Дублин, июнь 1901

После того, как фокусница берет свой лук и исчезает перед восхищенными глазами зрителей, они аплодируют, сотрясая уже пустой воздух. Одни встают со своих мест, а некоторые болтают со своими спутниками, изумляясь такому трюку, выходя в появившуюся дверь на стене полосатого шатра.

Один человек остается сидеть на своем месте в узком ряде кресел, пока все расходятся. Его глаза, почти полностью скрытые тенью от надвинутой на лоб шляпы, сосредоточены на том месте, где всего мгновение назад находилась иллюзионистка.

Остальные зрители уходят.

Мужчина продолжает сидеть.

Через несколько минут дверь опять растворяется в стене шатра.

Взгляд мужчины не дрогнул. У него не так много осталось, лишь смотреть на исчезающую дверь.

Мгновение спустя, Селия Боуэн сидит перед ним, повернувшись боком к спинке стула и сложив на неё руки. Она одета точно так же, как и на своем представлении, в белое платье покрытое черными кусочками головоломки, которые собираются воедино по подолу.

— Ты пришел навестить меня, — говорит она, неспособная спрятать в голосе удовольствие.

— У меня появились несколько свободных дней. А тебя в последнее время не было вблизи Лондона.

— Мы будем в Лондоне осенью, — говорит Селия. — Это становиться чем-то вроде традиции.

— Не могу так долго ждать встречи с тобой.

— Я тоже рада тебя видеть, — мягко говорит Селия.

Она протягивает руку и поправляет поля его шляпы.

— Как тебе «Облаковый лабиринт»? — спрашивает он.

Он берет её за руку, как только девушка опускает её.

— Нравится, — говорит она, и у неё перехватывает дыхание, когда его пальцы переплетаются с её. — Ты убедил нашего мистера Барриса помочь тебе с лабиринтом?

— Так и есть, убедил, — говорит Марко, пробегая большим пальцем по внутренней стороне её запястья. — Я подумал, что могу воспользоваться некоторой помощью, чтобы добиться равновесия. Кроме того, у вас с ним есть Карусель, а у нас с тобой Лабиринт, и я подумал, что будет справедливо, если и у нас с Баррисом появиться свой аттракцион.

Напористость его взгляда и ощущение от прикосновений его пальцев, накатывают на Селию словно волной и она убирает свою руку из его, прежде чем, это волна не накрывает её с головой.

— Ты приехал, чтобы продемонстрировать свое собственное мастерство прославленных иллюзий? — спрашивает она.

— В моей повестке дня не значился такой пункт на этот вечер, но если желаешь...

— Ты уже наблюдал за мной, так что это было бы честно.

— Я мог бы наблюдать за тобой всю ночь, - говорит он.

— Ты и так наблюдал за мной всю ночь, — говорит Селия. — Ты был на всех моих представлениях в этот вечер, я заметила. — Она встает и идёт в центр арены, поворачиваясь так, что подол её платье закручивается вокруг неё. — Я вижу все места, — говорит она. — Ты не спрятался от меня, когда сел на задний ряд.

— Я подумал, что, если сяду в первый ряд, то мне очень захочется к тебе прикоснуться, — говорит Марко, вставая со своего места, чтобы подойти к краю арены, как раз, оказываясь в первом ряду.

— Я стою достаточно близко для твоей иллюзии? — спрашивает она.

— Если я скажу нет, ты подойдешь ближе? — в ответ спрашивает он, не потрудившись скрыть улыбку.

В ответ Селия делает еще один шаг в его сторону, подол ее платья шуршит, соприкасаясь с её туфлями. Теперь она стоит к нему достаточно близко, чтобы он поднял свою руку и положил ей на талию.

— Ты не прикасался ко мне последнее время, — замечает она, но не возражает.

— Я подумал, что попробую нечто особенное, — говорит Марко.

— Я должна закрыть глаза? — шутливо спрашивает Селия, но вместо ответа, он поворачивает её спиной к себе, продолжая держать свои руки на её талии.

— Смотри, — шепчет он ей на ухо.

Полосатое полотно шатра колышется, а затем мягкая поверхность затвердевает, и тканевые стены превращаются в бумагу. На стенах появляются слова, написанные от руки. Селия может различить обрывки шекспировских сонетов и гимны, восхваляющих, греческих богинь, пока поэзия заполняет весь шатер. Она охватывает стены, потолок и растекается по полу.

А затем шатер начинает открываться, бумага сворачивается и разрывается. Черные полосы растворились, превратившись в пустоты, в то время как их белые двойники, становятся ярче, убегают вверх и на них появляются ветви.

— Тебе нравится? — спрашивает Марко, как только все движение останавливается и оказывается, что они стоят посреди темного леса, стволы деревьев исписаны поэзией и светятся мягким свечением.

Селия в силах только кивнуть.

Он неохотно отпускает ее, следуя за ней, когда девушка идёт между деревьями, читая стихи на ветвях и стволах деревьев.

— Как тебе приходят в голову подобные видения? — спрашивает она, положив руку на кору одного из деревьев, состоящую из слоев бумаги.

На ощупь оно теплое и твердое, и светится изнутри, словно фонарик.

— Я перебираю разные вещи у себя в голове, — говорит Марко. — В своих мечтах. Я представляю, что бы могло тебе понравится.

— Не думаю, что тебе надо представлять себе, как порадовать своего соперника, — говорит Селия.

— Я не совсем усвоил в правила игры, поэтому следую своей интуиции, — говорит Марко.

— Мой отец почему-то все еще целенаправленно не вносит ясность в то, каковы правила, — говорит Селия, пока они прогуливаются между деревьев. — Особенно он уклоняется от ответа, когда я поинтересовалась, когда и каким образом будет вынесен вердикт.

— Александр также пренебрег этой информацией.

— Я надеюсь, что он не докучает тебе, как мой отец мне, — говорит Селия. — Хотя, надо признать, что уж что-что, а это у моего отца получается лучше всего.

— Я не видел его уже много лет, — говорит Марко. — Он всегда был... как-то отстранен и не очень разговорчив, но он ближе всего к тому, что можно назвать семьей. Другой у меня нет. И все же он ничего мне не говорит.

— Я почти завидую, — говорит Селия. — Мой отец постоянно говорит мне, что я одно сплошное разочарование.

— Я отказываюсь в это верить, не может быть, чтобы ты кого-нибудь разочаровала, — говорит Марко.

— Ты не имел удовольствия быть знакомым с моим отцом.

— Расскажи мне, что на самом деле с ним случилось? — просит Марко. — Мне очень любопытно.

Селия вздыхает и прежде чем начать свой рассказ, она останавливается у дерева, на стволе которого написаны слова любви и тоски. Она никому прежде не рассказывала об этом, просто никогда не предоставлялось такой возможности, быть связанной с человеком, который бы понял.

— Мой отец всегда был чрезмерно амбициозен, — начинает она. — Что бы он не задумал, у него в итоге не получалось именно так, как он это себе планировал. Он хотел переместить себя из физического мира.

— Как это возможно? — спрашивает Марко.

Селия понимает, что он не отрицает эту мысль. Она видит, как он пытается всё это решить в своей голове, и она старается изо всех сил объяснить как можно лучше.

— Предположим, у меня есть вино, — говорит она. И бокал красного вина появляется у неё в руке. — Благодарю. Если я возьму вино и вылью его в тазик с водой, или озеро или даже океан, вино исчезнет?

— Нет, оно будет только разбавлено, — говорит Марко.

— Вот именно, — говорит Селия. — Мой отец выяснил способ, как удалить свой бокал. — Пока она говорит, бокал в её руке исчезает, но вино остается плавать в воздухе. — Но он попал прямиком в океан, а не в бассейн или даже просто большой бокал. Он испытывает затруднения собирать себя снова и снова воедино. Нет, у него конечно, это получается, но с трудом. Если бы у него была сущность, чтобы он мог обитать в одном месте, ему, вероятнее всего, было бы удобнее. Но вместо этого ему приходиться парить, постоянно перемещаться с места на место. Ему приходится цепляться за вещи. Он часто посещает свой дом в Нью-Йорке. Театры, где он часто выступал. Он держится за меня, когда может, хотя, я научилась избегать его, когда мне этого хочется. Он это просто ненавидит, в частности, потому, что я просто усиливаю один из своих методов защиты.

— А возможно ли сделать, ну, то, что он пытался? — спрашивает Марко. — Сделать всё правильно, я имею в виду.

Селия смотрит на вино, которое парит без бокала. Она поднимает руку и дотрагивается до него, от чего оно колышется и разлетается на капли, а потом капли соединяются вновь в одну жидкость.

— Полагаю, возможно, — говорит она, — при соответствующих обстоятельствах. Потребуется пробный камень. Место, дерево, физический объект, за который можно было бы держаться. Нечто, чтобы предотвратило дрейфование, а позволило бы оставаться на месте. Подозреваю, что мой отец просто хотел, чтобы мир в целом подстроился под него, но я полагаю, что возможно пространство должно быть более ограниченным. Чтобы это локальное пространство работало как бокал, но предоставляло возможности для перемещения внутри.

Она вновь касается вина, подталкивая его к дереву, рядом с которым она стоит. Жидкость впитывается в бумагу, медленно насыщая ствол цветом, пока всё дерево не пылает ярко-красным в белом лесу.

— Ты манипулируешь моей иллюзией, — говорит Марко, с любопытством разглядывая, пропитанное вином, дерево.

— Ты позволяешь мне, — говорит Селия. — У меня не было уверенности, что получиться.

— Ты смогла бы это сделать? — спрашивает Марко. — То, что он пытался?

Селия касается дерева, задумавшись на мгновение, прежде чем ответить.

— Если бы у меня были на то причины, думаю, что смогла бы, — говорит Селия. — Но я очень люблю физический мир. Я думаю, что мой отец очень остро ощущал свой возраст, ведь он был гораздо старше, чем казался, и ему претила сама мысль, гнить в земле. Возможно, ему так же хотелось контролировать самому свою судьбу, но я не могу сказать наверняка, так как он не посоветовался со мной прежде, чем попытался это сделать. Оставив мне много вопросов без ответов и организацию поддельных похорон, которые прошли даже легче, чем ты можешь себе представить.

— Но он говорит с тобой? — спрашивает Марко.

— Говорит, хотя и не так часто, как когда-то. На вид он тот же, но мне кажется, что это скорее эхо его прежнего, его сознание еще сохраняет видимость физической оболочки. Ему не хватает телесной плотности и это страшно его раздражает. Возможно, ему удалось остаться более материальным что ли, если бы он сделал всё по-другому. Хотя я не уверена, хотелось бы мне застрять в дереве на всю оставшуюся жизнь, а тебе?

— Я думаю, что это будет зависеть от дерева, — говорит Марко.

Он поворачивается к алому дереву, и оно сияет еще ярче, его цвет из цвета догорающих угольков меняется на цвет теплого пламени. Окружающие деревья следуют его примеру. Свет, излучаемый деревьями, становится всё ярче, настолько, что Селия закрывает глаза.

Земля под её ногами, вдруг начинает ходить ходуном, но Марко кладет ей руки на талию, чтобы девушка не упала. Когда она открывает глаза, то обнаруживает, что они стоят на юте* корабля посреди океана.

Только корабль сделан из книг, а паруса из тысячи книжных страниц, накладывающихся друг на друга, а морская пучина - это черные-черные чернила.

В небе висят крошечные фонарики, словно звездочки и они яркие, как солнце.

— Я подумал, что нечто огромное будет в самый раз, после всех этих разговорах о замкнутых пространствах, — говорит Марко.

Селия идет к краю палубы, и проводит ладонями вдоль корешков книг, которые формируют поручни борта. Легкий ветерок играет с ее волосами, принеся с собой запах, запылившихся древних томов вперемешку с влажным, насыщенным запахом чернил.

Марко подходит и встает рядом с ней, в то время как она вглядывается в полуночное море, которое простирается до горизонта, и вокруг нет никаких признаков земли.

— Это прекрасно, — говорит она.

Она бросает взгляд на его правую руку, которая покоиться на поручне, хмурясь, когда она внимательно рассматривает его безымянный палец.

— Ты это ищешь? — спрашивает он, взмахнув рукой. Кожа на его руке приходит в движение, обнажая шрам на его безымянном пальце. — Этот шрам был сделан кольцом, когда мне было четырнадцать. На нем было что-то написано на латыни, но я не знаю что именно.

— Esse quam videri, — говорит Селия. — Быть, а не казаться. Это семейный девиз Боуэнов. Мой отец очень любил наносить гравировку на свои побрякушки. Не уверена, что он оценил иронию. То кольцо очень похоже на это.

Она кладет свою правую руку на книги рядом с ним. Серебряная полоска на её пальце имеет гравировку, то, что Марко считал сложной филигранью, оказывается той же фразой выведенной округлыми буквами.

Селия крутит кольцо, сдвигая его вниз по пальцу так, чтобы он смог увидеть соответствующий шрам.

— Это единственный шрам. И я никогда не могла полностью излечить его, — говорит она.

— У меня было такое же, — говорит Марко, глядя на её кольцо, хотя то и дело поглядывает на её шрам. — Только моё кольцо было золотым. Своё ты получила от Александра?

Селия кивает.

— Сколько лет тебе было? — спрашивает он.

— Мне было шесть. Это кольцо было очень простым и сделано оно было из серебра. Это было впервые, когда я увидела человека, который мог делать такие же вещи, как и мой отец, однако, он казалось, очень отличался от моего отца. Он сказал мне, что я - ангел. Это были самые красивые слова, которые мне когда-либо говорили.

— Ангел - это еще мягко сказано, — говорит Марко, кладя свою руку поверх её.

Вдруг морской бриз начинает рвать бумажные слои парусов. Страницы книг трепещут, в то время как поверхность чернильного моря идет рябью.

— Это твои проделки, — говорит Марко.

— Я не хотела, — говорит Селия, но руку свою не отнимает.

— Я не возражаю, — говорит Марко, переплетаясь своими пальцами с её. — Я могу сделать это и сам, ты же знаешь.

Ветер усиливается, заставляя волны черных чернил врезаться в борта корабля. Страницы облетают с парусов, кружась вокруг них, словно осенние листья. Корабль начинает уходить в крен и Селия чуть ли не падает с ног, но Марко обнимает ее за талию, чтобы поддержать, а она смеется.

— Это впечатляет, господин Иллюзионист, — говорит она.

— Назови меня по имени, — говорит он. Он никогда не слышал, как она произносила его имя и держа её в объятьях, ему вдруг очень захотелось услышать это. — Прошу тебя, — добавляет он, когда она колеблется.

— Марко, — говорит она, ее голос, тих и мягок.

Звук его имени, срывающийся с её языка, еще более пьянящий, чем он ожидал, и молодой человек наклоняется вперед, чтобы попробовать на вкус.

И его губы едва не успевают коснуться её губ, как она отворачивается.

— Селия, — вздыхает Марко рядом с её ухом, наполняя ее имя всем своим желанием и разочарованиями, которые она и сама чувствует, и его горячее дыхание на своей шее.

— Прости, — говорит она. — Я... Я не хочу делать всё еще сложнее, чем уже есть. — Он ничего не говорит, продолжая обнимать её, но легкий ветерок начинает стихать, и волны омывающие корабль потихоньку усмиряются. — Я провела большую часть моей жизни, пытаясь держать себя под контролем, — говорит Селия, склонив ему голову на плечо. — Чтобы познать самое себя, изнутри и снаружи, нужно подчинить всё порядку. Но, когда я с тобой, я теряю эту способность. Это пугает меня, и...

— Я не хочу, чтобы это тебя пугало, — перебивает её Марко.

— Меня пугает, как мне это по душе, — заканчивает свою мысль Селия, поворачиваясь вновь к нему лицом. — Как заманчиво раствориться в тебе. Пустить всё на самотек. Позволить тебе препятствовать ломать мне люстры, а не беспокоиться об этом самой.

— Я мог бы это устроить.

— Я знаю.

Они стоят молча вместе, пока судно дрейфует в сторону бесконечного горизонта.

— Пойдем со мной, — говорит Марко. — Куда угодно. Прочь от цирка и Александра с твоим отцом.

— Мы не можем, — говорит Селия.

— Ну, конечно же, мы можем, — настаивает Марко. — Мы с тобой вместе, мы можем делать что угодно.

— Нет, — говорит Селия. — Мы можем делать что угодно только здесь.

— Я не понимаю.

— Ты никогда не думал о том, чтобы просто уйти? В самом деле, по-настоящему думал об этом, чтобы взять и уйти, исполнить намерение, а не просто мечтать, будто это сиюминутный каприз? — Когда он не отвечает ей, она продолжает. — Подумай об этом, прямо сейчас. Представь нас, как мы оставили это место и эту игру и начали всё заново, вместе, где-то в другом месте, и держи в голове этот образ.

Марко закрывает глаза и рисует все это в своем воображении, сосредотачиваясь не на желаемую мечту, а на практической стороне вопроса. Распланировав все до малейшей детали, от систематизирования новых бухгалтерских книг Чандреша, до развешивания костюмов в шкафу в своей квартире, вплоть до обручальных колец на пальцах.

И вот, тогда его правая рука начинает гореть, боль острая и жгучая, начинающаяся от шрама вокруг пальца и поднимающаяся выше по руке, затмевая все мысли. Эта была та же самая боль, которая возникла при появлении шрама, только усиленная в тысячу раз.

Движение корабля мгновенно прекращается. Бумага рассыпается, а море из чернил исчезает, оставляя после себя только круг стульев в полосатом шатре, а Марко падает на пол.

Боль потихоньку отпускает, когда Селия садиться на колени рядом с ним и берет его за руку.

— Та ночь, празднования годовщины, — говорит она. — Ночь, когда ты поцеловал меня. Я подумала о том же самом, в ту самою ночь. Мне больше не хотелось играть, единственное, чего мне хотелось, это быть с тобой. Я подумала, что попрошу тебя, сбежать со мной. Я только об этом и думала. И вот самый момент, когда я убедила себя, что у нас все могло бы получиться, я почувствовала такую боль, что едва смогла стоять на ногах. Фредрик не знал, что со мной делать. Он усадил меня в тихий уголок и держал за руку, и не допытывался, когда я не смогла ничего внятно объяснить, потому что он очень добрый и понимающий человек.

Она смотрит на шрам Марко, пока тот пытается перевести дыхание.

— Я подумала, что может быть, эта боль возникла из-за тебя, — говорит девушка. — Поэтому я как-то попробовала не садиться на поезд, когда тот отправлялся уже в другой город, и я испытала ту же боль.

— Ты хотела сбежать со мной, — улыбаясь, говорит Марко, несмотря на жгучую боль. — Я не был уверен, что тот поцелуй произведет такой эффект.

— Ты мог бы заставить меня забыть, вынуть этот поцелуй из моей памяти, так же легко и просто, как ты сделал в отношении всех остальных на том вечере.

— Что было не так уж легко, — говорит Марко. — И я не хочу, чтобы ты об этом забывала.

— Я бы и не смогла, — говорит Селия. — Как ты себя чувствуешь?

— Несчастным. Но боль отступает. Я сказал Александру той ночью, что хочу уйти. Я, должно быть, не думал об этом всерьез, а только хотел посмотреть его реакцию.

— Скорее всего, это предназначалось для того, чтобы заставить нас почувствовать, будто мы не в клетке, — говорит Селия. — Мы не можем почувствовать решетку, пока не будем на них давить. На моего отца с Александром. Мой отец говорит, что всё было бы гораздо проще, если бы мы не были увлечены друг другом. Возможно, он прав.

— Я пытался, — говорит Марко, обхватив её лицо своими руками. — Я пытался отпустить тебя и не смог. Я не могу перестать думать о тебе. Я не могу перестать мечтать о тебе. Разве ты не чувствуешь того же ко мне?

— Чувствую, — отвечает Селия. — И ты есть у меня здесь, ты повсюду меня окружаешь. Я сижу в «Ледяном саду», чтобы получить намек или подсказку что же чувствуешь ты, и таким образом, ты заставляешь меня испытывать те же чувства. Я почувствовала это еще за долго до того, как узнала кем ты был, и каждый раз я думала, что это чувство не может быть сильнее, чем оно уже есть.

— Тогда, что мешает быть нам вместе сейчас? — спрашивает он.

Его руки соскальзывают по её лицу вниз к декольте на её платье.

— Я хочу этого, — говорит Селия, и у неё перехватывает дыхание, когда его руки опускаются всё ниже. — Поверь мне, я очень этого хочу. Но это касается не только нас с тобой. Есть столько людей, увязших в этой игре. Становиться всё сложнее и сложнее поддерживать заведенный порядок. А это... — она кладет свои руки поверх его, — это очень отвлекает. И меня очень волнует, что может произойти, если я потеряю концентрацию.

— У тебя нет источника питания, — говорит он.

Она смотрит на Марко в замешательстве.

— Источника питания? — переспрашивает она.

— То, как я использую костер, в качестве канала связи. Заимствуя энергию от огня. У тебя нет ничего подобного, ты работаешь сама по себе?

— Я не знаю другого способа, — говорит Селия.

— Ты постоянно контролируешь цирк? — спрашивает Марко.

Селия кивает.

— Я привыкла к этому. Большую часть времени он управляем.

— Я даже представить себе не могу, насколько это может быть изнурительным.

Он нежно целует её в лоб, прежде чем отпустить, оставаясь к ней как можно ближе, но при этом, не касаясь её.

А затем он рассказывает ей свои истории. Мифы, что узнал от своего наставника. Фантазии, которые создал сам, вдохновленный отрывками из древних книг, что он прочел, у которых уже давно сломались корешки или был никуда не годный переплет. Свои представления о цирке, который не уместился бы в шатрах.

Она же отвечает ему историями из своего детства, которое она провела в гримерках театров. Приключениями, случившиеся с цирком где-то в далеких городках, которые тот осчастливливал своим приездом. Она рассказывает о событиях тех дней, когда она выдавала себя за медиума, приходя в восторг, когда он находит, что столько её усилий было растрачено понапрасну.

Они сидят и говорят до тех пор, пока в небе не начинает заниматься рассвет, и он покидает её только тогда, когда цирк закрывается.

Марко прижимает её к своей груди на краткий миг, прежде чем встать на ноги, потянув её за собой.

Он достает из кармана визитку, содержащую только буквы «М» и адрес.

— Я бы проводил меньше времени в резиденции Чандреша, — говорит он, протягивая ей визитку. — Когда я не здесь, ты сможешь найти меня там. Тебе будут рады в любое время, днем и ночью. Если у тебя появиться настроение отвлечься.

— Спасибо, — говорит Селия.

Она пальцами вращает визитку и та исчезает.

— Когда все это закончится, независимо от того, кто из нас победит, я не отпущу тебя так легко. Договорились?

— Договорились.

Марко берет ее за руку и подносит ее к губам, целуя серебряное кольцо, что скрывает ее шрам.

Селия проводит по его подбородку кончиками своих пальцев. А затем она поворачивается и растворяется в воздухе, прежде чем он успевает прижать её к себе.

Прим. переводчика:

*ют - кормовая часть корабля.

Мольба

Дата добавления: 2015-10-02