Сокровища во тьме

До сих пор мало говорилось об одной из неотъемлемых составляющих жизни Хадсона Тейлора: он был нежней­шим отцом. Дети значили для него больше, чем это обычно бывает в жизни очень занятого человека, и удовольствие, ко­торое они ему доставляли с младенческого возраста, превос­ходилось только чувством ответственности за их воспита­ние. Хадсону с трудом далось решение привезти их в Китай, и, если ему приходилось неделями не бывать дома, не имея иных средств общения кроме специального курьера, для него и его домашних это было настоящим испытанием.

В первом путешествии Тейлора сопровождал крошеч­ный листок розовой бумаги с нарисованным в углу цветком. Единственное слово «Папе», выведенное на конверте боль­шим круглым почерком, давало понять, от кого оно; но по­тертый вид запачканного в дороге маленького послания го­ворит красноречивее нежных слов:

Дорогой, папочка! Я надеюсь, Бог помог тебе сделать все, что ты хотел, и ты скоро вернешься домой. Я подарю тебе красивый молитвенный коврик, когда ты вернешься... мой дорогой, любимый папочка.

Записка Грейси, возможно, первая в ее жизни, долгие годы хранимая в записной книжке отца, говорит о тяжелой жиз­ни, которую он вел, не менее, чем о его нежной любви к ней. Она была самой старшей из детей, драгоценная ниточка, свя­занная с теми годами, когда они с ее матерью впервые встретились, полюбили друг друга и поженились в Нинбо. В Ан­глии у них родилось трое сыновей, а за ними последовала малютка-сестренка, чье появление принесло Грейси особую радость. Но,'хотя все дети были одинаково дороги родите­лям, юная леди восьми лет была особенно очаровательна. На борту «Ламмермера» чудесные перемены, произошедшие в некоторых моряках, когда они узнали и полюбили Господа Иисуса, произвели на нее такое впечатление, что она тоже, как никогда раньше, отдала свое сердце Спасителю. Ее глу­бокая духовная натура раскрывалась как цветок на солнце от сознания Его любви. И к концу первого лета, проведенного в Ханчжоу, ее отец мог написать бабушке с дедушкой:

Как жаль, что вы не видели ее в последнее время. С момен­та своего обращения она — совершенно другой ребенок.

Ее взгляд стал более мягким, более нежным, более счастливым.

В то лето было ужасно жарко, и, когда в помещении тер­мометр показал 40 °С, пора было, пожалуй, сменить обста­новку. Все дети страдали, а их матери стало так плохо, что ее с трудом удалось увезти из города. Преодолев на лодке рас­стояние в шесть миль, они прибыли в горы, где посреди раз­валин когда-то знаменитого храма можно было найти жилье. Вдобавок к залу с идолами сохранились еще два годные для жилья длинные, узкие здания, в которых — поскольку жре­цы были не прочь заработать честную копеечку — и размес­тилась наша компания. Горы были прекрасны, хотя азалии, глицинии и другие ароматные весенние цветы уже увяли. Сосны, дубы и вязы давали желанную тень, а горные ручьи звучали музыкой, и, насколько мог видеть глаз, сплошной грядой стояли высокие и низкие холмы, лежали каналы и реки, далее был виден пляж в Ханчжоу и открытое море. По сравнению с городом это могло быть просто раем, если бы не болело несколько человек из группы и если бы поблизости не было печального зрелища и заунывных звуков поклоне­ния идолам.

В первый же день, когда они, покинув свои лодки, подни­мались по крутой каменной тропе, сделанной для пилигри­мов, маленькая Грейси заметила человека, который мастерил идола.

«О, папа, — сказала она серьезно, — он не знает об Иису­се, иначе он никогда бы этого не сделал! Разве ты ему не рас­скажешь?»

Держа ее ручонку в своей, Хадсон рассказал мужчине об Иисусе, при этом ребенок следил за ним с огромным инте­ресом. Отойдя подальше, они нашли тенистое место и при­сели отдохнуть. Грейси все еще думала над происшедшим и, кажется, почувствовала облегчение, когда отец предложил ей помолиться за человека, которому они пытались помочь. Об этом случае Тейлор вспоминал позже, когда любое воспоми­нание о дочери стало драгоценно:

Мы спели гимн, и потом я сказал: «Хочешь помолить­ся первой?» Она помолилась, я никогда не слышал такой молитвы. Она видела человека, который мастерил идола: сопереживание наполнило ее сердце, и она молилась Богу о нем. Милое дитя все говорило и говорило, моля Бога о милости к бедным китайцам, и чтобы Он дал сил ее отцу проповедовать им. Ни одна молитва меня так не трогала.

В сердце я склонился перед Богом. Я не в силах описать этого словами.

А теперь, неделю спустя, скорбная черная тень упала на сердце отца! 15 августа он писал Бергеру:

Дорогой брат, не знаю ни как писать, ни как воздержаться от письма. Мне кажется, что я пишу почти из внутренней ком­наты Святого Святых. Это и впрямь святая земля. Я стара­юсь написать несколько строк у кушетки, на которой уми­рает моя дорогая маленькая Грейси. Ее диагноз — водянка головного мозга. Дорогой брат, наша плоть и наши сердца изнемогают, но Бог — наша крепость и вечный удел.

Мой поступок не был тщетным или неразумным, когда я, зная эту страну, ее народ и климат, возложил мою жену и детей, вместе с самим собою, на алтарь этого служения.

И Тот, Кому мы старались и стараемся служить так недо­стойно, со столькими слабостями и промахами, но в про­стоте и благочестивой искренности, и небезуспешно — Он и теперь нас не оставил.

— Кто сорвал этот цветок? — спросил садовник.

— Хозяин, — ответил работающий вместе с ним человек. И садовник замолчал.

Дело совсем не в том, чтобы Бог наказал их или их дра­гоценное дитя. Но потеря была такой огромной, а горе — таким непомерным! В сентябре Хадсон Тейлор писал своей матери:

Если нас не отвлекают обязанности или необходимые в на­шем положении дела, наши надорванные сердца возвра­щаются к одному человечку, и я не знаю, как писать тебе о чем-либо другом. Наша дорогая маленькая Грейси! Как мы грустим по ее нежному голосу по утрам — первым звукам, которые приветствовали нас, когда мы просыпались — в течение всего дня и под вечер! Когда я иду на прогулки, ко­торые я привык совершать, слыша ее легкие шаги рядом с собой, то неизменно, как волна агонии, вновь и вновь при­ходит мысль: «Как можно поверить, что я больше никогда не буду чувствовать, как ее маленькая ручка сжимает мою; больше никогда не услышу нежного лепета этих дорогих губ; больше никогда не увижу блеска ее ярких глаз»? Но, однако, она не потеряна. Я бы не хотел, чтобы она верну­лась. Я благодарен, что ушла она, а не кто-нибудь из дру­гих детей, хотя она была светом нашей жизни... Но теперь она гораздо более чистая, гораздо более счастливая, чем она могла бы когда-либо быть здесь.

Мне кажется, я никогда не видел ничего столь совершен­ного, столь прекрасного, как мертвое тело нашего ребенка. Длинные шелковые ресницы под прекрасными, изогнуты­ми дугой бровями; нежный, точеный нос; рот, маленький и очаровательно выразительный; чистые, бледные черты; тихое, спокойное выражение лица — все глубоко запечат­лелось в сердце и памяти. Потом ее милая маленькая ки­тайская блуза; маленькие ручки сложены на груди и держат цветок — о, она уходила красиво! И так тяжело навсегда за­крыть ее от наших глаз.

Молись за нас. Порой внутренние и внешние трудно­сти, связанные с нашей работой, почти подавляют меня.

Но Он сказал: «Не оставлю тебя и не покину тебя» (Евр. 13:5), и «сила Моя совершается в немощи» (2 Кор. 12:9). Да будет так.

Тем временем огромная ожидающая страна не была за­быта во всей ее нужде и тьме. Трудностей оказалось больше, и испытания были тяжелее, чем они ожидали, но, даже ког­да супруги Тейлор вернули свое нежно любимое дитя Тому, Кому оно принадлежало, они заново посвятили себя задаче достичь Евангелием внутренние районы Китая. Верный го­рец, Дункан, главный спутник Тейлора в путешествиях пер­вопроходца, дежурил в храме у постели умирающего ребен­ка, принося немалое утешение горюющей семье.

Печальные летние дни уступили место радости урожая. К огромной радости Тейлора к нему присоединился его ста­рый друг из Нинбо Ванг Лэ-джюн, который к тому времени стал опытным христианским миссионером. Он задержался, сотрудничая с другой миссией, но, освободившись, сразу же приехал посмотреть, не нужна ли его помощь тем, кому он в духовном отношении был стольким обязан. В Ханчжоу уже было двое крещеных, и собралась довольно большая группа верующих, которые нуждались в пасторской опеке. С этим Тейлор не мог справиться, потому что у него было множест­во других обязанностей, и с огромной благодарностью он уз­нал в Ванг Лэ-джюне именно того человека, в котором нуж­дался.

И теперь маленькая церковь, в которую в июле вступило девятнадцать членов, быстро росла под надежным присмот­ром местного пастора. Сам Тейлор поддерживал с ними тес^ ную связь, по возможности проповедуя по воскресеньям и пытаясь поднять среди христиан дух миссионерства. В пе­реписке того периода часто прослеживается эта сторона его деятельности — прямая миссионерская работа, которая до­ставляла ему удовольствие. Но на этом мы не будем останав­ливаться.

Здесь следует сказать о важных открытиях, которые суп­руги Тейлор сделали в отношении работы женщин. Новая практика, когда миссионеры приходили к людям прямо до­мой — одетые так же, как и они, не имея ничего, что могло бы заставить их чувствовать, что Евангелие чуждо их жизни и окружающей обстановке, — дала результаты. Осенью мисс Фолдинг писала:

Мне кажется, Вы бы обрадовались, если бы увидели, как здешние люди любят нас и доверяют нам. Им так приятно видеть, что нам нравится быть как они во внешних вещах. Они выражают огромное удовольствие и восхищаются осо­бенно тем, что наши туфли и стиль причесок такие же, как у них. Вместо того, чтобы люди чуждались нас, они при­ходят сюда день за днем и говорят: «Мы хотим, чтобы Вы пришли к нам домой и рассказали о своей религии».

Как-то одна женщина сказала мне: «Приходи, моя мама хочет слышать...»

Мне иногда хочется все свое время тратить на посеще­ния, а иногда, по меньшей мере, половину времени отда­вать школе, потому что очень хочется видеть, как здесь вос­питываются местные проповедники; да и сами ребята хотят заниматься. И потом, нам так нужны книги, что я бы с удо­вольствием проводила несколько часов в день с учителем за печатанием. Кажется, в одном этом городе работы предо­статочно, а сколько же ее еще, если смотреть дальше, в про­винциях, где полно городов и нет ни одного миссионера!

А мы должны смотреть дальше!

Мое сердце переполняется такой радостью, что я здесь, среди этих людей и, в большой степени, как одна из них... Ничто не располагает людей так, как наше поведение — по­этому люди слушают нас с превеликим удовольствием. Мне кажется, когда я выхожу на улицу, я часто говорю более чем с двумястами человек... Однако ко мне никогда не отно­сятся хоть сколько-нибудь грубо, но всегда очень любезно. Иногда, правда, мне с трудом удается отказаться от курения трубки, но пить чай и обедать приходится часто.

И богатые, и бедные радушно принимали эту милую по­сетительницу, и это было не преходящее любопытство, по­тому что, чем более известной она становилась, тем чаще ее приглашали в самые разные дома. За ней посылали женщи­ны из семей мандаринов, ей оказывали гостеприимство даже в женском буддистском монастыре, но, как и в старые време­на, именно «простые люди» слушали благую весть с особым вниманием.

Именно благодаря таким женщинам, как мисс Фолдинг, люди приходили слушать Евангелие — мужчины, женщины, дети — в школу или на кружок по шитью, в медпункт или на общие богослужения. Медицинская деятельность привле­кала многих людей, но Тейлор, наблюдая за происходящим, не мог не изумляться новому положению вещей, новому, по крайней мере, для Китая. И дальнейший опыт только оп­равдывал сделанные выводы. Однако из всех нововведений, связанных с миссией, ни одно не встретило такую сильную оппозицию. Многие считали, что само присутствие неза­мужних дам во внутренних районах уже было достаточным основанием для порицания всей работы, и были приложены решительные усилия, чтобы обеспечить возвращение жен­щин на побережье. В письмах домой убежденно писалось, что посылать незамужних женщин во внутренние районы было пустой тратой жизненных сил и энергии, все равно, возможностей там работать у них не было.

Таким образом, наши миссионеры столкнулись с большой проблемой, но уже тогда было видно, что Бог ведет их Сво­им путем. Постепенно Он работал с людьми, подготавливая каждого к предстоящей особой работе.

Среди всех милостей, которые увенчали 1867 год — пер­вый полный год, который пассажиры «Ламмермера» провели в Китае, — самой большой был ответ на молитву, знаменую­щую начало этого года: «О, если бы Ты благословил меня Тво­им благословением, распространил пределы мои» (1 Пар. 4:10). За это короткое время пункты, занятые миссией, многократ­но удвоились в количестве. Поначалу расстояние между дву­мя самыми дальними миссионерскими пунктами составляло только четыре дня пути. Но в конце года между Дунканом в Нанкине и Стоттом в Вэньчжоу было двадцать четыре дня пути обычным способом передвижения. Сфера деятельности значительно расширилась, если учесть, что, за исключени­ем Ханчжоу, нигде за пределами побережья и открытых для иностранцев портов протестантских миссионеров не было, кроме миссионеров КВМ.

Очевидно, что целая миссионерская организация может легко застрять в одной прибрежной провинции, которая ничтожно мала среди всех других провинций Китая. Но по воле Провидения двери стали закрываться. Мятежи, волне­ния, болезни и другие беды препятствовали расширению в намеченном направлении, и постепенно, почти незаметно путь самого Тейлора повернулся на север.

После шестнадцати месяцев пребывания в Ханчжоу было нелегко думать о том, чтобы оставить работу, которую они так полюбили, ради какого-то города на берегу Янцзы, где нужно было все начинать сначала. В маленькой церкви пасто­ра Ванга собиралось уже пятьдесят крещенных верующих, и еще было много интересующихся. Но ответственными здесь останутся супруги Маккарти и мисс Фолдинг, которые впол­не смогут принять новых работников и позаботиться о них. Дункан в Нанкине крайне нуждался в отдыхе, и Мария Тей­лор готова была ехать туда или в любое другое место, куда понадобится. Но многое еще требовалось обдумать; а пока приближалась весна, и дневные молитвенные собрания были временем истинного приближения к Богу.

Дата добавления: 2015-08-26