Мазохизм.

Дж. Г. Мид показывает, что “я”, биологическая личность, может осознать себя лишь в понятии “меня”, а это восприятие себя дано ему другими. В результате разум или психологическая структура личности

не могут быть идентифицированы с какой-либо сущностью внутри себя. По мнению Э. Фромма,

“...структура современного общества воздействует на человека одновременно в двух направлениях: он все более независим, уверен в себе, критичен, но и все более одинок, изолирован и запуган”. [345; 376].

Именно здесь обнаруживается основное противоречие в правилах социальной игры. Игроки должны играть так, как будто они независимые участники игры, но они не имеют права знать об этом “как будто”! Правилами определено, что личность является самоопределяющейся, но она определяется как действующее лицо, чтобы нести ответственность перед “группой” за “свои” действия. Правила игры провозглашают независимость и одновременно отнимают ее, не обнаруживая противоречия [327; 39].

Мазохист как бы не имеет отдельной личности до тех пор, пока он или она не начинают страдать. Мазохизм проявляется в подчеркивании “мы” за счет “я”.

Согласно Рою Баумейстеру, мазохистская деятельность не усиливает ощущения самоопределенности, но дает возможность избежать этого:

“Мазохизм может быть присущ психологически нормальным людям как путь бегства от самого себя. То есть мазохизм лишает личность самоосознания в высокоуровневых, символических, полнозначных пределах, распространяемых на прошлое и будущее. Сам по себе мазохизм фокусирует самоосознание на исключительно низких уровнях, таких, как физическая целостность, существующая в непосредственном настоящем, пассивно испытывающая ощущения и осуществляющая простейшие движения. Мазохизм деконструирует “я”, что лишает человека ощущения идентичности его со своим телом”.

Однако, если кто-то пытается убежать от своего “я” — значит, у него уже есть проблемы с этим “я” [264; 111].

По Э. Фромму “бегство” от самого себя является проявлением стремления к самоуничтожению. Теории “бегства” относятся к категориям, в которых рассматривается погружение в нечто большее, а именно безоговорочно материнское (например, высокоидеализированная и идеологизированная группа).

Ранкур-Лаферрьер Д. (1996) рассматривает двойственность мазохизма, с одной стороны, как воскрешение старой иллюзии независимости от предэдипальной матери, с другой — “я” лелеет более раннюю

иллюзию слияния с ней. Конкретное проявление мазохизма, по мнению Лаферрьера, может оказаться на любом конце спектра.

Мазохизм — явление чрезвычайно личностное, искоренить его не просто.

“…проявляется мощнейший рефлекс страха — ПЕРЕСТАТЬ БЫТЬ СОБОЙ. Судорожная самозащита. Не допускают внутренние завалы. Нагромождения предрассудков, привычек, вошедших в плоть, ложных знаний и недознаний, якобы пониманий — и страхов, страхов...

Груз этот далеко не пассивен, нет, агрессивен и невменяем, и заразителен. Живучая мертвечина именует себя сознанием, самосознанием, здравым смыслом, традициями, принципами, убеждениями, идеалами, наукой, поэзией… Вечная современщина. Законсервированный антидух.” [171; 10].

Перестать быть мазохистом, считает В. Леви, означает стать другим человеком, другим “я”.

“Люди освобождаются ровно настолько, насколько они сами проделали свой путь освобождения изнутри себя, ибо всякое рабство — самопорабощение...”, — пишет М. Мамардашвили [190; 186].

Если “я” мазохиста проблематично и хрупко, “другой” для него часто беспроблемен, тверд и величествен. Согласно психоанализу, “другой” — это вернувшийся родитель, но неимоверно идеализированный.

Суммируя работы нескольких психоаналитиков, Столорой пишет:

“Характерной чертой мазохизма является задержка развития своего собственного независимого Эго, жертвование его компетенцией и создание заниженного и уничижительного восприятия своего “я” для того, чтобы перенести образ идеального, всецело хорошего, всевластного материнского объекта на того, от кого он может зависеть потребность в питании и защите” [цит. по 264].

Ранкур-Лаферрьер упоминает, что возвеличивание “другого”, того, по отношению к которому человек занимает мазохистскую позицию, проекционно по характеру, то есть не подкрепляется реальным статусом другого [264;. 114].

Как считает С. Керкьегор:

“...Если бы наше Я полагало себя само, существовал бы только один вид отчаяния: нежелание быть собой самим, желание избавиться от своего Я, и речь не шла бы о другом виде отчаяния — об отчаянном стремлении быть самим собой. По сути, подобная формулировка показывает зависимость от всей совокупности отношения, которое представляет собой Я…” [168; 255—256].

Личности существуют в коллективистских культурах, даже если их собственные интересы приглушены. Тем не менее, это приглушение интересов личности и поощряет мазохизм. Большая часть индивидуального мазохизма происходит в результате взаимодействия личности с коллективом, а не с одним конкретным человеком. Коллектив работает на индивидуума, но и последний не бездействует. Коллектив сам по себе не может функционировать без определенной степени сотрудничества личности с этим коллективом. Такое сотрудничество часто принимает форму жертвы, страдания или унижения [264; 197].

Идентичность не может быть построена на мазохизме. Основой ее должно быть “бесстрашное достоинство Существа” (К. Роджерс, 1959), инстинктивное ощущение своей ценности, без всякого посягательства на ценность других, зрелое поведение, когда человек воспринимает реалистично и в экзистенциальной манере, когда он, не защищаясь, принимает ответственность быть отличным от других, принимает ответственность за собственное поведение, оценивает опыт на основе данных, идущих от собственных ощущений, изменяет свою оценку опыта только на основе нового доказательства, принимает других как уникальных индивидов, отличных от себя, высоко ценит себя и других [239; 33].

Дата добавления: 2015-08-18