Мысленный эксперимент

Предположим, что какое-либо общество пришло к решению преследовать, скажем, некую религиозную секту, причем достигло его путем, полностью соответствующим представлениям читате­лей о демократии. Это вовсе не такой уж фантастический пример, как может показаться на первый взгляд. Общества,.которые многие из нас с готовностью признали бы демократическими, жгли ерети­ков у позорного столба (этим отличалась, например, Женева во

⁶ На простом английском языке это заявление одного из самых известных лиде­ров австрийских социалистов означает, что они осознавали риск, связанный с установ­лением большевизма в стране, полностью зависимой от капиталистических держав из-за остроты продовольственного вопроса, стране, на пороге которой стояли француз­ские и итальянские войска, но если бы давление со стороны России через Венгрию стало слишком сильным, они не допустили бы раскола в партии, а попытались бы при­вести в большевистский лагерь все стадо.

времена Кальвина) или преследовали их способами, отвратитель­ными исходя из наших современных моральных стандартов (хо­рошим примером тому может служить колониальный Массачу­сетс). Случаи подобного рода имеют значение и тогда, когда они происходят в странах с откровенно недемократическими полити­ческими режимами. Наивно полагать, что демократический про­цесс полностью исчезает, прекращает работать при автократии, что правитель, обладающий властью, сознательно пренебрегает волей собственного народа и ни при каких обстоятельствах не стремится ей следовать. Анализируя деятельность таких правителей в самые разные периоды времени, мы можем прийти к заключению, что аналогичные их поступкам действия зачастую предпринимались бы даже в том случае, если бы господствовал не автократический режим, а самая демократическая мораль. Например, по крайней мере ранние гонения на христиан вполне благосклонно восприни­мались римским общественным мнением и, вероятно, были бы нисколько не мягче, если бы римское общество было совершенной демократией⁷.

Охота на ведьм представляет собой другой пример подобного рода. Она выросла из народных суеверий, из самой глубины души народных масс и вовсе не была дьявольским изобретением свя­щенников и князей, которые, напротив, по мере сил и возможно­стей старались бороться с этим явлением. Хорошо известно, что католическая церковь сурово карала за колдовство. Но если мы сравним эти действия с теми мерами, которые предпринимались против ересей (что было главной заботой Рима), у нас немедленно сложится впечатление, что, преследуя ведьм, Святой престол ско­рее шел на поводу общественного мнения, нежели сам на него вли­ял. Даже иезуиты одно время довольно активно боролись с охотой на ведьм, но не слишком в этом преуспели, особенно на первом этапе. С конца XVII и в XVIII вв. (это было время окончательного утверждения абсолютизма на всем Европейском континенте) пре-

⁷ Существует пример, который демонстрирует это со всей очевидностью. Светоний в своем жизнеописании Нерона (Жизнь двенадцати цезарей, книга IV) сначала пе­речислил акты, рассматривавшиеся им как незаслуживающие сурового осуждения, а отчасти даже похвальные (partim nulla reprehensione, partim etiam поп meaiocri laude digna), и только затем описал явные преступления (probra ас scelera) этого периода. Преследование Нероном христиан он ставил на первое место в череде самых достой­ных административных деяний императора (afficti suppliciis Christiani, genus hominum siiperstitionis novcc ac maleficce). Нет причин сомневаться в том, что Светоний выра­жал не что иное, как мнение (а в более широком смысле даже волю) народа по данно­му вопросу. Отсюда вполне естественно предположить, что основным мотивом Не­рона при осуществлении гонений на христиан было не что иное, как стремление уто­лить низменные страсти, потакать инстинктам собственного народа).

обладание в конце концов получили правительственные запреты. Показательно то, с какой осторожностью действовала во всем, что касалось запрещения преследования ведьм, столь сильная и власт­ная правительница, как императрица Мария-Терезия. Этот факт косвенно подтверждает, что она отчетливо сознавала» что в этом от­ношении идет против воли своего народа.

Наконец, возьмем пример, который имеет определенную связь с современными проблемами. Антисемитизм был одним из самых глубоко укоренившихся в душе народных масс предрассудков в большинстве стран, где жило сколь-нибудь значительное число ев­реев относительно общего населения. В наши дни этот род ксено­фобии под рационализирующим влиянием капиталистической эволюции частично сдал свои позиции. Однако и сегодня остается немало людей, которые могут обеспечить успех любому политиче­скому деятелю, обращающемуся к ним с антисемитской ритори­кой, способной затронуть самые чувствительные струны их нату­ры. (Большая часть антикапиталистических движений нашего времени хорошо усвоила этот урок воздействия на массы.) Тем не менее в средние века евреи выжили благодаря (и это не преувели­чение) защите церкви и королей, которые оградили их от небла­гоприятного общественного мнения и в конце концов добились их эмансипации⁸.

А теперь вернемся к нашему эксперименту. Давайте перенесем­ся в гипотетическую страну, которая, руководствуясь демократиче­скими принципами в управлении, практикует тем не менее пре­следование христиан, сожжение на кострах ведьм и резню евреев. Мы, конечно, не одобряли бы таких действий, хотя они предпри­нимались бы в полном соответствии со всеми тонкостями демок­ратической процедуры. Основной вопрос заключается в следую­щем: можем ли мы одобрить демократическое устройство как та­ковое, если оно приносит столь плачевные результаты, и отдать ему предпочтение перед недемократическим, которое избежало бы их? Если нет, мы поведем себя в точности как правоверные социа­листы, для которых капитализм еще хуже, чем охота на ведьм, и которые ради того, чтобы покончить с ним, готовы использовать какие угодно антидемократические методы. Поскольку дело обсто-

⁸ Покровительственное отношение римских пап может быть проиллюстрировано на примере буллы Etsi Judpeis (1120 г.), повторное подтверждение которой преемни­ками папы Каликста указывало как на продолжение этой политики, так и на сопротив­ление ей со стороны прихожан. Покровительство европейских монархов легко объяс­нимо, если припомнить, что изгнание или массовое уничтожение евреев означало для них прежде всего потерю дохода, в котором они нсегда так нуждались.

ит именно таким образом, то в этом отношении мы и они нахо­димся в одной лодке. Несомненно, существуют фундаментальные идеалы, которые даже наиболее стойкий демократ в душе ставит выше самой идеи демократии. Все, что он понимает под демокра­тией, заключается для него в убеждении, что именно она-то и будет надежной гарантией таких идеалов, как свобода мысли и слова, справедливость, ответственное правительство и т.д.

Причина, почему дело обстоит именно так, лежит на поверхно­сти. Демократия — это всего лишь метод, так сказать, определен­ный тип институционального устройства для достижения зако­нодательных и административных политических решений. Отсю­да — она не способна быть целью сама по себе, безотносительно к тем решениям, которые будут приниматься в конкретных обстоя­тельствах при ее посредстве. Это положение должно быть отправ­ным пунктом любой попытки дать ее точное определение.

Какой бы ни была главная отличительная черта демократиче­ского метода, только что рассмотренные исторические примеры учат нас нескольким достаточно важным вещам.

Во-первых, эти примеры позволяют нам отклонить любую по­пытку опровергнуть наше исходное положение о том, что, будучи политическим методом, демократия, как и любой другой метод, не может быть конечной целью сама по себе. Вполне возможно возра­жение, что демократия является совершенно особым, исключи­тельным методом, который все-таки можно рассматривать в каче­стве абсолютного идеала или непреходящей ценности. В принципе действительно можно. Несомненно, есть люди, способные пола­гать, что, как бы ни была преступна или глупа вещь, которую мож­но насадить с помощью демократической процедуры, воля народа без всяких исключений должна преобладать или, во всяком случае, ей нельзя противодействовать иначе как способом, освященным теми же демократическими принципами. Но в подобных обстоя­тельствах (о которых речь шла выше) гораздо более естественным кажется говорить о толпе вместо народа и бороться с ее преступны­ми инстинктами или глупостью всеми средствами, находящимися в нашем распоряжении. Во-вторых, если мы соглашаемся с тем, что безусловная приверженность демократии может означать лишь безусловную приверженность определенным интересам и идеалам, которым, как ожидается, она служит, то из этого вытекает, что хотя демократия, возможно, и не является абсолютным идеа­лом б полном смысле этого слова, но заменяет, замещает его в си­лу того факта, что она с необходимостью всегда и везде служит определенным интересам или идеалам, за которые мы готовы бо­роться и ради которых, безусловно, готовы умереть. Очевидно, что это не так⁹. Как и всякий другой метод, не больше и не меньше, де­мократия всегда нацелена на достижение соответствующих резуль­татов и обеспечивает определенные интересы и идеалы. Рацио­нально обоснованная приверженность демократии таким образом предполагает не только наличие системы надрациональных цен­ностей, но также достижение обществом такого состояния, такой фазы своего развития, при которой демократия сможет приемлемо функционировать. Предложения о совершенствовании демокра­тии лишены всякого смысла без ссылки на определенное время и конкретные обстоятельства¹⁰. К этому, собственно, во многом сво­дятся и аргументы ее противников.

В конце концов все это очевидно, и никого не должно удивлять или, хуже того, шокировать. Страсти и достоинства, с которыми выражались демократические убеждения в любой из рассмотрен­ных выше конкретных ситуаций, это никоим образом не обесцени­вает. Ясно осознавать относительную обоснованность собственных убеждений и в то же время уметь непоколебимо отстаивать их в случае необходимости — в этом и состоит отличие цивилизованно­го человека от варвара.

Дата добавления: 2015-10-24