ПЯТНИЦА. 2 страница

Вот таков мой Па, революционер-трудяга, подрабатывающий слесарем на местном заводе. Я как бы вторгаюсь в систему и подрываю ее изнутри, - объясняет он свою леность рабочим, между глотком бавленного спирта и крепким сном, еще до обеда. Но самые издецы начинаются дома. На нас-то кормилец и вымещает все свои революционные идеи и бредовости. Впрочем, сейчас не об этом…

Провалявшись еще минут двадцать, вылезаю из ванны, насухо вытираюсь, обвязываю полотенце вокруг тощих бедер и выхожу в коридор. За окном со стороны кухни шум дождя, после такой жары, долгожданный, неописуемо прекрасный. Я, конечно, на погоде не заморочен, мне что жара, что холод – абсолютно фиолетово. Но все равно приятно. В дождь мусорные баки меньше воняют.

- Совсем озверели, - говорит Па, когда я захожу в его кабинет, где стоит шкаф с бельем, чтобы достать трусы, - за вагонкой поселились, суки!!! А ведь я говорил этой корове, что они в дом полезут и кто теперь «преувеличивает», а? Ты послушай, - кивает он.

Подхожу к его столу, придерживая полотенце одной рукой, и прислоняюсь к вагонке, которой обиты стены. Там… какой-то шорох, тихий такой. Я бы прислонился поближе, да настольная лампа, что светит с тех пор, как начался дождь, обжигает мое распаренное тело. Отстраняюсь.

- Ну, - говорю, - шорох какой-то.

- Шорох, - язвит Па, - КРЫСЫ!!! Ублюдки устроили себе гнездо!!!

Теперь припоминаю, было такое дело, подвал наш крысами наводнился, всех кошек в доме пожрали, нагло шоркают по двору к помойным бакам и обратно. Наш Па первый забил тревогу, устроил собрание жильцов, говорил, что мелкие засранцы переберутся в квартиры, называл наш дом гребаным Ноевым ковчегом! Предлагал скинуться, чтобы закупить отравы, вот только никто его идею не поддержал – дело властей, говорят, они пусть расхлебывают. Вот и расхлебали апездухи.

- Сам буду травить, - Па наклоняется, щурится и смотрит в маленькую черную щель между досками, - вы у меня еще попляшете!!!

Пожимая плечами, надеваю трусы.

- Они снова прибегут, па.

- Вот это верно, сын, молодец. Башкой думаешь, - он расплывается в самодовольной улыбке и поднимает указательный палец, - соображаешь. Нельзя лечить ухо, если больна вся голова! Так и в политике, сколько бы мы не орали и не охали, а панацея одна – революция. Я тебе больше скажу, у меня уже есть пара-тройка надежных людей. Людей, знающих и располагающих знаниями, понимаешь? – он понижает голос и наклоняется вперед, будто выдает страшную тайну. - У них есть интернет!

Я лишь поджимаю губы и киваю головой, как бы говоря: о, с интернетом-то вы теперь весь мир перевернете, ага.

- Вот именно, сын, - словно мысли прочитал, - я уже дал приказ нарыть информацию на Артамошку. Начинать надо с малого, а там и до Кремля нароем!!!

Мой Па, как и многие другие его друзья, уверен, что всемирная паутина – это наипиздрическая сила! Что там куча разной информации, благодаря которой можно будет засадить всех политиканов, в то время как всемирная сеть, как и Макдональдс – куча порнухи и ни черта полезного. Но разве им объяснишь? Им, для кого магнитофоны и видеокассеты были сродни явлению Христа народу, и для кого компьютер, а вместе с ним и интернет, стали живым олицетворением создателя?

- С помощью найденной нами информации мы сможем выступить в суде и тогда посмотрим, как губернатор будет выкручиваться. Вот увидишь, мы все соки из него вытянем. Это я тебе говорю, - и он ударяет себя кулаком в грудь, - Артамошка нас еще умолять будет. Понимаешь, да-да, умолять!!!

- Ладно, па, как скажешь, - улыбаясь, я вновь пожимаю плечами.

- Всех передушим, - бурчит он, продолжая всматриваться в щелочки между вагонкой, - отравы нароем и вперед…

Пытаясь не рассмеяться ему в лицо, я выхожу в зал, где сажусь на диван рядом с курящей Ма. Смотрю в окно, ливень и не думает затихать, тонкие струйки бегут по стеклу, контрастируя с дымком от сигареты, зависающим под потолком синеватым облаком. Я не выношу вида курящей женщины. Одно дело, когда это сытная сучка с дойками, которая лежит с тобой после смачного фака, тогда ладно. Но вид собственной мамаши, затягивающейся сраной цыгаркой – причем при затяжке, ее губы напоминают дырку в жопе – совсем уж неприглядное зрелище.

- Бред какой-то, - говорит Ма, в сотый раз переключаясь с канала на канал.

Телевизор у нее – больная тема.

- Что он делает-то там?

- Кто? – спрашиваю.

Ма кивает в сторону коридора, при этом дым выходит у нее из носа, будто она разъяренный бык на корриде.

- Отец, что он там делает? – с раздражением Ма нажимает на кнопку прокрутки, сериал Универ сменяется рекламой. – Ни одного нормального канала, бля!

- Революцию затевает, - отвечаю, - как всегда.

- Доиграется, - она снимает очки и потирает переносицу, от очков у нее два красных пятна под глазами, водружает стекляшки обратно на нос и снова переключает канал, - да где ж ты, бля? – трясется Ма. – Обещали фильм какой-то показать, говорят хороший, а я что-то и не найду.

- Так может ты уже прокрутила? – говорю, наблюдая, как она стряхивает пепел мимо пепельницы, и тот падает на обивку дивана.

- Да нет, тетя Варя сказала, что мне понравится, а из того, что я уже прощелкала, мне ни хера не понравилось. Думаешь пиздит? – Ма поворачивает голову и смотрит на меня пару сек, после чего разражается дымчатым хохотом, я только улыбаюсь. Мне не смешно, я просто старушку поддерживаю.

Звонит телефон, и Ма пихает меня локтем под ребра.

- Возьми, рядом с тобой же лежит.

Беру трубку.

- Алло.

- Привет, - слышу я голос Нины, - чего делаешь?

- Привет, - говорю, почесывая в промежности, за что тут же получаю по рукам от Ма, - да так, ничего собственно.

- Понятно… слушай, а ты правду вчера говорил?

- По поводу?

Что я мог говорить? Я соображал-то с трудом, какие уж тут разговоры?

- Ну, - она мнется, держу пари, сучка сейчас губы жмет, - ты же ко мне клеился?

- С чего ты взяла, я как бы просто…

Смотрю на люстру над головой, как же заебись иногда смотрится желтая поебота над башкой. Особенно в дождь.

- То есть, если я скажу, что мне нужна твоя помощь, ты не согласишься, верно?

- Смотря, какая помощь, - говорю, - кстати, где мой номер надыбала?

Ма в этот момент с интересом поднимает бровь, смотрит на меня.

- Орел дал, - отвечает Нинка, после чего переходит на шепот, - они уже под утро с Валей твою солянку в темноте точили, пока в пьяну вкус говна не почувствовали. Видели бы вы, товарищ шеф-повар, как они от вашей стряпни блевали и какими угрозами сыпали!!! Но ты не ссы, я тебя не сдала.

Я принимаюсь ржать так громко, что Ма в гневе прибавляет звук на телевизоре, но интереса в лице не убавляет.

- Ну, так что, поможешь? Дело плевое, как раз для таких вот извращенцев, как ты.

- Дак че, если надо, я всегда пожалуйте, как грится. Где и когда?

Нинка все-таки нормальная девка, красивая и умная. Это ж надо было так держаться и не палить контору, когда эти два кренделя мое говно ложками черпали. И все у нее, блин, ради прикола. Сука, я прям влюбляюсь. Не, правда, а че?! Тела она нормальная, сиськи, жопа, все при ней, плюс, сука, интеллект и чувство юмора, чем не вариант для женитьбы? Все, бля, женюсь, ей богу.

- Давай где-то через час, возле аптеки у рынка, идет? – спрашивает она.

- Хоккей, детка, я приеду.

- Ну, все, тогда. До встречи.

В ухо врезаются короткие гудки, и с видом удовлетворенного баклана я кладу трубку на место. Все-таки идиоты люди, что смердят на фамилии. Если ты Залупко, или Девятипукин, тогда да, можно понять. Но если твоя фамилия ассоциируется у прекрасного пола с их любимой игрушкой из детства, это ж стопудовый вариант. Бери суку в оборот и тащи пизду в постель, хули может быть проще?!

Растворяясь в самодовольной улыбке, поглядываю на часы.

- Намылился куда? – спрашивает Ма.

- Да так, решили на концерт сходить, - соврал я.

- Угу, не забудь гондон надеть, - снова смеется Ма и тушит бычок, - знаю я какие у вас там концерты. Мы с отцом так же на танцах познакомились, там же и тебя замостачили, - тут она цепляется мне в руку, улыбается и закатывает глаза, - помню ебемся, а народ вокруг в ладоши хлопает, глазами по нашим жопам голым охаживается. А нам все равно, - отмахивается, - ебемся!!!

- Ма…

- Что ма?! А ты думал, мы тебя в крапиве нашли? Нет! – Она поднимается, задирает юбку и дергает себя спереди за трусы. – Вот откуда! Из пизды ты вышел, дурья голова, из пизды!!! – Она уже переходит на истерический крик. – Всю ночь тебя рожала, толстоголового, изодрал меня паскуда такая, изодрал, бля!!!

В дымовой завесе Ма представляется мне самим дьяволом.

Не, правда.

- Да ладно тебе, - говорю, - понял я.

Ну и тут она, конечно, вся успокаивается, качает головой:

- Понял – молодец, - говорит, - ну где ж этот фильм-то, бля?

Вот в такие моменты я больше всего жалею, что родился и что родили меня ОНИ – мои Па и Ма. Я бы и сам себе родню подобрать смог. Допустим Lou Reed в роли папаши, каково, а? Он, типа, классный мужик, хоть и увлекается порошком (кто ж без греха?), жилистый чел с большим хреном – определенно, он был бы отличным папашей. Вот от него я унаследовал бы стоящую внешность, а не этот сбор костей в прожилках мяса и кожи, называемый в народе мужским телом. Хотя, бабы ведутся.

- Я вот думаю Машеньку взять, - к нам присоединяется Па, проходит и садится возле окна в кресло, вытягивая вперед свои оглобли в дырявых носках, - сказали, мол, хорошо работает.

- Шлюха, - шипит Ма, с остервенением переключая каналы.

- Да я про отраву, мать, - испуганно оправдывается Па, - против крыс, понимаешь? Машенька, фирма такая, ну? Мелки еще такие есть от тараканов, помнишь, мы ими кухню когда-то мазали, помнишь?

- Шлюха, - повторяет Ма, - эта девка в телевизоре, настоящая шлюха!!!

Отец пялится в экран, потом до него доходит, что к чему, и он понимающе качает головой. Мать остановилась на своем любимом и в то же время самом ненавистном телесериале “Счастливы Вместе”. Она ржет над любой шуткой, но дико раздражается, если видит Светку Букину. В такие моменты ее лицо напоминает спелый помидор.

- Да ладно тебе мать. Нормальная девка, - говорит отец, - актриса она, понимаешь? Это роль у нее такая, а так девчонка-то хорошая, сын, скажи?

Я лишь поднимаю руки с видом типа: «Меня не вмешивайте».

- БЛЯДСКАЯ ШЛЮХА, ШЛЮХА, ШЛЮХА!!! – задыхаясь, орет Ма в телевизор.

- Да не, - отмахивается Па, - нормальная.

- ШЛЮХА!!!

- Не-не, - продолжает Па отмахиваться, - нормальная, это я те говорю. Они ж не все через постель туда попадают, в шоу-бизнес этот. Есть нормальные, - отец пытается забрать пульт из рук Ма, но та отдергивает руку, - нормальные, говорю, есть, понимаешь?

- Да тебе-то откуда знать?! – нападает Ма уже на отца. – Откуда?! Эта сука трахает все, что движется и у чего есть хуй, она шлюха!!! Сынок, ты-то мать поддерживаешь? Она ж шлюха, скажи!

Оба смотрят на меня.

- Да, рассуди нас с матерью, - подмигивает Па.

У него в данной теме свой интерес. Мать бесится при виде любой молоденькой сучки. И все из-за того, что у самой уж не та пихва между ног, которая была там, допустим, лет двадцать назад. Батя ей трубы не прочищает, предпочитая втихую подрачивать в туалете, насмотревшись на этих самых Светок Букиных, Аллок Гришко и прочих, в этом его интерес. Если мать перестанет смотреть сериальчики с телками, у Па просто настанет дефицит материала для дрочки. Такие дела.

- Я вам так скажу, - говорю, поднимаясь с дивана, - приходит к Конфуцию дама, довольно образованная по тем временам, и спрашивает у него. Почему когда мужчина имеет несколько любовниц и часто их меняет, то общество этого мужчину не осуждает, а наоборот считает что он молодец, мачо и все такое? А когда женщина занимается тем же, то общество всячески порицает действия этой женщины? На что Конфуций предложил ей выпить чай. Принес поднос с шестью чашками и чайником, приготовил его и попросил ее разлить по чашкам. А затем спросил у нее, это нормально, что она разлила чай по нескольким чашкам? На что она ответила, что да. Конфуций тогда сказал, ты сама ответила на свой вопрос, когда один чайник разливает чай по нескольким чашкам – это нормально и естественно, а когда несколько чайников наливают в одну чашку – это противоестественно и не целесообразно.

Па прижал большой и указательный палец к губам и задумался, а Ма лишь хохотнула и в очередной раз переключилась с одного канала на другой.

- Хорошая мысль, сын, - с тем же задумчивым видом, проговорил отец, - мудрая мысль, мысль, достойная настоящего мужчины. Вот, видишь, мать, сын-то у нас какой, - отец чуть ли не расплакался.

И тогда я понял, что надо валить.

- Ладно, - говорю, - мне на концерт пора.

- Про гондоны не забудь, - напоминает Ма, продолжая переключать каналы.

Вот такой вот домашний цирк уродов.

Надеваю куртку, выхожу на улицу и двигаюсь в сторону остановки. Сажусь на автобус до рынка. По пути пялюсь в окно, смотрю, как ветер верхушки деревьев рвет, как замученные от жары люди подставляют лица долгожданным струям ссанья сверху, не пытаясь даже под зонтами укрыться, разглядываю вывески магазинов, железнодорожные пути, торчащие трубы промзоны, башенные краны, жилые дома, больницы и светофоры, размытые каплями дождя на стекле.

Мысли в свободном полете, думаю о том, что скажу, когда встретимся, как с ней шутить, как что. Короче, стандартные пути развития пьесы, до финальной постельной сцены, когда, наконец, можно будет забыть обо всех приемчиках, расслабиться и просто получать удовольствие. Здесь ведь как? Женщина любит ушами, и об этом не стоит забывать. Настоящий Казанова не обязательно должен иметь член размером со слоновий хобот, ведь как говорил отец Остина Пауэрса: «Не важен размер лодки, важно колебание волн». В данном случае волн звуковых. Вешать лапшу на уши, зомбировать ее голосом, пока эта сучка в транс не впадет. И уже тогда принимайся за дело. При любом другом раскладе, тебя либо пошлют, либо ты потратишься на бесконечные свидания, пока сам не влюбишься, как последний идиот. Лично меня такой расклад не устраивает, а потому буду брать быка за яйца.

На рынке выхожу и оглядываюсь по сторонам, Нинки нигде не видно, а мокнуть под дождем особого желания не возникает. Забегаю в ближайший бар, покупаю пиво и устраиваюсь за столиком возле окна, откуда как раз место встречи видно. Сижу, пью, думаю че дальше делать, если эта сука так и не появится. Но вот, среди проходящей мимо толпы, замечаю ту самую короткую стрижку… Нина. Появилась, красавица!!!

- Привет, опоздунья, - говорю, залпом допивая пиво и выходя к ней, - я уж думал ты не придешь, решил тут цыпочкам знакомым звонить…

- Ну-да, ну-да, - перебивает она меня, - ну что, Чебурашка, готов к новому опыту?

Меня эта фраза ставит в тупик.

- Что значит к новому опыту?! Да у меня этого опыта, как у тебя вшей на собаке, сечешь, подруга? Я, если хочешь знать, такое в жизни видел, о чем тебе даже и не снилось!!! Да у меня баб было…

- Готов, или нет? – медленно повторяет она.

Оторопев, я киваю в ответ, Нинка берет меня за руку и ведет к рынку. Я-то думал мы сразу к ней поедем, ну или еще куда, где спокойно потыкаться можно, но, ни фига подобного. Мы заходим на рынок, и меня тащат между прилавками к обувной части, там, где китаезы обосновались со своими “Абибасами” на тапках.

- Какого хрена мы здесь делаем?! – спрашиваю я.

- Мне нужна подходящая обувь.

- Какая еще, блядь, обувь?!

Резко разворачиваясь, Нинка цепляется мне в руку и шипит сквозь зубы.

- Послушай ты, мне нужна эта обувь, развратные ебучие туфли, ты понял?!

- Ну, если туфли, это только начало, - глупо улыбаюсь я.

Короче, минут десять мы шлялись с ней под дождем, среди желторожых ебонтяев, примеривая разные шузы: на плоской подошве, на каблуке, на шпильке, на плоском каблуке, на коротком, открытые, закрытые… в итоге остановились на шпильках. Хорошая такая обувка, я в одной порнухе подобную видел, там девочка каблуком парня в зад трахала. Я не пиндос, но скажу честно, меня видюха зацепила. Если Нина хочет попробовать что-либо в этом стиле – флаг ей в руки, я даже булки раздвину.

- Тебе нравится? – спрашивает она, разглядывая свою ногу в зеркале.

- Ну, знаешь, ноги вообще-то не моя тема, - спиздил я (женскими ногами каждый мужик увлекается, а иначе, с хуя ли мы тогда их разглядываем?), - но данный бот возбуждает.

- Да?

- Я те говорю, - заявляю я с авторитетной ноткой в голосе.

На этом, я думал, все и закончится, мы может зайдем в пивнуху, выпьем пару-тройку бутылей для храбрости и завалимся на трах-пати. НО!!! Меня тащат дальше, вниз, через лотки с мясом в сторону птичьего рынка. Я все пытаюсь растолковать подруге, что у меня, блин, еще дела могут быть, и нам типа закругляться пора, однако девочке по барабану. Остановилась возле корзины с котятами.

- Тебе какой нравится? – спрашивает.

Ни хуя себе вопросики. Мне почем знать, я на кошаках не заморочен!!! Но, думаю, надо же произвести впечатление и все такое, комплимент мож какой сделать. Наклоняюсь к корзине и говорю.

- Вот этот, белый с черной спинкой, весь в тебя, такой же симпатяжка.

- Сколько? – обращается Нина уже к продавцу.

- Триста.

Тут она поворачивается ко мне.

- У тебя деньги есть? – спрашивает.

- Чего?!

Вы меня только правильно поймите, я не жмот, но кто она такая, чтоб с меня лаванду стричь? По мне так одного колеса ешки вполне достаточно для приличной ебли. И я ее этим колесом вчера угостил. Вопрос, какие еще на хуй котята?!

- Слушай, Чебурашка, - скрещивая руки на груди, раздраженно говорит она, - это же тебе в первую очередь нужно, или ты домой хочешь поехать, так и не дождавшись сюрприза?

И тут она такие глазки делает, что я сам не знаю, что именно со мной происходит, но я беру и покупаю ей этого котенка. Даже на продавца не смотрю, утопаю в ее прелестных глазках и протягиваю три сотни. Со мной такое впервые, словно ток по всему телу прошел, зацепив по пути все жизненно важные органы.

- Ты чего, - махает Нина рукой, забирая котенка из корзины, - залип?

- Я? Да это… я как бы… да нет, вроде.

- Ну, че, тогда может ко мне поехали?

- Может, - говорю, - поехали.

Съябываем с рынка, ловим такси.

- Ты же заплатишь? – Нина на заднем сидении вместе с котенком на руках. – У меня просто лаванды нет.

Сука – шепчу я сквозь зубы, усаживаясь к ней. Красивая, наглая, желанная сука.

- Надеюсь, то дельце, о котором ты говорила, не заключается в оплате твоих покупок и такси, а?!

- Не ссы, Чебурашка, - смеется Нина, - все в поряде будет.

Едем к ней. По пути сучка забавляется с котенком, сюсюкается с ним, играет, а я рядом со злобным видом сверлю затылок водителя, попеременно поглядывая в окно и слушая тихий шум дождя. Она молчит, я тоже. Решаю заговорить. Не люблю долгих пауз.

- Так что там Орел с Валей? – спрашиваю.

- Ничего, - продолжая играть с котенком, отвечает она, - сожрали твою солянку.

- Всю? – слегка посмеиваюсь я.

- Не, буквально пару ложек, потом Валя принюхался, там дерьмо, говорит. Орел нос в кастрюлю, ну да, говорит, дерьмо. Зажгли свет, присмотрелись, Валю сразу же вырвало. В ту же кастрюлю, кстати. Орел-то покрепче оказался, добрался до сортира и уже там желудок вычищал. Потом выяснять стали, кто, мол, такую хуйню мог затеять.

- И? – поворачиваю голову к ней.

- Ну, что, сдала тебя распиздяя, - Нина морщит носик, как бы дразнясь, - расслабься, шучу я.

Таксист слушает нас вполуха, когда доходит до рвоты, включает радио.

Дальше разговор не клеится, едем под аккомпанемент Филиппа Киркорова (к слову о рвоте, вот где действительно блевать тянет). Проезжаем кинотеатр Центральный, потом через Площадь Победы вниз в сторону Маяковки. Заворачиваем на Хрусталку, и там нас высаживают возле кирпичных девятиэтажек. Расплачиваюсь с таксистом и бегу к Нине, та уже под козырьком подъезда старается выудить из кармана узких джинсиков ключи от домофона.

- Давай котенка подержу.

Поднимаемся в квартиру, и по мере того как ступеньки исчезают под ногами, удаляясь вниз, член у меня в штанах, а вместе с ним и тело, возносится к небу, туда, где обитает Нина. Но все происходит не так как обычно, как происходило, допустим, с большинством других женщин, чьи дома я посещал. Я вожделею не только тела, но и духа этой девочки. Возможно это побочное действие вчерашней ешки, либо нечто более глубокое, уходящее корнями в душу. Неужели я влюбляюсь? Способен ли я на столь сильные чувства? Впрочем, что за бред?!

Я шмыгнул носом, и засохшая сопля врезалась в горло. Я сглотнул.

- Как ты на счет гашика? – оборачиваясь, спрашивает Нина.

- Да можно, - отвечаю я.

Смотрю на котенка в руках: да, пушистый засранец, повезло тебе с хозяйкой, ты будешь видеть ее каждый день, как она выходит из ванной и, мелькая сосками, небрежно запахивает халатик, как ложится спать, вначале раздеваясь, а потом, облачаясь в пижаму. Она будет представать перед твоими глазами абсолютно голой, а ты, как последний ебонтяй, не сможешь оценить данного зрелища.

Заходим в квартиру, внутри вроде бы тихо. На всякий случай, спрашиваю о родителях, типа, когда они придут и придут ли вообще? У меня бывали такие случаи, когда разложив красотку в коридоре, или в зале, или в ее комнате, на столе, на диване, либо на полу, пялишь ее по самые гланды, и в этот момент на пороге возникают добродушные рожи предков, готовые растерзать тебя на мелкие куски. И ты, так и не залив крале полный бак, берешь в охапку шмотье и со всех ног несешься прочь. Голый уебываешь от ее папаши, в то время как она состязается с матерью в плане голосовых связок. Полный пиздохин швайнс, как немчура выражается!!!

- Я одна живу, - отвечает сучка, - а ты нет?

- Ну, - говорю, опуская котенка на пол, - у меня на этот счет своя теория, если ты живешь один, тебе приходится себя обеспечивать, покупать еду, оплачивать квартиру, убираться, готовить, стирать белье, словом делать все то, что тебе делать в принципе не хочется, ведь так? На это уходят все твои сбережения, во всяком случае, большая их часть. Поэтому выгоднее жить с родителями и оплачивать лишь собственное веселье.

Нина осматривает меня с головы до ног.

- Я думала, в нашем возрасте мало кто предпочтет жить с родителями.

- Ну, да, так и есть. Большинство людей действительно предпочитает перебиваться в одиночку и ограничивать себя во всем. Но я из другой касты.

- Понятно, - покачивает она головой, - ладно, в комнате меня подожди, мне в сральник надо.

Ни хрена себе говор у этой девицы!!! Но мне-то что, ее хата – ее правила. Прохожу в комнату и тут же обнаруживаю подтверждение собственной теории: однокомнатная квартира (во всяком случае, я не нашел в коридоре других дверей, кроме двери в сортир и на кухню) с выходом на балкон (балкон длинный и попасть на него можно и из комнаты и из кухни). Из мебели обшарпанный диван, если не купленный на распродаже, то уж точно позаимствованный у какой-нибудь старушки, возле него трость (к слову о старушках). Так же в комнате имеется шкаф, деревянный стол на котором стоит доисторический комп с не менее доисторическим монитором, один стул возле окна, камера на подоконнике (о, неужто девочка любит снимать свои шалости на пленку?), и пара-тройка плакатов на стенах. Судя по этим плакатам, наша Нина фанатеет от группы the CURE. Неплохой выбор, хотя лично мне, типа, другой музон душу греет. Драм-н-бэйс, например, или трансик какой, чтоб под раслабуху катило.

Так же на стенах газетные вырезки, подхожу ближе, читаю.

Всё кончается смертью, всё кончается сном.

Буйных надежд истощил я отвагу…

Что-то устал я… Ну-ка прилягу…

Всё кончается смертью, всё кончается сном.

Гроб — колыбель… теперь и потом…

Было и будет, будет и было…

Сердце любило, сердце забыло…

Всё кончается смертью, всё кончается сном.

Подписано: Дмитрий Мережковский. Стало быть, наша девочка еще и поэзией увлекается. Хм, у меня такое впечатление, будто я попал в квартиру к готической телочке, только у Нины волосы светлые, да и одевается она скорее в гранджевом стиле.

Сзади скрипит дверь, и я поворачиваю голову на звук в надежде увидеть обнаженную сучку (а иначе с хуя ли ей вдруг в туалет понадобилось), однако вижу пугливо заглядывающего в комнату котенка. Он обнюхивает линолеум, делает один шаг, потом второй, замечает меня, топчется задними лапками, после чего с разбегу нападает на мои ноги. Сажусь на корточки и игриво заваливаю его на бок, тогда котенок перекатывается на спину и выставляет вперед коготки, стараясь схватить меня за руку.

У него надутый молочный животик, розовые подушечки на маленьких лапках, озорные глазки, все время смотрящие куда-то в сторону, глупые, и тоненький, еще не опушившийся хвост, за который я и пытаюсь его схватить. Не сильно, мы же играем.

Вот, я порой задумываюсь, есть же бабы, которые строят из себя таких крутых, облаченных во все черное, ведьмочек. Они ходят на разные неформальные тусовки, концерты, трясут башкой под гитарные рифы, говорят всем, что ненавидят мир, что будь их воля, они с радостью воспользовались бы красной кнопкой президента и послали бы планету ко всем чертям. Однако, при виде маленького котенка, или щенка, или ребенка в люльке они тут же забывают обо всем и превращаются в сердобольных мамаш, сюсюкающих над новоиспеченным карапузом. Природа и гены, против них не попрешь. В каждой женщине, пусть даже в неформальной и желающей показаться злой, заложена простая формула: женщина есть мать. И материнский инстинкт по любому перебарывает, будь ты хоть трижды сверхтруметалбаба.

- Играешь? – заходит Нина, вопреки всем моим ожиданиям одетая, правда теперь вместо джинсиков на ней обтягивающие шорты, как и майка в черно-белую полоску, в руке она держит барбулятор из пластиковой бутылки.

- Ты…

Я хотел сказать «одетая», но сучка меня перебила.

- Гашик будешь или нет?

Ладно, думаю, может она хочет расслабиться, стесняясь трахаться в трезвом состоянии. Что ж, будь по-твоему, давай накуримся.

По-правде говоря, пластилин я не очень люблю, вот трава другое дело. К пластилину (гашишу) нужно как следует прикуриться, чтобы просекать по полной. Короче, его нужно употреблять много и часто, чего я себе позволить не могу. Плюс действие по времени длится меньше, нежели от ганджы, да и на хи-хи с состоянием лично меня не всегда пробивает. Но в данном случае отказываться глупо и мы с Ниной раскуриваемся на балконе.

Уже после она закуривает обычную сигарету.

- Волнуешься? – спрашиваю я.

- Главное, чтобы ты не волновался.

- Ну, конечно, - я придвигаюсь ближе и стараюсь ее обнять, однако получаю отпор.

- Эй, ты че делаешь?!

- Ты разве не за этим меня позвала?

- Вот еще, я же сказала, мне помощь твоя нужна.

- И в чем заключается эта помощь? – я делаю очередную попытку обнять Нину, но та выкидывает бычок с балкона и уходит.

- Увидишь, - кричит она, скрываясь за дверью.

Я остаюсь один, смотрю на грузные облака в небе и жду. Так проходит минут десять, после чего меня накрывает. Накрывает сильно, и я даже впадаю в какой-то тупорылый ступор, не осознаю, что происходит, смотрю на свои руки, но не могу навести резкость в глазах, пальцы расплываются, словно я опустил ладони в воду. В ушах далекий, гулкий гром, и небосвод разрезают сполохи молний, и дождь мелкой трелью стучит по железной обивке балкона, и все в мире настолько прекрасно и удивительно, что хочется плакать от неописуемого восторга. От ощущения, что ты принадлежишь этому миру, и что он, является неотъемлемой твоей частью, как нога или рука. Да что там, он само твое сердце, твоя душа...

Я слышу музыку, это Бетховен – Лунная Соната, доносящаяся из комнаты. Поворачиваюсь и вижу Нину, она кружится, держа в руках котенка, тянет к его мордочке свои губки. Как она прекрасна, как восхитительна!!! Она надела новые туфли, которые купила сегодня на рынке, она танцует с котенком, она так красива.

Медленно я выплываю с балкона к ней, в комнате горит свет, потому что за окном темно от ливня. В этом свете, в свете обыкновенной дешевой люстры под потолком, Нина представляется мне самим Ангелом.

- Хочешь потанцевать? – спрашивает она, и я тяну к ней свои руки, не думая о похоти, не желая воспользоваться этой возникшей близостью, просто быть с ней, ощущать тепло ее тела, вдыхать аромат ее светлых коротко остриженных волос, - тебе классно?

- Да, - чуть слышно отвечаю я.

Мы кружимся в танце, медленно и неуклюже, наша моторика дала сбой, но нам абсолютнейше по хуй!!! Раньше, еще в детском саду, я помню, со мной хотели танцевать все девочки – я единственный, кто не наступал им на ноги. Там на стенах, среди прибитых веток висели чучела птиц: ворона, грач, сова, синичка, несколько сорок, воробьи. Я все это помню. Помню, как воспитательница Ольга Ивановна говорила, чтобы я правильно держал руку, когда подхожу к девочке. Ты словно денег просишь, говорила она, протяни ей ладонь, да, вот так, теперь правильно. И мы танцевали, как танцуем сейчас, так же неуклюже, так же медленно и смешно, и нам так же было по хуй. В этом, наверное, отрада ушедшего детства, нам всегда было по хуй на все. Осенью мы валялись в сухих листьях, прыгали в них с разбега, хотя те были грязными и мокрыми. Зимой катались с оледенелой горки, хотя и знали, что это всего лишь замерзшая канализация. Весной пускали кораблики в лужах, летом возились в песочнице, ловили жуков и мух, пусть те и сидели на говне, когда ты накрывал их ладошкой (подумаешь, дело какое, потом руки вымою). И нам всегда и на все было по хуй. По хуй и сейчас, когда мы под кайфом. Когда ощущаем себя так же, как в детстве.

Дата добавления: 2015-09-02