Мировое сельское хозяйство и революция в биотехнологии

Если «глобализированный» бизнес возникает в богатых, а численность населения быстро растет в бедных странах, то способна ли человеческая изобретательность уравновесить это угрожающее несоответствие? Можно ли, по крайней мере благодаря новым изобретениям, решить проблемы голода? Второй причиной, в силу которой мрачные прогнозы Мальтуса относительно будущего Англии оказались неверными, была так называемая сельскохозяйственная революция, увеличившая продуктивность земли. Возможно ли повторение этой революции, на этот раз для необычайно возросшего населения развивающегося мира? Только за 80-е годы население Земли увеличилось на 842 млн. человек1, тогда как эрозия и деградация почв сделали непригодными миллионы акров сельскохозяйственных земель, пахотные угодья уничтожались, уступая место дорогам и зданиям, а бездумная ирригация привела к широкому засолению почвы. Все более настоятельной проблемой становилось увеличение продуктивности оставшихся сельскохозяйственных угодий, поскольку иначе непомерно возросло бы число голодающих или плохо питающихся людей.
До недавнего времени казалось, что общая продуктивность сельского хозяйства возрастала достаточно быстро. С 1950 по 1984 г. производство продовольствия росло быстрее, чем когда-либо раньше в истории человечества, Мировые урожаи зерновых выросли за. это время в 2,6 раза, и этот показатель был выше роста численности населения планеты. Производство корнеплодов, мяса, молока, рыбы, фруктов и овощей также увеличивалось соответственно общемировой потребности в продовольствии, возраставшей вместе с ростом населения и повышением

уровня жизни. Были обработаны дополнительные миллионы акров земли, в сельском хозяйстве всего мира нашли применение новые машины, удобрения, более совершенная ирригация и севообороты.
Лучшим примером этих изменений была так называемая «зеленая революция» в Азии, в ходе которой, помимо применения более совершенных машин и удобрений, были достигнуты огромные успехи в выведении новых сортов растений. Новые гибридные сорта риса оказались более жизнестойкими, способными сопротивляться заболеваниям и вредителям и давали более высокие урожая. Урожайность некоторых сортов в 2—3 раза превышала соответствующий показатель традиционных. А быстрым районированием новых сортов в развивающихся странах благодаря усилиям международных сельскохозяйственных исследовательских центров был показан великолепный пример международной кооперации и применения достижений сельскохозяйственной науки. В результате мировое производство риса выросло с 257 млн. т в 1965 г. до 468 млн. т через 20 лет2. Высказывалось мнение, что «чудесный рис» предотвратил голод, избавил бедные страны от необходимости покупать продовольствие и обеспечил их политическую стабильность. Получив импульс к развитию и широко распространяясь, «зеленая революция» имела огромные последствия, большие, нежели английская сельскохозяйственная революция XVIII в.
Начиная с 1984 г., однако, темп роста мирового сельскохозяйственного производства значительно снизился, отчасти из-за сильной засухи, случившейся в 1988 г. в США и других странах. Вместо примерно 3%-ого ежегодного прироста урожаев зерна, имевшего место в 1950—1984 гг., в 1984—1989 гг. его общее производство ежегодно возрастало лишь на 1%. Мировое производство корнеплодов достигло пика в 1984 г. и с тех пор уменьшается — из-за чрезмерного использования удобрений (которые, видимо, ускоряют рост культур лишь до определенного предела), появления новых болезней, ухудшения качества почвы и сокращения земель, пригодных для посевов3. Кроме того, последние цифры говорят о том, что урожаи некоторых культур, особенно риса, ныне также выровнялись, а время обильных урожаев, видимо, осталось в прошлом4. Научные открытия могут повернуть эту тенденцию вспять, но сведение лесов и уничтожение мест естественного обитания эндемиков приводит к дальнейшей утрате видов растений и уменьшает

биологическое многообразие, что подрывает надежды на создание улучшенных сортов.*
В целом мировое производство продовольствия продолжает увеличиваться, но медленнее, чем прежде. Так, производство зерновых, самых важных продовольственных культур, не успевало за ростом населения. Возможно, временной отрезок с 1984 по 1989г. слишком непродолжителен, чтобы дать основания для вывода о долговременной тенденции, хотя подобное беспокойство существовало и в начале 70-х годов. Однако если производство зерновых будет и впредь возрастать ежегодно в среднем примерно на 1%, а мировое население — на 1,7%, то вполне очевидные результаты не заставят себя долго ждать. Это особенно верно в отношении Африки, где, казалось бы, впечатляющий рост общего производства продовольствия на 23% с 1976—1978 по 1986—1988 гг. меркнет по сравнению с более высоким ростом населения: получается, что реальное количество продовольствия на душу населения за это время уменьшилось на 8%5. На Среднем Востоке и в Латинской Америке соревнование роста производства продовольствия с ростом населения вызывает ухудшение положения последнего. Политические пертурбации в Восточной и Центральной Европе еще более усугубили общую отсталость там сельского хозяйства.
Поскольку мировое потребление продовольствия в течение ряда лет превышало его производство, его резервные запасы уменьшились, как показано ниже (см. график 3).
В 1988г. было чрезвычайно жаркое и сухое лето, и если бы Соединенные Штаты пережили еще несколько засух, то резервные запасы, от которых зависят более сотни импортирующих продовольствие стран, сократились бы еще более. Таким образом, мы стоим, возможно, у начала зловещей долговременной тенденции, когда рост населения начинает неуклонно обгонять рост производства продовольствия. Согласно данным исследовательского института «Уорлдуотч», только для того, чтобы не отстать от роста населения, необходимо каждый год производить на 28 млн. т зерна больше, чем в предыдущем, тогда как в последние годы чистый прирост составлял около 15 млн. т. Это означает, что число плохо питающихся людей в мире возрастало от десятилетия
__________________
* Сорт семян, например пшеницы и риса, утрачивает сопротивляемость болезням и вредителям примерно через 5—15 лет после первого посева и поэтому должен быть заменен новыми сортами.

График 3. Мировые запасы зерновых

500

1960 1965 1970 1975 1980 1985 1990

Источник: «World Resources». 1990—1991, р. 86.
к десятилетию, так что сегодня оно значительно превысило 500 млн. человек6.
В промышленно развитых государствах, где солидные протекционистские субсидии позволили создать «горы масла», «озера вин», до краев наполнить излишками зерна силосные башни и даже авиационные ангары, трудно представить возможность надвигающейся нехватки зерна, тем более что местные фермеры сознательно не обрабатывают миллионы гектаров пахотных угодий. Однако, хотя такого рода дополнительные возможности существуют, полное использование земель может и не решить главной трудности, состоящей в том, что у бедных государств просто не хватит средств заплатить за продовольствие, которое они хотели бы импортировать. Из-за уменьшения запасов мировые цены

на пшеницу и рис с 1986—1987 гг. значительно возросли, в то время как национальная валюта развивающегося мира обесценилась. Поскольку фермеры в Северном полушарии не хотят выращивать хлеб безвозмездно (большая доля продовольственной помощи сегодня передается просто в дар, чтобы удовлетворить потребности удваивающегося и утраивающегося африканского и азиатского населения), необходим отлаженный международный механизм передачи бедным государствам этого и других продуктов, требующихся в значительно больших количествах. Однако это не решает более серьезной проблемы: если увеличение продовольственной помощи усиливает зависимость бедных стран-получателей от богатых стран-доноров, то уменьшение ее может усилить миграцию из тех стран, где недостает
продовольствия.
Еще один способ помощи бедным народам связан с увеличением площади пахотных земель. Сегодня на каждого живущего на земле человека приходится в среднем 2800 кв. м. пахотной земли, но рост мирового населения к 2025 г. сократит эту цифру до 1700, а в Азии — даже до 900 кв. м, если не будут включены в оборот новые земли7. Но где найти эти дополнительные земли, причем не мешкая, чтобы прокормить по крайней мере два или три миллиарда новых «ртов» в следующие несколько десятилетий? В Азии примерно 82% потенциальной пашни уже используются. Большие запасы ее имеются в Латинской Америке, однако в основном это малоплодородная почва, непригодная для основных культур, или же земли, занятые тропическими лесами вдоль Амазонки, которые следует защищать, а не уничтожать; в других регионах дополнительные земельные площади также можно отвоевать только у лесов, что быстро усугубит глобальное потепление и в конечном счете плохо отразится на мировом сельском хозяйстве. В Африке, где ощущается огромная потребность в продовольствии, широкое выбивание пастбищ и ухудшение почвы приводят к полной утрате землей плодородия и лишь немногие районы получают достаточно влаги, чтобы выращивать на них зерновые культуры. Таким образом, дополнительные сельскохозяйственные возможности имеются главным образом в развитом мире, особенно в Северной Америке и Европе, а не в странах, которые наиболее остро нуждаются в продовольствии. Однако в научных трудах, где говорится об этом резерве почти как о потенциальном «роге изобилия», крайне редко рассматривается эта проблема с точки зрения мирового спроса и предложения. Кроме того, если прогнозы о деградации земли и понижении уровня вод

правильны*, то Великие равнины американского Среднего Запада не смогут в течение долгого времени производить излишки зерна, достаточные для обеспечения 8—10 млрд. жителей планеты.
Возможным выходом из трудного положения является также увеличение производительности сельскохозяйственного труда в бедных странах. На некоторых рисовых полях в Восточной Азии до 40% удобрений пропадает впустую из-за неумения их использовать и до 20% и без того низкого урожая выращенного риса теряется вследствие нераспорядительности администрации, плохого хранения и транспортировки8. Африканский земледелец в среднем производит 600 кг зерновых в год, что в 1300 раз ниже, чем показатель сельскохозяйственного рабочего в Северной Америке, выращивающего до 80 тыс. кг зерна. Безусловно, существует множество способов подъема продуктивности сельского хозяйства бедных регионов мира; можно, в частности, улучшить руководство этой отраслью, обеспечить производителю более легкий доступ на рынки, обучить умелому обращению с семенами, посевами, удобрениями и сельскохозяйственными машинами, а также методам экологически более чистой агротехники и ведения лесного хозяйства. Но чтобы постепенно добиться хотя бы небольшого сдвига в повышении продуктивности, необходимо преодолеть препятствия географического, экономического и социального характера. В конце концов продуктивность труда американского фермера в 130 раз выше, чем у его африканского коллеги, поскольку первый владеет большим участком земли, пользуется преимуществами более благоприятного климата и лучшей инфраструктуры, располагает значительными денежными средствами, использует современные машины и качественные удобрения и семена, имеет доступ к обширной информации и т.д. Если бы условия труда африканского земледельца были примерно такими же, Африка не называлась, «развивающимся» континентом. Однако последний и решающий момент состоит в том, что, если бы африканское сельское хозяйство было столь же продуктивным, как американское, на Черном континенте появилась бы масса безработных, которым было бы чрезвычайно трудно найти работу в промышленности или в сфере услуг. В общем сельская нищета в Африке, Азии и других регионах не может быть излечена чисто техническими средствами без структурных и культурных изменений.
__________________
* См. ниже, с.123, 376—377.

Поскольку ни одно из названных традиционных решений проблемы не представлялось достаточным, в последние годы большие надежды возлагались на развитие биотехнологии. Биотехнология есть «любая техника использования живых организмов или жизненных процессов для производства или видоизменения продуктов, для улучшения сортов растений или породы животных или для создания микроорганизмов для специальных целей»9. Она получила развитие в результате замечательных научных открытий, сделанных учеными после 1950 г. в постижении генетического кода. Гены имеются во всех живых организмах и обеспечивают наследование специфических характеристик, будь то склонность человека к полноте или беззащитность растения перед определенным вредителем. Ученые умеют изолировать, клонировать и исследовать строение гена и пытаются понять его влияние на процессы, происходящие в живых организмах. Сегодня специалисты в области генной инженерии могут поместить в ДНК живой клетки новый ген, с тем чтобы влить в организм новые качества, увеличить его параметры или сопротивляемость10.
Хотя медицинская биотехнология поглощает в 20 раз больше капиталовложений, чем сельскохозяйственная, для нас здесь важна именно способность последней улучшать и, возможно, даже преображать природу. Использование биотехнологии может рассматриваться как совершенно новая стадия в попытках человечества получить более обильный урожай. Тысячелетиями крестьяне пытались улучшить сорта растений и породы домашнего скота посредством селективного скрещивания, умело используя определенные внутренние отличительные признаки для улучшения желательных качеств или подавления нежелательных. Согласно одной оценке, именно селекции США обязаны увеличившимся на 70% с 1930 по 1990 г. урожаям кукурузы. Сегодня с помощью генной инженерии, позволяющей осуществлять генетические манипуляции, через месяцы или годы можно достичь такого увеличения урожайности, которое потребовало бы десятилетий при традиционной технике селекции растений11.
Учитывая доступность информации о биотехнологической революции в сельском хозяйстве, нам не надо описывать эти достижения детально. Они весьма разнообразны — от введения маточному поголовью крупного рогатого скота бычьего гормона роста для увеличения продуктивности молочного и мясного стада до генетических изменений репродуктивных клеток рыб, домашней птицы, овец и свиней; от выведения новых сортов зерновых,

резистентных к вирусам или насекомым-вредителям, до «конструирования» культур, невосприимчивых к средствам против сорняков, что позволяет фермерам опрыскивать весь посев целиком; от создания тропических культур, растущих столь же быстро, как бамбук, до экспериментов по получению растений, способных накапливать собственный азот, что позволяет не применять азотные удобрения* 12. Правда, такие открытия, когда о них рассказывают популярные средства массовой информации, очень часто подаются так, словно мы уже достигли нового уровня технологии и продуктивности и пожинаем результаты этого прогресса.
Ниже я постараюсь показать наивность подобных заблуждений. Биотехнология — это никоим образом не угроза, но она, как и все более ранние технологические революции, порождает своих победителей и побежденных.
Некоторые проблемы, связанные с внедрением новых технологий, связаны не столько с экономическими последствиями этого, сколько со здоровьем и состоянием окружающей среды. Свиньи, которым вводят гормоны роста, страдают гастритами и язвой желудка, артритом, дерматитом и другими заболеваниями, что не только портит внешний вид мяса, но, возможно, и делает его опасным для потребления человеком13. Создание устойчивых к гербицидам культур приводит к расширению применения этих химикалий, которые попадают в атмосферу или систему водоснабжения. Кроме того, когда сорнякам и вредителям удается развить в себе сопротивляемость этим новым биологическим средствам — а это им удалось сделать в отношении многих известных гербицидов, инсектицидов и т.д., — то компаниям, специализирующимся в области биотехнологии, приходится создавать улучшенные разновидности, тем самым следуя по «бесконечному пути» попыток подчинения природы.
Ученые предупреждают также об опасности, связанной с углубляющимся генетическим единообразием основных видов растений. Прежде крестьяне культивировали сотни, даже тысячи сортов семян трав, пасленовых и т.д. Современные фермеры покупают семена, созданные специалистами в области генной инженерии и соединившие лучшие свойства разных растений в новом
*
Как будет показано ниже, для коммерческого применения этих изобретений требуются неравные промежутки времени. Некоторые из этих достижений уже применяются на практике, другие находятся только в начальной стадии разработок, и пройдут годы, прежде чем они будут апробированы и получат одобрение.

сорте, с тем чтобы увеличить продуктивность и удовлетворить вкусы покупателей. Если, однако, каждый год высаживаются миллиарды практически идентичных семян кукурузы, то все посевы становятся уязвимыми даже из-за какого-то одного вредителя или единственной болезни. В 1970г. неожиданное массовое поражение кукурузного листа уничтожило половину посевов от Флориды до Техаса, в 1984 г. новая болезнь, вызываемая бактериями, привела к гибели во Флориде миллионов цитрусовых деревьев и саженцев. Следовательно, биотехнологическая революция, повышая урожайность, одновременно увеличивает риск дорогостоящих неудач.
Негативное влияние биотехнологии на окружающую среду проявляется и в том, что основанное на ней сельское хозяйство всячески уклоняется от кардинальных экологических реформ. Короче говоря, если созданы новые сорта культур, способные произрастать на засоленных почвах или в жарком и сухом климате, будут ли фермеры ожидать, когда ученые приспособят агротехнику их возделывания к этим условиям так, чтобы не создавать опасности для окружающей среды, или они просто все это проигнорируют? И не станет ли производство рыбы, генетически видоизмененной и потому способной обитать в отравленных кислотами озерах, препятствовать требованиям бороться с загрязнением воздуха и воды? Вместо борьбы с глобальным потеплением, засолением почв из-за чрезмерного осушения близлежащих болот или быстрым сведением лесов ученые изобретают новые виды растений, которые начинают «сотрудничать» с изменениями окружающей среды, вызванными человеческой деятельностью. Защитники природы протестуют, вместо того чтобы побуждать фермеров сотрудничать с природой, а высокоурожайное сельское хозяйство сегодня берет на вооружение биотехнологию, не задаваясь вопросом о ее экологической агрессивности14. По иронии судьбы предложенный контраргумент сводится к тому, что, поскольку естественная ниша для диких растений быстро исчезает, следует уделять больше внимания разработке альтернативных искусственных источников продовольствия15; он основан на той мысли, что, поскольку увеличивающееся население уничтожает тропические леса и другие естественные ниши растений, человечество будет гораздо сильнее зависеть от производства искусственного продовольствия, нежели естественного.

Учет потенциальных экономических последствий развития биотехнологии чрезвычайно важен как для сельского хозяйства вообще, так и для отношений между Севером и Югом. Новая технология пробивает себе дорогу в то время, когда мировое сельское хозяйство столкнулось с двумя очень различными и противоречивыми структурными кризисами: богатые страны страдают от перепроизводства, бедные — от недостаточного производства. Этот дисбаланс не представляет собой ничего нового, и различия между народами, располагавшими избытком продуктов питания и страдавшими от их недостатка, исторически явились одним из самых первых и величайших стимулов к развитию международной торговли. Что действительно ново — так это невиданная масштабность дисбаланса и огромная численность страдающего от него населения.
Ново также наличие крупных агрохимических и биотехнологических корпораций, наперебой предлагающих новые продукты. Подобно транснациональным компаниям, действующим в других отраслях, они видят свою задачу в выбрасывании на мировой рынок новых товаров, не заботясь о региональных — и социальных — последствиях более усложненного производственного цикла16. Конкурируя друг с другом, компании предпочитают проводить свои исследования секретно, ограничивают их применение патентами, и в этом состоит главное отличие их деятельности от «зеленой революции» 60-х годов, когда технологические открытия совершались в государственном секторе, например в финансируемом ООН Международном центре картофелеводства в Перу, и доступ к ним был относительно свободен17. В настоящее время компании, работающие в области биотехнологий, чинят препятствия распространению изобретений в мире, часто скрывая их существование от конкурентов из индустриальных государств, а от развивающихся стран требуют слишком большую плату за приобретение лицензий на их использование.
Будущее крупных корпораций, вовлеченных в биотехнологические разработки, выглядит чрезвычайно привлекательно, поскольку возникновение совершенно новой индустрии совпало с исчезновением границ между сельскохозяйственными производителями: фирмами, занимающимися семеноводством, производством удобрений, заводами по переработке продуктов питания, поставщиками продукции с полей и пастбищ на кухонный

стол. Эта вертикальная интеграция среди биотехнологических корпораций качественно отличается от прежних типов интеграции, Химические компании сегодня могут не только сами производить сырье для пищевой промышленности на базе искусственных семян или микроорганизмов, но и с помощью биотехнологии создавать непрерывные процессы производства новых видов синтетических пищевых фабрикатов. Так, расшифровка строения дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК), как было заявлено, может быть запатентована и объявлена корпоративной собственностью, а искусственно воспроизведенная в лабораторных условиях может использоваться как новый вид ресурсов и сырья, что снизит общую стоимость затрат труда, позволит дешево производить в больших количествах редкие, но дешевые пищевые продукты и вообще с ее помощью можно будет перехитрить изменчивую природу. Расшифровка молекулы ДНК объединяет химиков, фармакологов, энергетиков, пищевиков и специалистов в области сельского хозяйства и может широко и эффективно использоваться корпорациями, занимающимися высоко затратными биохимическими исследованиями на их стыках со многими другими науками18.
Именно потому, что области применения биотехнологии столь широки, трудно описать все ее последствия. Следует помнить, однако, о различиях между биотехнологией, которая увеличивает производство продукции я поле, и более новой наукой — тоже биотехнологией, — которая создает синтетические продукты in vitro, в лаборатории. Обе они несут глубокие изменения, но именно последняя — очевидно, переживающая пока стадию эксперимента и воспринимаемая многими учеными как очень далекое будущее, — может иметь наиболее серьезные последствия.
Подобно паровому двигателю и электричеству, в свое время преобразовавшим образ жизни людей, биотехнология, как представляется, ныне тоже открывает новую историческую эру. Она предлагает новые продукты и более совершенные способы производства уже существующих. Она завоевывает новые рынки, уменьшает стоимость многих производств и услуг и может существенно повлиять на баланс международной торговли. Она даже способна изменить структуру национальной экономики многих стран, сферы приложения капитала и спектр научного знания. Она создаст новые и сделает ненужными многие традиционные виды деятельности.
И это последнее следствие с точки зрения занятости вызовет, конечно, головную боль у мирового сообщества. Земля,

природные ресурсы и труд в течение тысячелетий считались главными «факторами» экономического производства. Однако эта точка зрения утрачивала свою бесспорность по мере того, как человечество становилось все более зависимым от развития автоматизации, науки, индустрии сервиса. Тем более не приходится ожидать приостановки биотехнологического процесса, учитывая как потребность в мире в увеличении производства продовольствия, так и существование мощных сил, осваивающих новые технологии. Поэтому следует быть готовыми к возможному превращению сельского хозяйства в отрасль, в которой миллионы самостоятельных крестьян и фермеров превратятся в наемных рабочих, поскольку отпадет необходимость в выращивании культур в естественных условиях, а сельскохозяйственные корпорации будут нуждаться лишь в производстве синтетической биомассы как сырья для промышленности, осваивающей создание искусственных семян и эмбрионов19. Для потребителя такая пища, будучи генетически запрограммирована на привычный вкус, не будет отличаться от обычной. Фермеры же всего мира воспримут такую революцию в производстве пищи неоднозначно. Им, как и ткачам, работавшим на ручных станках, или мастерам, создававшим экипажи в XIX в., грозит превращение в излишнюю рабочую силу.
В развитом мире применение биотехнологии, по всей вероятности, обострит внешнеэкономические отношения между тремя крупными торговыми блоками — Соединенными Штатами, Европейским сообществом и Японией. Все они субсидируют развитие собственного сельского хозяйства и ссорятся друг с другом из-за протекционистских тарифов, поскольку Япония импортирует продукты питания, а другие располагают огромными сельскохозяйственными излишками. Но значение сельского хозяйства далеко выходит за рамки чисто экономических характеристик. Так, для Франции, например, обеспечение своего населения собственным продовольствием рассматривается как проблема, соизмеримая по значению с обеспечением национальной безопасности, а в Японии наивысшее предпочтение отдается сельскохозяйственным культурам, выращенным на родине. В любом случае существует — и отнюдь не у одних только сельских жителей — вера в то, что семья и фермерство воплощают преемственность, стабильность и близость к природе и что они должны быть взяты под защиту в мире, переживающем ошеломляющие перемены,
Однако определяют сельскохозяйственную политику развитого мира все же экономические интересы. Хотя доля населения,

занятого в сельском хозяйстве, в развитых странах небольшая — в США она составляет 3%, в (Западной) Германии — 4,8, в Англии — 2,1, во Франции — 6,7, в Японии — 8, а в Италии — 9,1 процента, — фермерское лобби в парламентах остается чрезвычайно влиятельным. От штата Висконсин до Нормандии, от земли Верхняя Бавария до острова Кюсю — всюду политики опасаются ослабления их перспектив на переизбрание на следующий срок, если они не будут казаться радетелями интересов местных фермеров. Доходы и дотации сельскохозяйственным производителям в развитых странах составляют примерно 250 млрд. долларов в год.
Многоликий класс крестьянства выказывает различное отношение к биотехнологической революции. Если крупные производители не прочь воспользоваться преимуществами, предлагаемыми биотехнологией, то средние фермеры относятся к ней избирательно, а мелкие уже начали борьбу против ее внедрения. Неодинаков и подход к ней в различных регионах. Относительно мягкая политика Соединенных Штатов в отношении биотехнологических новаций привела к тому, что за последние 10 лет изоглюкоза отвоевала треть американского сахарного рынка, в то время как Европейское сообщество, традиционно настроенное на протекционизм в сельском хозяйстве, в 1979 г. ввело строгие квоты на изоглюкозу; если бы она смогла завоевать в Европе то же место на рынке, что и в Америке, то, по подсчетам, заменила бы 2,8 млн. т сахара и вывела из использования все площади, отводимые под сахарную свеклу в Западной Германии20.
Второй пример касается бычьего гормона роста, явившегося яблоком раздора между четырьмя самыми крупными компаниями, специализирующимися в области производства молока, — «Монсанто», «Апджон», «Эли лилли» и «Америкэн цианамид», — и владельцами молочных ферм, или, скорее, частью их. Если бы это средство нашло широкое применение, то число коров, необходимое для удовлетворения потребностей Америки в молоке, к 2000 г. уменьшилось с 10,8 до 7,5 млн., а число ферм, производящих и продающих молоко, сократилось бы наполовину21. Однако, хотя штаты Висконсин и Миннесота запретили использование бычьего гормона роста, Вермонт одобрил его применение, и это подтверждает тезис о различном отношении к новой технологии, причем не только в применении к сельскому хозяйству22. Выясняется, что некоторые штаты или страны поддерживают новые методы, тогда как другие противодействуют их внедрению. Поэтому в век многонациональных корпораций одним из

основных последствий стало перемещение исследовательско-экспериментальной деятельности компаний (и неотъемлемый от нее отток молодых научных талантов) в гостеприимные страны;
например, ведущие фармацевтические фирмы Германии решили перенести свои исследования ДНК в Соединенные Штаты, что было вызвано существующими в Германии ограничениями23.
В среде фермерских сообществ в развитом мире существует — вполне понятная — глубокая обеспокоенность относительно возможности искусственного (in vitro) производства основных продуктов питания. Одно дело — выращивать генетически улучшенные сорта томатов, которые характеризуются высокой сопротивляемостью вредителям или способностью долгое время сохранять твердость; другое дело — узнать, что некоторые фирмы, специализирующиеся в области биотехнологии, могут in vitro создавать томатную пасту, апельсиновый сок, яблочное пюре и табак. Даже если в настоящее время эти исследования носят экспериментальный характер и тормозятся высокой себестоимостью продукции, перспектива замены традиционной цитрусовой или табачной отрасли синтетическими продуктами столь чудовищна и затрагивает такое множество садоводов, фермеров-овощеводов, а возможно, даже и большие компании, располагающие продовольственными складами*, что ее развитию, когда оно в конце концов станет реальным, будет оказано серьезнейшее сопротивление24.
Тем не менее вполне возможно, что богатые страны, испытывающие дефицит продовольствия, воспользуются результатами биотехнологической революции, с тем чтобы избежать валютных затрат на ввозимые сельскохозяйственные товары, тогда как страны с излишками продовольствия ограничат применение новых технологий из страха перед избирателями-фермерами. Разумеется, противоположность позиций Японии, с одной стороны, и Соединенных Штатов вместе с Европой, — с другой, не требует после этого дальнейшего объяснения. Трудные географические условия Японии подталкивают ее к применению биотехнологии, в частности гормона роста, особенно в настоящее время, когда японские потребители склоняются к воздержанию от мяса, и это применение способствовало бы продовольственному самообеспечению страны. По этой причине японское правительство
__________________
* Если произведенные in vitro продукты будут производиться относительно небольшими партиями, это затронет интересы крупных фирм, хранящих продовольствие.

поощряет ликвидацию миллионов малоперспективных и низкорентабельных крестьянских хозяйств и осуществляет крупные инвестиции в биотехнологию, включая предоплату всех партий товара у американских компаний или проведение совместных с ними рискованных исследований25.
Подобное положение может обострить напряженность в области торговли сельскохозяйственной продукцией, поскольку экспортирующие продовольствие страны, такие, как Австралия, США и Канада, столкнутся с тем, что их продукция, в которой нуждается, но которую не в состоянии приобрести развивающийся мир, не будет пользоваться спросом и у богатых стран, способных создавать биотехнологические суррогаты у себя дома. Японо-американские отношения, уже омраченные другими экономическими трениями, только ухудшились бы, если бы Япония перестала быть главным рынком для американского сельскохозяйственного экспорта.
Это может привести также к возникновению в мире двух биотехнологических «режимов», один из которых — поощряющий, а другой — ограничивающий развитие в этом направлении. Как отмечалось выше, промышленность и инвестиции будут перемещаться в те районы, где отсутствуют преграды для возможности производства новых продуктов. Таким образом, в то время как живущие в «первом режиме» будут продолжать бороться с препятствиями, мешающими технологическим переменам, обитателям «второго режима» предстоит с беспокойством наблюдать, не отстали ли они от мира, принявшего новую технологическую веру26.
Следует также учесть, что широкое внедрение биотехнологии в сельском хозяйстве, особенно на лабораторной основе, может обострить отношения между Севером и Югом. Если бы новаторские технологии увеличения производительности сельскохозяйственного производства были созданы развивающимися странами, которые затем попытались бы увеличить экспорт продовольствия в богатые страны, то это породило бы более серьезную угрозу для фермеров развитого мира, чем ныне существующая. Стоимость труда, затраченного на производство говядины или выращивание фруктов в Бразилии, безусловно ниже, чем в Канзасе или Баварии; однако, если бы снизившиеся мировые цены на продовольствие лишили работы многих фермеров богатых стран, они воспылали бы такой же враждебностью по отношению к конкурентам из развивающегося мира, какую проявляют промышленные рабочие, узнающие, что

местный завод переводится в страну с меньшей стоимостью рабочей силы. Здесь опять-таки просматривается знакомая ситуация, в которой не бывает абсолютных победителей и побежденных.

Что касается развивающегося мира, то ему биотехнологическое сельское хозяйство предлагает буквально хаотическое переплетение выгод и потерь. Огромный разрыв между ростом населения и общим производством продовольствия, образовавшийся в последнее время, может быть снова уменьшен благодаря эффективности биотехнологической революции. Она может повысить калорийность питания и жизненный уровень трех четвертей мирового населения, позволив выращивать традиционные культуры на почвах пересушенных, переувлажненных, засоленных или с истонченным плодородным слоем. Например, создание гибридного сорта банана, устойчивого к заболеванию «черная сигатока», могло бы резко поднять урожаи в тех районах Африки, где бананы являются основной культурой. Биотехнология позволила бы также компенсировать ущерб, наносимый окружающей среде, освободив малоплодородные земли от никому не нужного бремени — производить избыточную продукцию. Кроме того, она помогла бы избежать «мальтузианской ловушки», уготованной всем бедным обществам.
Далее, развивающиеся страны и их ученые могут внести значительный вклад в развитие биотехнологии, чего нельзя сказать о робототехнике или мировых финансах, так как многие биотехнологические проекты требуют скорее исследовательских усилий, чем капиталовложений. Так, вьетнамские ученые успешно взяли на вооружение французские разработки в области искусственного выращивания живой ткани на базе сортов картофеля, полученных из Международного центра картофелеводства27. Для дорогостоящих сфер биотехнологии развивающиеся страны изыскивают денежные средства и готовят квалифицированный персонал. Китай и Индия наиболее активно используют биологический газ как источник энергии. Разрабатываются также проекты, общие с компаниями развитого мира, такие, как совместный проект Китая и Международного центра эмбриологии, целью которого является увеличение поголовья молочного скота с помощью пересадки эмбрионов, или франко-костариканская инициатива, направленная на использование ежегодно пропадающих 140 тыс. т бананов в качестве корма для домашних животных. Растет число совместных предприятий в самих развивающихся

странах и углубляется сотрудничество между ними, не зависящее от западной помощи28. Все эти процессы идут постепенно и по нарастающей, так что некоторые их результаты уже можно подвести.
Тем не менее биотехнология ставит под вопрос шансы развивающегося мира на относительное улучшение его экономического положения. Исследования структуры ДНК — генная инженерия — наилучший способ увеличения производства продовольствия, но они чрезвычайно дорогостоящи и по силам исключительно агрохимическим и биотехнологическим компаниям развитого мира. Увеличение производства молока с помощью гормона роста также дорогостоящий процесс для владельцев крупного рогатого скота в бедных странах, к тому же требующий весьма квалифицированного персонала, так как животные, которым вводится гормон, нуждаются в высококачественном и сбалансированном рационе и в частых инъекциях; последнее трудно осуществить там, где даже вакцинация людей для предупреждения инфекционных болезней еще не стала обычной практикой29. Что касается гербицидов, то их применение экономически целесообразно лишь в капиталоемком и трудосберегающем сельском хозяйстве и невыгодно там, где ручной труд избыточен и дешев.
Однако даже если бы сельские жители развивающихся стран могли позволить себе новые методы хозяйствования, основанные на биотехнологии, они стали бы зависимы, подобно многим фермерам в развитом мире, от западных корпораций, поскольку нуждались бы в гормонах, семенах, удобрениях и гербицидах. По словам одного экономиста, если бы в развивающемся мире произошла «генная революция», то, скорее всего, генетические ресурсы получались бы из менее развитых стран, затем преобразовывались в лабораториях компаний в коммерческие препараты и перепродавались этим странам с извлечением солидной прибыли30. Уже сегодня звучат обвинения в том, что «биологический империализм» крупных корпораций выступает грабителем генетических ресурсов развивающегося мира31.
Наконец, возможности in vitro революции все более позволяют таким корпорациям производить культуры, традиционно выращиваемые в развивающихся странах. Предпринимаются попытки не просто генетически улучшить для западных потребителей качество тропических продуктов — какао, пальмового масла, ванилина, сахара, — но также создать лабораторным путем их заменители. Производство таких заменителей значи-

тельно сократило бы основные источники дохода развивающегося мира от экспорта сельскохозяйственной продукции и создало бы угрозу безработицы для всех, кому сейчас исполнилось 15—20 лет. Когда естественный продукт — сахарный тростник, закупавшийся как сырье для производства сахара, — был заменен изоглюкозой и другими ее производными, были подорваны основы существования миллионов жителей бедных стран. Химическим путем уже изготовляется ваниль — основной экспортный продукт Мадагаскара (где доля ВНП на душу населения составляет 280 долларов в год). Точно так же с помощью химических процессов налажено производство стероидов, прежде получавшихся из растений (барбаско), широко культивировавшихся в Мексике. Экспорту кокосового масла, от которого, по крайней мере частично, зависит четверть населения Филиппин, угрожает способность генной инженерии произвести заменители соевых бобов или семян рапса. Плохо, когда развивающиеся страны зависят от экспорта монокультуры, например какао или сахара, цены на которые резко колеблются, но стало бы гораздо хуже, если бы такие продукты вообще перестали пользоваться спросом у зарубежных потребителей, научившихся получать их в своих лабораториях. Производство искусственного каучука, стань оно реальностью, могло бы лишить работы примерно 1 6 млн. человек в Малайзии, Индонезии и других странах, выращивающих каучуконосы, а вместе с тем и пошатнуть политическую стабильность этих стран32.
Следовательно, через какой-то определенный промежуток времени биотехнологическая революция произвела бы решительное вытеснение сельскохозяйственного производства из развивающегося мира, тем самым подрывая его торговые позиции, пролонгируя задолженность и общую зависимость от более богатых стран. Кроме того, даже если бы развивающиеся страны преодолели все препятствия (недостаток лабораторий, ученых, неразвитость системы коммуникаций, отсутствие надежной информации) и оказались способны развивать собственное производство in vitro, миллионы рабочих мест в сельском хозяйстве оказались бы под угрозой, а рост излишней рабочей силы постоянно провоцировал бы недовольство крестьян33.
Мнения экспертов разделились, и потому их прогнозы оставляют нас в полной неопределенности относительно результатов скачкообразной гонки, в которой участвует рост народонаселения и сельскохозяйственного производства. Глобальный и серьезный уже сегодня дисбаланс в качестве питания и состоянии

здоровья может, по многочисленным оценкам, еще более углубиться. Возможно также, что благодаря развитию новых технологий сельское хозяйство стоит сейчас, вопреки мрачным пророчествам пессимистов, на пороге еще одного громадного скачка в повышении продуктивности. Однако даже если это верно, далеко не всем нуждающимся в пище достанутся плоды из рога изобилия, в то время как миллионы фермеров, занятых традиционным сельским хозяйством как в развитых, так и в развивающихся странах, жестоко пострадают от замены прежней техники хозяйствования новой. Какими бы ни были последствия роста мирового населения, традиционное ведение сельского хозяйства, видимо, сходит с дистанции указанной гонки34.
Парадоксально, но биотехнология предлагает такую перспективу, которая одновременно облегчает и усложняет глобальную дилемму. Без сомнения, мир нуждается в непрерывном росте продуктивности сельского хозяйства. Как мир не может сегодня прокормить себя с помощью системы сельскохозяйственного производства 40-х годов, точно так же и нынешние фермеры едва ли могут надеяться, что в течение грядущих 30—40 лет им удастся удовлетворять возрастающие потребности мирового населения в продовольствии, используя существующую технику производства. Если не произойдет еще одна аграрная революция, то судьба народов, особенно развивающегося мира, может оказаться плачевной. Вот почему биотехнология, несмотря на все вышеприведенные оговорки, представляется привлекательным вариантом решения проблемы и, несомненно, получит дальнейшее развитие; джинн уже вырвался из бутылки и воздействует на человеческое существование самыми разными способами. Гораздо менее очевидным представляется решение вопроса о том, сможет ли мировое сообщество справиться с последствиями полномасштабного перехода к основанным на биотехнологии сельскому хозяйству и производству пищевых продуктов. Если судить по нынешнему положению дел, то прогноз неутешителен.

Дата добавления: 2015-08-27