Опасность для окружающей среды 1 страница

Почему процветающие общества Севера должны беспокоиться в связи с демографическим взрывом в развивающихся странах и царящей там массовой нищетой? Есть ли какой-либо резон фермерам Канзаса или домохозяйкам из Токио, занятым собственными проблемами, думать о голодающих эфиопах или страдающих от наводнений жителях Бангладеш? Ведь по крайней мере со времен фараонов существует огромный разрыв между богатыми и бедными, а голод и природные катаклизмы были во все века. Прекрасно, когда, услышав по телевизору о постигших людей несчастьях, отдельные лица жертвуют деньги организациям, оказывающим помощь; но зачем делать что-то еще, если это может понизить собственное благополучие и уровень жизни?
Бедность существовала всегда, но это не побудило богатых ограничить свои расходы на потребление в пользу бедных. Было бы (увы) нереально, отвечая на этот вопрос, говорить, что общества изобилия Севера должны делать больше, потому что глобальное недоедание есть оскорбление человеческого достоинства: так было всегда. Чтобы показать, почему существующая помощь и пожертвования недостаточны, необходимо привести более весомые доводы. Один из них уже приводился в главе 2: нарушение демографического равновесия между бедными и богатыми обществами ведет к миграционному потоку из первых во вторые, а нынешнее тревожное общественное и расовое влияние этого процесса — ничто по сравнению с тем, что произойдет, когда население мира составит 8—10 млрд. человек.
В последнее десятилетие появился второй вариант ответа на вопрос: почему богатые общества должны проявлять заботу о судьбах живущих где-то далеко бедных людей? Дело заключается в том, что хозяйственная деятельность в развивающемся мире,

будь то труд миллиардов крестьян-фермеров или работа новых производственных предприятий, усугубляет ущерб, наносимый мировой экосистеме. Ввиду того, что пригодный для жизни тонкий слой атмосферы окружает всю Землю и все его части взаимосвязаны, ущерб, наносимый атмосфере деятельностью в тропиках, может иметь серьезные последствия не только для данной местности, но и для всей Земли. Проблема окружающей среды, подобно угрозе массовой миграции, означает, — возможно, впервые, — что своей деятельностью Юг может нанести ущерб Северу.
Разумеется, люди и раньше наносили ущерб окружающей среде и страдали от этого. В перенаселенных городах на ранних этапах истории современной Европы — ив еще более перенаселенных городах Азии — отбросы сваливались прямо на улицы, загрязнялись реки и резко возрастала смертность от болезней. Целиком вырубались леса для отопления, строительства домов и кораблей, что приводило к постоянным изменениям экологии и условий жизни людей целых регионов. Сжигание каменного и бурого угля (лигнита), особенно на раннем этапе промышленного развития, загрязняло атмосферу и подрывало здоровье людей; в декабре 1873 г. за одну неделю сильный лондонский смог убил примерно семьсот человек, больных легочными заболеваниями. С древних времен люди строят плотины, осушают болота, изменяют русла рек, выкорчевывают кустарник и позволяют скоту чрезмерно выщипывать травяной покров Земли.
Но тот экологический кризис, с которым мы сталкиваемся в настоящее время, количественно и качественно отличается от всего, что имело место раньше: такое огромное количество людей наносят ущерб экосистеме Земли в нынешнем веке, что система в целом — а не ее отдельные части — оказалась в опасности. В 1900 г. в мире жило примерно 1,6 млрд. человек. Во многих регионах северного полушария, где в качестве основного источника энергии использовался уголь, загрязнение атмосферы и нанесение ущерба окружающей среде стали обычным явлением. Скопление больших промышленных зон в северной и центральной Англии, Рурской области, Нью-Йорке, Питсбурге и других регионах привело к выбросу в атмосферу огромного количества дыма, сажи и копоти; в местных реках давно уже исчезла красная рыба и форель; здания покрылись слоем сажи, а жители вдыхают зараженный воздух. И тем не менее казалось, что это проблемы местного значения. Богатые могли уехать в загородные дома или

на морские курорты, где воздух был свежий, а вода чистая. Более энергичные могли совершать туристические походы по Швейцарским Альпам или долине в верховьях Гудзона. Если в них был жив дух авантюризма, они могли «исследовать» Африку, Внутреннюю Азию, джунгли Бразилии или Ост-Индию и познакомиться с обширными регионами, практически незатронутыми человеческой деятельностью.
К середине нашего столетия население мира возросло до 2,5 млрд. человек. Кроме того, промышленное производство выросло почти в 3 раза и охватило многие регионы: Восточную Европу, Советский Союз, Австралию, Японию, Индию и другие части Азии. Наряду с возросшим использованием угля увеличилось применение нефти в качестве топлива. Тысячи самолетов и кораблей и миллионы автомобилей выбрасывают свои отходы в атмосферу. Сажа и копоть отравляют воздух вокруг чугунолитейных комплексов Индии и Бразилии, погибли леса в глубине этих стран в результате деятельности человека: строительства дорог, сооружения взлетно-посадочных площадок, вырубки леса для получения древесины и для пастбищ. Во многих развивающихся странах на место разнородных (и разумно сбалансированных) форм хозяйствования пришло засилье монокультуры.
В 90-е годы эта тенденция усилилась; с 50-х годов население Земли более чем удвоилось, а мировая хозяйственная деятельность возросла в четыре с лишним раза. Рост народонаселения в развивающихся странах ведет к сокращению джунглей, увлажненных земель и естественных пастбищ, так как все больше и больше людей занимается использованием близлежащих естественных ресурсов. Это давление еще более усиливается возрастающей индустриализацией Азии и других регионов: новые предприятия, сборочные заводы, системы дорог, аэропорты и жилые комплексы не только уменьшают размеры не затронутой деятельностью человека земли, но и способствуют росту потребности в энергии (особенно электроэнергии), а также в легковых и грузовых автомобилях, инфраструктуре, бумаге и таре, цементе, стали, сырье и т.п. Все это увеличивает экологический ущерб: загрязненные реки, гибнущие озера, городской смог, промышленные отходы, эрозия почв и гибнущие леса становятся бедствием для всей Земли. Подсчитано, что лишь с середины века планета лишилась почти одной пятой лучших урожайных почв, одной пятой тропических лесов и десятков тысяч видов растений и животных. И с каждым новым исследованием, проводимым организацией

«Влияние деятельности человека на Землю», обнаруживаются все новые потери1.
Хотя последствия наступления человека на природу вызывают все большие опасения, их невозможно остановить локальными мерами. Рассмотрим, например, усилия, предпринимаемые жителем Восточной Африки, занимающимся для прокорма себя и своей семьи выгоном скота. Крупный рогатый скот является мерилом богатства в этом обществе, и, следовательно, все зависит от способности владельца прокормить своих животных. В регионе мало зерна и других кормов для скота, а закупать их слишком дорого. Поэтому скотоводы содержат скот на подножном корму, что на первый взгляд кажется вполне выгодным. Однако цифры свидетельствуют об ином. По данным исследовательского института «Уорлдуотч», в 1950 г. на 238 млн. африканцев приходилось 272 млн. голов скота, но в 1987 г. население континента возросло до 604 млн. человек, а поголовье скота до 543 млн. единиц. «На континенте, где не хватает зерна, 183 млн. голов крупного рогатого скота, 197 млн. овец и 16 3 млн. коз целиком зависят от пастбищ... По мере ухудшения пастбищных земель усиливается эрозия почв, еще более снижая возможность животноводства и запуская маховик экологической деградации и роста нищеты»2. Каким образом выйти из этого порочного круга? Отобрать у жителей скот? Пригласить их с семьями перебраться в более умеренные климатические области Баварии и Мэриленда? Ни один из вариантов по политическим причинам не подходит.
Или как спасти тропические леса планеты от гибели, вызываемой действиями не столько крестьян, вырубающих лес, сколько крупных местных предприятий, стремящихся расчистить лесные массивы для выпаса скота и выращивания культур? Иногда они действуют нелегально, но чаще всего — открыто. В Бразилии-вырубка лесов Началась в основном после решения правительства субсидировать их расчистку в районе Амазонки3. В обращении индонезийского правительства разъяснялось, что «поскольку 170 млн. жителей страны имеют такие же желания, как жители Соединенных Штатов, 20% лесов страны должны быть вырублены, а эти земли превращены в плантации по выращиванию тикового дерева, каучука, риса, кофе и других сельскохозяйственных культур»4. Независимо от того, организована ли вырубка лесов властями или является плодом индивидуальных усилий миллионов крестьян, ее последствия носят зловещий характер. В Ги-

малаях рост населения в 2 раза за последние десятилетия привел к резкому увеличению спроса на древесное топливо, корм для скота и сельскохозяйственные угодья, что, в свою очередь, вызвало массовую вырубку лесов (за период с 1950 по 1980г. была утрачена половина лесных массивов) и, как следствие, сильное увеличение эрозии почв. Возмущенные индийцы утверждают также, что это способствует заиливанию и частым наводнениям в густонаселенных областях низовьев Ганга и Брахмапутры, находящихся в сотнях миль от мест, вызвавших эти явления5.
Следует также отметить, что эти вовлекаемые в оборот земли почти повсеместно ограниченного или временного пользования в отличие от богатых прерий Среднего Запада, осваивавшихся в XIX в. Поэтому выгоды проблематичны и краткосрочны вследствие эрозии почв и засухи, а ущерб угрожает стать постоянным.
Что это означает в глобальном масштабе? Примерно треть суши (пустыни, асфальтированные города) практически лишены биологической активности, треть занята лесами и саваннами, треть — посевами под сельскохозяйственные культуры и пастбищами.6 Начиная с 70-х годов земли под пастбищами сокращаются, так как беспрерывное использование превращает их в пустыни; падает доля земли, находящейся под сельскохозяйственными культурами, из-за ее деградации и использования для далеких от сельского хозяйства целей (строительство дорог, городов, взлетно-посадочных полос и т.п.). Самое главное, быстрее обычного сокращаются тропические леса. В 1980 г. было подсчитано, что ежегодные темпы обезлесения в тропиках равны примерно 11,4 млн. гектаров; а согласно одной намного более настораживающей (и, возможно, необоснованно завышенной) оценке, эта цифра доходит до 20,4 млн. гектаров ежегодно — территория, равная Панаме7.
Исчезновение тропических лесов (особенно в Латинской Америке, где находится 60% их общего количества) вызывает особую тревогу экологов по ряду причин. Во-первых, это разрушение жизненного уклада многих ни в чем не повинных племен. Кроме того, эти леса — не имеющее аналогов хранилище многих видов растений и животных: в одной Панаме столько же видов растений, сколько во всей Европе, и разрушение этого фантастического скопления различных биологических видов нанесло бы тяжелый удар постоянной необходимости возобновлять (и совершенствовать) сорта сельскохозяйственных культур, дающие высокие урожаи и устойчивые к вредителям8. Демографическое давление, ведущее к обезлесе-

нию земли, подорвет таким образом возможности земледелия в глобальном масштабе обновлять культуры и обеспечивать продуктами дополнительные миллиарды потребителей. Это было бы, кроме того, ударом по плодородию земли и по самой жизни. И все это происходит так быстро. Согласно тревожному обращению, направленному в июле 1991 г. Габриэлем Гарсией Маркесом и другими известными деятелями президентам латиноамериканских стран, «к 2000 г. три четверти тропических лесов Америки могут оказаться вырубленными, а 50% их пород навсегда потерянными. То, что Природа создавала веками, будет уничтожено нами немногим более чем за сорок лет»9.
Увеличение загрязнения земной атмосферы — ближайшее следствие роста населения и желания поднять уровень жизни людей. Например, политическое руководство Советского Союза и Восточной Европы после 1945 г. поставило в своих планах цель догнать Запад в промышленном отношении; поэтому приоритет отдавался развитию тяжелой промышленности — чугунолитейной, сталелитейной, производству цемента, машинного оборудования, невзирая на экологические последствия этого. По причине систематического сокрытия коммунистическими режимами данных истинные размеры ущерба стали известны совсем недавно. Вся территория Польши, Чехословакии и Восточной Германии за десятилетия окуталась тяжелой голубой дымкой в результате промышленных выбросов; в реках и озерах исчезла рыба; Дунай превратился в смертоносный сточный колодец, а здания многих больших и малых городов с богатой историей почернели от загрязнений. Особенно сильно пострадали леса: погибли или были повреждены миллионы деревьев. Даже если падение коммунистических режимов и закрытие многих устаревших заводов и сталелитейных комбинатов и замедлит деградацию окружающей среды, новые режимы не имеют в настоящее время ресурсов, чтобы расчистить эту свалку10.
Такой же ущерб нанесен и некоторым регионам развивающегося мира, который также стремится к прогрессу. Контроль за загрязнением окружающей среды слаб, упор делается на рост производства, а не на здоровье и безопасность населения. Китай увеличил добычу угля с 1949 по 1982 г. более чем в двадцать раз, а выброс Индией в атмосферу сернистого ангидрида при переработке угля и нефти почти утроился по сравнению с 60-ми годами.11 По данным Всемирной организации здравоохранения, среди городов лидируют по чрезмерному выбросу в атмосферу сернистого ангидрида и других загрязнителей Дели, Пекин,

Тегеран и Шанхай. В Мехико у семи из десяти новорожденных отмечено в крови чрезмерно высокое содержание свинца. Знаменитые памятники культуры, например Тадж-Махал, храмы, стенная роспись и мегалиты народа майя, страдают от загрязнения
атмосферы12.
Развитие сельского хозяйства и промышленности также воздействует на количество и качество земных запасов воды. Главной причиной, как и ранее, является рост в этом веке населения Земли с 1,6 млрд. до более 5 млрд. человек, что привело к увеличению потребления воды. Практически во всех городах развивающегося мира сочетание перенаселенности, безрассудных темпов индустриализации и почти полного отсутствия канализации и очистных сооружений уничтожили все то, что когда-то представляло собой чистую воду. Рост народонаселения также способствовал большому притоку капиталов в ирригацию. С 1900 по 1950г. площадь орошаемых земель почти удвоилась, а затем увеличилась еще более чем в два с половиной раза, достигнув в целом по всей планете 250 млн. гектаров, и большая часть их находится в развивающихся странах, где самый высокий рост населения, а в снабжении водой часто имеют место большие сезонные и региональные колебания. Такие страны, как Китай, Египет, Индия, Индонезия, Перу, производят на орошаемых землях более половины своей сельскохозяйственной продукции13.
Ирригация оказалась благом для миллионов крестьян и их семей в различных странах мира, однако, подобно пестицидам, новая технология имеет также свои минусы. Каждый год для орошения из рек, ручьев и подземных источников забирается огромное количество воды, в шесть раз превышающее годовой дебит Миссисипи. Со временем это приводит к подтоплению и засолению почв, истощению и загрязнению подземных вод, высыханию озер и внутренних морей и уничтожению среды обитания животных и рыб14.
Поскольку вода всегда содержит в себе концентрацию солей, обильно орошаемое в течение года поле получит из расчета на гектар значительное количество примесей солей. Подсчитано, что в Индии на территории в 20 млн. гектаров (36% всей орошаемой земли) из-за засоления почв снизилась урожайность, и, кроме того, 7 млн. гектаров пришлось забросить по причине чрезмерного засоления. То, что вначале способствовало повышению урожайности, привело к совершенно иным последствиям.
Гигантские проекты по переброске естественных вод также создают проблемы. Одним из наиболее ярких примеров этого

было стремление Советского Союза увеличить сельскохозяйственное производство в республиках Центральной Азии путем отвода вод из двух крупных рек (Амударьи и Сырдарьи), впадающих в Аральское море. Выгоды от этой акции казались очевидными; здесь выращивалась большая часть советского хлопка, а также риса, фруктов и овощей, но требовалось орошение. Однако из-за уменьшения в течение тридцати лет поступления воды уровень Аральского моря снизился на четырнадцать метров, а площадь его сократилась с 67 тыс. до 40 тыс. кв. км, что составляет 40% площади и 60% (!) запасов воды. В три раза увеличилась минеральная концентрация воды, особенно солей, что уничтожило всех обитателей моря. Обнажившееся дно является теперь соляной пустыней, в центре которой находятся бывшие прибрежные города Аральск и Муйнак16.
Другим таким примером является амбициозный проект правительства Саудовской Аравии использовать подземный водный резервуар пустыни, чтобы сделать разносторонней экономику страны. После изрядных вливаний в сельское хозяйство полученных от нефти доходов и широкомасштабного использования подземных вод площадь обрабатываемой земли увеличилась с 1975 по 1988 г. в двадцать раз, а сбор пшеницы возрос в тысячу раз. Как это ни удивительно, Саудовская Аравия экспортирует в настоящее время пшеницу, яйца и молочные продукты. Но накапливавшаяся под землей тысячелетиями вода не восполняется. Менее чем за десятилетие этот водный запас уменьшился на 20% и согласно одному подсчету может целиком истощиться к 2007 г.17
Как мы видим, несмотря на разные идеологии, лидеры Советского Союза и Саудовской Аравии проводили политику модернизации, которая истощила природные ресурсы, и использовали для осуществления своих грандиозных проектов технические достижения. То же происходит в развивающемся мире, от Индии до Нигерии, где имеется все больше свидетельств нанесенного деятельностью людей ущерба земле, атмосфере и воде. В ряде случаев допустившие подобные действия правительства стали исправлять положение: внесены предложения по повышению уровня Аральского моря, несмотря на большие расходы и тот факт, что ценные земли останутся без орошения; в свою очередь правительство Саудовской Аравии в спешном порядке выдвигает еще более дорогостоящие программы выведения солей из почвы. Но немногие страны развивающегося мира имеют достаточно политической силы или денег, чтобы свернуть ранее принятые планы

модернизации, если, как будет видно из приведенного ниже обсуждения, это не явится частью более широкого соглашения во всемирном масштабе.
Разумеется, всему этому ущербу, нанесенному окружающей среде в развивающемся мире, предшествовали длительные и в равной степени неразумные действия промышленно развитых стран. Дым, нависший теперь над китайскими городами, и плохое здоровье рабочих сходны с положением в Манчестере в середине XIX в. Еще в 1952 г. печально знаменитый лондонский смог унес жизни четырех тысяч людей, сделав десятки тысяч инвалидами, что в итоге привело к принятию в Великобритании через два года «закона о чистом воздухе»; попытки развитых стран контролировать выхлопные газы автомобилей (автоэмиссию) — дело более близкого нам прошлого. Даже сегодня не менее 150 млн. американцев вдыхают воздух, который считается Агентством по защите окружающей среды опасным для здоровья. Общественные здания, от мемориалов гражданской войны США до Акрополя, постоянно разрушаются. Такие загрязняющие явления, как «кислотные дожди», приносятся из Великобритании и Германии в Скандинавию и со Среднего Запада Соединенных Штатов в Канаду, подкисляя воду десятков тысяч озер. А истощение водоносного пласта в Саудовской Аравии сравнимо с тем, что происходит с мощным водоносным пластом Огаллала, протянувшимся от Техаса до Южной Дакоты и обслуживающим одну пятую орошаемых земель в Соединенных Штатах. Его истощение вынуждает многих фермеров исключать земли из системы орошения, и возвращаться к условиям хозяйствования, существовавшим ранее, что поднимает серьезный вопрос о будущем земледелия, играющего важную роль в экономике региона18.
Несмотря на эти проблемы, подъем в промышленно развитых странах движения «зеленых» в защиту окружающей среды — будь то в качестве явно политической партии в Германии или хотя бы в виде давления общественного мнения на власти, оказываемого «Друзьями земли» и «Гринпис», — бросает вызов издавна бытовавшему пренебрежению этими вопросами. Такие известные организации, как Институт мировых ресурсов, популярные ежегодники («Стейт оф уорлд» и др.), многочисленные научные исследования изменений окружающей среды, проводимые парламентами и конгрессом слушания, а также докла-

ды правительственных экологических агентств оказывают значительное влияние на политику и законодательство в этой области. Очищаются реки и здания, контролируются производственные выбросы, разрабатываются программы по восстановлению лесов, все чаще запрещается чрезмерный лов рыбы и все более обычным становится повторная переработка использованных материалов. В итоге во многих городах и регионах Европы и Северной Америки экологическая обстановка значительно лучше, чем четверть века тому назад.
А не могли бы развивающиеся страны последовать примеру промышленно развитого мира, пытающегося в последнее время исправить нанесенный экологии ущерб? А если нет, то почему это должно волновать жителей Висконсина или Ютландии? Можно считать, разумеется, что ущерб, нанесенный африканским саваннам и китайским рекам, почувствуют только местные жители, а не народы, живущие на расстоянии пяти тысяч миль от них, которые наконец-то решили навести порядок в своем доме. Если народы развивающегося мира решили разрушить местную экологию, так Бог с ними?
Ясно, что главная причина, мешающая развивающимся обществам сразу же проводить политику «зеленых», заключается в экономических и демографических факторах. Обеспокоенным скандинавам с их высоким доходом на душу населения сравнительно легко направить часть средств на развитие неядерной энергетики или на очистку рек. Но гораздо труднее изыскать капитал и обученный персонал для проведения разумной в экологическом отношении политики обществам, в которых средний доход составляет одну сотую шведского. Поскольку ущерб является следствием либо демографического взрыва, либо промышленных выбросов, единственный способ устранения первой причины — это сокращение роста населения (а этого в ближайшем будущем в Южной Азии, Африке и Центральной Америке не предвидится); для предотвращения же промышленных выбросов необходимо было бы отказаться от индустриализации, которую многие развивающиеся общества рассматривают в качестве единственного шанса избавиться от вызванной демографическими причинами нищеты. Если Англии Мальтуса для того, чтобы стать процветающей, пришлось на первых порах вынести весьма неприятные побочные эффекты промышленной революции, можно ли требовать от Мексики и Индии отказа от этого пути? Да и кто в состоянии их остановить?

Видимо, никто, и менее всего народы промышленно развитых стран.
Хотя ущерб, наносимый странам и регионам в результате кислотных дождей, нарушения травяного покрова Земли и истощения водных ресурсов, весьма велик, озабоченные экологи указывают на фактор, который может стать в долгосрочном плане самой большой угрозой: перспективу того, что экономическая деятельность человека создаст опасный «парниковый эффект» глобального потепления, который повлияет на всю экосистему Земли и в равной степени на условия жизни богатых и бедных обществ19. Если это так, если такого рода ущерб не будет носить локальный характер, его перспектива неизбежно встревожит Висконсин и Ютландию, так же, как Бомбей и Амазонию.
Научная теория, обосновывающая глобальное потепление, сравнительно проста и связана с тем «тонким слоем материи», который окутывает нашу планету. С точки зрения термодинамики Земля — закрытая система, а это значит, что помимо излучающейся солнечной энергии в нее не входят и из нее не выходят никакие вещества; происходят лишь процессы превращения одной формы веществ в другую. К примеру, при сжигании опавших осенью листьев и сгорании полного бака бензина во время длительного путешествия в автомобиле материя не уничтожается, a переходит в другую форму. Поэтому чтобы такая закрытая система функционировала бесконечно долго, процесс трансформации должен в конечном счете представлять собой закрытый безотходный цикл, в ходе которого вещество возвращается в свою первоначальную форму, новый источник становится полезным материалом, затем снова отходом и вновь абсорбируется в экосистему, чтобы в будущем стать исходным материалом. Если такая система функционирует бесперебойно, она является саморегулирующимся жизненным циклом20.
Но система перестает нормально функционировать, когда нарушается баланс одного или более последовательных этапов цикла, что ведет к образованию «узкого места». В ранние века «пробки» обычно образовывались в процессе превращения сырья в полезные материалы: росло население и возрастала потребность в новых ресурсах, но население системы не могло удовлетворить это требование (что привело затем к мальтузианскому «контролю» за народонаселением). Позднее технологические достижения научных и промышленных революций

привели к новым формам преобразования вещества — паровой двигатель, двигатель внутреннего сгорания, электричество — и во многом разрешили эту тупиковую ситуацию. Это также способствовало росту темпов народонаселения после 1750 г., что в свою очередь привело к дилемме, которая сейчас стоит перед нами. Ибо чем больше людей живет на Земле и чем лучше мы хотим обустроить их жизнь, тем быстрее приходится изменять существующую систему; отсюда резкое возрастание за последние десятилетия мировой экономической активности и соответствующее этому ускорение превращения сырьевых ресурсов в полезные вещества. Проблема заключается в том, что нам приходится все быстрее и быстрее заставлять работать нашу экосистему в соответствии с нашими нуждами и с помощью технологии. Похоже, что нынешнее «узкое место» представляют меры по ликвидации отходов. Поднажмем на систему — и обостряется проблема с отходами: выделение углекислого газа (С02), хлор-фторуглеродов (C1FC), пораженные кислотными дождями леса, зараженные реки. Кроме того, по ряду причин использовать технологию для устранения этого тупика труднее, чем применять знания для получения полезной энергии и «делания» вещей. Обеспечить паровые двигатели углем легче, чем абсорбировать выделившийся в экосистему углекислый газ.
Какое же отношение имеет глобальное потепление к базисному представлению о Земле как о закрытой системе? По существу это касается взаимосвязи между солнечным теплом и определенными «парниковыми газами» в нашей атмосфере. Солнечная энергия поступает к нам в виде излучения, но почти вся эта энергия либо отражается, либо переизлучается в космос; если бы этого не было, поверхность Земли постоянно бы разогревалась. Итак, при нормальном функционировании существует уникально сбалансированная система. Однако, — а ученые считают, что именно это и происходит, — если в результате деятельности человека на Земле изменится состав содержащихся в атмосфере газов, то все больше возвращавшейся в космос теплоты будет «отловлено» (как под стеклом парника), и в результате этого нагреются не только находящиеся в атмосфере газы, но и вся поверхность. Ученых также все больше волнует, что озоновый слой, защищающий Землю и ее население от вредной солнечной радиации, в значительной степени разрушен такими химическими выделениями, как С1РС. Чем шире «озоновая дыра» — где бы она ни была, над Антарктикой

или Новой Англией — тем более уязвимы будут люди, например, к раку кожи.
Важно понять, что глобальное потепление само по себе было всегда и имеет важное значение для сохранения жизни. Не будь атмосферы, температура Земли была бы примерно —18° С, далеко от привычной для нас средней температуры +15° С. Этот разрыв в 33° С и объясняет, почему Земля не такая холодная и безжизненная, как Марс, который, если и имел когда-то атмосферу, то давно ее лишился. С другой стороны, на Венере, атмосфера которой почти целиком состоит из углекислого газа, горячее, чем в печи для выпечки хлеба (450°С), и жизнь невозможна. В то время как Марс представляет собой мощный морозильник, а Венера — раскаленную печь, Земля окружена тонким слоем материи, включая и находящиеся в атмосфере жизненно важные газы, — этот слой и обеспечивает нам жизнь. Если состав газов в атмосфере претерпит резкие изменения, мы либо вернемся в ледниковый период, либо столкнемся с тем, что температура на Земле поднимется до весьма опасного, если не сказать гибельного уровня21.
Именно эта перспектива явилась главной темой ведущихся в настоящее время серьезных дебатов о парниковом эффекте. Во время последнего ледникового периода средняя температура на Земле была на 9° С холоднее, чем сейчас, а уровень углекислого газа в атмосфере не превышал 190—200 частей на миллион. К началу XIX в. уровень углекислого газа постепенно увеличился до 280 частей на миллион. Именно в тот период человечество начало использовать в больших количествах уголь, нефть и природный газ для отопления и получения энергии, выбрасывая в атмосферу все больше и больше углеродов. Расчистка и сжигание лесов — для жилья, пастбищ, разведения сельскохозяйственных культур и топлива — также резко подстегнули этот процесс: сжигание леса не только повышает уровень углекислоты, но и сокращает количество растений, участвующих в процессе фотосинтеза.
Концентрация углекислого газа в атмосфере возросла за последние полвека примерно на 7 0 частей на миллион и составляет в настоящее время около 350 частей на миллион. Более половины этого роста приходится на последние тридцать лет, а это наводит на мысль, что основное влияние на этот процесс оказывает численность населения. Если сохранятся нынешние темпы роста содержания углекислого газа в атмосфере (на 0,3—0,4% в год), то, по прогнозам некоторых ученых, к середине XXI в. уровень углекислого газа повысится до 550 или даже 600 частей на миллион,

Дата добавления: 2015-08-27