ПЯТНИЦА. 7 страница

- Может в Чип и Дейла? – спрашивает Орел, держа в вытянутой руке оранжевую коробку от картриджа.

- Не, заморочено, - отвечаю я, - давай че попроще.

Орел пялится куда-то вниз, прослеживаю за его взглядом.

- Даже не думай, - качаю я головой.

Он снова смотрит на мой бублик, глаза слезятся от накатывающей ржаки. Он прислоняет ко рту кулак, плечи трясутся. Еще мгновение и в уши мне в очередной раз врежется это его: «Аха-ха-ха-ха!!!». Как же меня это бесит.

- Да как ты можешь, - говорю, - ты сам тогда на массаж простаты ходил, я же над тобой не ржал.

- Ну, ты сравнил, - выдыхает Орел, - жопу с пальцем, - я смотрю на него, гневным таким взглядом просверливаю, Орел складывает губы трубочкой, прислоняет к ним ладонь и говорит, - оу, блин, чувак, прости.

И вновь ржет.

Сука, думаю я, еще друг называется!

- Ты лучше картриджи свои ищи, - обиженный разворачиваюсь к телевизору, вижу свое отражение, губы образуют перевернутый полукруг, брови съехались к переносице, комичный вид.

А если еще и бублик учесть…

- Че родаки-то сказали? - Орел зарылся в коробках с головой, да так, что слышно, как позвонки в спине трещат.

- Да ничего, - отвечаю, - че они скажут?

- Ну, мало ли, - пожимает он плечами, - может в Черепашек?

Я кривлю губы.

- Не, - говорю.

Родители молчали, что собственно они могли сказать, когда их сын в невменяемом состоянии (грибы на тот момент уже действовали в полную силу) вернулся домой, зажимая сраку обеими руками? Ни слова не проронили и лишь ночью, лежа на животе (на спине я пока спать не могу), я слышал слова Па: «Никогда не думал, мать, что наш сын станет пидором, да-да, никогда не думал, понимаешь?!»

Наутро я привычно поднялся, пошел на кухню выпить кофейку да какой-нить хавчик заточить. Ма стояла возле плиты, посмотрела на меня и, едва улыбнувшись, вновь повернулась к сковороде, на которой поджаривались тосты. Па сидел за столом, прятался за газетой, на меня ноль внимания: «Надо же, - говорит, - за Лужковых как взялись. Теперь вот говорят, что жена его проворовалась. Слышь, мать? Батурину, говорю, вроде судить собрались!» Стыдно было, аж пиздец.

- Может тогда в Танчики? – спрашивает Орел.

- Давай в Танчики, - отвечаю.

Орел вставляет картридж, включает, передает мне джойстик, в очередной раз косится на бублик, но я шлепаю ему по башке, и тогда он успокаивается, правда не без ухмылки. Выплывает кирпичная заставка, мы выбираем режим двух игроков и нажимаем на старт. Понеслась!!!

- Слыхал, - говорю, - Нинка куда-то пропала.

- Ага, - отвечает Орел, занятый игрой, - слыхал и даже знаю куда.

- Куда?

Я спросил так резко и громко, с какой-то надеждой в голосе. Орел, однако, этого не заметил, либо просто сделал вид. Не столь важно.

- А тебе зачем? – спрашивает.

- Ну так, - пожимаю я плечами, - интересно.

Орел качает головой, взрывает сразу два вражеских танка, среди которых один мерцающий, и за него нам дают звезду, правда ни он, ни я не успеваем до нее доехать, и бонус достается врагу.

- Интересней то, что сейчас с Валей творится.

- И что же? – я занял удобную позицию, прямо там, где рождаются немецкие танки (я думаю, что немецкие), и теперь методично жму на кнопку, херачу все, что успевает появиться.

- Ты-то в этом деле не замешан?

То ли Орел так втянулся в игру, что позабыл о своем юморном настроении, то ли что-то случилось, и это что-то не сулит ничего хорошего.

- В каком деле? – как можно непринужденней, спрашиваю я.

Орел выдыхает.

- Опустил кто-то парнишку.

- В смысле?

- В смысле, - он рвет джойстик на себя, вражеский снаряд проносится мимо, - в прямом. Родаки его заяву кинули, вернулись домой, Валя на полу лежит, изо рта сперма течет, весь в себя ушел, словом мир в хуй послал, понимаешь? Не ест, не разговаривает, такие дела.

- Как же он живет, если не ест? – тупо спрашиваю я.

- Через трубку кормят, врачи говорят кататонический ступор, что-то типа того. Может за неделю пройдет, может за месяц, может за год, может вообще никогда. Но даже если и пройдет, вряд ли Валя скажет, кто и что с ним сделал, он не из таких, понимаешь? Он ведь с роду никого не сдавал, какой бы косяк ни был, все в себе держать будет.

- Надо же, - говорю, - молодец.

Орел смотрит на меня с подозрением, приличествующим большинству ментовских, после чего переключается на игру, в очередной раз подбивает мерцающий танк. На сей раз я успел взять звезду и теперь улучшаюсь, становлюсь мощнее.

Бедный Валя, знал бы я, что так будет, Лысому бы звонить не стал. Да что там, мы вообще могли бы друзьями стать. Подумаешь, он просто болел за Кличко, вот и все, в этом нет ничего предрассудительного, за это не опускают, не вгоняют в ступор. Ну да, я накосячил с солянкой, но ведь это все кислота виновата. Кислота и Нина… она закрылась тогда в сортире, она трахалась с собакой, после чего у меня был отвратный настрой, и именно тогда Валя и позвонил. Во всем виновата Нина.

- Ну, а с Нинкой то что? – спрашиваю я.

- Ну, вот здесь точняком ты замешан, - кривится Орел, поглядывая то на меня, то на врагов в телеке.

- А я-то с какого боку?

- С такого, - отвечает Орел, - вы с Нинкой ее родаков обчистили.

Мои глаза округляются.

- Может это парень ее, про которого ты на днюхе рассказывал!

- Неа, - улыбается Орел, - тот чел не причем.

- С чего это ты взял? – спрашиваю я.

- Знаю, потому что ее родители сами сказали. Мы ж с Нинкой корефаны давнишние, или ты думал, я так ее к себе на днюху приглашал, чтоб тебе подкинуть? Мы с ее отцом частенько пересекаемся, не по делам, конечно, а так, тупо кружечку пропустить. Вот он позавчера и рассказал, как его дочь приходила с каким-то мусорщиком Чебурашкой, после чего из заначки все накопления уплыли. Эх вы, горе-домушники, хоть бы посоветовались, как и куда на дело ходить.

Моя челюсть оттягивается книзу, в этот момент в мой танк попадают, и экран озаряет крохотная вспышка. Одна жизнь уплыла.

- Следи за игрой, все жизни растеряешь.

- Так это… и че, - мямлю я, - нас посадят что ли?

Орел надувает губы и ухахатывается.

- Дурак ты, Геныч, кто ж родную дочь с будущим зятем посадит?

- С зятем?!

- Ну, вы ведь, насколько мне известно, жениться собрались?

- Да я… это, да мы…

- Ага, смотри с кружка своего не упади.

- Это бублик, - говорю я и встряхиваюсь, - в смысле, где Нина то?!

- В дурке, - взрывая танк, бомбящий кирпичи нашего штаба, отвечает Орел, - насколько не знаю, не спрашивай. Это так, в воспитательных целях, так сказать. Так что не волнуйся, получишь свою невесту в целости и сохранности.

Я уставился на Орла, жму на кнопку выстрела.

БАХ.

- Эй, приятель, смотри на экран…

БАХ.

- Геныч, ты че творишь-то?!

БАХ, БАХ, БАХ!!!

- ЭЙ!!!

Крик Орла приводит меня в чувства, по экрану плывет надпись GAME OVER, я взорвал наш штаб. Штаб в виде орла.

- Я, наверное, пойду, - говорю я, поднимаюсь и, забирая бублик, бреду в сторону прихожей, обуваюсь.

- Да ладно тебе, Геныч, говорю же, выпустят Нинку скоро, не очкуй.

Я не слушаю, напяливаю куртку, коротко прощаюсь и выхожу на улицу.

Мне нужно собраться с мыслями, я просто обязан разложить по полочкам весь тот бардак, что творился в моем мозгу на протяжении всех этих дней. Разобраться в своих чувствах, в своей жизни.

Я отправился в парк.

В дни революционных праздников и массовых народных гуляний каждый калужанин считает своим долгой побыть в городском парке культуры и отдыха – самом живописном и многолюдном месте города. Теплым летним вечером или студеным зимним днем калужане любят прогуливаться по его аллеям или, выйдя на смотровую площадку, любоваться заокскими далями. В хмурый осенний день парк привлекает к себе обильным листопадом, ранней весной горожане отсюда наблюдают ледоход на Оке. Во все времена года здесь много молодежи и особенно детворы.

Вместе с тем, Калужский городской парк культуры и отдыха, прилегающие к нему территории и здания являются свидетелями важных исторических событий, как в далеком прошлом, так и в годы Великой Октябрьской социалистической революции.

Здесь шла война народная.

Там, где сегодня шумит городской парк, в шестнадцатом столетии стояли бревенчатые стены крепости с двенадцатью боевыми башнями. Крепость располагалась на высоком холме, возвышающемся над Окой между двумя глубокими оврагами – Березуйским и Городенским. У стен крепости неоднократно происходили жестокие бои то с татарской конницей, то с легионами польско-литовских интервентов.

Но это так, для справки.

Здесь я и решил «отсидеться», благо сегодня в будний день людей практически не было, и я, дойдя до скамеек в самом дальнем углу парка, пристроил свой бублик на лавке и сел. Вокруг никого, ветер шелестит в верхушках дубов, гоняет по асфальту сухие листья, обдает ноги. Я сижу и смотрю вперед, точно Валя в своем гребаном ступоре. Силюсь понять, в какое русло завернула моя судьба и не ждет ли ее в конце этого русла заболоченный тупик, или водопад с острыми камнями.

НИНА…

До ее появления я жил нормально. Работал, бухал, общался с друзьями, пялил симпотных девчонок, которые были не против одноразовых отношений, словом вел обычную жизнь современного парня с окраин. И что теперь? Я избегаю работы, пускай нудной, пускай отвратной, за которую копейки платят – пускай – но работы, которая гарантирует мне место в завтрашнем дне. Я вышвыриваю ее, подобно использованной салфетке и ради чего? Ради того лишь, чтобы днями и ночами сидеть перед телефоном, ожидая ЕЕ звонка.

НИНА…

Я снимаю ее извращения на камеру, для тупорылых мастурбаторов, которые живую киску и в глаза-то не видели. Позволяю драть себя в задницу, позволяю сам себе быть ее рабом. Хуярю парня лишь за то, что он занимает телефонный провод и болеет не за того боксера. Прикрываю ее воровство, думаю о ней, плачу за нее наркоманам, делаю все, о чем раньше и думать не смел.

НИНА…

Это все из-за нее.

- Можно?

Я не обращаю внимания, продолжаю смотреть в одну точку.

- Можно? – повторяет голос.

Я встряхиваю головой, выхожу из анабиоза и смотрю на мужичка неопределенного возраста (ему вполне могло быть и шестьдесят, и тридцать, и двадцать пять), немытая копна волос на голове, квадратная борода в крошках, видавший виды пиджак без пуговиц, разбитые ботинки – один перетянут синей изолентой, другой куском медного провода, лицо грязное, под левым глазом ссадина, правый полностью заплыл, губы разбиты. Желтым от никотина пальцем он показывает на лавку.

- Можно присесть-то?

Я, молча, киваю головой, выражаю согласие. Раньше я подобное дерьмо и на метр к себе не подпустил бы, но сейчас… я разбит, я раздавлен, мне плевать.

- Че это у тебя? – он указывает на мой синий бублик.

- Бублик, - отвечаю я.

- Чаго, - смеется бомж, - жратва что ли?

- Нет, специальная херь от геморроя.

Услышав мои слова, бомж напрягся, в глазах явное сочувствие.

- Че, милок, беспокоит, да? – Он тянется рукой во внутренний карман пиджака. - Выпить хошь, а? Тут есть малехо.

Покачивает перед моим лицом липкой (это видно по прилипшему песку) тарой, внутри которой плещется мутная жидкость.

- Водка? – спрашиваю я, заранее зная ответ.

- Да ну, милок, какая водка, самогон, - он открывает пробку, делает жадный глоток, словно показывая, что это не так уж и страшно, - ну че, будешь?

А что мне терять? Я отправил безобидного парня на больничную койку, из-за меня Нину закрыли в психушке (может и не из-за меня, но мне плевать), Я просрал собственную жизнь, за моими плечами безвозвратное прошлое, впереди пустота. Я беру бутылку из рук бомжа и присасываюсь к горлышку, пью.

- Как же это тебя так угораздило-то, - спрашивает бомж, - в таком возрасте, такими болячками напастись?

Напас – мысли приобретают ганджубасовый оттенок.

- Да нет у меня никакого геморроя, - морщась от выпитого, отвечаю я, - эта херь нужна, чтобы жопа не болела, когда сидишь.

- Так ты че, пидор что ли?

- Сам ты пидор, - я нюхаю рукав, стараясь избавиться от гадкого привкуса самогона во рту. Бомж принимает этот жест на свой счет, ныряет головой в подмышку, подергивает ноздрями. От него воняет, но эта вонь мне привычна, мусорные баки, помойки, загнивающие фрукты, все это запахи моей работы.

- А че тогда жопа болит, а?

- С подружкой играли.

- Это как это? – удивляется бомж, забирая бутылку.

- Она меня ногой отъебала, сральник порвала, понял?

Он чешет шерстистую гриву, глаза блестят абсолютным непониманием.

- Ты ее? – указывая на меня пальцем, спрашивает он.

- Нет, - поясняю я, - она меня. Ногой.

- Она тебя? – Бомж выкидывает вперед свой разбитый башмак, двигает им взад-вперед, стараясь понять принцип работы, потом усмехается, делает глоток и возвращает бутылку. – Ну и игры у вас, млад человек!

- Игры, как игры.

- Да уж, - продолжает удивляться бомж, - в наше время все по-другому было.

- Лучше было?

Я присасываюсь к бутылке, отпиваю треть и возвращаю.

- Да ты знаешь, милок, вроде и лучше, а так, хер его знает. Времена-то меняются, что-то устаревает, что-то возвращается, но ясно одно, страна несется в пропасть и мы вместе с ней. Согласен?

Я лишь пожимаю плечами. На счет страны пускай с моим Па разговаривает, я в политику не лезу, мне она по барабану.

- Да мне как-то по хуй, - отвечаю, - меня другое интересует.

- И что же?

Я задумываюсь, гляжу на бомжа, имени которого не знаю (да и нужно ли оно), рассказываю ему всю историю от начала и до конца, в надежде, что этот проспиртованный кусок дерьма, сможет хоть чем-то мне помочь, развеет тошноту неопределенности.

- Такие дела, мужик, - завершаю я свой рассказ, - мне это нужно. Просто необходимо понять, любовь это или тупо желание засадить, врубаешься?

Бомж понимающе качает головой, на мгновение его глаза проясняются, будто трезвеют, он опирается локтями на колени и глубоко вздыхает.

- Я тебе вот что скажу, - смотрит на меня, - на кого я похож по-твоему?

Я задумываюсь.

- На бомжа, - отвечаю.

- На бомжа, - тоскливо посмеивается он, - это сейчас я бомж, а раньше кем был, знаешь? Клоуном. Да-да, милок, работал в цирке в середине семидесятых…

Очередная история. Я чувствую себя персонажем идиотической комедии, записанной на страницах книги в дешевом, мягком переплете.

- В нашем цирке была одна наездница, Наташа Селиверстова. Я вот так же, как ты, все сомневался, думал, любовь-нелюбовь. Появлялся на арене, смешил публику, люди животы надрывали, а потом выходила она, скакала на коне, всякие трюки выделывала, а я в это время стоял рядом с нашим конферансье и смотрел на нее, любовался. Знаешь, я все хотел убедиться, что люблю ее по-настоящему, прежде чем смогу подойти и признаться. Ждал чего-то, чего сам не знаю. Молодой был, глупый.

Его заплывший глаз слезится.

- А потом случилось несчастье. Это было нашим последним выступлением сезона, после него мы должны были ехать на гастроли по области. Наташа вышла тогда в последний раз, в своем сверкающем наряде, легко забралась на коня, проехалась по кругу, приветствуя публику. Все было нормально и беды не предвещало. Люди радовались, дети кричали, смеялись. Все как обычно. И вдруг Наташа ставит коня на дыбы, публика вздыхает и… конь падает. Прямо на нее, на мою любимую. Бедняжке переломало позвоночник, представляешь? Она до конца своих дней осталась прикованной к постели. Вот тогда-то я и запил. От горя, от того, что не успел признаться ей в своих чувствах, - бомж делает паузу, улыбаясь, смотрит на меня, - ты хочешь узнать любишь ты свою девушку или нет, ведь так?

- Да, - отвечаю я, - хочу.

- Тогда посмотри на свой бублик, - он кладет руку на мое плечо, но я ее не сбрасываю, сосредотачиваюсь на его глазах, в них желания помочь больше, чем можно встретить среди сверстников, большинство из которых получило высшее образование и теперь торчат в Макдональдсах, выкрикивая: «Свободная касса!!!» - она тебя ногой порвала, а ты все равно о ней думаешь. Что это, если не любовь?

Все верно.

Это Любовь. Любовь с большой буквы, Любовь истинная и наивысшая во всех смыслах. Многие тратят жизнь, дабы найти ту единственную половинку, с которой впоследствии захотят состариться и умереть в один день, зачастую так и не находят. Женятся – разводятся, находят других, третьих, подобно слепым кротам, они ползают во тьме, принюхиваясь к своему партнеру, выбирают его и лишь потом осознают: «Не тот». Выбрасывают его в мусорный контейнер и продолжают искать другого. Они портят продукт, ломают его, корежат так, что истинный – предназначенный судьбою – порой просто проходит мимо, не узнает своей половины. Так и ломаются судьбы. Так сломается и наша судьба, если я пройду мимо. Нина должна быть моей.

Мы обязаны быть вместе.

Это наша судьба…

- Я буду бороться, - говорю я, поднимаясь и потрясая бубликом в воздухе.

- Вот это правильно, - заключает бомж, - и не сомневайся ни в чем!!!

С полными легкими я бодро шагаю к автобусной остановке, там ловлю такси и называю адрес отца Нины. Этот ублюдок запрятал ее в дурку, свою родную дочь. И за что?! За какие-то вшивые бумажки, за мусор, именуемый в народе деньгами. Я выверну его харю наизнанку, но спасу свою любимую, вырву из лап этого зверя.

Вся дорога занимает чуть больше десяти минут (father Нины живет в центре), в моем сознании растягивающихся подобно качественному презервативу, мысленно превращающихся в час. Я расплачиваюсь, вылезаю из авто, адреналин раздувает жилы на шее, злость рвется изо всех щелей, я делаю шаг к подъезду и замираю. Я погас, затушен, как тлеющая сигарета, опущенная в воду. От злобы не осталось и следа, и теперь ее место занимает страх. Что я скажу, когда он откроет дверь? Какие действия применимы к данной ситуации и применимы ли вообще в этой ситуации какие-то действия, кроме действий словесных? Я запутываюсь, не могу собраться с мыслями, ни черта не соображая, захожу в подъезд.

Воображение четко вырисовывает встречу: Я поднимаюсь по ступеням замка, весь в сияющих доспехах с кладенцом-ебунцом в руке, врываюсь в покои злого чародея. Вот он передо мной, стоит и, вперив гневный взгляд из-под очков, хохочет над моей робостью. «Вы, сударь, опоздали, - говорит он, - ваша невеста уже покоится в башне и вызволить ее нет ни единой возможности!» Я выпячиваю грудь: «Для любви не существует преград, о злейший из колдунов, своим доблестным мечом я покараю вас и освобожу любимую!!!» И с разбегу сшибаю ему голову с плеч. Такой вот, блядь, спектакль.

Однако в реальной жизни все выходит с точностью да наоборот.

Трясущейся рукой я нажимаю на звонок, слышу биение собственного сердца, оно словно струсило, вжалось в спину, придавив легкие. Время замерло на немой ноте, колени трясутся, когда распахивается дверь и передо мной возникает он.

- Вы? – удивляется кекс. – Очевидно, юноша, вы не достаточно хорошо расслышали с прошлого раза, моей дочери здесь нет! – он старается закрыть дверь, но я подставляю ногу.

- Извините, сэр, я…

- Что? – father поводит носом, смотрит на меня. – Что это за запах? Мой бог, вы пьяны?

- Нет, то есть да, то есть нет! Вы все неправильно поняли, я…

- И вы имеете наглость являться в мой дом, будучи нетрезвым?

МОЕ ИМЯ – ГЕННАДИЙ ЧЕБУРАШКА!!! Паренек с окраин, бывший боксер- любитель, ныне болеющий за Поветкина, работающий мусорщиком и ненавидящий подобных снобов!!! Давай, Геныч, выкладывай, зачем пришел, хватит слюни глотать!!!

- Да, я имею наглость, - мои плечи выпрямляются, - я все знаю, я знаю, что ты мою Нину в дурку упрятал!!! И тебе это так даром не пройдет, я хочу ее видеть, я имею на это право, черт возьми…

- Молодой человек, сбавьте обороты, - кекс отпихивает меня от двери, выходит на лестничную клетку, - она больна, - говорит он почти шепотом, - вы не знаете ее так, как знаю я. Ей нужно это лечение, чтобы быть нормальной, такой как…

- Как все? – перебиваю я. – По-вашему, это является нормой, быть как все, жрать, срать, спать, так же как делают остальные, без проявления индивидуальности, без особых чувств, быть стандартной шестеренкой в социальной цепи, это для вас норма?!

- Вы не понимаете, о чем говорите. Вы не имеете права…

- Очень даже имею. Я ее жених!

Кекс устало качает головой, смотрит на меня поверх очков.

- Вы увидите Нину не раньше положенного срока.

- Когда?

Сверху спускается какая-то старуха, кекс радужно улыбается ей, как бы говоря, что все у нас в порядке, старая ты сука, пиздуй мимо и не суй свой нос в чужие дела. Она приветливо кивает головой, жмет на кнопку лифта и ждет. Ждет, когда мы заговорим, однако мы продолжаем молчать. Двери раскрываются, тяжело вздыхая, она заходит в кабинку и уезжает.

- Когда? – повторяю я свой вопрос.

В моем взгляде решительность граничит с желанием придушить этого урода, и он это видит, поправляет очки на переносице и говорит.

- Я забираю ее в пятницу, вечером.

- Я приду.

- Приходите, - отвечает он и, раскланиваясь, скрывается за дверью, - всего хорошего.

- До встречи, - бросаю я вслед его спине.

До встречи…

…ОЖИДАНИЕ …

В четверг я раскрыл карты. Я знал, что родаки поддержат мой выбор, так как Па всегда говорил, женитьба дело хорошее, поэтому давай, сын, берись за голову и дерзай, ищи невесту. И я как раз пытался сообщить им с Ма о своей свадьбе, однако, Па после работы был навеселе, и остановить его словесный треп оказалось намного сложнее, чем я предполагал.

- Па…

Мы сидели на кухне, Ма расставляла тарелки.

- Такса это самая старая порода норных собак, мать, вот что я тебе скажу. Никто до сих пор точно не знает, когда она появилась. Да-да, согласно некоторым теориям, таксы появились еще в Древнем Египте, где были найдены высеченные изображения коротколапых охотничьих собак, - он вертит вилку в руках, - это мне электрик говорил. Короче говоря, таксы правили этим миром. Всегда правили, понимаешь?

Сегодня наш ужин составляла картошка с рыбой.

- Надо же, - чуть слышно отвечала Ма, обращаясь скорее к тарелке, которую она рассматривала под светом висячей люстры.

- Па…

Он делал вид, что не слышит.

- Формирование современной породы началось еще в шестнадцатом веке на территории Южной Германии. Ее предками тогда были низкорослые немецкие гончие, понимаешь? От них-то такса все и унаследовала. А то, что было недостатком у гончей собаки, стало преимуществом для норной. Немецкие охотники сразу же все осознали, все ее качества, начали выводить определенный тип собаки: приземистую, коротконогую, с удлиненным туловищем, чтобы она могла беспрепятственно проникать в норы. Охота ведь была недешевым и престижным занятием, понимаешь? А содержание таксы не требовало больших затрат. Именно поэтому ее полюбили средние слои населения. Вот и сейчас…

- Па!

- Ну чего?! – он смотрит на мой бублик под задницей.

Я выдерживаю театральную паузу и говорю.

- Я женюсь.

У Ма даже тарелка из рук выпала, она ахнула, схватилась за полотенце, что висело на плите, и, посмотрев сначала на Па, а потом на меня, прикрыла рот.

- Что? Что ты сказал, повтори! – Он наклонился и крепко сжал мою руку. Огоньки надежды заискрились в налитых спиртным глазах.

- Я женюсь, - повторил я, - ее Нина зовут, - улыбаясь, я продолжал, - хорошая девочка из приличной семьи, она вам понравится.

- Господи!!! – вдруг заорала мать, подлетела и обняла меня сзади за шею, мертвой хваткой вцепилась.

- Нина, – рот отца застыл на последней букве, он отодвинулся назад, поднялся со стула и отошел к окну, – я так и знал, - начал он совсем тихо, после чего голос его, нарастая, угрожал своими вибрациями разрушить все стены в квартире, - Я ЗНАЛ!!! Всегда знал, понимаешь, ни секунды ведь не сомневался! Все это кольцо, сын, оно меня с толку сбивало…

- Ладно, - перебила его мать, - он женится, вот о чем думать надо.

- Верно, мать, верно! Свадьба, Чебурашки будут готовить свадьбу!!! – Па заметался по кухне, будто собирался что-то схватить, но успокоившись, сказал. – Это надо отпраздновать, по-настоящему отпраздновать, без дураков, понимаешь? Это ж не каждый день такое, верно?

- Верно, - ответила Ма, проводя рукой по моей щеке. Она плакала.

- И это не дома праздновать надо, ведь так? Нужно какое-нибудь приличное заведение, чтобы все как надо, чтоб как у людей, да?

- Да, - Ма отцепилась, утерла слезы подолом фартука.

- Значит так, - Па щелкнул пальцами, это выражение означало, что у него как бы все на мази, и что он типа все сейчас придумает, как и что, типа того, - надо позвать народ, собраться всем вместе и все обсудить, родителей этой девочки позвать…

- Они сейчас не могут, - говорю я, - там семья такая занятая, они вроде крупные шишки в городе, постоянно в работе, понимаешь?

- Да-да, - почесывая щетинистый подбородок, Па закивал головой, - постоянно в работе, - говорит, - это хорошо. Пролетарская семья всегда в работе, всегда, да-да.

Я, молча, ждал, когда до него дойдет.

- Крупные шишки? – Его глаза округлились. - Так они че, из правительства?!

- Они за рабочий класс, па, Артамонова не поддерживают.

Па уже надул щеки, готовый издать победоносный крик, как Ма его осекла, сказав, что это, типа, не важно, не о том, мол, думать надо, политика в сторону, у парня свадьба на носу. Па ее поддержал, однако радости в его глазах заметно прибавилось.

- Все, - хлопнул он ладонью по столу, - решено, едем одной семьей!!!

Ни о каком такси не могло быть и речи, в город мы отправились на автобусе. Я не Рокфеллер, - говорил Па, - чтобы переплачивать за дорогу, мы и без того с комфортом прокатимся.

Насчет комфорта он, конечно, загнул. Что такое Силикатный автобус? Это древнее подобие транспорта с кучей быдлятины, которая распространяясь по всему салону с пластиковыми полторахами, изрыгает хмельную вонь, и кашолки неопределенного возраста с плотно набитыми сумками. В такой вот компании мы и направились в центр.

- Повеселимся на славу, - глядя на пацанов с пивом, говорил Па.

Опять же я думал речь идет о престижной кафешке (хотя бы кафешке), на крайняк столовой, однако все оказалось куда более прозаичней. Па повел нас в «Морг» – оказывается, он и тот усатый хер частенько сюда заваливались после работы. Здесь, как они говорили, есть все необходимое, взамен тем местам возле завода, которые и рыгаловкой-то назвать нельзя. То есть, «Морг» для них считался нормальным таким баром, где можно было приятно провести время за скромные деньги, получив при этом максимум удовольствия. Старые, облезлые революционеры, они ни разу в жизни не потратили на выпивку больше полтинника за бутылку, да и та для их кошельков являлась роскошью.

Я подумал, как отреагирует Нина, увидев мою семью. Что она скажет? Я бы на ее месте тупо заржал, в данной ситуации только так и поступают. Еще безумнее будет видеть ее родителей на нашей свадьбе. Могу себе представить, этот утонченный хуй в очках, сжимаемый моим Па. Как должно быть морда его вытянется, когда они встретятся в первый раз. Безумное зрелище.

Или обсуждение свадьбы.

Кекс: «Я считаю, что ресторан наиболее подходящее место для проведения данной церемонии».

Па: «Чаго?! Рестораны оставим для богатых, нам трудягам и пивнухи приличной достаточно».

Кекс: «Но позвольте, неужели вы думаете, что проведение свадьбы в столь злачных местах будет в достаточной мере соответствовать цели данного мероприятия?»

И тут Па, улыбнувшись с прищуром: «На хуй! Двинем в «Морг»».

Уверен, так и будет.

Итак, «Морг».

Па распахивает дверь перед Ма, как галантный кавалер, выставляет руку вперед, пропуская ее внутрь. Старушка краснеет, выпрямляет спину, идет к столикам. Столики, кстати говоря, свободны, сегодня «Морг» пустынен, за исключением двух алкотов в углу, которые заняты разделыванием таранки. И вот мы усаживаемся, мать вешает сумку на спинку стула, достает сигареты и, осматривая стены, разочаровано выдыхает. Повсюду расклеены красные плакаты с надписью: «Не Курить!!!»

- Ничего, мать, - улыбается Па, - на улице дымить будешь.

- Ну да, - грустно вздыхает она.

- Вот именно, - он направляется к барной стойке, - у парня свадьба, понимаешь, веселее надо быть!

Пока Па ждет стаканы, оплачивает заказ, Ма наклоняется ко мне.

- Сынок, а кольцо-то это тебе зачем? – спрашивает она.

Я решил не менять истории и говорю.

- Геморрой.

- Да ты что, - Ма посмеивается, поправляет очки на переносице, - а мы-то с отцом думали ты в другой лагерь перешел.

- Чего?

- Ну, того, - она кивает куда-то назад, на стену, - жопотрахом стал.

- Не-не-не, - отвечаю я, - ты ж знаешь, гомосеки не моя тема, я по кискам ударяюсь.

- Ну да, ну да, - Ма похлопывает меня по руке, - это самое главное, - говорит, - невеста-то красивая?

- Как само небо, - отвечаю я.

- Надо же, - она поджимает губы и трясет головой, вроде как удивляется моим словам, - ну и когда покажешь?

Дата добавления: 2015-09-02