Измененная жизнь

Как бы там ни было, жизнь Хадсона Тейлора в то время была особенно полной и насыщенной. Отголоски беспоряд­ков в Янчжоу стихли, и он смог возобновить работу Внут­ренней миссии. Он вернулся из путешествия по ранее откры­тым миссионерским пунктам к бесконечной череде обязан­ностей, которые заставляли его постоянно ездить из Янчжоу в Чжэцзян и обратно. Оба города были сейчас в некотором роде центрами миссии. Растущая церковь в первом из них и работа на печатном станке, который находился во втором, заполняли каждую минуту, свободную от бухгалтерии, пе­реписки и вопросов, связанных с руководством миссией. В Янчжоу недавно крестились первые верующие, и мистер Джудд, который вместе со своей женой первый добровольно отправился туда после мятежа, был рад поддержке, которую оказывал ему Тейлор, заботясь о новообращенных. Летняя жара имела дурные последствия для всех миссионеров, а сам Тейлор в середине августа 1869 года был выведен из строя серьезной болезнью. Теперь, в начале сентября, он выздорав­ливал и старался наверстать накопившуюся работу. И, уж ко­нечно, было не время для нерешенных духовных проблем!

Однако, несмотря ни на что, глубокий сердечный голод не уменьшался. Он, скорее, возрастал вместе с потребностью служить другим. Оставив Чжэцзян, Хадсон Тейлор поднялся до Янчжоу, чтобы осмотреть пациента, а теперь возвращал­ся один на маленькой лодке, выбранной больше из сообра­жений скорости, нежели комфорта. Было раннее утро, и он спешил в Чжэцзян к жене, чтобы поспеть к завтраку, так как не хотел терять ни минуты рабочего дня. Спускаясь по Ве­ликому каналу и пересекая Янцзы (шириной в две мили), он мог спокойно размышлять — размышлять и молиться. Если бы он не написал об этом собственноручно, было бы сложно поверить и, уж конечно, невозможно представить, что чело­век, который долго и по-настоящему знает Бога, испытывает в духовных вещах такую борьбу, мучения, почти отчаяние. Но разве не именно близость с Богом делает такое страдание возможным? Близость к Христу была для него таким реаль­ным переживанием и благословением, что всякое отдаление было просто невыносимым. Он так глубоко любил своего Господина, что остро чувствовал сдержанность в отношени­ях с Ним, причем чувствовал сразу и с болью в сердце. Ведь именно невеста горюет в отсутствие жениха, а не та, которой чужда Его любовь.

Добравшись до маленького, переполненного людьми дома в Чжэцзяне, Тейлор торопливо прошел в свою комнату, что­бы заняться полученными письмами. Там среди груды дру­гих писем было письмо от мистера Маккарти. Мы не знаем, был ли он один, когда читал его; мы не знаем, как произошло чудо. Но: «Пока я читал, я прозрел. Я взглянул на Иисуса; и, когда я прозрел, радость потекла рекой!»

Была суббота, четвертое сентября 1869 г. В доме было пол­но народа, и люди продолжали приходить; каким-то образом их нужно задержать до воскресенья, потому что такой ог­ромной радостью невозможно не поделиться. Как только он смог оторваться от радостного благодарения, Тейлор вышел новым человеком в новом мире, чтобы рассказать всем, что Господь сделал для его души. Он взял с собой письмо Мак­карти и еще одно от мисс Фолдинг, написанное в том же духе, и, собрав всех наверху в гостиной, рассказал то, о чем вещала впоследствии вся его жизнь до своего славного конца. Другие сердца были тронуты и благословлены; потекли реки воды живой. Из этого маленького, переполненного людьми дома в Чжэцзяне они потекли все дальше и дальше, они текут и до сих пор — «реки воды живой» (Ин. 7:38). Ибо Иисус ска­зал: «Кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную» (Ин. 4:14).

И это были не просто слова. Как бы он ни был занят дело­выми вопросами, письма Хадсона Тейлора приобрели новый тон. Вот одно из первых писем, написанных с тем приливом радости и жизни, который в изобилии струился из его души. Строчки, набросанные карандашом на половине листка из записной книжки, говорят, что он был очень занят — но аб­солютно свободен духовно!

Моя дорогая сестренка! Вчера у нас был очень радостный день. Я так счастлив! Письмо от мистера Маккарти на эту тему стало благословением для нескольких из нас. Он и мисс Фолдинг тоже, кажется, так счастливы! Вот его слова:

«У меня такое чувство, как будто первые проблески утрен­ней зари восхитительного дня засияли надо мной. Я при­ветствую их трепетно, но с верой».

А вот что мне особенно помогло: «Как же сделать так, чтобы наша вера возрастала? Только думая о том, Кто та­кой Иисус, Кто Он для нас: мы должны непрестанно ду­мать о Его жизни, Его смерти, Его деле, о Нем Самом, Ка­ким Он открывается в Слове. Пожалуй, все, что нам нужно, это не прилагать усилия к тому, чтобы иметь веру, или к тому, чтобы вера возрастала, но смотреть на Того, Кто ве­рен». В этом, я думаю, и есть секрет: не спрашивать, как мне черпать соки из виноградной лозы, а помнить, что Иисус и есть Лоза — корень, стебель, ветви, листья, цветы, пло­ды, абсолютно все. И даже гораздо более! Он есть и почва, и солнечный свет, и воздух, и дождь — более всего, чего мы можем просить, о чем помышлять и чего желать. Поэто­му нам не нужно стремиться что-то получить от Него, но радоваться тому, что мы сами в Нем, одно с Ним и, соот­ветственно, во всей Его полноте. Не искать веры, которая освящает, но радоваться тому, что мы имеем совершенную святость во Христе. Нам нужно осознавать, что, будучи неотделимы от Него, мы имеем эту святость; и, принимая этот факт, мы находим, что так оно и есть. Но здесь мне пора заканчивать.

Через шесть недель после этих переживаний, когда Хад­сон Тейлор радовался, пребывая в полноте новой жизни, из Англии ему пришло письмо, которое особенно тронуло его сердце. Оно было от его сестры Амелии Брумхолл, близко­го друга и партнера по переписке его молодости, которая те­перь, будучи окружена растущей семьей, испытывала, как и он, скорее тяжелое давление от внешних обязанностей и внутренней борьбы, нежели чувствовала успокоение в ду­ховных вещах. С огромным желанием помочь столь дорого­му для него человеку, Тейлор взял ручку и стал писать. Пока он писал, полная история его собственных душевных страда­ний и освобождения от них воплотилась в письме, которое так драгоценно:

17 октября 1869 г.

Большое спасибо за твое длинное, милое письмо... Мне кажется, ты не писала мне таких писем с тех пор, как мы в Китае. Я знаю, с тобой происходит то же самое, что было со мной — ты хочешь, но у тебя не получается. Ни душа, ни тело не могут вынести большего напряжения, чем они спо­собны, или сделать больше работы. Что касается работы, у

меня никогда ее столько не было, она никогда не была та­кой ответственной и такой сложной, как сейчас; но тяжесть и напряжение ушли. Последний месяц — или, пожалуй, больше — был самым счастливым в моей жизни; я очень хочу немного рассказать тебе о том, что Господь сделал в моей душе. Не знаю, насколько смогу все понятно объяс­нить, потому что здесь нет ничего нового, странного или чудесного — однако все стало по-новому! Одним словом, «я был слеп, а теперь вижу» (Ин. 9:25).

Наверное, будет понятнее, если я немного вернусь назад. Знаешь, моя дорогая, в течение последних шести или вось­ми месяцев я испытывал сильное душевное напряжение, остро ощущая потребность — как лично для себя, так и для всей нашей миссии — в святости, духовной жизни и силе. Но личная нужда стояла на первом месте и была самой ак­туальной. Я чувствовал, что не жить в непосредственной близости с Богом — это неблагодарность, опасность и грех. Я молился, мучался, постился, боролся, принимал реше­ния, более прилежно читал Слово, старался больше вре­мени быть в уединении и размышлять — но все было бес­полезно. Каждый день, почти каждый час осознание греха подавляло меня. Я знал, что, если я только смогу пребывать во Христе, все будет хорошо, но я не мог. Каждый день я на­чинал с молитвы, решительно настроенный весь день смот­реть на Него, но бремя обязанностей, порой очень тяжких, постоянные препятствия, зачастую такие утомительные, заставляли меня забывать о Нем. И потом, этот климат так действует на нервы, что становится гораздо сложнее конт­ролировать склонность к раздражительности, грубые мыс­ли и порой недобрые слова. Каждый день фиксировал грех или провал, или недостаток силы. Желание добра и вправду жило во мне, но как сделать оное, того я не находил.

Затем встал вопрос: «Разве нет выхода? Разве так и долж­но быть до самого конца — постоянная борьба и слиш­ком частые поражения?» Как же мне тогда искренно про­поведовать о том, что тем, кто принимает Иисуса, Он «дал власть быть чадами Божьими» (Ин. 1:12), то есть похожими на Бога, если в моей собственной жизни это не так? Вместо того, чтобы укрепляться в силе, я, казалось, становился все слабее и имел еще меньше власти над грехом; и не удиви­тельно, что веры и даже надежды было все меньше и мень­ше. Я ненавидел самого себя; я ненавидел грех; но все-таки не имел силы над ним. Я чувствовал, что я Божье дитя; и Его Дух в моем сердце несмотря ни на что взывает: «Авва, Отче», но подняться до своего привилегированного поло­жения Божьего сына я был абсолютно не в силах. Я думал, что святости, настоящей святости, можно постепенно до­стичь, старательно упражняясь в благодати. Я чувствовал, что ничего другого я так сильно не желал в этом мире, нич­то другое мне не было так нужно. Но, будучи невероятно далек от того, чтобы этого достичь, я тем более стремился и боролся, а оно ускользало из моих рук, пока надежда чуть было не угасла. И я стал думать, что Бог не посылает это на землю, чтобы небеса потом оказались еще слаще. Я не думаю, что пытался достичь этого своими собственными силами. Я знал, что никаких сил у меня нет. Я говорил об этом Господу и просил Его помочь мне и дать сил, и порой я почти верил, что Он сохранит и поддержит меня. Но по вечерам, оглядываясь на прожитый день, я, увы, признавал­ся только в грехах и провалах и печалился пред Богом...

Все это время меня не покидала уверенность, что во Христе было все, что мне нужно, но практический вопрос заключался в том, как это получить. Он был богат, праве­ден, а я нищ; Он был силен, а я слаб. Я прекрасно знал, что в корнях и стебле есть огромное изобилие, но вопрос за­ключался в том, как впустить эти соки в мою маленькую слабую ветвь. Когда постепенно на меня снисходило оза­рение, я видел, что единственным необходимым условием была вера, рука, которая черпает из Его полноты и делает ее моей. Но такой веры у меня не было. Я прилагал усилия, но она не приходила; старался упражняться в ней, но тщетно. Чем больше я смотрел на удивительное богатство благода­ти, которое было в Иисусе, на полноту нашего драгоценно­го Спасителя — моя беспомощность и чувство вины, ка­залось, еще возрастали. Совершаемые согрешения казались пустяками по сравнению с грехом неверия, который был их причиной и который не мог и не хотел принять Божье слово, но, скорее, готов был назвать Его лжецом! Я пони­мал, что неверие — гибельный мирской грех. Однако я по­творствовал ему. Я молился о вере, но она не приходила. Что мне было делать?

Когда мои душевные метания достигли своего апогея, одно предложение из письма дорогого Маккарти помогло снять пелену с моих глаз, и Дух Божий, как никогда раньше, открыл мне истину, что мы едины с Иисусом. Моему дру­гу Маккарти, которого, как и меня, томило осознание пос­тоянных неудач, свет открылся раньше, чем мне. Он писал (цитирую по памяти): «Но как же укрепить свою веру? Не борьбой и усилиями, но находя покой в Том, Кто верен».

Пока я читал, я все понял! «Если мы неверны, Он пребы­вает верен» (2 Тим. 2:13). Я посмотрел на Иисуса и понял (а когда понял, то радость потекла рекой!), что Он сказал: «Не оставлю тебя» (Евр. 13:5). «Так это и есть покой!» — подумал я. «Я зря боролся за то, чтобы иметь в Нем покой. Я больше не буду бороться. Разве Он не обещал пребывать со мной — никогда меня не покидать, никогда меня не под­водить?» Этого не будет никогда, моя дорогая!..

О, моя милая сестренка, это удивительно по-настояще­му быть одним с воскресшим и превознесенным Спасите­лем, быть членом тела Христова! Подумай, что это значит. Разве может быть так, чтобы Христос был богат, а я нищ? Может ли твоя правая рука быть богатой, а левая — бедной?

Или твоя голова — сытой, а тело — умирающим с голоду? Опять же, подумай, какое отношение это имеет к молитве? Может ли служащий банка сказать клиенту: «Это ваша рука выписала чек, а не Вы?» или «Я могу выплатить эту сумму только вашей руке, а не Вам?» Теперь ни твои молитвы, ни мои не могут остаться без ответа, если мы молимся во имя Иисуса (не в наше собственное имя или только ради Иису­са, но на том основании, что мы Его, члены Его Тела) до тех пор, пока мы не выходим из Его доверия — довольно ши­рокие рамки! Если мы просили чего-либо не по Писанию или не в соответствии с Божьей волей, Сам Иисус этого не мог делать; но «когда просим чего по воле Его, Он слушает нас... знаем и то, что получаем просимое от Него» (1 Ин. 5:14,15).

Но самое приятное, если можно говорить о том, что одна часть приятнее другой, — успокоение, которое приходит от полного отождествления себя со Христом. Когда я это со­знаю, меня больше ничто не беспокоит, потому что я знаю, что Он может осуществить Свою волю, а Его воля — моя. Неважно, где Он меня устроит и как. Скорее, Ему нужно об этом думать, а не мне. И в самом простом служении Он должен дать мне Свою благодать, и в самом трудном — Его благодати достаточно. Моему слуге неважно, посылаю ли я его купить вещей на малую сумму денег и приобрести очень дорогие предметы. В любом случае он берет у меня деньги и приносит покупки. Итак, если Бог ставит меня в затруднительное положение, разве Он не должен дать мне водительства; вместе с ответственной должностью — мно­го благодати; в напряженных обстоятельствах и испытани­ях — много силы? Не нужно бояться, что Его ресурсов не хватит для сложной ситуации! А Его ресурсы — мои, по­тому что Он — мой, Он со мной и живет во мне. Все это вытекает из того, что верующий един со Христом. И, ког­да Христос, таким образом, верой поселился в моем сердце, каким я стал счастливым! Жаль, что я не могу рассказать тебе, вместо того, чтобы писать об этом.

Сейчас я не лучше, чем был прежде (я не хочу сказать, что не желаю или не стараюсь быть лучше); но я умер и похоронен со Христом — да, а также воскрес и вознесся; и теперь Христос живет во мне, «а что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предав­шего Себя за меня» (Гал. 2:20). Теперь я верю, что я мертв для греха. Бог считает меня таковым и говорит мне, что­бы я считал себя таковым. Он лучше знает. Возможно, весь мой прежний опыт показывал, что это не так, но сейчас я не осмелюсь сказать, что это не так, когда Он говорит, что это так. Я чувствую и знаю, что все старое прошло. Я так же способен грешить, как и раньше, но теперь я осознаю присутствие Иисуса, как никогда раньше. Он не может гре­шить, и Он может оградить меня от греха. Я не могу ска­зать (мне жаль, что приходится в этом признаваться), что с тех пор, как я прозрел, я ни разу не согрешил, но я чувс­твую, что не нужно было это делать. С тех пор, как я хожу во свете, моя совесть стала более восприимчивой — я сразу вижу грех, исповедуюсь в нем и получаю прощение; мир и радость (со смирением) сразу же восстанавливаются. За исключением одного случая, когда в течение нескольких ча­сов мир и радость не возвращались, как я потом понял, из- за того, что нужно было полностью признать свою вину, а не оправдывать себя.

Теперь я вижу, что вера — это «осуществление ожида­емого» (Евр. 11:1, выделение автора), а не только его тень. Это значит не только увидеть, а даже более. Вид показывает только внешнюю сторону вещей, а вера — их сущность. На сущность можно полагаться, сущностью можно питаться. Христос, который живет в сердце верой (это значит, что Его Слову обетования доверяют), — это великая сила, настоя­щая жизнь. А Христос и грех не могут жить вместе; точно

так же, как, любя мир или беспечно относясь ко многим ве­щам, мы не можем быть в Его присутствии.

А теперь мне пора заканчивать. Я не сказал и полови­ны того, что хотел сказать; и, если бы у меня было время, я сказал бы больше. Дай Бог тебе держаться за эти благо­словенные истины. Да не будем мы говорить слова, типа: «Кто взойдет на небо? то есть Христа свести» (Рим. 10:6). Другими словами, не будем считать, что Он далеко, тогда как Бог сделал нас с Собой едино, как члены Его собственного тела. Мы не должны считать, что этот опыт и эти истины для немногих. Они принадлежат каждому дитю Божьему по праву рождения, и никто не может отказаться от них, не принеся бесчестья нашему Господу. Сила освобождения от греха и для настоящего служения Богу заключается единс­твенно в них.

Дата добавления: 2015-08-26