Глава 7. Первое сентября

Первое сентября... Казалось бы — обычное начало осени, но нет... Это как раз тот день, когда все подростки нашей страны целыми классами собираются на грёбаную линейку, и ради чего? Ради того, чтобы поглазеть на стареньких преподавателей, директора, завучей и слушать их нудные речи, которые в основном сотоят из: "бла-бла-бла, успехов вам и... в общем, нам абсолютно на вас насрать". Особенно сложно приходится выпускникам девятых и одиннадцатых классов, так как в конце учебного года они сдают экзамены, от которых зависит дальнейшая жизнь буквально каждого из них.

У кого-то уже есть конкретные планы на будущее: в какой вуз поступать и так далее. А у таких лошар, как я, вообще нет никаких планов. Я вижу своё будущее туманным... Просто не знаю, что может произойти в тот или иной момент. Сейчас в моей жизни пока что всё спокойно и идёт своим чередом. Мы с Дмитрием Владимировичем (хотя с некоторых пор я уже называю папой, несмотря на то, что на дух не переношу это слово) каждый день ездили по магазинам на его суперском, чёрном джипе ценою в несколько миллионов рублей (а то и долларов, хотя это вряд ли), закупались мне в школу, так сказать. "Новый" папочка очень печётся обо мне, что одеовременно как радует, так и напрягает. Ну вот скажите мне на милость: нафиг я ему сдалась, тем более с таким тёмным прошлым и дурацким характером?! Да он ещё и возится со мной, как с какой-то маленькой девочкой, хотя я ему неоднократно напоминаю, что мне, мать вашу, уже семнадцать лет!

К счастью, в этом году я заканчиваю школу. Правда в конце десятого класса не успела сдать переводные экзамены из-за разборок родителей. Но меня всё-равно перевели в одиннадцатый класс в силу семейных обстоятельств и того, что я хорошо училась. Теперь придётся восстанавливать все пробелы в знаниях. Дмитрий Владимирович даже пообещал нанять мне репетиторов чуть ли не по всем предметам, несмотря на то, что я постоянно заверяла его в том, что сама смогу реабилитироваться. Он очень упёртый человек и с ним довольно сложно ладить, но... в то же время, на удивление, легко. Когда он рядом — я всегда расцветаю, а то и смущаюсь... Не знаю, с чем это связано, но мне нравится общество этого молодого мужчины (хотя по возрасту он старше меня на целых семнадцать лет!).

— Что на завтрак? — спокойно спрашиваю я у домработницы, к которой уже успела привыкнуть, появившись на кухне в парадной, школьной форме и с красивой причёской на голове, а также великолепным макияжем на лице. Марья Прокофьевна мгновенно поворачивается ко мне (до этого она стояла ко мне спиной) и восторженно охает, разглядывая меня во все глаза, словно какой-то музейный экспонат. По моей просьбе эта бабуська пару дней назад перекрасила волосы в русый цвет, который идёт ей гораздо больше, чем розовый. Теперь смотреть на неё намного приятнее.

— Вай, Белоснежечка ты моя! — подбегает ко мне она в то время, когда я машинально закатываю глаза. Вот прицепились же все ко мне с этой Белоснежкой! Теперь не отстанут, сколько их не уговаривай! Неужели я так сильно на неё похожа? Сомневаюсь... Никогда не считала себя красивой. Обычный, прямой нос. Простая, бледная кожа. Чёрные, точно смоль, волосы. И глаза цвета моря. Ничего особенного! Да каждый пятый житель нашей страны имеет точно такую же внешность, я вас уверяю! — Всё-таки не зря вы с Дмитрием Владимировичем так похожи! Все такие красивые... М-м-м... Как две капли воды! — странно, но даже Марья Прокофьевна не знает о том, что я приёмная дочь, а не родная, поэтому приходится играть определённую роль... — Садись скорее за стол, на линейку ведь можешь опоздать! А на завтрак у нас сегодня оладья из кабачков. Очень вкусно! Пальчики оближешь! — я корчу недовольную гримасу. Никогда не любила этот "деликатес". Особенно когда это дома готовила мама (что случалось, конечно же, очень редко).

— У нас должны быть какие-то печеньки, я, пожалуй, подкреплюсь ими, — встаю из-за стола, на котором только что сидела, а бабушка внезапно перехватывает мою руку. Вот срабатывает точно по закону подлости... Длинные рукава белоснежной блузки я ещё не успела застегнуть на пуговички так, как полагается, поэтому сейчас они торчат во все стороны. А ещё... Из-под них виднеются небольшие, ровные и красные царапины от порезов. Да, да, признаюсь, я иногда беру со стола небольшой нож и втихаря у себя в комнате провожу по внутренней стороне запястья острым лезвием. Это странно, но после такой "процедуры" я чувствую некое облеочение... Как будто таким образом я сама выпустила из себя всю дурную кровь, как это делают, к примеру, камары или пауты. И ещё это приводит меня в чувства. Калечив своё тело, я ощущаю себя более живой. Глупо, но чистая правда.

— Что это такое?! — строго спрашивает у меня домработница, с ужасом в глазах разглядывая те самые царапины. А я тем временем уже спокойно пожёвываю какие-то ванильные печеньки с шоколадной крошкой.

— Ничего особенного. Просто хобби, — я улыбаюсь ей, словно какая-то ненормальная, получив в ответ злостный взгляд. — Правда, не обращайте внимания. Это не стоит ваших нервов, — противный запах кабачковых оладьев витает в воздухе. Б-р-р... живот урчит, требуя "топлива", но к такому ужасу он не готов. Я лучше останусь голодной, чем буду уплетать по обе щеки эту гадость.

— Да, возможно, ты права... Но нервов отца это точно стоит! — протестует она, нравоучительно показывая на меня указательным пальцем. — Ишь чего удумала?! Резать себя вздумала! Дура! — бабушка начинает меня бить руками, и мне приходится немедленно сбежать от неё к себе в комнату, чтобы она наконец-то от меня отстала. Вот же приставучая! Ничего не понимает, так не лезла бы! — Я сейчас скорую вызову! Попробуй мне только это сделать, я и отцу позвоню. А он ненавидит, когда его отвлекают от работы! Всыпет тебе по самое не хочу! — вопит она прямо у меня за дверью, когда я прижимаюсь к ней спиной и издаю приглушённые смешки. Ну и ну... Никогда бы не подумала, что кому-то будет НЕ ВСЁ-РАВНО на то, что я себя режу. То есть не всё-равно на меня саму. — Ну всё, Катюнь, открой, пожалуйста, дверь, я же за тебя переживаю. Ты вся какая-то дёрганная... Бедная девочка... Пятнадцать минут до линейки осталось, открывай скорее! — умоляет она, едва ли не заплакав. Я повинуюсь бабушке и резко распахиваю дверь, после чего Марья Прокофьевна бросается меня обнимать. Плачет... Истерично... Слёзы даже попадают мне на руки. Это удивительно... Она правда за меня переживает, или лишь прикидывается, чтобы из-за этого получать больше зарплаты?

— Всё хорошо, тем более царапины-то неглубокие, — спешу успокаивать её я, обмякая в объятьях бабуськи.

— Глубокие, не глубокие, какая разница?! Если Дмитрий Владимирович обо всём узнает, тебе же головы не сносить! — рыдая, кричит бабулька. — Он хорошо умеет наказывать и проучивать людей, даже тех, кто ему очень дорог... — и на что это она намекает? Неужели вздумала напугать меня? — Особенно тогда, когда они совершают такие глупости...

— Так у меня это... — я ненадолго задумываюсь. — У меня же есть тональный крем! Я им всё замажу, и никто ни о чём не узнает, — уверяю домработницу я с улыбкой до ушей. — А потом... постараюсь этого больше никогда не делать... — ну, этого не обещаю, так как мне будет довольно сложно отвыкнуть от такой, мягко говоря, необычной привычки.

— Горе ты моё луковое... — так мы с Марьей Прокофьевной улыбаемся до тех пор, пока она снова не напоминает о линейке. Я на высоченных каблуках выбегаю на улицу и молниеносно сажусь в машину с личным водителем, которая в следующую секунду незамедлительно трогается в путь.

Народу в той школе, в которой мне предстоит учиться — дофига и больше! У меня одиннадцатый "б" класс... двадцать четвёртый кабинет... Нужно скорее до него добраться. Хотя сначала найти актовый зал, там же будет линейка, что я впоследствии и делаю.

— Простите, где здесь одиннадцатый "б" класс? — подбежав к женщине, которая стоит в самом центре зала и пытается всех успокоить (а то уж больно шумно), спрашиваю я. Она ко мне поворачивается и смотрит на меня настолько призренным взглядом, что создаётся такое ощущение, будто эта женщина убьёт меня прямо здесь, на месте, при свидетелях. Было бы, конечно, неплохо, но я предпочту умереть только от своей руки.

— За лето, видимо, совсем все от рук отбились, — недовольно фыркает она. Фу, какая противная баба! — Даже не помнят своего класса...

— Дело в том, что я новенькая...

— А! — её взгляд за одно мгновение смягчается. — Ты, наверное, Екатерина Громова? Нам Дмитрий Владимирович по поводу тебя на днях звонил, — я согласно киваю. — Ох…— засуетилась она. Ну, конечно, как узнала, что я дочурка богача, так сразу же добренькой стала. Вот такие в наше время люди! Аж противно на них смотреть. — Видишь, дорогая, то сборище в углу? — она указывает мне пальчиком на небольшую кучку подростков. М-да… И это мой класс? С виду похоже на сборище неудачников, хотя не мне об этом судить. — Иди пока к ним. Хотя нет, — она небрежно хватает меня за запястье, а потом, заметив моё недовольство, слегка ослабляет хватку, криво улыбнувшись. — Я тебя сама до них провожу, — мы с ней подходим к моему будущему классу. К нам навстречу тем временем идёт какая-то женщина, на ходу поправляя огромные очки на переносице. — Татьяна Леонидовна, вот, знакомьтесь, это наша новая ученица, Катя Громова, — судя по всему, классная руководительница меня внимательно рассматривает. Когда я заглядываю в зелёные глаза этой женщины, то почему-то не чувствую никакой тревоги, в отличие от ситуации с той бабой, которая меня сюда привела.

— Приятно познакомиться, Катя, — улыбается мне Татьяна Леонидовна, по-доброму проговорив: — Вставай вперёд, чтобы всё слышать, — в следующую секунду она издаёт слегка усталый вздох. — Всё равно никто не будет ничего слушать. Надеюсь, хоть ты обратишь внимание на слова нашего завуча и директора, — я киваю и встаю рядом с учительницей, буравя взглядом всех учеников этой школы, за исключением своих будущих одноклассников, потому что они стоят сзади, а третьего глаза у меня нет.

— Эй, ты что там встала? Стеклянная что ли?! — возмущается кто-то, сильно толкнув меня сзади в плечо. – Ничего не видно, корова! — я мгновенно поворачиваюсь к этому идиоту и, злостно на него посмотрев, не менее грубо ему отвечаю:

— Попридержи-ка язык, слон ебучий, — его брови в удивлении взлетают вверх, и он переглядывается со своими, судя по всему, дружками, коварно усмехнувшись. Они определённо что-то задумали... Стрелку назначить мне что ли захотели?

Я снова поворачиваюсь к завучу, к которому уже когда-то присоединилась директор. Они начинают поздравлять всех ребят с началом учебного года и бла-бла-бла. В общем, это жуть как неинтересно. Но мне не даёт покоя настороженный взгляд моей новой классной... Наверное, она слышала, как я там обматерила того парня. Ну и что с того? Сейчас все матерятся. Время такое... идиотское. Пора бы уже привыкнуть к этому. Тем более на тот момент кроме ебучего слона мне почему-то в голову больше ничего не могло прийти.

Линейка наконец-то заканчивается, и Татьяна Леонидовна зовёт всех учеников в кабинет на классный час. Всё моё тело покрылось потом ещё с начала этого мероприятия, поэтому сейчас я чувствую себя как выжатый лимон. Вот серьёзно... Так неудобно! Одежда липнет к потному телу, от которого исходит не очень приятный "аромат".

Меня со всех сторон толкают школьники. Многие даже переговариваются друг с другом. Интересно, как им удаётся делать это в такой суматохе? Никогда не понимала смысла всех этих перешёптываний.

Классная заходит в кабинет, и все следуют за ней. Я решаю сесть за последнюю парту, чтобы меня никто не видел и не слышал. Лучше быть невидимкой, чем неудачницей. Многие могут подумать, что эти слова очень тесно друг с другом связаны, но это не так. Это совершенно разные понятия.

— Ребята, прежде, чем поздравить вас с началом учебного года, — начинает Татьяна Леонидовна. — Я хочу представить всем вам нашу новую ученицу — Екатерину Громову. Катя, выйди сюда, пожалуйста, — чёрт, ненавижу всё это показушничество, но всё-равно приходится поднять свой зад с места и под пристальными взглядами будущих одноклассников выйти к женщине. Будет же неприлично, если я ей откажу, да и Дмитрий Владимирович постоянно говорил мне, чтобы я вела себя хорошо в обществе. — С этого дня Катя официально является ученицей этой школы и нашего класса, — кто-то тем временем перешёптывается, бросая в меня заинтересованные взгляды, но я изо всех сил стараюсь не обращать на этих сплетников внимания. — Надеюсь, вы подружитесь с Катей. Можешь присесть за свою парту, — наклонившись, шепчет она мне на ухо, и я, кивнув, прохожу за своё место.

Прежде, чем классная хочет начать свою речь, дверь в кабинет внезапно распахивается и со всей силы ударяется о стену. Гробовая тишина стоит до тех пор, пока в помещение не забегает девушка с ярко-рыжими волосами. Она всем улыбается, как ненормальная, а кому-то даже подмигивает.

— Очередное опоздание, Рита, — устало вздыхает Татьяна Леонидовна, но всё-таки молча позволяет девушке сесть за своё место. Эта Рита присаживется за парту как раз к тому самому парню, который на линейке назвал меня коровой. Интересно, что их двоих связывает? Отношения? Беее... Я бы ни за что не согласилась встречаться с таким козлом, учитывая, какими словечками он бросается в первых встречных.

Учительница начинает всех поздравлять с началом учебного года. Потом объясняет, из чего состоит ЕГЭ и как его сдавать, а затем говорит, что все учебники нужно покупать самим, а не брать в библиотеке, как это делают в других школах. Собственно, мы с Дмитрием Владимировичем уже давным-давно всё для меня купили, так что беспокоиться мне не о чем.

Классный час пролетает незаметно, и после его окончания я незамедлительно покидаю школу, перед этим даже толком ни с кем не познакомившись. Ну и ладно... Мне не нужны друзья. Те, которые были у меня в прошлой жизни — предали меня, а очередного предательства от новых друзей я точно не потерплю. На клыльце здания вокруг той самой опоздавшей рыжеволосой девушки Риты стоит куча народу. Любопытство быстро одолевает меня, и я подхожу ко всем ближе, пытаясь расслышать, о чём же они разговаривают.

— Я не хочу об этом больше говорить... — отмахивается она и хочет от всех уйти, но ей просто не дают проходу.

— Да где ты покупаешь наркоту-то, и ещё так дёшево? Просто скажи, где, нам от тебя ничего больше не надо! — выпрашивает у неё какая-то девка.

— Я завязала с этим и не собираюсь подсаживать ещё и вас на эту хрень, — Рита с трудом выбирается из плена толпы наружу и хочет уже уйти, как наши с ней взгляды внезапно встречаются. Девушка заинтересованно на меня смотрит, а я почему-то не могу даже сдвинуться с места, чувствуя себя загипнотизированной от её пронзительного взгляда. Рыжеволосая подходит ко мне, и только потом я понимаю, что она гораздо выше меня. Да и каблуки у её туфлей далеко не низкие...

— А ты, значит, та самая Катя Громова, о которой только все и говорят? — спрашивает она, после чего достаёт из сумки пачку сигарет и протягивает её вперёд, как бы предлагая мне. Я, не медля, достаю из коробочки одну сигару и рассматриваю её так, словно впервые вижу. Вот ещё один способ самоубийства! Если я буду долго курить, то заработаю себе рак лёгких. — Екатерина Громова, дочь известного бизнесмена, — с отвращением и в тоже время восхищением проговаривает девушка, зажигая зажигалкой сначала свою сигарету, а потом и мою. Я делаю первую затяжку, но недолгую, потому что знаю, что могу сильно закашляться, если слишком много впущу в себя никотина за один вдох. Несколько лет назад я пробовала курить, но мне это не понравилось, поэтому сигареты в рот к себе я больше никогда не пихала. Но сейчас, когда чувствую, как лёгкие наполняются этой гадостью, как они горят — это просто сводит меня с ума! Мощные сигареты! Как раз то, что нужно! Мужские, наверное. Да, они очень горькие, гораздо лучше и жёще женских.

— Да, это я, — киваю, сделав вторую затяжку, которая длится на пару секунд дольше, чем первая. Горло горит, и я открываю рот, выпуская из него множество дыма. Прекрасное зрелище... — А ты та самая, которая не приходит на линейку и опаздывает на классный час в выпускном классе? — усмехаюсь я, и Рита слегка улыбается, склонив голову на бок и пояснив:

— Ненавижу все эти дурацкие мероприятия. Они отнимают кучу времени, — я согласно киваю, после чего телефон, находящийся в моей руке, внезапно начинает сильно вибрировать, и на экране ярко высвечивается "Дмитрий Владимирович". Я отхожу от девушки на довольно широкое расстояние и, приложив трубку к уху, сдержанно проговариваю:

— Да, пап? — последнее слово мне до сих пор удаётся произносить с трудом.

— Девочка моя, ты не против, если я сейчас за тобой сам заеду? — я захлёбываюсь слюной из-за такого предложения и начинаю истошно кашлять. Сигарета сама выпадает из рук на землю, и я начинаю по быстренькому затаптывать её ногой. — Что там у тебя происходит?

— Ничего... Просто ты же сказал, что сегодня весь день будешь на работе... — с дрожью в теле шепчу я. От его низкого голоса у меня постоянно бегают мурашки по коже.

— Я освободился раньше. Подними голову, Екатерина, — я повинуюсь ему и вижу напротив крыльца тёмный, тонированный джип. Так... стоп... Он что всё это время стоял здесь? Даже тогда, когда я курила? Вот же чёрт...

Помахав Рите на прощание рукой, я выбегаю вниз по лестнице прямо к машине и уже хочу открыть дверь, но меня внезапно кто-то начинает прижимать к себе, нежно проводя рукой по моим волосам.

— Я, конечно, люблю плохих девочек, но курить тебе в таком юном возрасте категорически запрещаю, — злостно шепчет опекун. — Если будешь продолжать в том же духе — твои белоснежные зубы станут жёлтыми, волосы тусклыми и начнут выпадать, а голос будет грубее даже чем у меня самого, — хм, как будто я сама этого не знаю! Тем более мне пожить-то остаётся ещё совсем немного... Когда очередная депрессия захватит меня с головой — я сделаю это... обязательно сделаю... — Мне будет стыдно возить с собой собственную дочь на светские мероприятия, — что это он имеет в виду? — Я приехал за тобой не просто так. Сегодня в одном из самых дорогих ресторанов нашей страны состоится праздничный ужин с танцами. Ты должна будешь присутствовать там вместе со мной, хорошо? — я киваю, и папочка удовлетворённо вновь гладит меня по волосам. Я чувствую макушкой его подбородок... И от воспоминаний о том, что когда-то мне случайно удалось дотронуться до его скулы — меня бросает в жар... Впрочем, сейчас мы с Дмитрием Владимировичем стоим в настолько неприличной позе, что все мои одноклассники, которые до сих пор находятся на крыльце школы, как-то странно на нас смотрят. А Рита стоит от всех школьников в сторонке, докуривая свою сигарету и тоже, как они, не отрывает от нас с Громовым заинтересованного взгляда. — Похоже, мы с тобой уже успели здесь всех смутить, — словно прочитав мои мысли и почувствовав моё замешательство, шепчет Дмитрий Владимирович, отстраняясь от меня и садясь на водительское сидение. Я тоже забегаю в машину, быстренько сев спереди на пассажирское место и пристегнув ремень безопасности, который сильно давит на живот, в котором бог знает что сейчас творится... Точнее, внизу живота... Там всё горит... А когда я смотрю на мужчину, сидящего справа от меня — мучения только усиливаются... Чёрт, что же это со мной происходит? — Ты выглядишь взволнованной, — я вздрагиваю, положив руки на коленки, которые предательски трясутся.

— Я никогда не была в ресторане, — вру и не краснею. Конечно же, я была... Ведь мой отец всё-таки был богатым человеком и многое мог себе позволить, вот порой и возил меня по всяким там ресторанам. Но это было так давно, что я практически ничего не помню...

— Правда? — искренне удивляется брюнет, заводя машину, после чего транспорт трогается в путь. — Тогда можешь особо не обольщаться. В ресторанах хоть и вкусно кормят, но развлечения у них дерьмовые, — впервые слышу, чтобы Дмитрий Владимирович говорил так... развратно, что ли... — Тебе будет там скучно, — я недовольно поджимаю губы. Но хорошо, что он хотя бы предупредил. — Зато мне не особо... — он бросает в меня многозначительный взгляд. — Сейчас мы купим тебе какое-нибудь платье, потом сделаем тебе сногшибательную причёску, и я буду весь вечер любоваться твоей красотой... — вовремя вспомнив о своих царапинах на запястье, я перебиваю мужчину, дрожащим голосом сказав:

— Давай сначала заедем в магазин косметики. Мне там нужно срочно кое-что купить... — надеюсь, что помимо тональника я там и прокладки найду, а то месячные сейчас у меня идут полным ходом. Наверное, из-за этих дней я чувствую некое перевозбуждение, особенно по отношению к своему опекуну. Мне даже на месте сидеть сложно. Я постоянно ёрзаю, вспоминая о прикосновениях этого мужчины... Чёрт, ещё влюбиться не хватало в папочку, пусть и не биологического. Это же такой стыд и позор... Боже...

Ничего не ответив, Дмитрий Владимирович останавливается напротив какого-то бутика. Я бросаю в мужчину благодарный взгляд и выбегаю на улицу, хватая ртом свежий воздух. В машине было слишком жарко...

Я захожу в магазин и изумлённо охаю, когда понимаю, что очередь до меня дойдёт ох как не скоро. Надеюсь, тональный крем у них есть. Прокладки — это ладно, потерплю как-нибудь, а вот топальник... На удивление, очередь доходит до меня довольно быстро. Значит, зря я волновалась. Купив всё, что нужно, я отхожу в сторону и, открыв баночку с кремом, немедленно намазываю её содержимое на царапины. Кажется, это уже не просто царапины, а шрамы. Ладно... потом со всем разберусь. Главное, что сейчас ничего не видно, и на примерку платьев я могу пойти со спокойной душой.

— Нет, это не подходит! — возмущается Дмитрий Владимирович, когда я мерю бог знает по счёту какое платье. Тело уже успело покрыться потом... Чёртово бабье лето... Жара просто невыносимая! — Девушка, вы понимаете, что значит "синее"?! — кричит он на продавщицу, которая всё это время подавала мне только золотистые и бежевые платья. — Я уже битый час прошу у вас синее платье, а вы мне даёте какое-то дерьмо! — я усмехаюсь, когда в памяти до сих пор живут слова: "а вы мне даёте". Продавщица смотрит на меня, как на какую-то дурочку и, кивнув папочке, куда-то уходит. — Я понимаю, что ты устала, — Дмитрий Владимирович встаёт с чёрного, кожаного кресла, на котором только что сидел, и вплотную подходит ко мне, положив руки на мою талию. Да он издевается... Я итак с трудом держусь, а он ещё и ко мне прикасается... — Но потерпи ещё немного. Через час уже начнётся ужин, не переживай, мы скоро закончим.

— Конечно, я понимаю, — киваю под его пристальным взглядом, и к нам подходит продавщица с синим платьем.

— Отлично! — радостно восклицает папочка, выхватив у девушки его. — Это как раз то, что нужно. Раньше-то его нельзя было принести?!

— Но оно было сделано на заказ... — недовольно бубнит продавщица, при этом успевая буравить меня ненавистным взглядом. Курица тупая... Заебала уже смотреть на меня так, словно я являюсь полным ничтожеством. Я и сама об этом прекрасно знаю, и напоминать мне не стоит.

— Плевать, я заплачу тебе за него вдвое больше! Давай, девочка моя, поторапливайся, время не ждёт, — мужчина запихивает мне в руки платье, и я с тяжёлым вздохом возвращаюсь в примерочную.

В общем, Дмитрию Владимировичу понравилось то самое синее платье, которое было сшито на заказ, и он всё то время, пока мы на машине добирались до ресторана, бросал в меня пошлые взгляды. Чёрт, я всё таки для него дочь, или кто?! Я тоже не лучше его, конечно, и в глубине души даже рада, что мой опекун такой весь из себя сексуальный. Девушки в моём возрасте мечтают о парнях, а я... Эх, и куда меня порой только не заносит!

Машина останавливается, и я медленно выхожу из неё, ловя на себе восхищённые взгляды всех людей, собравшихся напротив входа в ресторан. Дмитрий Владимирович грациозно подходит ко мне и, взявшись с ним за руки, мы заходим внутрь здания.

Ресторан на вид шикарен, в этом спору нет. Всё выполнено в классическом стиле — золотистых и бежевых тонах. Поодаль, на небольшом балкончике есть маленький симфонический оркестр. Музыка благоприятно на меня действует, и я расплываюсь в довольной улыбке.

— Нравится? — спрашивает Дмитрий Владимирович, заметив моё восхищение. Мужчина аккуратно проводит ладонью по внутренней стороне моего запястья. Я вздрагиваю от его прикосновения, стараясь не выдавать своего возбуждения, хотя кажется, что папочка в таких вот казусных ситуациях всегда видит меня насквозь.

— Да. Очень, — взволнованно прикусив нижнюю губу, робко отвечаю я.

Кстати, сам мой опекун, как обычно, в парадном костюме, хотя смокинг у него вроде как новенький.

— Идём. Мои друзья должны сюда приехать с минуты на минуту, — мы подходим к самому большому столу, который расчитан на мест восемь, не меньше, и садимся за него. Дмитрий Владимирович, конечно же, усаживается напротив меня. Мы сидим в полном молчании втечение нескольких минут до тех пор, пока нашу тишину не нарушают громкие, мужские голоса.

Папочка радушно встречает всех своих друзей, пожимая каждому из них руку. Я отворачиваю голову в сторону, случайно увидев молодого официанта, который идёт в нашу сторону с огромным подносом в руках. Улыбнувшись мне, юноша ставит предмет на стол и куда-то удаляется, а до меня доносится разговор мужчин:

— У тебя очень красивая дочь. Ты не против, если я на ней когда-нибудь женюсь? — спрашивает кто-то с лёгкой насмешкой. И вот что они всё заладили о моей красоте? Я некрасивая. Уродина. Это просто наглая лесть, с помощью которой эти идиоты хотят получить больше расположения у моего богатого папочки.

Еда кажется совершенно безвкусной, когда я кладу её к себе в рот. Мужчины уже забыли о моём существовании и начали говорить о своих делах, что, безусловно, очень круто, но мне... Чёрт побери, мне так скучно! И абсолютно пофиг на то, что они там обсуждают. Впрочем, как Дмитрий Владимирович и предупреждал. Я правда пытаюсь выдавить из себя улыбку, но ничего не выходит... Настроение падает к нулю.

— Я выйду ненадолго, — предупредив опекуна, я встаю из-за стола и направляюсь в сторону туалета. Когда захожу туда, то обнаруживаю множество маленьких раковин странной, такой вытянутой формы. Хм... А почему здесь нет отдельных кабинок? Ох... боже... похоже, я перепутала женский туалет с мужским! Так, надо срочно отсюда выбираться! Но закон подлости отыгрывается на мне и в этот раз, потому что в следующую секунду в туалет заходит мужчина, и не просто мужчина, а сам Дмитрий Владимирович! Я чуть не падаю в обморок, когда вижу его чересчур удивлённую физиономию. Ну, что поделаешь, если у меня постоянно мозги набекрень?!

— Я... — распахиваю рот в форме буквы "о", сглотнув накопившийся в горле ком. — Просто не туда зашла. Я сейчас уйду, — ох, как же мне стыдно, кто бы знал! Я подхожу к мужчине, когда он до сих пор стоит возле входной двери. Напряжение усиливается, и наши взгляды встречаются. В его васильковых глазах я вижу страстный огонь, а в своих... ничего не вижу, к сожалению, но чувствую, что выгляжу сейчас как потерянный щенок, или что-то вроде того. В мыслях всё смешивается, когда Дмитрий Владимирович начинает подходить ко мне. Я не могу нормально дышать, но и сдвинуться с места почему-то тоже не могу, как будто мои туфли намазали клеем Моментом.

— Ты же в курсе, что мы для друга уже не просто "отец" и "дочь", — неожиданно произносит он. Я делаю непонимающий вид, хотя прекрасно знаю, что он имеет в виду. — Девочка моя, нет больше смысла притворяться. Ты думаешь, что я ничего не заметил? — он аккуратно берёт меня за руки, приподнеся одну из них к своим губам. — Ты постоянно смущаешься, когда я рядом... Я живу на этом свете дольше, чем ты, и многое знаю о повадках людей, а о женщинах — тем более, — странно, что он решил начать такой разговор именно в туалете. Нет, скорее смешно. Как будто дома у нас не будет времени поговорить наедине! Или он боится, что нас может кто-нибудь подслушать? Хотя да... Сделать это в туалете, да ещё и в мужском... Да, это очень разумно... — Я говорил тебе, что не предпочитаю молодых девушек, но когда увидел тебя сегодня в этом платье, то понял, что ты уже самая настоящая женщина, — ну, спасибо... Я думала, что морщин у меня не так уж и много. Кстати говоря, от папочки исходит запах алкоголя. Теперь понятно, почему у него язык-то так развязался.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, и тебе не кажется, что ты немного перебрал с водкой? — на удивление, спокойно спрашиваю я, пытаясь выпустить руку из его плена, но ничего не выходит. Он слишком силён.

— А тебе не кажется, что ты слишком долго мучаешь меня?! — вопит он, и я сильно вздрагиваю из-за его чересчур грубого тона. — И что это за хрень у тебя на руке?! — он стирает с моего запястья тональный крем, который я так тщательно вмазывала в кожу, и под которым скрываются царапины из-за порезов.

— Ничего. Я просто упала, — оправдываюсь я, хотя понимаю, что Дмитрий Владимирович слишком умён, чтобы поверить в этот бред, даже в состоянии алкогольного опьянения. Если бы не этот противный запах — его можно было бы посчитать за трезвого человека.

— Мне, конечно, уже известно о твоих пристрастиях к суициду, но я даже и подумать не мог, что при такой шикарной жизни ты решишь совершить его вновь! — возмущается он. Ему известно?! Но откуда, чёрт подери?! — Дура, ты не должна так наплевательски относиться к своей жизни! — удивительно, что ещё не было ни одной пощёчины. Дмитрий Владимирович просто стоит на месте и читает мне нотации прямо в туалете. Зашибись. — Она хотя бы у тебя не такое дерьмо, как у меня когда-то... — бормочет он и, обхватив ладонями за плечи, мгновенно прижимает меня к твёрдой стене. — Я научу тебя ценить жизнь, даже после того, что с тобой сотворю. Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты меня спровоцировала на это...

— Ч-что ты д-делаешь? Отпусти меня! — испуганно воплю я, когда он расстёгивает, а позже снимает ремень со своих штанов, небрежно бросая его на твёрдый пол. До моих ушей через стену доносится уже не классическая, а танцевальная музыка восьмидесятых, включенная, наверное, на всю громкость. Это, кажется, Ласковый май, или какая-то другая группа? Что за чёрт?! Это же ресторан, в конце концов, тогда какого хрена здесь происходит?!

— Будешь брыкаться, доченька, я тебе потом всю руку отрежу, чтоб ты не посмела даже пальцем к себе прикоснуться! Суецидница хренова! — я хочу оттолкнуть Дмитрия Владимировича от себя, но у меня ничего не получается. Что за нафиг?! Почему он так силён именно сейчас?!

Мужчина плотно прижимается ко мне, и я чувствую, как его возбуждённая плоть уже упирается прямо в мой живот. И тут на ум случайно приходят слова Марьи Прокофьевны: "Он хорошо умеет наказывать и проучивать людей, даже тех, кто ему очень дорог...". Наказывать, да, понимаю, но не насиловать же! Это уже дикость какая-то!

— Папочка, пожалуйста, не делай этого... — умоляю я, когда холодные слёзы рекой бегут по щекам, а мужчина с невероятной силой и скоростью разрывает моё платье.

— Папочка?! — хохочет он мне прямо в лицо, словно какой-нибудь злодей из фильма. — Никакой я тебе не папочка! И никогда им не был! — возможно, он даже прав, но, блин, почему же так больно?! Неужели этот человек успел стать для меня чем-то большим, чем просто опекуном?!

— Нет, умоляю, ты не такой! Ты хороший! Ты не причинишь мне вреда, я знаю! — от платья, за которое он сегодня заплатил кучу бабла, уже ничего не осталось, кроме бесполезных, мелких лоскутков. И что более странное: в туалет до сих пор никто не зашёл! Где всех носит-то?! Уверена, что если я начну просить о помощи криками, то Дмитрий Владимирович трахнет меня без всяких там промедлений и предупреждений. Лишит меня девственности — единственного, что во мне осталось ещё нетронутым. Изнасилование намного хуже убийства потому, что после него искалеченный человек всё ещё жив. И он продолжает жить с этой болью... Но я не собираюсь... Если это произойдёт — я точно убью себя, а после смерти папочка уж точно не сможет меня тронуть.

— Ты меня совсем не знаешь, девочка моя, — наклонившись к моему уху слишком близко, шепчет он. А потом резкий толчок, и сильная, звенящая боль, разливающаяся по всему телу. Я даже не помню, когда он успел стянуть с меня трусы... Просто... Это не описать словами... Не описать, насколько это больно и в тоже время мучительно. У меня месячные, а меня, блядь, трахает собственный папаша, пусть и по документам!

Кровь прямо из влагалища с разорванной с первого же раза мощным толчком девственной плевой бежит ручьём по моим обнажённым ногам вниз, на пол. Она пурпурно-красная, чуть ли не бордовая. Тёмная, густая и липкая... Противная...

Я морщусь, прикрывая глаза и не отдавая себе отчёта в том, что это конец. Что я отдалась ему, даже практически не сопротивляясь, в каком-то грёбаном туалете супер-дорогого ресторана. Как же это нелепо звучит... Какая же я всё-таки дура, раз надеялась, что проживу последние дни своей жизни без происшествий!

Эта сволочь поражённо округляет глаза и быстро отстраняется от меня, упав на пол прямо задницей и схватившись за голову руками, которые трясутся не хуже, чем всё моё тело. Я медленно провожу ладонью по вспотевшему лицу, а затем резко запихиваю зажатые в кулак пальцы одной руки прямо в рот, кусая себя со всей силы. До крови. До изнеможения, но не до потери сознания, к сожалению.

— К-катя, прости, я не хотел, — мужчина (хотя какой он после всего этого, блядь, мужчина?!) подползает ко мне на коленях, но я, собравшись с силами, отхожу прочь от него и, добредя вроде как до настоящей раковины, нахожу рукой кран, из которого с моей помощью впоследствии начинает бежать холодная вода. Нет, она просто ледяная. Как раз то, что мне нужно. — Я сорвался. Сам не понимаю, как...

— Сука, лучше отъебись от меня! — с дрожащими губами злостно фыркаю я, с огромным усилием поднимая одну ногу вверх и поливая её участки с кровью водой. Он. Вошёл. В. Меня. Один. Единственный. Раз. Но. Это. До. Невыносимости. Больно. Я. Чувствую. Себя. Ещё. Грязнее. И. Ничтожнее. Чем. Когда-либо.

В туалет внезапно кто-то заходит, и это оказываются как раз друзья того урода. Сказать, что их лица просто шокированы - значит, нечего сказать. Эти мужчины не то, чтобы просто шокированы... Я даже не знаю, как правильнее-то слово подобрать... ОНИ РЕАЛЬНО В АХУЕ!

— Ты что сделал со своей дочерью, придурок?! — кричит один и подбегает к насильнику, а второй, в свою очередь, ко мне. И знаете что? Мне плевать, что все они увидят меня "во всей своей красе", ведь теперь мне уже реально нечего терять!

— Убейте эту тварь... — шепчу я тому, кто, накрыв меня своим пиджаком, помогает выбраться мне из туалета.

— Закон с этим обязательно разберётся, не волнуйся, Катя, — заверяет меня он. ЗАКОН. После этого я сразу же вспоминаю о Сергее. Как странно, что именно сейчас... Но здесь лейтенанта Добронравова нет. Он уехал к своей невесте и бросил меня. И после того, что произошло с опекуном... с этим грёбаным извращенцем... я точно не вижу смысла в жизни. Всё. Решено. Дальше откладывать уже некуда. Я сделаю это. Завтра. И на этот раз меня точно никто не остановит.

Дата добавления: 2015-08-17