не имеющее пока даже общепринятого названия. Фишман утверждает: «Новый город — это не город, не деревня и не пригород. Он не подпадает ни под какие традиционные термины архитекторов и историков» (Ibid., 400). Аналогичное мнение высказывает и Ферраротти: «Мы движемся к континууму города-деревни <...> В этой ситуации город лишается своего естественного центра притяжения, ядра» (Ferrarotti 1994: 463). Соркин говорит о «возникновении города совершенно нового типа, не привязанного к конкретному месту» и называет его агеографическим городом (Sorkin 1992: xi)15. Сойя для характеристики новых городских ландшафтов использует понятия «постмегаполис» или «экзополис», «подчеркивающие их внутренне противоречивую двусмысленность, их сущность “негородских городов”» (Soja 2000; Soja 2002: 95). Рем Колхас подытоживает эту трансформацию выражением «мусорное пространство»: «Мусорное пространство — это то, что остается, когда модернизация закончилась, или, точнее, то, что образуется, пока этот процесс идет, его отходы. У модернизации имелась рациональная программа: дать всем блага научного прогресса. Мусорное пространство — его апофеоз или крах <...> Мусорное пространство делает вид, что объединяет, но фактически раскалывает. Оно создает сообщества не на основе общих интересов или свободного объединения, а с помощью идентичной статистики и неизбежной демографии <...>. На каждого мужчину, женщину и ребенка оно нацеливается по отдельности, выслеживает, отрывает от остальных» (Koolhaas 2000: 161, 166).

Полной утраты городского центра не произошло16. Но она, несомненно, породила то, что Бойер называет кризисом городского образа (Boyer 1999: 138): он все больше лишается «читаемости», о которой некогда говорил Линч (Lynch 1960). Вирильо выделяет несколько этапов нарастания этой «нечитаемости»: город утрачивает исторически сложившуюся целостность, прежние функции и, наконец, геометрическое пространство, с которым неразрывно связан урбанизм: «Город более не централизован, исчезает его осевая структура, и с этим первыми уходят в прошлое символические и исторические системы координат. Затем, когда промышленный аппарат и памятники утрачивают смысл, исчезает архитектоническая система координат. Наконец происходит важнейшее событие: крушение вековой категоризации и разделения физического измерения ведет к утрате геометрической системы координат» (Virilio 1991a: 30).

Именно вытеснение «содержательного, сплошного и однородного пространства, унаследованного от классической геометрии» в пользу, как выражается Вирильо, «относительности случайного, дискретного и разнородного пространства» электронных медиа (Ibid., 35) наносит последний удар по пространственным парадигмам классической архитектуры и урбанизма. В этих условиях, утверждает Вирильо, мы вынуждены «находить другие, электронные средства оценки времени и пространства, не имеющие ничего общего с измерительными системами прошлого» (Ibid., 30). К сожалению, на практике Вирильо игнорирует эту задачу, предпочитая интерпретировать трансформацию городского пространства в основном как утраты и дезориентацию. Разговоры об «аннигиляции пространства и времени» становятся его стандартной риторикой17. Однако вытеснение классической геометрии и гуманистической архитектуры не равносильно исчезновению пространства и времени. Вместо того чтобы абсолютизировать эту утрату, я предпочитаю исследовать, как еще возможно концептуализировать пространство и время социального опыта и деятельности — в ситуации, когда прежние территориальные и медийные границы пришли в движение.

Дата добавления: 2015-10-24