Часть 1 27 страница

После концерта, Юлька находит силы идти в клуб, правда без меня, но это почти не огорчает меня. Почти. Тем более что сил у меня совсем не осталось. Я же – отправилась в гостиничный номер, тупо проспаться и пожрать. И ничего плохого в этом нет. Волкова вернулась в гостиницу, наверное, в четвертом часу ночи, как обычно, разбудив при этом меня. Ну не получается у нее тихо входить, она как всегда что-нибудь собьет по пути, потом будет орать: «Блять, вот понастявят хуйни, убить меня что ли хотят?», а потом сама с себя начнет долго и упорно угорать. Этот раз не стал исключением, и я снова проснулась от ее ругательств.
- Волкова, ну прекрати уже орать. – Зло бормочу я, приподнявшись с постели. – Я же сплю!
- Прости, Ленок, эти твари убить меня хотят, все под ногами ставят…
- Ложись спать. – Даю дельный совет я девчонке. – Сколько уже время?
- Я не знаю. Давай я лучше расскажу тебе, как я отдохнула? Это было охуенно! – Она избавляется от сапог, откидывая их куда-то в сторону и шатко приближается к кровати.
- Я хочу спать, давай завтра? – Прошу ее я, слабо доверяя своим умалениям. – Давай завтра, Юлек? Ложись лучше спать.
- Нет, давай сейчас, - она никогда не сдастся, - ну выслушай меня! – Волкова неумолима.
Она садится на кровать и пытается взглянуть мне в лицо, но из-за кромешной темноты вряд ли она сможет что-то рассмотреть.
- Я вот только разденусь, и все расскажу…
- Ну что ты? Опять напилась…
- Не напилась, а выпила, и вообще, после концерта позволительно. – Хохочет она, снимая с себя майку. – Блин, я там вообще отожгла, ноги болят пиздец как…
- Натанцевалась? – Хохочу я вместе с ней.
- На год вперед! Зря ты не пошла со мной…
- Ничего не зря, - мягко улыбаюсь я, наблюдая за тем, как она забирается под одеяло и прижимается ко мне.
- На улице уже собачий холод, я к тебе! Сладких снов, Ленок! – Она привстает с кровати, оперевшись на меня, и медленно-медленно тянется к моим губам.
- Ну, и чего ты хочешь?
- Слушай, что ты, как маленькая! – Хрипло и пьяно смеется та. – Все ты знаешь, иди сюда. – Она поворачивает мое лицо к себе и легонько касается моих губ, почти невесомо.
Затем отстраняется, довольно улыбаясь. Но через секунд десять, словно не удовлетворившись, вновь ее губы вспухают на моих, осторожно целуя их. Я чуть приоткрываю свой рот, позволяя обнять свою нижнюю губу. Волкова всегда выбирала нижнюю, может – фетиш? И она обнимает. Обнимает, проведя по ней же шершавым теплым языком. Главное, не заиграться.
Я мягко отрываюсь от нее.
- Сладких снов, Юлек! - Она вытягивает губы трубочкой и быстро чмокает меня.
Для этого повод не нужен. Так мы и засыпаем…

Калининград 9.09.2006
Это странное чувство накрывает меня с головой, и я кажется растворяюсь в нем, как кусок сахара в кружке чая. Меня полностью нет, абсолютно всерьез, ситуация help, ситуация sos. Сейчас самое нужно время для этих строк. Никогда уж не могла подумать, что когда-нибудь они смогут стать пророческими, бывает же такое.
Калининград встретил нас не менее радостно и дружно, чем другие города, которые объезжали мы. Как обычно, перед выступлением, мы поехали на пресс-конференцию, которая в первой своей части была рассчитана на одну прессу, на то она и пресс-конференция. Вопросы задавали, на удивление, не совсем стандартные, не те, которые мы привыкли слышать из интервью в интервью. И это, несомненно, радовало нас. Мы обсудили такие темы, как музыку в общем, работу Мадонны даже затронули, детей Юли, нашу работу, наши альбомы и многое другое. Как обычно говорила в основном Юлька, ну а кто еще мог так искусно владеть языком, как она? Не художественным, само собой, но тем не менее. А в то время, пока Волкова не останавливаясь, отвечала на вопросы, я сидела рядом со Свеном и обсуждала готовящийся концерт в Калининграде, иногда переводя для него вопросы и ответы на них, что не особо его касалось и интересовало, ну и ладно. Задали вопрос про хобби, есть ли у нас они и какие. Юлька, как обычно, ответила тут же, даже не задумавшись:
- Мобильный телефон, - утвердительно машет головой она и улыбается, - смски, звонки, просто, если его не будет, я, мне кажется, умру!
- Есть ли у вас какие-нибудь мечты? – Задают следующий вопрос.
- Не, я не живу мечтами, не загадываю, не планирую, нет мечты.
- А я мечтаю… - Протягиваю я в стиле романтическо-ранимой души. Протягиваю и замолкаю, погружаясь в свои обыденные мысли.
Это странное чувство накрывает меня с головой, и я кажется, вспоминаю о нем прямо посреди пресс-конференции.
Как и положено романтическо-ранимой душе, я думаю о том, что ничего так и не встало на свои места. Я все еще думаю о ней, перед тем, как заснуть, держа ее руку в своей руке, я по-прежнему боюсь потерять ее, хотя начать сольную карьеру, петь сольные песни мне хотелось и без того, и эта мысль появилась в моей голове намного раньше происходящего сейчас. Но это никак, по-моему мнению, не должно было мешать нашему карьерному росту. А правильней было бы сказать топтанию на месте, по кругу, причем по замкнутому кругу. Странно…
Мои мысли прерывает деликатная просьба исполнить песню Gomenasai live, очень деликатная просьба, но сейчас все в приподнятом настроении, поэтому никто и не отказывается. Наши ребята помогают нам петь, и это еще в тысячи раз поднимает мне настроение. На самом деле Gomenasai это не просто песня с японским трогательным названием «извини», это своеобразное извинение перед Японией за весь негатив, за все топтания по ним. Уж очень было много плохо с нашей стороны для них – и уход с прямого эфира, что являлось самым глубоким оскорблением, и отмена концертов, и даже мой нелицеприятный отзыв о каком-то представительном чуваке в Японии, кажется, его звали Такеши, или неважно как, страшный и страшный, Русские-то – ржут, а Японцы – обижаются, вот тебе и сингл Gomenasai отсюда. Да простит нас Япония!
После общения с прессой, мы едем еще в один торговый центр, где должна пройти автографсессия для фанатов и поклонников. И опять несколько часов давки и подписывания плакатов, дисков, рубашек, фотографий, получение подарков, признания в любви. Все по стандартному шаблону. И я уже почти чувствую себя роботом, делая все это.
Концерт начинается во время, и мы вновь выходим на сцену, исполняя песню «Люди инвалиды», все внизу просто ликуют. И вновь я натыкаюсь на разные взгляды, но большинство из них все же – умиляющиеся, счастливые. И это не может не радовать меня. На протяжении всего выступления Юлька бегает от Троя к Свену, и от Свена возвращается ко мне, хватая меня за руку. Ее взгляды – нельзя спутать ни с чем, и сравнивать их с чем-либо глупо. Она смотрит на меня так, что у меня начинает дрожать позвоночник, когда она переводит взгляд на мои губы – у меня сковывает горло и трясется подбородок. Странно, я никак не могу отвыкнуть от этого. Я все еще ревную ее к клавишнику, ревную ее ко всему, я так хочу быть ей кем-то… Правда кем – я еще не определилась. Знаете, это так страшно ходить по лезвию ножа и не обрезаться. Вряд ли она задумывалась на этим когда-нибудь так же глубоко, как и я – ей это не нужно. Как и не нужны многие другие вещи – ей не нужна ничья верность, ей не нужны дешевые вина типа «Риохи», ей не нужны романтически-слезливые романы, ей не нужны заморские блюда и женихи, которые выстраивались за ней в очередь, ей не нужны были никакие тайны, никакими мечтами она не грезила, ей вряд ли нужны мои руки, вряд ли ей нужен Свен, да что ей вообще нужно?
Наверное, жить…
И когда очередной раз, во время очередной песни, во время очередного замусоленного временем проигрыша, она берет меня за руку, я чувствую себя по настоящему счастливой, мое тело переполняет самое настоящее, искреннее и ничем не поддельное человеческое тепло. Ее тепло. Я чувствую, держа ее за руку, как у меня бегают мурашки, и где-то что-то внутри меня кричит о привязанности, о том странном чувстве, название которому я так и не дала. И вряд ли смогу дать когда-либо. И мне это странно. Она кидает на меня взгляд, с полуприкрытыми глазами, с полуоткрытыми губами, с томной мимикой лица, с напрягшимися мышцами на шее, - и я отдаюсь в ее объятия. Без зазрений совести. Она подходит ближе ко мне и обнимает меня, обнимает со всей заботой, переполняющей ее нежностью. И я чувствую, как бьется ее сердце, как она прерывисто дышит, чувствую, что она… она могла бы любить меня. Не так как я ее – по-другому, но могла бы…
И я обхватываю руками ее плечи, притягивая к себе, совсем забыв, что мы на концерте, и я готова остаться с ней навсегда… Я уже осталась. Я обнимаю ее хрупкие смуглые плечи, чувствуя под собой живое тепло. Мне ничего не нужно, совсем ничего. И обнимать человека – это самое благородное из всей действий. Мне ничего не остается, кроме как закрыть глаза, уткнуться в ее волосы и молчать… Молчание – золото, но почему-то сейчас все внутри меня взбунтовалось, и молчать я просто не могла. Мне нужно было сказать о том, как я люблю ее, как она нужна мне, что она самый родной и близкий человек на земле. Что я уже не смогу без нее… Что не хватает мне…
- Юлек, - шепчу я еще слышно, едва шевеля губами, вряд ли она это слышит, - мне кажется… мне кажется…
Наверное, нет, она не слышит…
- Я счастлива! – Я упираюсь своими губами ей в ухо, и тут же чувствую своей шеей, что она улыбается мне и беззвучно поддакивает.
Моя девочка…
Почему все не длится вечность? Почему? На этот вопрос мне уж точно никогда не узнать ответ. Едва заканчивается все романтическое настроение, и мы расцепляем объятия, и она больше не смотрит на меня так… Едва наступают энергичные песни, под которые можно и нужно танцевать, зажигать, так тут же Юлька бежит к Свену, от него к Трою… она танцует перед ними, кидает взгляды на них. Только не такие, как на меня – другие. Юлькины взгляды, принадлежащие мне – нежные, робкие, томные, романтические, скучающие, влюбленные, грустные, трогательные, любимые… А взгляды для них – дерзкие, сексуальные, возбуждающие, кричащие, они совсем другие. Противоположные. И я не знаю радоваться мне тому или плакать. Оборачиваясь, я замечаю, как она вовсю раскачивает бедрами перед Свеном, а тот радостно улыбается ее выходкам. И разве это может меня радовать? Странно…
Наверное, я никогда не привыкну к этому, как бы не старалась…
Под конец выступления мы собираемся все вместе у края сцены, обнявшись. Вот и конец очередному городу…
- Калининград вы супер! Мы вас безумно любим!
- До новых встреч!
- Пока!
И удаляемся со сцены…
Ну а впереди еще много-много городов…

-62-
Seoul 24.09.2006
- Мы как всегда опаздываем! – Начала нервничать я, сидя на заднем сидении нашей машины. Водитель изредка подглядывал в зеркало, чтобы убедиться, в салоне мы ли еще? Терпеть не могу опаздывать, и об этом всем знают, и в этом почти никто не виноват.
- От пробок никто не застрахован. – Спокойно говорит мне Волкова, глядя в окно машины.
- Но черт подери, не в Сеуле же? Или это вторая Москва? Или Пекин, или вообще…
- Успокойся. – Негромко, но настойчиво перебила она меня. – Всякое бывает, подумай о чем-нибудь другом…
- Было бы о чем думать! – Недовольно буркнула я, но все же уняла свой пыл.
Милые корейцы уже ждали нас на каком-то очередном интервью, на которое мы очередной раз опаздывали. Иногда мне казалось, что Тату без опозданий на какое-нибудь мероприятие – не Тату. Так же над нами шутили немного по-другому: Тату без мата – порно без секса, хотя эта фраза практически относилась к одной Юльке, но в корни дела это не меняло. Простояв в пробке еще около двадцати минут, мы все же прибыли на место. Симпатичная кореянка приветливо улыбнулась и предложила нам присесть. Как оказалось – Мейвон, именно так звали девушку, переводчица, которая присутствовала со всеми на этом интервью.
И снова задавали стандартные вопросы, на которые следовали стандартные ответы. Все как обычно, но такова уж наша работа. И ничего с этим не поделаешь. Нужно улыбаться и отвечать, надоело нам это или нет. Никого не волнует.
-Это просто любовь между двумя девочками, она не относится ни к какими сексуальным отношениям. – Спокойно, с миролюбивой улыбкой, отвечаю я на очередной вопрос.
- Никакой пошлости, все это какие-то открытые, искренние, чистые отношения, - поясняет она и через секунду добавляет фразу, без которой Тату – не Тату, - это наши эмоции! В первую очередь мы подруги, мы сестры, а все остальное…
Эта мысль так и остается затерянной среди сотен других слов, эта фраза, не требующая продолжения, ведь по логике вещей ее можно довести до конца. Эта фраза так и теряется во времени, не требующая продолжения, такая простая, но такая глубокая, ведь почему-то она затерялась там же, где и грань между дружбой и любовью.
И следующий, самый забитый вопрос за Земле, самый замусоленный, самый отвратительный, самый прекрасный, провокационный, острый, самый, мать его, важный вопрос, который могут зам задать – заставляет меня улыбаться. И я так ждала его, каждый раз отвечая одно и тоже, я все равно продолжаю его ждать и улыбаться, улыбаться, улыбаться…
Едва сдерживая себя от смеха.
- Так вы все-таки лесбиянки или нет?
Как же тут не смеяться? Когда они раз за разом повторяют этот вопрос, проворачивая язык в своем рте, говорят совершенно серьезно, иногда даже нахмурившись, как будто разгадывают страшную тайну. Но в наше время она уже не так актуальна. Тогда зачем этот вопрос задают из интервью в интервью, и каждый раз, боясь засмеяться, я отвечаю одно и тоже. Можно было бы уже и запомнить.
- Мы не лесбиянки, мы просто любим друг друга. – Отчеканила я, как зазубренную молитву, как умные фразочки из книг, которые мне давали и Ваня, и Кипер, и Ленчик, и даже иногда Полиенко, я повторяла это, как какое-то заклинание, глядя на запретный кулон с запретной фотографией «Мы у Вани в офисе. 1999 год», который так и не нашелся на моей шее. Досадно, но значит так должно быть.
И снова вопросы…
- Я думаю мы одно целое, - она скрепляет пальцы в замок, эмитируя единство ее и меня, - мы прошли в этой жизни все: и огонь, и воду и пережили многое, и идем вперед, и работаем вместе, и подруги, и жизненные какие-то ситуации… не знаю… я думаю, что все.
- Мы просто всегда вместе, - продолжаю ее мысль я, - даже если физически вместе не находимся, мы все равно рядом… Я всегда чувствую, что и как…
Она мельком поворачивается ко мне и улыбается мне, хватая меня за руку. Немая благодарность – самое милое, что сейчас она может сделать.
- На самом деле у нас есть шоу с нашими музыкантами, очень красивое шоу, живой концерт, ничего специального... все будет завтра видно на концерте, че-нибудь приспичит - че-нидь сделаем...
И мы глупо начинаем улыбаться. Волкова умеет интриговать.
- Мы заранее не планируем, у нас спонтанно получается…
- Что вы можете пожелать вашим фанатам в Корее?
- Счастья, любви, удачи, идти вперед и не сдаваться, оставаться самими собой… и не играть, а просто жить.
Вот хрень! Чертова Волкова! Хрень, хрень, хрень!!! Она желает оставаться самими собой, а сама… а сама-то? Не играть, а жить! Где она начиталась этой херни? Неужели стащила одну из моих книг? Говоря об этом, она жила совершенно иначе, сменяя одну маску на другую. Хотя мне иногда так искренне хотелось верить, что ложась спать, она снимала все – складывала на полку, закрывала на замки, чтобы никто не украл ни одну маску из ее коллекции, чтобы никто не смел любоваться ими, чтобы даже не думали о них. Я надеялась, что ложась спать, она превращалась в обычную, домашнюю, милую Юлю. Моя девочку. И мне ничего не нужно было, кроме как это – вот хрень, я ведь и правда больше всего на свете верила в этом. Почти свято. Но вряд ли ее это интересовало. Ее могли заинтересовать разве что тематические вечеринки, где горами льется алкоголь, ее бы могли заинтересовать мужчины, может быть девушки, только раритетные, антикварные – не такие как я, вот хрень… Зачем я думаю об этом? Во всяком случае нужно было продолжать отвечать на вопросы. На чем мы там остановились? Не играть – жить…
- Не бояться своих чувств, мы вас любим, мы с вами!
Вот хрень! Чертовы мои амбиции, которые годны разве что для дворовых ребят, которые играют на гитаре и пьют пиво! Я и правда сказала это? Не бояться своих чувств? Тогда какого хрена, я сама противоречу себя? Сжавшись в комок, поджав хвост, я так боюсь сказать ей самое главное. И, наверное, вряд ли когда-нибудь скажу. Зачем морочить моей девочке голову всякими глупостями? Зачем, сказав ей это, услышать ее сплеваное с запекшихся губ: «Люблю». Сплеваное, ненужное, лживое «люблю», которым она утешила бы меня. На секунду, на долю секунды…
Не бояться своих чувств? Надеюсь, что кто-нибудь их не боится…
Во всяком случае – концепция Тату оставалась неизменной. Любовь – то, что правит миром.
Не войной я займусь, а любовью…

…Слышу только противное капание воды в фильтре и тиканье часов. Наверное, это самые раздражающие звуки, которые я слышала за свою жизнь. Наверное, только такое состояние можно назвать одиночеством. Меня это раздражает. Сидя с бокалом красного полусладкого вина в руках, глядя на ночной, убаюканный город, меня эта тишина раздражает. Юлька успела убежать на очередную вечеринку, покинув меня в гостиничном номере. Но зла на нее я не держала – я всего лишь ненавидела тишину.
- Зачем ты туда уходишь? – Спросила ее я, перед тем, как она ушла.
- Хочу повеселиться, оторваться, пошли со мной! – Весело подмигнула она мне, подкрашивая губы бесцветным блеском.
- Нет, я останусь тут. Зачем ты идешь? Все равно ничего не поймешь, что тебе говорят, даже если с кем-нибудь познакомишься… - Вслух рассуждала я, пытаясь вразумить мою девочку, но это не представлялось возможным, ведь если что-то она вбила себе в голову, если что-то решила, то так и будет.
- Для того чтобы «развеется» - не нужно понимать ничего, - глупо хихикнула она, прежде чем закрыть входную дверь, - все, Ленок, не скучай! Я побежала!
И я понимала, что означало ее «развеется». Она никогда не изменится… Никогда. И как только дверь в нашу комнату с шумом закрылась, я устало сомкнула ресницы и глубоко вздохнула. Просидев пол ночи с бутылкой Гранча Бланка в обнимку, я так и не нашла сил, чтобы заснуть. Умиротворенно, в полной тишине, сквозь полуоткрытые глаза, я наблюдала за городом, который был в таком же состоянии, как и я – умиротворенном, притихшем. Только спустя несколько часов, я почувствовала, как алкоголь мягко ударил в голову, мои веки отяжелели…
Надо бы дождаться Юльку.

- Волкова, выходи, чего ты застряла там?
- Да подожди, у меня сюрприз! – Кричит она из ванной комнаты.
- Прям там? Раздеваешься что ли? – Смеюсь я, пытаясь услышать через дверь, что она делает.
- Наоборот, одеваюсь! Подожди немного…
- Ну, что ты как маленькая? Открывай!
- Сейчас-сейчас…
Через минуту она все же открыла дверь. Я обомлела, стою в стопоре, не зная, что сказать. А она стоит напротив и улыбается, манит меня рукой к себе. Я захожу к ней и истерически начинаю ржать. Я смеюсь так, что не могу вставить ни слова, ничего не могу сказать.
- Что за фокусы, Волкова-а-а? – Провываю я сквозь подступающие слезы. – Что ты напялила на себя?
- А что? – Она осматривает себя. – Ничего такого, ты тоже так одета была…
- Да, но не сейчас же… ты что с ума сошла? – Я все еще не могу успокоиться. – Ой, я не могу с тебя, приколистка!!!
- Ну что ты вот смеешься? – Кажется, она даже обиделась. – Я просто хотела вспомнить прошлое…
Она неожиданно притягивает меня к себе и целует. Я, не успев сориентироваться, секунды стою в стопоре, пока ее губы тычутся в мои собственные.
- Что ты? – Легко отпихиваю девчонку от себя. – Ты что творишь?
- Ты же сама так хочешь этого, я же знаю, как часто ты об этом думаешь… - Откуда в ней столько проницательности?
Будто она украла все мои страхи, узнала о них, и теперь давит на самое больное.
- Я не… - Не успела я договорить, как она вновь закрыла мне рот своими губами, ее язык настойчиво вторгся в мой онемевший рот, настойчиво коснулся моего языка, и я, как будто по ее воле, поддалась ей. Едва начав отвечать ей взаимностью, она схватила мою руку и направила ее себе под юбку. Я снова отстранилась от нее и засмеялась.
- Юля!!! Твоя юбка убивает меня…
- Прости, тех старых я не нашла, она немного другая…
- Но тебе ведь не 17!!! Ты ведь взрослая, ты что делаешь? – Я смеюсь, но чего-то пугаюсь…
Не могу разобраться чего именно. Стоит моя Юля. В старой юбке, в которых мы выступали в самом начале. Но меня что-то смущает в ней.
- Я хочу тебя, - шепчет она мне.
- Сколько тебе лет? – Я словно не я, будто я все вижу со стороны… как будто говорю не я, все расплывается перед глазами.
- Ну как сколько? 27! – Она непонимающе смотрит на меня. – Сделай это, пожалуйста…
Я будто наблюдая со стороны. Как я запускаю руку под ее юбку, как она откидывает голову и протяжно стонет…

- Ты знаешь… я тут подумала…. Я подумала…. Нам надо бросить курить! – В номер врывается Волкова и начинает ржать.
Стакан резко выпадает из моих рук и разбивается.
- Что ты наделала? – Она подбегает ко мне и смотрит на разбитую посуду.
- Твою мать! – Зло бормочу я. – Что за херня творится!
- Зачем ты его разбила? – Озадачено спрашивает меня пьяная Волкова.
- Я не разбивала его! Я заснула, а сейчас ты меня разбудила, и он выпал из рук! Твою мать!
- Ты спала на этом кресле? – Юля смотрит то на меня, то на разбитый бокал.
- Да какая к черту разница? – Не понятно почему, срываюсь я, и, поднявшись, удаляюсь. – Надо бы убрать это…
По-моему, я определенно схожу с ума. Такого бреда мне давно не снилось. Юлька, взрослая моя Юля, в ванне да еще и в клетчатой юбке. Такие сны могут сниться только сумасшедшим. Я сошла с ума. Бред какой-то…
Убрав за собой осколки от бокала, и промыв пол, я со спокойной душой пошла спать. Волкова уже лежала в постели, и, видимо, ничего не соображая, пела какую-то песню.
- Ты еще от клуба не отошла? – Устало спрашиваю я, раздеваясь.
- Отошла от клуба и пришла к гостинице, - ржет она, наблюдая за мной, - а что это ты в одиночестве бухала?
- Я в отличии от тебя знаю меру, и не бухаю, а пью.
- Ааа… эээ. Ну… это да… - Нечленораздельно бормочет она. – Не хочешь спросить, как я отдохнула?
- Могу себе представить.
- Тогда ладно.
- Что ладно?
- Спокойной ночи. – Улыбается она и закрывает глаза.
- Спокойной. – Киваю я и накрываюсь одеялом.
Ее рука уверенно находит мою и мягко сжимает ее.

На следующий день мы проснулись только ближе к полудню. Когда беспробудно яркое и теплое солнце уже взошло и вовсю освещало Seoul. Черт, я уже и забыла, что мы в Корее, что у нас концерт. Только звонок нашей Эли прервал мои мысли.
- Доброе утро, Лена, пора вставать. – Мягко и дружелюбно послышался голос в трубке.
- Привет, Эль, да я вот только встала. Спасибо.
- Заказать вам что-нибудь позавтракать? – Поинтересовалась девушка.
- Да, давай нам два кофе и салатиков каких-нибудь, - отозвалась я, приложив палец к губам, - и это… давай еще два пироженных, любых там, только, чтобы крема много не было. Не люблю такие. – Засмеялась я.
- Хорошо, сейчас закажу.
- Спасибо, до связи!
Я положила трубку и обернулась к Юльке, которая все еще спала. Немного притормозив, я осторожно дотронулась до ее непробудно черных волос, убирая их с лица. Она легонько улыбнулась мне и заерзала.
- Юлёк, пора вставать. – Тихо говорю я ей, гладя по голове. – Уже почти полдень.
- Да, я сейчас… - Сонно бормочет та, стараясь продрать глаза.
- Ну, как себя чувствуешь после бурной ночи? – Смеюсь я.
- У нас что-то было? – Смеется она в ответ. – Как я могла такое забыть…
- Если бы у нас что-то и было, ты бы точно не забыла! – Издевательски шепчу я ей на ухо.
Она резко хватает меня за спину и тянет на себя.
- Ну конечно! С тобой-то забудешь…
- Давай вставать! – Улыбаюсь я, лежа сверху нее. – Эля заказала нам завтрак.
- Оу, круто! А то кушать так хочется, - протягивает она, поглаживая мою спину, - у нас сегодня выступление?
- Ага. – Киваю ей я и быстренько целую в подбородок. – Вставай, Юлек!
- Давай поваляемся, все равно еще завтрак не принесли, - умоляюще протягивает она, глядя на меня преданными глазами.
- Ну лааадно! – Примирительно улыбаюсь я, в благодарность она целует меня в щеку.
Как только принесли завтрак, все понеслось в привычном режиме дня. Быстро покушать, принять душ, одеться и на репетицию. Люди уже бегают туда-сюда, готовясь к шоу, настройка аппаратуры, настройка голосов, Юлькин смех, приколы музыкантов, Юлькина фразочка: «Блять, микрофон не работает!», дружный ржач, носящаяся Женя с папками в руках, носящаяся Эля, носящиеся какие-то люди, проверка камеры, света, звука, поиски барабанных палочек, снова смех, репетиция «Люди инвалиды», поправки Юли, мои поправки, главный вопрос: «Сколько время? У нас скоро выступление», затем фраза Эли: «Девчонки, давайте уже в гримерку, не успеете ведь», бегом в гримерку, переодевания, какие-то шутки, смех, Юлькины выкрутасы: «Нахрен я этот лифчик одела? Я на прошлом выступлении в нем была?», мой смех, за которым следует ответ: «Какая разница?», она мечется из угла в угол: «Фанаты подумают, что у меня один лифчик на все случаи в жизни», «Я скажу им, что когда мы занимались любовью на тебе был другой», «Когда мы занимались любовью – лифчика на мне не было», длительный смех…
«Ты готова? Я почти все…»
Смех. Оборачиваюсь, она на туфли смотрит.
«Что с ними? Что так смотришь?»
«Бесят. Жмут немного…»
«Мы должны выходить…»
Смеюсь, наблюдая за тем, как она обувается.
«Лифчик тупой…»
«Хороший… не переживай… главное, что мне нравится!»
Смеется и легонько пихает в плечо.
«Давай… наш выход… интро играет»
«Успеем!» Я поправляю топик, волосы…
Вроде все так.
Выход на сцену. Легкий, будто выпархиваем из-за кулис, онемевший от счастья и эйфории рот будто сам поет все песни. Фанаты, их глаза, улыбки, подступающие слезы, приглушенные пушки, яркие света, руки, много рук, чьи-то камеры телефонов, видеокамеры, улыбки в объективы, Юлькины руки сжимают мои собственные, губы послушно поют все песни, губы фанатов преданно подпевают, Свен, прикрыв глаза, играет, Трой отрывается, лаская свою гитару руками, барабанные палочки разбиваются об барабаны, слова сменяют другие слова, переполненные смыслом песни, реплики моей девочки в зал, улыбки, бесконечная энергетика. Все кружится вокруг меня, я едва успеваю ловить этот ритм. Этот привычный ритм.
«I will sacrifice…» поет она. «U will…» смеюсь я во время проигрыша. Она подходит ко мне, смело, нагло, со спины. Хватает за руки, разворачивает к себе. «I will sacrifice..» будто я не понимаю, вновь поет она мне в лицо. Улыбаюсь, напевая тоже самое ей. Мы жертвы друг друга и этого не избежать…
«Gomenasai…» она будто обращается ко мне, преданно вглядываясь мне в лицо. Пушки не светят так ярко. Их почти нет. Только сотни телефоном. Как всегда романтично. «Ты же любишь романтические обстановки?» - беззвучно спрашиваю я ее, только глазами. «Конечно! Конечно люблю», - отвечают мне ее глаза так же беззвучно, - «Но ты любишь это больше. Это все для тебя!». «Gomenasai for evererything» поем мы друг друга и все ссоры кажутся мне мелочами, «Gomenasai till the end» поем мы и я прощаю ей заранее всю боль, которую она мне причинила. Я прощаю ей все, чего она даже не сделала. «Ты же простишь меня за все?» шепчут мне ее глаза. «Прощу» шепчут в ответ ей мои глаза. «Gomenasai» шепчем мы в зал, глядя на всех самыми искренними глазами. «Мы против вас за все… и за притворных лесбиянок… и за притворную любовь… и за юбки… и за блузки… и за поцелую под дождем…и за поцелуи в проигрыш песни ‘я сошла с ума’… мы простим вас за Ваню… простим все…» шепчут глаза и руки всех фанатов. И их нужно наградить… Как только начинается проигрыш, моя девочка подходит ко мне и обнимает меня, прижимается всем своим телом ко мне. И я позволяю ей прижаться к себе. «Моя маленькая» нежно говорю я в микрофон, умилительно улыбаясь Юле. Ее руки уверенно обнимают меня, мои – ее шею. Ее голова мирно покоится на моем плече, но не надолго.. Она чуть отстраняется и внимательно смотрит на меня, затем простодушно вытягивает губы трубочкой. Помнится, для этого повод не нужен. И я быстро целую ее в губы. Она довольно улыбается мне, обнажая ряд белоснежных зубов, тех самых, что кусали мои губы… И вновь она притягивает меня к себе, быстро чмокая. «Два раза – не дело, Ленок» шепчут ее губы мне, и я сдаюсь с потрохами, позволяя ей поцеловать себя в третий раз.
«Знаете, что Seoul показал нам любовь» в проигрыше томно произношу я, глядя в зал.
Юлька стремительно приближается ко мне. Кладет руку на плечо и скользит вниз. Это фишка у нее такая…
«Да и мальчики и девочки» так же томно говорит моя девочка, сцепляя наши руки в замок.
«Show me love» поем мы и показываем друг другу любовь. Во взглядах, прикосновениях, мыслях…
И фанаты показывают свою любовь. Любовь – это все…
Еще пару тройку хитов мы поем под конец выступления, чтобы все окончательно посадили голоса, чтобы все сошли с ума…
«Я сошла с ума» показывает она на меня пальцем: «Мне нужна она»…
Обнявшись, слившись воедино, мы простояли около минуты…
«Лучшего завершения не придумать» тихо бормочет она мне на ухо, пока музыканты выходят на сцену прощаться с Seoul’ом…
- До встречи! Мы любим вас!

Киров 30.09.2006
Громкие, ударные звуки, разносящиеся по всему залу. Пушки интенсивно мигают, яростно освещая небольшую сцену. И все как будто мелькает перед глазами, как фильмы из кадра. Только это не фильм – это реальность. Снова собрали целый зал. Он не такой большой, как Олимпийский или как Tokyo Dome, хотя с Tokyo Dome вообще глупо что-либо сравнивать. Но это совсем неважно. Все снова собрались здесь, небольшой, но самой дружной семьей. Каждый город греет по-своему, и Киров не исключение. С чего ему вдруг быть исключением? Публика тут совсем не хуже, чем в других городах. Я снова вижу сияющие от счастья глаза, и мое настроение улучшается с каждой секундой. Я чувствую себя самым позитивным человеком на свете, я готова отрываться…
«Чужого не бери, свое не отдавай, зажмурься и умри, люби и умирай….»
«Скажи, поклянись, скажи, что ерунда. Умри и притворись, что любишь навсегда…»
Громкие, взрывные все вокруг звуки барабанов. Как же он старается! Зал восхищенно подхватывает наши эмоции, наш драйв! Вперед!
«Привет, Киров! Готовы зажигать?», в ответ долгое дружелюбное мычание.
Юлька становится напротив меня, я стою напротив нее. Она берет меня за руку.
Я совсем не думаю о той жизни, что вне сцены. Да и есть ли она вообще? Сейчас – нет.
«Вечер без любви, утро без обиды, люди инвалиды!!!» подпевают нам все, наблюдая за умилительной картиной.
Стою я – напротив она, моя рука переплетается с ее рукой. И я знаю, что кроме нее у меня никого нет. И она знает, что кроме нее у меня никого нет. И я улыбаюсь своим мыслям, а она – моим, а наши фанатам – нашим мыслям. Да, бывает даже так.
«Как вы думаете, она любит меня?», - спрашивает у зала Волкова.
«Дааааа», - гудят они в ответ, пуская слюни, ожидая чего-то…
Только чего?
Первые аккорды ‘Loves me not’ заставляют поверить меня в слова фанатов, а чуть позже, я вспоминаю, что в своей второй жизни – вне сцены, я тоже люблю ее.
«Любит ли она меня?», - решаю задать я встречный вопрос залу.
«Даааа», - так же упоительно гудят они в ответ. Затем подпевают нам.
Кто-то танцует, кто-то поет, кто-то снимает на телефон, кто-то вообще протягивает нам цветы. Юлька забирает у какой-то фанатки букет и посылает ей воздушный поцелуй. «She loves me not…», - пою я, глядя на нее, будто обращаюсь к ней.
«She loves me», - поет она, обращаясь ко мне.
Все именно так.
«Сейчас будет такая песня… она очень красивая, с глубоким смыслом, вы же знаете английский?», - Волкова подходит к краю сцены и смотрит в толпу.
«Даааа», - снова кричат фанаты, будто других слов нет. Хотя какие вопросы – такие и ответы.
«Что означает ‘sacrifice’?», - снова обращается она к залу.
«Жертвааа», - отвечают ребята, вскидывая руки вверх, в преддверии песни.
«Все правильно, жертва, мы ваши жертвы! Мы жертвы Кирова!»
«А я твоя жертва…», - тихо дополняю я Юльку, глядя исподлобья на нее.
В ответ она оборачивается на меня, и недвусмысленно смотрит в упор, затем мы начинаем петь…
В зале столько энергии, что я просто не могу удержаться, и зажигаю со всеми.
«I will sacrifice…», - эхом повторяется по всей площадке.
«Следующая песня одна из моих любимых, в ней самое главное смысл, ведь сама фраза ‘ляжем с тобой под трамвай’, она подразумевает сильную любовь. Эта песня прямо сочетается с предыдущей песней ‘жертва’. Это жертва ради любимого человека… слова песни о наших взаимоотношениях…»
Начинает играть музыка. Юлька по привычке, по традиции, отходит от меня, мы не видим друг друга. Скорее чувствуем.
«А чего не хватает тебе?», - этот вопрос самым нелепым образом срывается с моего языка.
И она понимает кому он адресован.
«Не знаю…», - она так и не отвечает на этот вопрос, или попросту боится ответить.
Странно, я ведь и вправду никогда не спрашивала ее об этом. Ну и ладно.
Я осторожно оборачиваюсь, и вижу, как оборачивается она. На секунду мы сталкиваемся глазами. По спине пробегает холодок, прячась пугливо под волосы. «И не жалея давай ляжем с тобой под трамвай», - поет она, глядя мне в глаза. И я уже готова на все. «Времени нет и не будет, крикнешь, и я все забуду…».
Она всегда умела выбирать фразы, которые нужно было петь в лицо. Она всегда отлично выбирала те моменты, на которые надо было опустить лицо в пол, отвернуться, не обратить внимание. И она очень удачно выбирала их. В те самые секунды, когда я так нуждалась в ее глазах, в ее взглядах, она отворачивалась. И я смотрела в ее спину, с досадой, с немой ненавистью внутри, с разрывающейся любовью.
Она стоит около Свена и не замечает меня. А все потому, что она знала, что эти доли секунды разрывают меня изнутри. Ей всегда нравилось мучить меня. Она никогда не изменится.
«В песне ‘Gomenasai’ нам очень понравились слова, сейчас можно обнимать друг друга, целовать, признаваться в любви… в общем романтик…»
Пушки убрали, и света почти не осталось. Только сотни телефонов.
«Такая нежная песня…», - упоительно тихо говорю я, улыбаясь своим мыслям.
И начинаю петь… мне больше ничего не нужно. Я только хочу, чтобы она была рядом, держала меня за руку. Мне хватает того, что я чувствую ее присутствие рядом. С небес на землю меня возвращает только ее голос.
«When I wanted to cry, I couldn’t cause I wasn’t alone…», - ее голос ласкает мое ухо, ее хрипота меня успокаивает.
«Gomenasai for everything… Gomenasai I know I let you down…», - но наши голоса приводят меня в полный восторг, так же, как и фанатов.
Неужели с этим человеком прошли все лучшие годы моей жизни? Боюсь, что на меня нахлынут воспоминания, боюсь…
«…I stop myself», - допевает она перед тем, как начался проигрыш.
Супер! Я показываю большой палец в зал фанатам, которые не щадя голоса, орут вместе с нами.
И пока я занята этим делом, я даже не заметила, как Юлька подошла сзади. Едва я начала отходить, разворачиваться, как тут же наткнулась на нее. Практически налетела. Она настолько близко ко мне, что у меня подкашиваются коленки. Наверное, это глупо. Такое я чувствовала только на нашем первом выступлении. Так ведут себя маленькие девочки на первом свидании. Но никак не такие, как я. Что со мной? Мне кажется вот-вот и я покраснею, сама не знаю отчего. Она стоит вплотную прижавшись ко мне, но она не обнимает меня. И даже не пытается обнять. Я просто чувствую ее немного сбившееся дыхание, ее волнительно-пульсирующую шею. Я не выдерживаю первой, и неловко кладу одну руку ей на талию. Она водит из стороны в сторону лицом, я делаю так же. И на секунду мы становимся так близко, что я едва не целую ее. Или она меня. Я не знаю. Видимо, не одна я заметила это. Через секунду мы смущенно убираем лица друг от друга, она неловко улыбается, глядя на меня. Зато фанаты в зале просто взбесились, видимо, ожидая поцелуй. Нам ничего не мешает, но…
Почему бы не сделать это вам? Думаю я, начиная махать залу рукой, мол, ну, что вы стоите? Целуйтесь сами! И Юлька повторяет за мной. Слышу как кто-то из зала орет: «Горько», и я начинаю смеяться. Затем вновь провоцируя публику ее лицо приближается к моему, я украдкой смотрю на нее, медленно, пристыжено опуская взгляд на ее губы. Кажется, она тоже смотрит на мои… Но начинается снова куплет. Подумаешь…
«Тебе же нравится интриговать их?», - шепчет мне ее затылок, ее копна черных волос.
«Ничуть не меньше, чем тебе!», - отвечает мой радостно вздрагивающий подбородок, - «Ты ведь так и норовишь, чтобы подойди и выкинуть очередной фокус, чтобы все только упоенно гудели!»
«Но тебя ведь это мало волнует? Сам факт, что я делаю это… тебя ведь это волнует больше всего? Ты не отвечай, я знаю. Тебе нравится…».
Я оборачиваюсь на ее копну волос и подмигиваю им, беззвучно улыбаюсь. Все-то она знает. Черт подери…
Пока мы ведем диалог подсознаний, песня плавно подходит к концу. Юлька стоит у края сцены и машет в воздухе руками, я подхожу к ней ближе, и она едва не задевает мою голову. Я, обернувшись, делаю такое лицо, что будто она все-таки попала, и шутливо в воздухе отвешиваю ей подзатыльник. У Волковой странная реакция на все произошедшее. Понятно, что она играется, что она провоцирует меня, старается выбить меня из колеи, и после моего «воздушного подзатыльника», увернувшись, она вновь подходит ко мне и бесцеремонно обнимает меня. Я же – беззлобно обнимаю ее. Мы плавно двигаемся в такт музыке. Такие секунды за всю свою жизнь я могла назвать по истине счастливыми. Счастье – это так просто. Она осторожно опустила свою голову мне на плечо, и я незамедлительно последовала ее примеру.
«Горько!», - я снова слышу, как кричит парень из зала.
И так, танцуя, с прикрытыми глазами, я улыбаюсь этой выходке…
Такие выкрутасы и по части Волковой…

Дата добавления: 2015-08-17