Старение

Величайший поэт современного Китая Па Кин в возрасте 85 лет был награжден президентом Миттераном и полу­чил приглашение посетить Францию. «С кем я встречусь? И что там смотреть? Понимаете, — добавил он, словно извиняясь за свои вопросы, — у меня такое чувство, что на моем счету всего семь долларов, и мне не хотелось бы растратить их на карамельки».

Жан-Луи Серван-Шрайбер

Американское общество больше всего боится предельной стадии жизни, которая потенциально должна бы быть наи­более счастливой и доставлять наибольшее удовольствие. Для нас старение равносильно забвению. Каждая новая морщина словно требует разглаживающего крема, каждый седой волосок — кра­сителя, каждый ноющий сустав — мази для растирания. Мы бежим от старости, отрицаем ее и бываем весьма смущены ее приходом.

Старение угнетает нас. Оно напоминает нам, что мы смерт­ны, что мы угасаем. Потому-то мы и смотрим на каждое из этих проявлений с ужасом.

Все мы живем в линейном времени; от рождения до смерти идет прямая стрелка. Старение напоминает о близком конце. Тот факт, что мы стали мудрее, что у нас появилось время для раз­мышлений и медитаций, что наш темп наконец-то замедлился и мы можем оценить свое окружение и свои отношения, представ­ляет, видимо, малое утешение. Мы обветшали. И скоро умрем.

В обществах, живущих в круговом времени, все наоборот. Пожилых людей почитают и не игнорируют; к ним прислушива­ются, их не избегают. Стареющий человек имеет богатый жиз­ненный опыт и должен многому научить своих младших друзей - не обязательно каким-то фактам, но эмоциям, чувствам, ин­туиции и переживанию. Осенью такой человек чувствует приб­лижение зимы, зная, как никто из молодых и неопытных, что после зимы вновь неумолимо приходит весна.

Пожилые люди в культурах кругового времени являются хранителями мудрости. Когда возникает кризис, за советом об­ращаются именно к пожилым. Если случается наводнение или какой-нибудь другой природный катаклизм, Дедушка знает, что делать. Если кто-то заболевает, у Бабушки найдется лекарство от болезни. Ибо они мудры.

На Западе техника отвечает на все вопросы, техника являет­ся областью знаний молодых. Наши дети изучают ядерную нау­ку, компьютеры, аэрокосмические конструкции и т. д. Стариков рассматривают как бы вне времени. Поскольку мы мудрости предпочитаем информацию, пожилые воспринимаются моло­дыми как нечто бесполезное, даже как бремя для общества. И пожилые сами начинают этому верить.

Единственным аспектом старения, который мы предвкуша­ем, которого «не можем дождаться», но предполагаем достичь, — это уход на пенсию. Парадоксально, мы не можем этого дож­даться, но, попав туда, натыкаемся на стену.

Мне кажется, что это стена времени. Внезапно у нас появля­ется время, которое некуда девать, как будто кто-то дал нам миллион долларов, как будто нас выбросило на берег необитае­мого острова. Нашей работы, которая нас характеризовала и придавала нам самоуважение, больше нет (мы сказали себе, что она нам больше не нужна), и поэтому мы думаем о себе как о чем-то бесполезном, как о «бремени» для своих детей. Некото­рые люди в этих обстоятельствах чувствуют себя заключенными, словно «отбывают срок».

Если уход на пенсию был спланирован верно, у нас должно быть достаточное количество денег. Мы сможем стать ленивы­ми, ходить на рыбалку, весь день смотреть телевизор, днем ходить в кино. Мы можем путешествовать, работать в саду, бодр­ствовать всю ночь, а затем спать до полудня. Но многие — даже большинство! — вновь находят себе занятие и возвращаются к работе в той или иной форме.

Поскольку ничто во время нашей трудовой деятельности не приготовило нас к досужей жизни и поскольку в течение всей жизни нас учили, что праздность — недостойна, что ничегонеде­лание — грех, мы предлагаем свою помощь местному госпита­лю, принимаем участие в политических кампаниях, надписыва­ем конверты для благотворительных организаций или находим какую-либо работу на полдня. Никто не научил нас, как получать удовольствие, выйдя на пенсию. Поступая подобным образом, мы просто пытаемся избавиться от постигшего нас разочарова­ть по поводу нашей мнимой бесполезности, от боязни немощи и страха смерти. Непосредственно обращаясь к своим чувствам, мы осознаем несомненность смерти. Все, что угодно, думаем мы, только не это. Поэтому и объявляем с гордостью, что «у нас нет времени» на ничегонеделание, подразумевая, что у нас нет вре­мени, чтобы пребывать в данном мгновении. Мы продолжаем заполнять свои дни бурной деятельностью, чересчур бурной, ес­ли сказать честно.

75-летняя Сильвия, ушедшая на пенсию несколько лет на­зад, сначала проводила зимы во Флориде, а лето на севере с друзьями и родственниками. Когда она овдовела, установивша­яся практика проведения времени перестала ее удовлетворять. Сильвия приехала в Омегу, чтобы принять участие в программе общего оздоровления. Эта программа оказала на нее такое влия­ние, что женщина решила провести в Омеге все лето в качестве сотрудника персонала и одновременно члена обучаемой общи­ны. После участия в различных видах программы, которые варь­ировались от бразильского танца до африканского барабанного боя, от занятий по хорошему самочувствию до семинаров по переключению времени, ее дух воспарил: она стала более живой и энергичной.

Люди, подобные Сильвии, — у которых старость удалась — являются «учащимися». Я знаю много людей, вернувшихся в колледж, чтобы просто ощутить счастье от учения и поддерживать мозг в активном состоянии. «Я опять чувствую себя ребен­ком», — рассказывала мне 83-летняя женщина. Такие люди поч­ти буквально вступают в новую жизнь. «Зачем ты это делаешь?» - спросил мой знакомый свою мать, которая начала слушать курс философии в Скидморе. «Для души, — ответила она. — Для развития».

Все-таки вполне допустимо — и даже доставляет удоволь­ствие — «ничего не делать». Я знаю пенсионера, который съежи­вался от чувства вины, рассказывая друзьям, что он ничего не делает. Но вскоре он говорил о том же с улыбкой, с гордостью, даже с высокомерием. Он обнаружил, что ничегонеделание уст­раивает его и, расслабляясь, отдыхая от работы, позволяя себе ежедневное «безделье», он испытывает такое чувство удовлетво­рения, которого никогда раньше не знал. «Я действительно дово­лен своей жизнью, — сказал он, когда я попросил его конкретно рассказать о своих переживаниях. — Я гуляю, читаю, слушаю музыку, смотрю телевизор. Никакого расписания, никакого дав­ления извне. Отличный сон. Я на самом деле бываю доволен, когда люди говорят, что я ничего не делаю! Они же настолько подвержены напряжению и стрессу, что, мне кажется, желают, чтобы и я, и любой другой работали так же тяжело, как и они».

Пожилые люди просто недовольны тем, что время сейчас бежит быстрее, чем в пору их молодости. И единственной при­чиной такого положения вещей, по-видимому, является их опыт.

Помните то лето, когда вам было 5 или, может быть, 7 лет, когда вы осознавали солнечный свет, негу, игры, друзей; и каза­лось, будто лето никогда не закончится, будет продолжаться — золотой день за золотым днем — до бесконечности? Помните, как вы впервые влюбились?

Когда вы пожилой, лето уже не вызывает таких чувств. Вы прожили 70 лет, и теперь существует только печаль, связанная с памятью об удовольствии. Вы можете даже вспомнить какие-то несчастливые события, происходившие в летнее время. Каждое лето становится очень похожим на другое, каждое приближает нас к концу. «Ничего особенного, — думаем мы. — Лето как лето».

Но оно может быть особенным. Во время одного из моих семинаров какая-то женщина объявила, что прошедшее лето было лучшим летом в ее жизни.

— И что же вы делали? — спросил я.

— Наблюдала за бабочками.

Ежедневно, с приближением вечера, в ее сад массой залетали бабочки и играли там до захода солнца. Женщина спешила при­ехать домой из служебных поездок или от внуков, которых она посещала: ей хотелось вовремя попасть домой и понаблюдать за бабочками. Ей казалось, что они несут красоту и мир; они приве­ли ее к настоящему мгновению, которое длилось все лето.

Нам нужно переключать время, растягивать мгновения так, чтобы мы присутствовали в каждом лете, а также осени, зиме и весне. Женщина, которая спешила домой к своим бабочкам, делала вот что: она использовала ритуал, сонастройку с приро­дой, делала ее каждый день дольше, участвуя в обновляющейся жизни. Когда мы переключаем время, любое время года может быть наполненным, длительным, бесконечным.

Социологи из университета Дьюка недавно завершили ис­следование по проблеме долголетия. Оказалось, что люди, пере­носящие утрату более стойко, способные справиться со страда­нием, имеют больше шансов на долгую жизнь, чем те, кто упи­вается своим горем. Эта последняя группа людей живет в прош­лом, скрывая свой страх смерти под скорбью об утрате другого человека; при этом они утрачивают способность ощущать дан­ное мгновение, существовать в настоящем.

Многие наши страхи возникают из зрелища смерти родите­лей; и мы используем эти страхи подсознательно как ролевую модель. Если они умирали со страхом, мы также будем напуганы. Но если они принимали смерть спокойно, даже с облегчением, тогда наши собственные страхи, возможно, будут меньше, и на­ши шансы на долгую и счастливую старость значительно увели­чатся.

На семинарах я спрашиваю студентов, как долго они рассчи­тывают прожить. Почти все связывают свои ответы с возрастом родителей. «Моя мать дожила до 70-ти, мой отец — до 73-х.

Надеюсь, что я смогу дотянуть до 75-ти, т. к. я лучше забочусь о себе».

Так возникает самореализующееся ожидание. И действи­тельно, есть шансы, что они умрут в возрасте около 75 лет. Одна­ко есть люди, которые обычно проживают более долгие жизни, например грузины, афганские хузаны или перуанские валлакан­бабаны. Для них 70 лет — средний возраст, и если вы можете представить себя живущим после 70 лет, физически и ментально энергичным, тогда, я убежден, ваша продолжительность жизни увеличится.

Когда Александр Лиф из Гарвардской медицинской школы впервые исследовал возможные причины долгожительства, он обнаружил, что наиболее существенным свойством этих людей было личное и социальное ожидание, что они проживут больше 100 лег.

Положительные ожидания влияют на здоровье точно так же, как и на старость. Например, у больных катарактой, которые доверяют своим хирургам, результаты лучше, чем у тех, кто не верит в излечение. Пациенты с онкологическими заболеваниями учатся мысленно представлять, как здоровые клетки атакуют больные, и это помогает бороться с болезнью. Доктор медицины Берни Зигель много работал над изучением эффектов положи­тельного отношения у онкобольных. Подобную же работу осу­ществили Симонтоны.

И все-таки с приходом старости большинство из нас живет в страхе, что следующая болезнь «достанет», что немощь усилит­ся, а память совсем сдаст. И все равно удивляемся и разочаровы­ваемся, когда наши опасения сбываются.

Нам следует встречать свое старение с оптимизмом, созна­вая, что мы можем поддерживать свое нынешнее хорошее само­чувствие всегда.

Вспомните несколько прошедших лет. Что вы помните? Вы можете воскресить в памяти, что вы делали 5 октября 1995г. в 10 часов утра? Вы можете вспомнить, чем вы занимались на работе в прошлый четверг? С кем обедали два дня назад?

А свой первый поцелуй? Вы помните, где вы были, каков был этот поцелуй и каким было выражение глаз партнера? Какой костюм вы надевали в канун всех святых, когда вам было 5 лет? Что вы надевали на последний званый обед? А когда в последний - и в первый — раз летали самолетом?

В памяти задерживаются только те мгновения, в которых мы действительно присутствуем, независимо от того, имеют они важное значение или нет. Все остальное время, когда мы делаем что-то только для того, чтобы это «что-то» закончить, просто проходим по жизни не глядя по сторонам, — все эти дни, меся­цы, годы приобретают неясные серые очертания.

Участники моих семинаров часто бывают ошеломлены, ког­да осознают, сколь многого они не помнят из собственных жиз­ней. Когда я спрашиваю, что они вспоминают, ответ должен содержать глубоко пережитое событие. Оно может быть радост­ным или болезненным, стеснительным или пугающим, но это должно быть нечто такое, что полностью привлекло их внима­ние — ментальное, физическое и эмоциональное.

Очевидно, то, что пробуждает сильные эмоции и великие страсти, втягивает нас в настоящее: автокатастрофа, пожар, жар­кая ночь любви. Новизна также приводит нас в настоящее, час­тично потому, что занятие чем-либо в первый раз пробуждает эмоции, а частично потому, что новые ситуации требуют боль­шего внимания, чем ситуации привычные.

В практике суфиев ключевым словом является вспоминание. Это способ связи с Богом. Если мы теряемся в потоке жизни, если мы чересчур заняты, чтобы чувствовать, чересчур торопливы, чтобы ясно видеть и слышать, значит, вспоминание утеряно, и мы сами потерялись, отбились от самих себя, от нашего центра, от нашего мира.

Если вы упускаете какое-то событие, оно уходит навсегда, т. к. мы вспоминаем только то, в чем присутствуем в первый раз. А что происходит потом, когда мы стареем и наша память начинает увядать?

Наша память состоит из прошедших моментов присутс­твия. Старость неудобна, когда мы хотим экстраполироваться от того прошедшего настоящего непосредственно в теперешнее настоящее. Если вы утратили свое прошлое и боитесь будущего, вы будете дезориентированы в настоящем.

Потеря вспоминания может сделать нас более живыми в настоящем. Вот почему некоторые люди так хорошо себя чувс­твуют в старости, тогда как другие, те, кто испытывает неудобс­тва и страх в настоящем, — наоборот. Те, кто прожил свою жизнь избегая настоящего момента, продолжают сопротивлять­ся и, соответственно, чувствуют себя несчастными.

Я слышал, как старики ругают свою слабеющую память, но если бы они смогли принять ее, если бы они смогли свое сожале­ние об утраченном прошлом заменить осознанием жизненно важного настоящего, они бы обрели мир и счастье в своей жизни ][ своей душе. Моя бабушка была счастливой в старости, ладила с ней. Она стала моей ролевой моделью и одной из первых, кто показал мне, насколько действительно важно настоящее. В кон­це концов, старость называют вторым детством. А многие ли из нас откажутся вновь пережить детство, если вдруг предложат?

Для этого требуется только переключить время. Слишком многие из нас не имеют ни малейшего представления о том, как проникнуть в настоящее — мы просто не переживали этого, — и, сталкиваясь со старостью, мы не знаем, что делать с собой. Приближаясь к смерти, мы чувствуем нарастающий страх, так как все еще не научились спокойно сидеть в настоящем. По мере того как наша память слабеет, мы чувствуем себя более комфор­табельно — если только у нас есть опыт пребывания в настоя­щем. Чем больше мы практикуем присутствие сейчас, тем лучше сможем справиться со старением завтра.

В книге «Источник старости» Бетти Фридан подчеркивает, что в телевизионной рекламе практически нет старых людей, а те, кого мы видим, — 90-летние старики, катающиеся босиком на водных лыжах, или седовласые, без единой морщины на ли­цах, пары, восхищенные правильно выбранной в молодости страховкой, — это на самом деле переодетые молодые люди, карикатурные образы, ничего общего не имеющие с подавляю­щим большинством пожилых людей.

Не будем же принимать во внимание тех пожилых, которых мы видим на телеэкране. Оставайтесь молодыми как можно дольше — сколько сможете, — а затем исчезайте!

Это, конечно, вступает в противоречие с тем фактом, что поколение, родившееся в период демографического взрыва, те­перь превращается в огромное количество старых людей, и, как ни странно, наше общество ничего не делает для того, чтобы поддержать их, предпочитая не взваливать на себя бремя заботы и желая, в общем, чтобы они поскорее убрались.

Почему мы не можем изменить свое отношение и посмот­реть на старение как на положительную силу? Мы преобразили бы наше общество, если бы могли, — но для этого необходимо принять настоящее мгновение как таковое. Старение является естественным биологическим процессом во всех живых организ­мах. Поскольку каждый из нас стареет, наше тело изменяется. У нас появляются морщины, мышцы начинают атрофироваться, рефлексы замедляются. Сопротивляться этому равносильно от­рицанию реальности данного момента.

Учиться переключать время означает осознавать ритм и ре­альность чередующихся моментов нашего жизненного процес­са. Мы становимся медлительнее; но это плохо только в том случае, если мы рассчитывали сохранить быстроту юности. Не­обходимо сообразить, насколько милее становится жизнь, когда мы замедляем наш ритм, — и тогда благородство старости, ее спокойный темп воспринимаются как нечто положительное, как новая стадия в естественной красоте жизни.

Пожилые люди могут быть непосредственно полезными для общества: получая от него материальную поддержку, они nepe­дают взамен свой духовный опыт — знание истории, чувство надежды, любовь. Раввин Залман Шахтер-Шаломи в книге «Дух и Старение» указывает, что смежные поколения всегда между собой не ладят. Он пропагандирует программу «бабушка напро­кат», которая дает возможность бабушкам и дедушкам сблизить­ся со своими внуками, передать им свой опыт и мудрость. Шах­тер полагает, что проблема заключается только в том, чтобы получить согласие среднего поколения.

Не обязательно наставлять только собственных внуков. Од­на женщина, Джин, рассказала нашему классу, что у нее никогда не было собственных детей, а сейчас, когда ей уже 70 лет, она страстно желала бы жить в большой семье. Ее соседка — одинокая мать с тремя детьми — буквально сражалась за жизнь: она жила вдали от всех близких родственников и работала с утра до ночи, чтобы свести концы с концами.

Джин попросилась стать у нее приемной бабушкой для де­тей — событие само по себе необычное и поистине неслыханное, но жизненно оправданное. Выгода в результате соглашения ока­залась обоюдной. У Джин теперь есть любящая и заботливая семья, поскольку она и сама щедро предлагает собственную лю­бовь и поддержку. Семья приняла ее, и она приняла семью.

Когда Джин рассказала эту историю, многие из присутство­вавших в классе стариков прослезились. Они, несомненно, жела­ли бы подобного родства. И, внимательно оглядевшись, они бы его нашли.

Рам Дасс рассказывал о том, как в возрасте 62-х лет он впер­вые осознал, что стал пожилым. Когда он покупал билет на поезд, его спросили, какой билет ему нужен.

— А я что, могу выбирать?

— Конечно. Обычный или для граждан пожилого возраста. Билет для граждан пожилого возраста на 3 доллара дешевле.

Естественно, он купил более дешевый билет, но был шоки­рован: на него надели новую сорочку — сорочку старости, сороч­ку, которая создана нашим обществом и которая подходит всем людям после 60-ти лет, независимо от их здоровья и возраста души. Он понял, что, по американским стандартам, в нем уже нет необходимости. Так просто, один из стариков, которые, с точки зрения молодых, больше берут от общества, чем дают взамен; по крайней мере с точки зрения правительственной программы ме­дицинской помощи и социального обеспечения престарелых это гак и есть. Но ведь он может еще столько всего предложить! Его мысли так же зрелы, как и его тело. Он знает вещи, которым следовало бы научить всех нас.

Какой контраст с индийским обществом, где друзья-индий­цы Рам Дасса приветствуют его словами: «Ты стал старше!»

Его американская природа протестовала: это звучало как оскорбление. Но вскоре он понял, что это приветствие было комплиментом. Он понял, что, говоря так, они имели в виду «ты стал мудрее». Его друзья почитали его, как почитали всех пожилых людей, которые многому могут научить, так как у них гораз­до больше опыта.

Мы можем только позаимствовать такое отношение. Но вначале его должны понять и принять пожилые люди.

Когда мы молоды, мы думаем о будущем — безбрежном и захватывающем. Становясь старше, мы думаем о нем как о чем-то скоротечном и полном боли.

Но так быть не должно.

Старость — это только еще одна стадия настоящего, и в качестве таковой может принести нам так же много радости, как и любой другой период жизни. Рам Дасс описывает свою встречу с 90-летним психиатром, который — крепкий и бодрый — до сих пор принимает пациентов.

Сначала Рам Дасс завидовал, но потом понял, что в его влас­ти избрать другой путь. Жизнь состоит из этапов, говорит он, старость является одним из них; все дело в том, что разные стадии имеют разную скорость протекания.

Старение — это стадия, когда мы замедляемся и когда наше физическое состояние до некоторой степени ухудшается, даже при наличии таких факторов, как самая лучшая медицинская помощь и внимательное отношение к собственному телу. Разум может оставаться острыми живым, но отчасти и он замедляется. Наш быстрый темп, которого мы придерживались в течение своих высокопродуктивных лет, полностью изменяется — и это естественно.

Старение — это время размышлений, интроспективный пе­риод жизни. Остается меньше энергии для физической деятель­ности, — хотя многие пожилые люди отмечают, что потребность в сне с возрастом уменьшается. Эта новая ситуация создает но­вые возможности обогатить свою жизнь. Преуспевают в это время те, кто готов приобретать новый опыт, а не отвергать его из-за страха или, наоборот, притворяться, что «я еще молод».

Давайте же переходить к старости, как переходят из класса в 1 класс, и не сопротивляться ей, поскольку, как нам уже известно, сопротивление означает стресс, а стресс означает страдание. Мы говорим о факторе «качества жизни» в пожилом возрасте, но высокое качество достигается лишь при условии замедления и пребывания в настоящем, когда мы смотрим в прошлое без тоски, а в будущее — без страха.

Удачная старость прямо связана с принятием, а не сопро­тивлением или отрицанием. Не сосредоточиваться на модели «вечной» молодости, но признать естественный жизненный цикл, который включает в себя процесс старения и подготовку к этому процессу. В этой связи предлагаю обратить внимание на следующее:

• Представьте себе ваш уход на пенсию до того, как он произойдет. Посмотрите в будущее без страха, предс­тавляя себя таким, каким вы хотите быть.

• Перед уходом на пенсию возьмите длительный отпуск или уменьшите свои рабочие часы. Почувствуйте, что, имея больше свободного времени, вы сможете научиться задавать себе свой собственный темп.

• Начните учиться. Просто для удовольствия, для интере­са. Не преследуйте никаких материальных выгод — при­обретайте знания только ради самого процесса.

• Упражняйте разум и тело. Важны и чтение, и бег трусцой.

• Верните себе спонтанность. Пробуйте новшества. Не поз­воляйте себе черстветь в склерозе и привычках. Экспери­ментируйте со своей жизнью.

• Прислушивайтесь к молодым, не обязательно соглаша­ясь или следуя их примеру. Вы мудрее, но они тоже могут быть неглупыми.

• Проводите время с детьми. Пользуйтесь возможностью поиграть с ними.

• Станьте другом и наставником для молодых.

• Давайте себе время для созерцания. Живите в настоящем мгновении.

Глава 15

СМЕРТЬ И УМИРАНИЕ

Мы не перестаем искать, и концом всех наших поисков бу­дет прибытие туда, откуда мы начали, и первое знакомс­тво с тем местом.

Т. С. Элиот

«Все это время я думал, что учился жить, а оказалось, что я учился умирать».

Это слова Леонардо да Винчи; и мы, прочитав их, можем понимающе улыбнуться, подумать про себя «как мудро!» — и радоваться, что на самом деле они к нам не относятся.

Мы правы: не относятся.

Большинство жителей Запада избегают даже разговоров о смерти. Да, мы плачем на таких фильмах, как «Знаки нежности», где умирание нереалистически романтизовано. Мы рыдаем на похоронах, одобрительно восклицаем, когда негодяи умирают на телеэкране, и вздрагиваем, прочитав в газете информацию о количестве жертв очередной катастрофы, хотя вскоре забываем о ней. Что же касается собственной смерти, то, узнав разумом, что она неизбежна, мы тратим бессчетное количество энергии на ее отрицание, чувствуя где-то в своей недоверчивой душе, что мы бессмертны.

Мы отрицаем смерть, поскольку боимся ее. Этот страх уко­ренился так глубоко, что прежде всех других факторов не дает нам полностью присутствовать в настоящем.

Когда мы живы, наша смерть существует в будущем. Если мы проводим свои дни, беспокоясь о смерти, мы обязательно будем жить в будущем, а не в настоящем. В этом смысле смерть лишает нас жизни еще до того, как мы умрем.

Держаться подальше от смерти — хлопотно. Мы планируем. Мы загружаем себя так, что нет времени даже подумать об этом. И — теряем контакт с настоящим временем и настоящим мес­том, где существует радость и удивление, а не смерть.

— Но я не боюсь смерти, — говорят мне многие. — Только некоторых ужасных болезней, например рака или какой-то серь­езной травмы.

Правильно. Но, вероятнее всего, они также боятся и смерти. Фактически, страх усиливает наше переживание болезни, боли или смерти (своей или кого-то из близких). Если мы можем встретить несчастье прямо, как нечто неизбежное, мы пережи­вем его как часть жизни. Когда приходит смерть, мы должны признать, что ее тайна необъяснима.

Рам Дасс рассказывает о студенте, который пришел к масте­ру дзэн.

— Что ты можешь поведать мне о смерти? — спросил сту­дент.

— Ничего, — ответил тот. — Я ведь живой мастер дзэн, а не мертвый.

Одним из способов, позволяющих подойти к ощущению смерти, является медитация. Филип Капло, автор знаменитого «Круга смерти», говорит, что сама медитация является «танцем» смерти и в конечном счете смерть для медитации — это и конец, и начало.

Я помню, как один пожилой мужчина из моего класса с благоговейным страхом выполнял свою первую медитацию. Когда она закончилась, мужчина, казалось, был потрясен, и я спросил его, что случилось.

— Я боюсь смерти, — ответил он.

Он фазу же пришел к тому месту, где остался один, сам с собой, лицом к лицу с вечными проблемами. Я удивился, что за такое короткое время ему удалось достичь этого места, которое большинство из нас просто прячут от себя, избегая любого рас­смотрения своих истинных страхов. Он был поражен, и я сочув­ствовал ему, так как сам испытал подобное переживание.

Мой собственный страх умирания возник еще в детстве. Когда мне было 8 или 9 лет, умер мой дедушка, и такие слова, как действительно и навсегда, гулко отдавались в моей голове. Он действительно умер; умер навсегда и больше никогда не вернет­ся, чтобы побыть со мной. Несколько месяцев я не мог спокойно спать. Ведь если он умер, значит, то же самое может произойти и со мной. Я действительно могу умереть. Уйти навсегда.

Пока дети не понимают концепции времени, они не задумы­ваются о смерти. Знание того, что существует смерть, является прямой причиной утраты детьми своей невинности. Они чувс­твуют себя бесстрашными смельчаками, пока не столкнутся с постижением факта смерти. Поэтому нам и следует с такой осто­рожностью наблюдать за ними.

Западная концепция линейного времени является наиболее деструктивной в вопросе смерти. В культурах циклического вре­мени люди не боятся смерти: они считают ее благом. На острове Бали, например, похороны, как и рождение, отмечаются веселой церемонией. Для жителей Бали смерть является просто частью континуума рождения, жизни, смерти и возрождения. Как ска­зал Вольтер, «В конце концов, родиться дважды не более удиви­тельно, чем родиться один раз».

Суфийский мистик Джалаледдин Руми, может быть вели­чайший из персидских поэтов, писал:

Умерев минералом, я стал травой, Умерев травой, я воскрес в животном, Умерев животным, я превратился в человека. Почему я должен бояться? Разве я уменьшаюсь, умирая?

Смерть находится в наших жизнях, и мы должны это приз­нать как неоспоримый факт. Недавно была убита шестилетняя дочь моего друга. Это случилось во время поездки с ночевкой в государственный парк Адирондак. Мой друг, его сын и дочь провели там несколько идиллических дней — среди природы и друг с другом.

Когда они уезжали и переходили шоссе, которое делит парк пополам, девочка была сбита машиной, ехавшей со скоростью 60 миль в час. Смерть наступила мгновенно.

Невозможно описать словами постигшее моего друга и его сына горе; они будут еще долго бороться с ним и со своим комп­лексом вины за смерть дочери и сестры. Оценивая этот случай объективно, каждый может понять, сколь трудно осуществлять переключение времени в мире, где медленный ритм природы сталкивается со скоростью наиболее близкого современному об­ществу тотема — автомобиля.

Темп общества разворотил гармонию природы самым ужас­ным образом. (Хотя нельзя сказать, что природа сама не может быть безжалостной, жестокой и полной смерти.) Смерть иногда ничего не значит кроме того, что она существует. Она бывает ожидаемой или неожиданной, но прожить всю жизнь под стра­хом смерти — значит отрицать саму жизнь.

В настоящем мгновении смерти нет. В настоящем существу­ет только жизнь — со своими эмоциями и многочисленными чувствами, со своей универсальной щедростью.

На семинарах по переключению времени я практикую одно упражнение. Я прошу участников вообразить себе следующие 6 месяцев как время совершенного здоровья и физического благо­получия. Они имеют море денег и, если пожелают, могут не заниматься никакой работой.

По окончании этих шести месяцев они умрут.

— На что бы вы потратили это время? — спрашиваю я. — Каковы будут ваши приоритеты?

Затем я включаю спокойную красивую музыку и позволяю им представить те самые шесть месяцев, свои ощущения этого периода.

Для большинства участников семинара это упражнение чрезвычайно тревожно, и я бываю тронут серьезностью и пе­чалью, появляющимися на их лицах. Многие из них не сталкива­лись со смертью в такой прямой манере, поэтому первой реакци­ей зачастую бывает потрясение. Почти всегда перед тем, как начать писать, они проводят минуту или около того в раздумье; написав что-то, зачеркивают, задумываются надолго — и вновь, уже со значительно большей серьезностью, принимаются за ра­боту.

Некоторые начинают довольно легкомысленно: «Я сказал бы своему боссу, что ухожу, хорошо бы напился, а уж затем решил бы, что делать»; «Я переспал бы с сотней женщин, не опасаясь заболеть СПИДом» — такие вот примерно ответы.

Потом ответы становятся более обдуманными. Наиболее распространенный: «Я бы отправился (отправилась) в длитель­ное путешествие с любимым человеком, во все те места в мире, которые мечтал (мечтала) увидеть».

Но этот вопрос дает проявиться и более глубоким чувствам, и когда я обходил группу, то слышал среди ответов намерение решить проблемы с любимым человеком, провести время с деть­ми, — а также решимость ничего не менять, поскольку жизнь прекрасна. Но наиболее распространенным был ответ: «Я провел (провела) бы это время с людьми, которых люблю».

Да, человеческие взаимоотношения бывают настоящими, лишь когда перед нами встанет перспектива смерти, и описан­ный эксперимент это ярко подтверждает. Наиболее драматич­ные ответы давали люди, у которых происходил разрыв отноше­ний с любимыми.

Джо рассказал о своем отце и о денежном споре между ними. В течение двух лет они не разговаривали. Мысль о близкой смер­ти отца заставила Джо осознать, что ему следует примириться с отцом перед его смертью. Поэтому в течение всего этого упраж­нения Джо как бы предоставлял оправдания своему отцу. Делясь затем с группой своими переживаниями, он внезапно понял: «Да зачем же я жду? Мне нужно решить это немедленно!»

Мы все находимся в процессе умирания; просто не знаем, когда это случится. Почему же не решить свои проблемы и не выразить свою любовь сейчас, пока еще не поздно?

Сенатор Пол Цонгас однажды сказал: «На смертном одре никто из нас никогда не скажет: жаль, что так мало времени я провел в офисе!»

Прекрасно, когда люди говорят в такой ситуации, что не стали бы вести себя иначе. Разве это не то, к чему мы все стре­мимся? Что может быть лучше, чем удовлетворение от своей жизни?

После того как участники семинара уехали домой, прошло время, и я получил от некоторых из них письма. В них рассказы­валось о том, как проведенный опыт заставил этих людей прис­мотреться к своей жизни и во многих случаях изменить приори­теты. Сейчас все они занимаются планированием — планируют настоящее, уделяя как можно больше времени любимым людям.

Прямо взглянуть смерти в лицо — значит находиться непос­редственно в данном мгновении. А последние мгновения прово­дятся с любимым человеком, а не с начальником. Это, в сущнос­ти, главное в жизни.

Элизабет Кублер-Росс в книге «О смерти и умирании» заста­вила всю страну считаться с фактом смерти. Она рассказала нам, что не нужно бежать, что нельзя скрыться; что к смерти нужно относиться с достоинством и спокойствием.

Хотя книга вызвала громадный переполох, и несколько поз­же работы различных авторов развили ее тему, лишь несколько людей прислушались к ней в то время. Да и сейчас далеко не все прислушиваются.

Американцы воспринимают смерть как некий недостаток или проступок, что-то вроде нечистого дыхания или запаха пота. Мы словно говорим: сильный человек не умирает. И вот этот сильный отрицает смерть или бежит от нее в страхе, делая вид, что смерть — не факт и не истина. В то же время он, конечно, делает все возможное, чтобы продлить свою жизнь, даже тогда, когда эта жизнь преисполнена боли или безнадежной дряхлости.

Имея дело с умиранием, мы способны только на бизнес. строим все более и более изощренные аппараты «спасения», раз­рабатываем специальную — на миллиарды долларов — техноло­гию последнего спасения... спасения чего? Жизни? Да, жизни, но вовсе не той жизни, которой хотелось бы каждому из нас.

Отчасти мне кажется, что эта страсть к механизмам проис­ходит от собственных страхов врачей перед смертью, от какой-то подсознательной веры в то, что, продлевая жизнь другим, они продлят и свои собственные жизни. Кроме того, заменяя меха­низмом человеческий контакт, они не будут «инфицированы» своими пациентами — и смерть пройдет мимо.

И вот уже использование механизмов избавляет медицинс­кое учреждение от необходимости человеческого контакта.

Это наиболее трагический аспект наших попыток продле­вать жизнь. Мы все сделаем для того, чтобы спасти пациента, но не принимаем во внимание его нужды и желания. Я был свиде­телем дегуманизации в госпиталях, я видел докторов таких же бессердечных, как тюремные охранники, — и все из-за собствен­ного страха смерти.

Мы почему-то хвалим «беспристрастного» врача. Если он принимает близко к сердцу проблемы своих пациентов, как же он сможет поддерживать свою объективность, свое здравомыс­лие? На что была бы похожа его собственная жизнь, если бы он «эмоционально» воспринимал каждого из своих пациентов?

И мы смеемся вместе с теми кинофильмами и книгами, в которых доктора шутят по поводу своих пациентов и по поводу смерти. Но бесчувственный врач ограничивает собственную жизнь, а не защищает ее; и хохот, который я слышу в операцион­ной, — неискренний.

Печальный опыт потери любимого человека знаком боль­шинству из нас; мы знаем, как трудно это перенести. Основу подобного чувства составляет дискомфорт — страх и боль, кото­рые окружают нашу собственную будущую смерть, ведь мы зна­ем, что она неизбежна. Наш дискомфорт — как и дискомфорт врачей — это неуверенность относительно того, что нас ожида­ет. В то же время, чем более открыто мы будем смотреть в лицо своим утратам, неизбежным утратам в нашей жизни, тем лучше подготовимся к собственной смерти. Если мы сможем почувс­твовать чью-то физическую или эмоциональную боль, значит, лучше справимся и со своей.

Внимание к психологическим и эмоциональным нуждам умирания является сравнительно новым феноменом для амери­канского общества, особенно для его нерелигиозных членов. Движение по созданию богаделен, которые донедавна едко назы­вали «складами умирающих» и воспринимали как «источники огорчения», сейчас рассматривается как гуманное достижение, каковым оно всегда и было.

Многие профессионалы здравоохранения, включая врачей, пришли к пониманию того, что забота о пациенте далеко выхо­дит за рамки заботы о его физическом комфорте или о прод­лении его жизни.

Моя прекрасная подруга и буддийский шаман Джоан Гали­факс описала огромные обоюдные выгоды обыкновенного пре­бывания с умирающим человеком — без преследования какой-либо цели и без расписания; просто два человека входят в насто­ящее мгновение. Работа Джоан с умирающими — это результат принятого ею обязательства заботиться о всех живых существах. Находиться рядом с умирающим означает освободиться от бес­численных социальных условностей, которые обычно сковыва­ют наше взаимодействие.

Рам Дасс отметил то же явление. В течение многих лет он работал с умирающими, и в конце концов заставил общество осознать ответственность и усилить заботу о них. Психолог Мар­ша Гринлиф, которая консультирует умирающих в больницах и своем кабинете, пишет о том, что очень важно дать им выска­заться, позволить определить, соответственно с их психологи­ческими нуждами, манеру и способ смерти.

Мой старый товарищ Вэви Грейви сделал своим занятием посещение безнадежно больных госпитализированных детей, переодевшись в костюм клоуна. Мне кажется, это очень достой­ное занятие, и он получал за него громадное духовное вознаграж­дение.

В начале своей врачебной карьеры я говорил пациентам, что рак — это возможность привести в порядок свои дела и отноше­ния: болезнь заставляет их выполнить эту задачу и, таким обра­зом, обрести душевный покой.

В душе я не верил в эту концепцию. Я знал это умозритель­но, но не имел подобного опыта, что называется, из первых рук - ни сам, ни через пациентов.

Затем однажды я встретил женщину, у которой был рак, и она сказала, что «чувствует себя более живой, чем когда была, как считалось, здоровой». Она стала намного ближе своему мужу, чем прежде, рассказывала она мне, и счастлива, что примирилась с сыном, с которым давно поссорилась. «Я начала жить в настоящем мгновении, — поясняла она. — До этого я ничего подоб­ного не испытывала. Эта болезнь помогла мне по-настоящему оценить то, что предлагает мне жизнь». Искренне религиозная женщина, она приняла свою болезнь как благодать, со всеми ее положительными последствиями.

Столкновение со смертью действительно имеет удивитель­ный побочный эффект приведения в настоящее. Если нам дано сохранить нашу человечность, если мы сонастроены с тем, кто также по-настоящему человечен, тогда умирание на самом деле становится возможностью свершения своей миссии — быть мо­жет, величайшей возможностью.

Несмотря на все известные нам рассказы и соображения о смерти, она до сих пор является величайшей тайной. Смерть неуловима, неизбежна, непостижима. Это пугает, как ныряние в неизвестную пустоту, однако это просто естественный шаг в движении и открытии жизни. Моя любимая притча дзэн о смер­ти мастера Тенно, переведенная Роши Филипом Капло, прекрас­на и своей простотой, и бесчисленными уровнями понимания смерти:

Умирая, Мастер призвал в комнату монаха, на которого в храме была возложена забота о пище и белье. Когда монах присел у изголовья, Тенно спросил:

— Ты понял?

— Нет, — ответил монах.

Тенно, подняв свою подушку, швырнул ее в окно и упал мертвый.

Глава 16

ПЛАНИРОВАНИЕ БУДУЩЕГО

Я встаю утром, разрываясь между двумя желаниями — улучшить мир и насладиться им. Из-за этого очень труд­но планировать день.

Э. Б. Уайт

Пока мы продолжаем нестись по жизни с бешеной скоростью, стараясь делать все больше и больше и тратить на это все меньше и меньше времени, мы и дальше будем испытывать тревогу и стрессы. Чтобы планировать, необходимо замедлиться. Когда я упоминаю в классе о заблаговременном планировании, все сначала реагируют отрицательно, поскольку на первый взгляд кажется противоречивым планировать и в то же время присутс­твовать в настоящем. Это происходит потому, что почти никогда мы не готовы тратить время на составление планов. Планы оп­ределяют будущее, а большинство из нас смотрит в будущее со страхом. Что если наши планы потерпят крах? Что если что-то неожиданное помешает нам? Что если?..

Поэтому мы беспокоимся и всячески избегаем планирова­ния и тех чувств, которые оно вызывает из прошлого и настоя­щего, вместо того чтобы уделить особое внимание своим планам и сознательно преодолеть собственные сомнения.

Многие мои знакомые никогда не достигали успеха из-за своих страхов и сомнений, а вовсе не из-за недостатка таланта или творческих способностей. Мой близкий друг Том как-то пришел ко мне за советом относительно открытия собственного дела, связанного с музыкой. Его идея заключалась в том, чтобы создать серию музыкальных записей, которые положительно влияли бы на настроения людей. Он уже много лег работает в этой области, и сейчас додумался поставлять свою музыку боль­ницам, центрам здравоохранения и т. д., чтобы при помощи этой музыки пациенты успокаивались. А он, таким образом, создал бы для себя прибыльный бизнес.

Том сказал мне, что много передумал и провел много иссле­дований, и его идея казалась мне, по его описаниям, восхити­тельной. Тем не менее, рассказывая об этом, он приговаривал: «Но ты же знаешь, я довольно ленив, когда доходит до подобных дел. Я просто не знаю, смогу ли я продолжать». Или: «Я знаю, что мне следовало бы поговорить об этом с другими людьми, рабо­тающими в этой области, но если им эта идея не понравится?» Или: «Видишь ли, эта затея, по-видимому, потребует множества усилий, а я не совсем уверен, что она сработает».

Этот проект никогда не оторвется от земли, несмотря на его творческое великолепие.

Многие из нас поступают подобным же образом. Может понадобиться пара лет для того, чтобы решить, стоит ли женить­ся («Что если романтика при совместной жизни исчезнет?», «Мне придется забыть свою независимость?», «Найду ли я его/ее таким/такой же привлекательной/ным через три года?»). Часто сомнения настолько парализуют нашу волю, что взаимная связь атрофируется и пары расходятся, в действительности даже не понимая, что же произошло.

Найти страхи будущего, наша неуверенность в своих силах и наша неготовность обременить себя подобными чувствами час­то загоняют нас в ловушку обстоятельств, которые — мы знаем — мы не в силах изменить. Видимо, мы просто не в силах найти путь.

Я не хочу сказать, что следует избегать планирования, но планировать будущее нужно в настоящем. Сейчас. Без страха. Нет необходимости, чтобы наши планы были выбиты на камне и будущее казалось предопределенным (дом в пригороде, гараж на 2 автомобиля, двое детей, минимум 50 тыс. долларов дохода в год). И, наконец, не следует увлекаться большими масштабами, чтобы будущее не принесло нам разочарования, если поставленная цель окажется недостижимой. Планы следует составлять зная, что путь всегда будет извилистым.

Здесь, в настоящем, смотрите на будущее, как на луч света, посылаемый отдаленным маяком. Он служит вам в качестве нап­равляющего сигнального огня; ориентируйте ваш шаг в сторону света. Вы можете представлять себя особенным или грандиоз­ным сколько хотите, пока это представление не стало преградой между вами и настоящим. Планируйте и воображайте будущее — а затем дайте ему прийти.

Его энергия проявляется в любой момент, когда вам прихо­дится выбирать. Например, когда вы утром выходите из дому, в зависимости от цели своего путешествия вы уже автоматически знаете, пойдете вы направо или налево. Вам могут предложить продвижение по службе, которое означает более высокую зарп­лату, но требует меньше времени проводить с семьей, — выби­райте. Либо вам предложат две различные работы, каждая из которых требует отличного от другой образа жизни, — выбирай­те. Если вы сможете присутствовать в своих чувствах, касающих­ся вашего выбора, и с точностью определите направление луча света из своего будущего, у вас не будет сомнений — идти налево или направо. Колебания исчезнут, и вы будете действовать, сог­ласуясь только со своей мечтой.

Но предположим, вы решили больше не следовать опреде­ленному пути и придерживаться не постоянства, а той правды, которую чувствуете сейчас в себе. Пожалуйста, чувствуйте себя свободными и создавайте новые планы, когда хотите. Планиро­вание не устанавливает незыблемой цели жизни в будущем; оно требует осознания того, что наша жизнь подобна реке с множес­твом поворотов. Следование несгибаемой и неизменной прямой линии неестественно и часто грозит стрессом. Нам следует сосре­доточиться на настоящем, и мы ощутим в нем свое будущее. Планирование помогает осуществить это.

На своих семинарах я прошу участников заглянуть на 5 лет вперед: где бы они хотели жить, работать, с кем желали бы про­вести свои дни, какое здоровье иметь, какой способ духовного роста выбрали бы, где хотели бы побывать и как вообще желают проводить свое время. Конечно, эти планы составляются в нас­тоящем, но если вы сумеете их мысленно увидеть и если они будут освещены тем самым лучом света, тогда решения ваши очистятся от наслоений и путь легко прояснится.

Сьюзан, работающая профессиональным фотографом, сос­тавила целый перечень планов на будущее. Больше всего она хотела поехать куда-нибудь далеко в путешествие и поработать там. Будучи всегда мысленно ориентированной на это, она для начала создала монтаж пяти красивых ландшафтов, которые видела в журналах, и задалась целью посетить их все в течение трех лет. Благодаря поездкам, ей удалось побывать в Юго-Запад­ных пустынях, канадских Скалистых горах, на археологических раскопках в Иордании и на побережье штата Мэн. Затем один товарищ пригласил ее на время отпуска в маленькую мексикан­скую деревушку. Вернувшись оттуда, она взглянула на свой мон­таж и поняла, что та деревушка и была местонахождением ланд­шафта, изображенного на пятой картинке. Сьюзан до этого не знала, где была сделана эта картинка, но ей удалось принести свое будущее в настоящее.

Я разговаривал со многими людьми, которые, казалось, имеют профессиональную привычку к получению положитель­ных результатов. Обычно это люди, которые имеют мечту, но готовы пребывать в настоящем и в случае успеха, и при неудаче. Мы не можем быть столь самонадеянны, чтобы верить, что мо­жем управлять своей судьбой, хотя Спиноза и сказал: «Удача покровительствует подготовленному уму».

— Я не знаю, чего я хочу, — сказал мне 19-летний юноша.

— По крайней мере, знаешь ли ты, чего ты не хочешь? — спросил я его.

Он утвердительно кивнул.

— Это начало. Как только ты осознаешь, где не твое направ­ление, ты поймешь, куда идешь, — сказал я. И действительно, это только начало: когда он повзрослеет, ответ прояснится.

Многие люди, конечно, не планируют ничего вообще — они просто «идут туда, куда их ведет жизнь». Такие люди в основном беспокойны и пугливы; кажется, жизнь слишком часто приво­дит их к хаосу и несчастьям. Если бы, наоборот, они смогли сами вести свою жизнь, большая часть беспокойства и страха автома­тически исчезла бы. Это тот же принцип, когда либо вы владеете временем, либо время владеет вами.

Среди выпускников Йельского университета в 1953 году только 3% имели ясные планы, чем они будут заниматься в жизни. Через 20 лет эти 3% накопили больше активов, чем ос­тальные 97%!

Заранее установленный порядок действий, как, например, двенадцатиступенчатая программа для алкоголиков или нарко­манов, подходит людям, склонным к дурным привычкам, но как модель для всей жизни она слишком специфична. Погрузите себя в поток и помните, что у реки есть повороты.

Заканчивая семинары, я прошу класс написать в течение 10—20 минут свой поток мыслей о всех тех проблемах, которые я упоминал в начале занятий: будущее их взаимоотношений, здоровье, игры, окружение, образ жизни и время, отводимое для духовного роста.

Я думаю, что для вас это также было бы отличным упражне­нием. Я не просматриваю эти работы. Обычно я даже не вижу их, хотя некоторые участники бывают настолько взволнованы этим упражнением, что сами делятся со мной своими мыслями, при­чем часто много месяцев спустя после окончания семинара. Если выполнять упражнение серьезно, вы удивитесь, насколько ярче засияет свет будущего. А что бывает, когда планы крушатся? Когда вы вдруг осознаете, что выбранный вами путь неверен, что вы не хотите больше такого будущего, которое себе представ­ляли?

Когда подобное случается, не удерживайте свое будущее, пусть уходит; вы еще к нему вернетесь. Полностью обратитесь к настоящему — это единственное место, где вы сможете познать себя, и там — и только там — вы найдете свое будущее.

У меня есть друг — капитан Дейв. Он живет на парусной шлюпке в Карибском море и зарабатывает на жизнь рисованием местных пейзажей и продажей футболок. Всякий раз, приезжая в Сент-Джон, я навещаю его.

— Через пять лет я вернусь, — сказал мне капитан Дейв во время нашей последней встречи.

— Да? И каковы же твои планы?

— Я собираюсь обогнуть на своей лодке земной шар. У меня нет какого-либо определенного маршрута — я остановлюсь, ког­да захочу, и буду стоять, сколько захочу. А затем опять рвану вперед, подгоняемый ветром.

И он уплыл. Позже написал мне с Фиджи, рассказал, что ему там понравилось и поэтому он решил провести на острове боль­ше месяца. С тех пор я о своем друге ничего не слышал, но думаю о нем довольно часто, поскольку мне кажется, что его пятилет­ний план, бесцельный на первый взгляд, на самом деле прочнее большинства других.

В его жизни будут внезапные кризисы, которые приводят к изменениям и переоценке, — это свойственно всем морякам, — но мне кажется, что он уже нашел свой свет и идет по направле­нию к его источнику. Мне этот свет не подошел бы: я слишком предан Омеге и своей семье. Но более, чем кто-либо, я знаю, что Дейв открыт для мгновения — он в нем живет; и бывают време­на, когда я завидую этому моряку.

Он осознал, что для него является более важным, и следует этим курсом в свое будущее.

Найти то, что является самым важным, — главнейший фак­тор всего планирования. Правда, нас часто сбивают с толку кри­зисы, желание не думать, а делать, спешка и беспорядок наших ежедневных жизней, и поэтому подчас трудно бывает понять, что же для нас «важно».

Стивен Кови в книге «Семь привычек высокоэффективного человека» проводит существенное разграничение между «сроч­ным» и «важным». Срочность характеризует события, которые назойливо давят на нас и требуют нашего немедленного внима­ния. Они могут представлять собой кризис или дилемму, когда требуется сиюминутная забота, или же являются ежедневными помехами и препятствиями, захватывающими наше внимание на короткое время, как, например, незначительные телефонные звонки, ненужные деловые встречи или пустяковые семейные перебранки по поводу количества персон, приглашаемых на День Благодарения. Важность не имеет ничего общего с чем-то немедленным, сиюминутным; она должна соответствовать изб­ранному нами общему направлению, которому подчинены все аспекты нашей жизни.

Иногда бывает необходимо отреагировать на немедленную ситуацию, но, несмотря на это, жизненно важно все же тратить время без спешки. Это нужно для того, чтобы мы могли плани­ровать и предотвращать кризисы и требования, постоянно ока­зывающие на нас давление.

Очевидно, что планирование будущего важно, но оно не должно быть срочным, говорит Кови, и нам необходимо расхо­довать свое время, руководствуясь именно таким подходом. Он считает, что мы должны переключаться из срочного и не важного времени, чтобы сосредоточиться на планировании. Но если бы все было так легко, то каждый делал бы это постоянно; но, поскольку мы этого не делаем, существует, очевидно, труд­ность и сопротивление. Нелегко бывает распознать, что же явля­ется «важным, но не срочным».

Если мы посмотрим на это как на амплитудно-частотную зависимость, где частота означает срочность, а амплитуда — важность, то можем понять, почему, планируя, чувствуем себя некомфортно. Поскольку мы постоянно реагируем на срочные ситуации и помехи в течение дня, то у нас возникает сонастройка с высокой частотой срочности. Мы привыкаем к быстрому тем­пу, независимо от степени важности. Фактически, если в нашей жизни даже не происходит ничего срочного или важного, мы все равно склонны поддерживать этот быстрый темп. Телевидение и видеоигры, например, никак не стоят спешки, но мы все-таки играем в них, т. к. они поддерживают наше движение в ускорен­ном темпе общества.

Для планирования нам следует замедлить частоту и увели­чить амплитуду — это самое важное. Существенным также явля­ется то, что мы должны серьезно решить, чего же мы хотим от будущего, рассмотреть это при помощи неспешного, нерассеян­ного, сосредоточенного мышления. Сначала трудно бывает из­менить скорость. Мы знаем, как на работе тяжело найти время для написания отчета или составления плана, а дома нужно вык­роить минутку, чтобы позаниматься с детьми, сделать деловые телефонные звонки или просто пообщаться с друзьями.

Необходимо переключать время — распознавать быстрые срочные ритмы, которые захватили нас, и затем уметь изменять их на медленные, более подходящие для планирования. Мы уже видели, как можно закрыть дверь кабинета, как провести время с супругом (супругой), как установить границы времени — и таким образом позволить себе переключить время. Без таких ритуалов, без замедления мы не способны планировать: нас весь день будут дергать, изматывать по мелочам и в конечном счете нам останется лишь жаловаться, что мы постоянно пребываем в стрессовом состоянии и спешке. Замедляясь и уделяя внимание главному — уделяя наше время главному, — мы предотвращаем возникновение многих проблем и, таким образом, делаем себе подарок — получаем в свое распоряжение больше времени. Как это ни парадоксально, но именно замедление позволяет нам эко­номить время.

Я проиллюстрирую сказанное несколькими реальными ис­ториями.

Одной из моих коллег по Омеге настолько хорошо удава­лось определять границы времени, что большую часть своего времени она посвящала планированию. Сначала один из наших менеджеров пожаловался мне, что она плохо работает. Ее пред­шественники выполняли гораздо больше работы, сказал он. Они всегда оставались за своими столами по окончании рабочего времени.

На самом деле моя коллега выполняла замечательную рабо­ту, и ее отдел функционировал более спокойно, чем когда-либо прежде. Это происходило не потому, что она работала дольше или быстрее, а потому, что работала эффективнее и умела лучше планировать. «Пусть другие занимаются кризисами» — таким был ее девиз. Она посвятила свое время продуманному планиро­ванию, и количество кризисов резко уменьшилось.

Я знаю чету, двух высокообразованных и энергичных лю­дей, которые в течение трех лет ссорились друг с другом из-за телефонных звонков. Она переехала в его дом, и когда на звонки к ней отвечал он, то нередко забывал сказать ей об этом, особен­но если сообщение было не деловым, а личным. Это приводило ее в бешенство.

— Это ведь твои друзья, — говорил он. — Они тебе перез­вонят.

Их споры были настолько неистовыми и деструктивными, что разговор шел даже о разрыве отношений, несмотря на то что они любили друг друга.

Они ценили свои взаимоотношения, но и предмет спора оказался серьезным. В конце концов они взяли на работе отгул и провели послеобеденное время на «нейтральной» территории — в кафе, — чтобы обсудить создавшееся положение. И они приш­ли к выводу, что в основе их свар лежат многочисленные психо­логические факторы.

Хотя он и любил ее, он смог осознать, что ее переезд ощу­щался как некий вид вторжения, которому он подсознательно сопротивлялся. И хоть она знала, что любит его, ей был ненавистен контроль над собой, выражавшийся в его «праве собствен­ности» на телефон.

Когда они — каждый из них — замедлились и выяснили свои разногласия, то оба пришли к настолько простому реше­нию проблемы, что были поражены, как они не додумались до этого несколько лет назад.

Они установили вторую телефонную линию.

Чтобы планировать эффективно, посвящая наше время то­му, что является действительно важным, но не срочным, мы должны замедлиться, изменить наш ритм, не допускать навязы­вания, разграничивать время, быть внимательными и сосредо­точиваться на долгосрочных проблемах. Это — эффективный путь предотвращения проблем в будущем и, значит, уменьше­ния количества времени, которое нам пришлось бы потратить на разрешение кризисов.

Вот почему так много людей берут работу на дом, чтобы избежать в течение дня различных помех, присущих работе в офисе. Вот почему так много людей снимают телефонную трубку с аппарата, когда проводят интимное время вдвоем. Вот почему важны отпуска, почему жизненно необходимо проводить время на открытом воздухе и почему сосредоточенная игра с детьми так мила всем нам.

Этим также объясняется, как некоторые писатели преодоле­вают свой застой, устанавливая границы времени. Они назнача­ют себе, например, три часа каждое утро, в течение которых можно не писать, но и нельзя делать ничего другого. Обычно через некоторое время они начинают писать.

Иногда я прихожу на работу по воскресеньям, когда в офисе больше никого нет. Это время, которое я выкраиваю для себя. Нет, не для того, чтобы нагнать неоконченную за неделю работу, но чтобы заняться долгосрочным планированием для Омеги и рассмотреть ее сегодняшние проблемы и возможности в спокой­ной обстановке.

Однако занимаясь этим, я выделяю для себя время в течение недели, которое посвящу другим проблемам, не работе. Это не сверхурочное время, это другое время. Чем больше мы уравновешиваем время таким способом, тем более полными будут наши жизни.

В 13-й главе мы видели, как доктор Дэн Орниш смог умень­шить количество коронарных бляшек у своих пациентов с сер­дечно-сосудистыми заболеваниями — при помощи программы, в которой сочетаются диета, йога и релаксация. Эта программа основана на серьезном анализе. Орниш предпочитает планиро­вание на перспективу лечению кризисных приступов с помощью шунтирования или рискованных действий в последнюю минуту.

Интересно, что его подход сначала был отвергнут, поскольку большинство врачей полагало, что пациенты явно предпочита­ют, чтобы их грудная клетка была вскрыта, вместо того чтобы замедляться и систематически, упорно работать над изменением своего нездорового образа жизни.

Чтобы планировать здоровье, взаимоотношения или жизнь, необходимо переключение времени. Коренные амери­канцы — я говорю об индейцах — давно практикуют видение будущей жизни, не испытывая давления повседневности. Это древняя традиция Поисков Видения, когда человек оставляет обычную жизнь и временно живет один среди дикой природы, чтобы получить новые идеи и новые видения. Так же и в нашем планировании: следует отступить назад и отделить важное от срочного. В противном случае мы не будем готовы к будущему, в котором неожиданное заставит нас не действовать, а только реагировать. Будучи подготовленными, мы сможем гораздо луч­ше использовать возможности по мере их появления.

Дата добавления: 2015-09-05