Лондон, базель* и константинополь, 1900

Студия госпожи Аны Падва занимает поразительное пространство и находиться неподалеку от Хайгетского Кладбища с окнами от пола до потолка, обеспечивающими панорамный вид Лондона. На манекенах выставлены платья, в тщательно продуманных композициях, одни стоят в группах, другие по парам, тем самым производя впечатление, что здесь происходит прием с большим количеством безголовых гостей.

Лейни в ожидании госпожи Падва бродит среди черно-белых костюмов, останавливаясь, чтобы полюбоваться атласным платьем цвета слоновой кости, на котором вышит черным ажурный узор, напоминая кованное железо, выполненное в длинных закрученных линиях и завитушках.

— Я могу сшить его в цвете, если ты хочешь такое себе, — говорит госпожа Падва, когда она входит в зал, её трость сопровождает женщину равномерным постукиванием о кафель.

— Оно слишком грандиозно для меня, тетушка Падва, — говорит Лейни.

— Их трудно уравновесить из-за отсутствия цвета, — говорит госпожа Падва, развернув манекен и внимательно, осмотрев шлейф, прищурив глаза. — Слишком много белого и люди полагают, что перед ними свадебное платье, слишком много черного и вот, платья становятся, по мнению людей, удручающими и мрачными. Думаю, этому надо бы подбавить еще черного. Я могла бы подбавить еще пышности в рукавах, но Селия терпеть их не может.

Прежде, чем они садятся за стол у одного из окон пить чай, госпожа Падва водит Лейни по залу и показывает одни из последних её работ, включая и стену увешанную набросками.

— У Вас каждый раз, когда я сюда прихожу новая помощница, — замечает Лейни, когда последняя версия принесла поднос с чаем и вновь быстро исчезла.

— Им становиться скучно ждать, когда я умру, поэтому, словно порхающие мотыльки летят на огонек другой работы на кого-нибудь еще, когда решают, что выталкивать меня из окна и надеяться, что я скачусь с холма и въеду вперед ногами прямиком в мавзолей, слишком хлопотно. Я старуха с мешком денег за душой и не имеющая наследника; а они - стервятники, притаившиеся под маской добропорядочности и благодушия. Но их благодушия не хватает больше, чем на месяц.

— Я всегда, считала, что Вы хотите всё завещать Чандрешу, — говорит Лейни.

— Чандреш не нуждается ни в каких финансовых вливаниях, и я не думаю, что он будет в состояние справиться с завершением всех дел так, как бы я предпочла это сделать. У него нет способности принимать решения и оценивать их, что касается моего бизнеса. В последние дни он похоже вообще не может принимать никаких решений, чего бы это не касалось.

— Он что, плох? — спрашивает Лейни, помешивая чай.

— Он как будто утратил частичку себя, — говорит госпожа Падва. — Я и прежде видела, как он отдавался каким-либо проектам, но никогда до такой степени. Этот же высосал из него все соки, он стал бледной тенью себя прежнего. Хотя, что касается Чандреша, но и его призрак ярче, чем большинство людей. Я делаю, все, что в моих силах. Я нахожу авангардные балеты, чтобы заманить в его театр. Я служу ему опорой в опере, когда он должен делать то же самое для меня. — Она делает глоток чая из своей чашки, прежде чем добавить, — И я не завожу разговоры на деликатные темы, моя дорогая, но держу его подальше от шлейфов.

— Это кажется мудрым, — говорит Лейни.

— Я знаю Чандреша с тех пор, как он был ребенком, это наименьшее, что я могу сделать для него.

Лейни кивает. У нее есть и другие вопросы, но молодая женщина решает приберечь их для кое-кого другого, к кому она собирается нанести визит. Остаток дня они обсуждают только моду и различные направления в искусстве. Госпожа Падва настаивает, что сошьет менее торжественное платье, чем то из слоновой кости с добавлением черного узора, в персиковых и кремовых тонах, нарисовав эскиз в считанные секунды.

— Когда я отойду от дел и уйду на пенсию, это всё отойдет к тебе, моя дорогая, — говорит госпожа Падва, прежде чем Лейни покидает студию. — Я бы больше никому не доверила своё дело.

***

КАБИНЕТ ДОВОЛЬНО ПРОСТОРНЫЙ, НО ВЫГЛЯДИТ МЕНЬШЕ своих истинных размеров из-за большого объема содержимого. В то время, как стены по большей части состоят из матового стекла, большая их часть, в свою очередь, заставлена шкафами и полками. Чертежный стол у окна практически похоронен под грудой бумажного хаоса, всевозможных таблиц, диаграмм и чертежей. Мужчину в очках, сидевшего за ним, практически не видать, он незаметен, потому как почти сливается с окружающей его бумажной вакханалией. Звук от его карандаша, царапающего бумагу, так же методичен и точен, как тиканье часов в угла.

Этот кабинет точности такой, как кабинет в Лондоне, и в Вене, прежде чем он был перенесен сюда в Базель.

Мистер Баррис откладывает свой карандаш и наливает себе чашку чая. Он чуть не роняет её из рук, когда поднимает глаза и видит перед собой Лейни Бёрджес, стоящую в дверном проеме.

— Твоего помощника, по-видимому, нет на месте в данный момент, — говорит она. — Я не хотела тебя пугать.

— Всё в полном порядке, — говорит мистер Баррис, ставя свою чашку на стол, прежде чем подняться со своего стула. — Я не ждал тебя раньше вечера.

— Я села на более ранний поезд, — говорит Лейни. — И я хотела повидаться с тобой.

— Я всегда только рад, провести с тобой времени побольше, — говорит мистер Баррис. — Чаю?

Лейни кивает, пока пробирается через нагромождения в кабинете к креслу по другую сторону от стола.

— Что именно вы обсуждали, когда Тара приходила к тебе в Вене? — спрашивает Лейни, не успев еще присесть.

— Я думал, ты знала, — говорит он, не глядя на неё, сосредоточив всё своё внимание на заварнике, пока разливает чай.

— Итан, мы два разных человека. Только из-за того, что ты не мог никогда решить, в кого из нас ты был влюблен, не делает нас взаимозаменяемыми.

Он ставит чайник и готовит ей чай, прекрасно зная, какой она предпочитает, даже не задавая вопросов по этому поводу.

— Я много раз просил тебя выйти за меня замуж, но ты мне так ничего и не ответила, — говорит он, помешивая чай.

— Ты просил меня, после смерти моей сестры, — говорит Лейни. — Откуда мне знать, ты сам сделал этот выбор или выбор был сделан за тебя?

Он протягивает ей чашку чая, положив свою руку поверх ее, когда она её принимает.

— Я люблю тебя, — говорит он. — Я и её любил, но это было не то же самое. Ты дорога мне, ты для меня как семья, вы обе. И порой, даже больше.

Он возвращается на свой стул, сняв очки, чтобы вытереть их носовым платком.

— Сам не знаю, почему я ношу еще эти штуковины, — говорит он, глядя на очки. — Они мне без надобности вот уже много лет.

— Ты носишь их, потому что они тебе идут, — говорит Лейни.

— Спасибо, — говорит он, одевая их обратно, наблюдая за ней, как она отпивает свой чай. — Моё предложение всё еще в силе.

— Знаю, — говорит Лейни. — Я обдумываю его.

— Не торопись, — говорит мистер Баррис. — У нас времени предостаточно.

Лейни кивает, ставя чашку на стол.

— Тара всегда была рациональной, самой разумной из нас, — говорит она. — Мы всегда дополняли друг друга, вот почему мы всегда были хороши, за что бы не брались. Она приземляла мои образные идеи. Я видела свои задумки в деталях, в то время как она видела границы возможностей. Не видеть границы возможностей, вот почему я здесь, а её с нами нет. Я всегда рассматривала каждый элемент по отдельности и никогда не обращала пристального внимания, что те не подходят друг другу должным образом.

В наступившей тишине, отчетливо слышно тиканье часов.

— Я не хочу говорить об этом, — говорит мистер Баррис, когда тиканье становиться невыносимым. — Я не хотел этого разговора тогда с твоей сестрой, и я очень не хочу этого разговора сейчас с тобой.

— Ты знаешь, что происходит, ведь так? — спрашивает Лейни.

Мистер Баррис поправляет стопку бумаг на своем столе, пока обдумывает свой ответ.

— Да, — говорит он, помолчав. - Знаю.

— Ты рассказал моей сестре.

— Нет.

— Тогда расскажи мне, — говорит Лейни.

— Я не могу. Объяснение повлечет за собой обман доверия, а я не могу пойти на это, даже ради тебя.

— Сколько раз ты мне лгал? — спрашивает Лейни, поднимаясь со своего кресла.

— Я никогда не лгал тебе, — возражает мистер Баррис, так же вставая. — Я никому не расскажу то, о чем не имею права говорить. Я дал слово, и не собираюсь его нарушать, но я никогда тебе не лгал. Ты даже никогда меня ни о чем не спрашивала, предполагая, что я ничего не знаю.

— Тара спрашивала тебя, — отвечает Лейни.

— Косвенно, — говорит мистер Баррис. — Не думаю, что она знала, о чем нужно спрашивать, да я бы и не ответил, если бы даже она знала. Я беспокоился за неё и предложил, чтобы она поговорила с Александром, если ей нужны ответы. Я полагаю, что именно поэтому она была на станции. Я не знаю, говорила ли она с ним. Я не спросил.

— И Александр знает? — спрашивает Лейни.

— Я полагаю, что совсем немного, если ему вообще что-то известно.

Лейни вздыхает и возвращается в свое кресло. Она берет свою чашку со стола, а затем, не сделав и глотка, ставит её обратно.

Мистер Баррис переходит к другой стороне стола и берет её руки в свои, убедившись, что она смотрит ему в глаза, прежде чем заговорить.

— Я бы всё рассказал тебе, если бы мог, — говорит он.

— Я это знаю, Итан, — говорит она. — Правда.

Она мягко сжимает его руку, чтобы успокоить его.

— Я не возражаю против этого, Лейни, — говорит мистер Баррис. — Мой офис переезжает каждые несколько лет, я нанимаю новый штат сотрудников. Я веду проекты через переписку, с этим всем не так уж сложно справиться, учитывая, что я получаю взамен.

— Я понимаю, — говорит она. — Где цирк сейчас?

— Я точно не знаю. Кажется, он недавно покинул Будапешт, хотя не скажу, куда он направляется. Я могу выяснить; Фредрик будет знать, а я ему телеграфирую.

— А откуда герр Тиссену станет известно, куда направился цирк?

— Потому что ему говорит об этом Селия Боуэн.

Лейни больше не задает ему никаких вопросов.

Мистер Баррис вздыхает с облегчением, когда она принимает приглашение присоединиться к нему за ужином, и даже более того, когда она соглашается с тем, чтобы продлить свое пребывание в Швейцарии, прежде чем пуститься вдогонку за неуловимым цирком.

***

ЛЕЙНИ ПРИГЛАШАЕТ СЕЛИЮ присоединиться к ней в Отеле «Пера Палас» в Константинополе, как только та доберется до города. Она ждет в чайной гостиной с двумя бокалами в форме тюльпана, от которых идет легкий парок, с соответствующими блюдцами к ним.

Когда Селия приходит, они очень тепло друг друга приветствуют. Селия спрашивает Лейни, как прошло её путешествие, потом они обсуждаю города и отели, в том числе невероятную высоту номеров отеля, в одном из которых они сидят.

— Будто мы с тобой под куполом шатра акробатов, — замечает Лейни, глядя на своды, усеивающие потолок, каждый из которых сделан из бирюзового стекла.

— Ты слишком давно не была в цирке, — говорит Селия. — У нас есть твои костюмы, если ты вдруг захочешь присоединиться к статуям сегодня вечером.

— Спасибо тебе, но нет, — говорит Лейни. — Я не в настроении, чтобы неподвижно стоять, как статуя.

— Тебе будут рады в любое время, — говорит Селия.

— Я знаю, — говорит Лейни. — Хотя, по правде сказать, я здесь не ради цирка. Я приехала, чтобы поговорить с тобой.

— О чем бы ты хотела поговорить? — спрашивает Селия, а на её лице появляется озабоченность.

— Моя сестра погибла на станции Сен-Панкрас, после того как нанесла визит Отель Мидленд Гранд, — говорит Лейни. — Ты знаешь, зачем она туда ходила?

Селия сильнее сжала чашку в своей руке.

— Я знаю, кого она приходила туда повидать, — отвечает Селия, осторожно подбирая слова.

— Полагаю, тебе Итан рассказал, — говорит Лейни. Селия кивает. — Ты знаешь, почему она хотела с ним встретиться? — спрашивает Лейни.

— Нет, не знаю.

— Из-за того, что она не чувствовала себя хорошо, — говорит Лейни. — Она нутром чувствовала, что мир изменился и она не получила никаких объяснений, ничего, чтобы было за что ухватиться, понять. Я считаю, что все мы испытываем похожие чувства, и все мы воспринимаем это по-разному. У Итана и тетушки Пава, у обоих есть работа, которая отнимает всё их время, что полностью занимает их мысли. Сама я не интересовалась этим довольно долго. Я очень любила свою сестру, и всегда буду любить, но думаю, что она совершила ошибку.

— Я думала, это был несчастный случай, — тихо говорит Селия, глядя вниз на узорные тарелки.

— Нет, еще до несчастного случая. Её ошибка была в том, что она задавала неправильные вопросы, не тем людям. Я не планирую совершать ту же ошибку.

— Вот почему ты здесь.

— Вот почему я здесь, — говорит Лейни. — Сколько мы друг друга знаем?

— Больше десяти лет.

— Теперь-то разумеется, ты достаточно мне доверяешь, чтобы рассказать, что на самом деле здесь творится. Я сомневаюсь, что ты не станешь ничего мне рассказать, или предложить, чтобы я не утруждала себя подобными вопросами.

Селия ставит свою стеклянную чашку на блюдце. Она старается объяснить, как можно лучше. Она оставляет детали неопределенными, открывая только основу самого поединка, и как цирк работает, пока добирается до следующего места представлений. Каким образом некоторые люди, знают больше других, однако она предпочитает не называть их имена и дает понять, что даже у неё нет ответов на все вопросы.

Лейни ничего не говорит, она внимательно слушает и иногда прихлебывает чай.

— Как давно знает Итан? — спрашивает она, когда Селия закончила говорить.

— Очень давно, — отвечает Селия.

Лейни кивает и подносит свой бокал к губам, но вместо того, чтобы отпить из него, она разжимает пальцы.

Чашка падает и разбивается о блюдце. Стекло разбивается, и этот звук эхом разносится по комнате. Чай расплескивается по столешнице.

Прежде чем кто-либо повернулся на шум, чашка вновь стала целой. Осколки собрались обратно, вернув чашке прежнюю форму вокруг пролитой жидкости, и чашка, как ни в чем не бывало, стоит на столе, а поверхность столешницы сухая.

Те, кто всё-таки успели бросить взгляд на их столик, обратив внимание на шум, решили, что это плод их воображения и вернулись к своим собственным чашкам.

— Почему же ты не остановила это, прежде чем всё не разрушилось? — спрашивает Лейни.

— Я не знаю, — говорит Селия.

— Если тебе когда-нибудь что-нибудь будет нужно от меня, мне бы хотелось, чтобы ты попросила, — говорит Лейни, когда поднимается, чтобы уйти. — Я устала от того, что у всех есть свои секреты, которые убивают других людей. Мы все вовлечены в ваши игры, и мне кажется, что нас вряд ли удастся так же легко восстановить как чайную чашку.

Селия сидит в одиночестве еще какое-то время, после того, как Лейни уходит. Чай в обеих чашках полностью остыл.

Прим. переводчика:

* Базель - город в Швейцарии.

Дата добавления: 2015-10-02