Аннотация. Вся моя жизнь была сплошным дерьмом

Вся моя жизнь была сплошным дерьмом. Но когда я поняла, что все меня предали — было уже поздно что-то менять. Я хотела покончить жизнь самоубийством, но каждый раз меня кто-то останавливал. Сначала — ужасная смерть родителей прямо на моих глазах. Затем — отправка в детдом. Потом глупая влюблённость, и снова унижения, боль, нападки от всех вокруг… Закончится ли этот кошмар когда-нибудь?

Пролог.

Эти стены… Серые, холодные, совершенно безжизненные стены… Они так давят на меня. Кажется, что я не дышу, что нет меня в этом прогнившем донельзя мире. Я хочу умереть, хочу умереть, хочу умереть… Эх, сколько же это можно повторять? Они за этими стенами кричат так долго, что я уже перестаю верить в то, что это происходит на самом деле. Ведь такое может только присниться! Я каждый день убеждаю себя в том, что это всего лишь обыкновенный кошмар, который совсем скоро закончится, но в итоге прихожу лишь к одному: это всё явь. Весь этот ужас, творящийся в нашей семье, весь этот хаос происходит на самом деле, и это что ни на есть самая настоящая реальность, с которой мне никогда не удастся смириться.

Родители до сих пор продолжают кричать друг на друга. Их противные голоса, наполненные одной ненавистью, уже в печенке у меня застряли… Господи, как же хочется громко взвыть и крикнуть: «Прекратите!», но я не могу этого сделать лишь потому… потому что меня, блядь, собственные родители заперли на складе продуктов. А ещё перед этим папа мне сказал, чтобы я заткнулась и помалкивала до тех про, пока они не закончат свой «разговор». В противном же случае он не выпустит меня из этого места до самого утра. Какая ирония… А я ведь до сих пор не сделала уроки. Точнее, когда начала их делать, эти сумасшедшие стали орать на весь дом как резаные. Я принялась их разнимать, но мне за это досталась сильная пощёчина. Такого ещё никогда не было… Чтобы папа распускал руки, тем более на собственную дочь… Нет, чёрт возьми, я поверить не могу! Это происходит не со мной! С кем угодно, но только не со мной…

Я всё-таки не выдерживаю и подбегаю к железной двери серебряного окраса, начав что есть мочи случать по ней кулаками. И почти сразу же дверь резко отворяется. Я каким-то чудесным образом успеваю отскочить назад, но тут же падаю на пол, когда сильный кулак отца оказывается на моей раскрасневшейся после его пощёчины скуле. У мужчины очень взъерошенный и бешеный вид. От него за несколько сантиметров несёт алкоголем. Водка? Нет, не думаю… Скорее, виски, ведь в последнее время он только их и пьёт.

— Я сказал тебе, шалава, чтобы ты сидела на своей заднице и не вмешивалась в наш разговор! Паршивка! — шокированная такому обращению к себе, я незамедлительно, хоть и покачиваясь, встаю с ледяного пола на ноги. Осторожно касаюсь пальцами щеки, которая до сих пор пылает из-за его ударов. Господи, помоги мне…

— Папа, что случилось? Ты снова проиграл дело? — я стараюсь держаться спокойно, но это так сложно… Особенно сейчас, когда он сверлит меня своим уничтожающим взглядом. Неприятные мурашки аж по всей коже бегают… — Не переживай, это не так уж и страшно, — мой отец — адвокат, причём самый известный в городе адвокат. К нему за помощью уже обратились сотни осуждённых. Преступников или же тех, кого подставили, неважно. Так вот, он ещё никогда ни одного дела не проигрывал, но в последние месяцы что-то пошло не так… Наверное, заказчики уже угрожают ему, раз он такой… злой, что ещё мягко сказано. Отец проиграл вот уже три дела подряд и это его просто бесит. Но мы-то с мамой здесь при чём? Зачем срывать всю злобу и весь гнев именно на нас?! Я просто не понимаю… Мне так страшно… Так холодно… Папа всегда был добрым человеком, но что-то его изменило. Он очень любил меня, заботился обо мне как о зенице ока, а теперь… теперь относится ко мне так, словно я его наихудший враг.

— Ах, не так страшно?! — он вплотную подходит ко мне и сильно обхватывает моё горло трясущимися из-за чрезмерного употребления алкоголя пальцами. Неприятные ощущения сковывают меня. Я хочу немедленно вырваться из плена его пальцев, но не могу, потому что уж больно он силён, особенно в состоянии алкогольного опьянения. И не управляем, словно какой-то демон. — Да что ты знаешь о страхе, идиотка?! — кричит в лицо он мне. Что я знаю о страхе? Ох, в последние дни очень многое, папочка. И виной всему этому являешься именно ты, хотя почему-то этого не замечаешь! Я не могу достучаться до тебя, а ты не хочешь меня услышать, и это нас обоих убивает! — Меня сегодня чуть не избили три здоровенных мужика с огромными дубинками! Представь, каково же было мне! И если завтра я не выиграю это чёртово дело, они сотрут меня в порошок, при этом даже не моргнув глазом! — он говорит, вернее… нет, скорее даже кричит невнятно. Из-за алкоголя его язык просто-напросто заплетается…

— Ты всё выиграешь, — судорожно сглотнув, поникшим голосом бормочу я. — Ведь мы с мамой в тебя верим…

— Заткнись! — ещё один удар, но на этот раз предназначающийся другой щеке. — Мне уже надоело слушать всё это нытьё… — он, наконец, отстраняется от меня и постепенно отходит назад, схватившись обеими руками за голову. — Просто… заткнись… уходи… — неужели последнее слово мне послышалось? Или?.. – Что стоишь?! — его лицо всё покрасневшее и в поту. — Проваливай отсюда! — я на ватных ногах подхожу к выходу из склада и, в последний раз взглянув на человека, которого когда-то считала самым добрым существом на всей планете, бегу со всех ног искать маму и убедиться, что хотя бы с ней он не сделал того ужаса, который сотворил со мной. Я нахожу родную женщину на кухне. Она лежит на полу. Её лицо… о боже… оно похоже на какое-то кровавое месиво. Я даже не могу разглядеть среди всего этого безобразия её добрых васильковых глаз.

— Нет, мама, только не это… — незамедлительно подбегаю к ней и начинаю нащупывать пульс на её шее, которая покрыта огромным слоем крови. Никакого движения. Совершенно… ничего… — Нет… нет… прошу… умоляю… Ты не умерла! — на глаза наворачиваются горькие слёзы, которые я просто не в состоянии остановить, хотя должна немедленно это сделать, потому что отец с минуты на минуту и до меня доберётся! Я должна бежать из этого дома только ради того, чтобы сохранить собственную жизнь. Но в том-то и дело, что мне уже не хочется жить… Я хватаю с кухонного стола телефонную трубку, которая каким-то чудом оказалась там, и дрожащими пальцами набираю «03». — Алло, скорая… — но не успеваю сказать хотя бы ещё одно слово, как внезапно кто-то выхватывает телефон у меня прямо из рук и бросает его на пол, после чего трубка разбивается вдребезги. Отец зловеще мне улыбается и потом со всей силы топчет оставшиеся более крупные части от телефона ногой, из-за чего по всему помещению сразу же разносится неприятный громкий звук. — Ты что… — это всё, на что меня хватает. Я начинаю рыдать со всей силы и склоняюсь над бледным телом мамы. Она не дышит… нет… Это происходит не со мной! Такого просто не может быть! Совсем недавно мы с мамой разговаривали обо всяких там пустяках, смеялись и радовались жизни, а теперь она здесь… совсем одна и до боли холодное. Моё сердце колотится с бешеной скоростью…

— Эта тварь изменила мне со своим боссом, — фыркает отец. Хотя после всего, что он сделал, разве я могу его так называть? Он вообще имеет право называться отцом! Он даже не мужчина, раз замахнулся на тех женщин, которых когда-то любил! Господи, как же больно! В груди всё пылает. Кажется, что она вот-вот взорвётся, и я просто не в состоянии это прекратить. Слёзы толстым слоем уже давным-давно покрыли моё лицо… Губы искусаны в кровь, а ногти на руках поломаны… — Вот я и решил её проучить. Давно уже надо было это сделать! — он начинает смеяться во весь голос, и надо мной берут верх небывалое отвращение и ненависть к этому человеку, если его вообще теперь так можно называть!

— Ты… как ты мог? — я на коленках подползаю к обломкам телефона, валявшимся повсюду в надежде на то, чтобы починить трубку и, наконец, вызвать скорую. Но когда до меня доходит, что это просто нереально сделать, потому что обломки от прежде целого телефона слишком малы, я резко встаю на ноги и хочу пробежать мимо мужчины, чтобы найти другую трубку, или сотовый, или чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но его сильные пальцы неожиданно со всей силы перехватывают моё запястье, и он притягивает меня к себе. Я не удерживаю равновесие и падаю на пол, захватив за собой отца. Только вот мне удаётся успеть подложить под себя руки, чтобы смягчить падение, а он прямо у меня на глазах сильно ударяется головой об острый угол кухонного гарнитура и теряет сознание. Я хочу воспользоваться этим моментом и, наконец, найти другой телефон, но когда обнаруживаю густую тёмно-красную кровь, сочившуюся из виска мужчины, то подползаю к нему и нащупываю пульс на шее. — Нет, не может быть… — в шокированном состоянии я смотрю на свои окровавленные руки. Только вот это не моя кровь, а его. Моего отца, которого я только что лишила жизни.

Я убила своего отца… Я его убила… Их памяти сразу же беспорядочно всплывает множество картинок. Первая – где папа учит меня кататься на велосипеде. Вторая — где он помогает мне не бояться высоты на колесе обозрения. Третья — где я собственными руками… убиваю его. Если бы я его не толкнула, то, вполне возможно, что всё бы обошлось. Да чёрт возьми! Что я вообще несу?! Конечно же, ничего бы не обошлось! Он убил мою маму… Того человека, который всё ещё любил меня и никогда бы не посмел поднять на собственного ребёнка руку.

Полицейские вот уже который час расхаживают по дому так, словно они его хозяева.

— Я нашёл топор в ванной. Судя по всему, этот сумасшедший нанёс именно им множество ударов по лицу пострадавшей, — не стесняясь, говорят при мне они. Думают, что я их не слышу из-за своего поникшего состояния. Эх… как же они всё-таки ошибаются… — Бедная девочка, — три пары глаз мгновенно устремляются на меня, а я сижу на диване. Кажется, кто-то осмелился укрыть меня пледом, но я ничего не чувствую. Совершенно ничего… Не хочу больше жить… — Потеряла родителей в один день, да ещё и при таких ужасных обстоятельствах. У неё есть родственники?

— Нет… — отвечает кто-то. Не могу разобрать, мужской ли это голос или же женский… — Девушку отправят в детдом. И учитывая, что ей сейчас шестнадцать, она проживёт там всего два года. Быть может, даже меньше, ведь сейчас активно развивается проституция. Её могут удочерить, получить за это большие деньги, а потом использовать в своих целях. Я, пожалуй, поручусь за неё, — да, этот голос определённо мужской. Кажется, красивый, но какая мне до этого разница? Я томно разглядываю свои пальцы, и внезапно на них появляется много крови. Она такая противная и липкая! Не выдержав, я соскакиваю с дивана и начинаю трясти руками во все стороны в надежде на то, что эти галлюцинации наконец-то испарятся. Меня начинает сильно трясти. Тело пробирает озноб, не знакомый мне ранее… Ох, господи, как же холодно! Я вновь смотрю на свои руки и, наконец, обнаруживаю, что они приняли прежнее состояние. Хорошо… Теперь мне нужно как можно скорее и подальше сбежать от полицейских, чтобы сделать всё по-тихому. Уверена, они всё поймут, когда вспомнят о безысходности моего положения.

— Можно мне в туалет? — тихо спрашиваю я, а затем трое полицейских тут же обращают на меня внимания. Одна взрослая женщина и двое мужчин, причём второй гораздо моложе первого. Ему можно дать лет двадцать с лишним.

— Да, конечно. Сергей, проводи девушку, — обращается к молоденькому женщина, после чего тот мгновенно оказывается передо мной. От такой неожиданности я сильно вздыхаю и начинаю паниковать. Он так близко… Но почему же? Я не могу нормально на него смотреть. Кажется, что я вот-вот наброшусь на него точно так же, как и на отца, толкну, и он стукнется головой об какой-нибудь угол, которых здесь просто пруд пруди. Снова смотрю на руки. Они не в крови… Слава богу…

— Ты в порядке? — спрашивает у меня полицейский, когда мы подходим к ванной комнате. Туалет и ванная совмещены, и это хорошо. Я смогу сделать ЭТО за считанные секунды. Нужно только не выдать себя, и тогда всё будет как по маслу. — Прости, глупый вопрос… Что-то я…

— Да нет, вовсе не глупый, — резко перебиваю его я, посмотрев ему прямо в… кажется, серые глаза, но это неважно. — И я вам отвечу: сегодня самый худший день в моей жизни, и поэтому я хочу избежать всяческих ненужных… р-р-р…. — язык почему-то заплетается, когда я замечаю, что молодой мужчина внимательно меня выслушивает. — разговоров.

— Держись… — он вздыхает, и его взгляд в этот момент по какой-то причине мне кажется самым добрым на свете. Я пытаюсь изобразить что-то вроде улыбки, но ничего не получается, поэтому с кислой миной захожу в комнату, нахожу выключатель, включаю свет и запираю за собой дверь. Так-то лучше! Теперь меня точно никто не сможет достать!

Не медля, я выдвигаю один из ящиков трельяжа наружу и в охапку хватаю новую запакованную бритву. Безжалостно разрываю упаковку зубами и бросаю её на пол. Бритва совсем новая и очень острая. Я сама её на днях покупала. Трясущимися руками подношу лезвие к внутренней стороне запястья, как раз туда, где самые большие вены. Как только под мой взор попадает огромная ярко-зелёная вена, я слегка улыбаюсь и преподношу к ней лезвие, вдавливая его в бледную кожу. Сначала ничего не получается. Я не могу себя убить? Почему же? Это ведь так легко! Или… наоборот? Сглотнув и смахнув ладонью спадающую длинную чёлку на лоб, я делаю вторую попытку, а именно — провожу бритвой по коже с такой силой, что начинает показываться кровь, а затем красной жидкости становится всё больше и больше. Она капает на пол, а потом и вовсе льётся. Меня очень завораживает это зрелище. Я практически ничего не чувствую, ведь душевная боль уже поглотила физическую…

— Извини, конечно, но ты долго ещё там? — слышится за дверью пронзительный голос молодого полицейского.

— Нет… — набравшись сил, как можно громче отвечаю я. — Ещё совсем чуть-чуть… подождите... — и тут земля уходит из-под ног, в глазах всё расплывается. Жизненные силы покидают меня с каждой секундой, но что-то не так. Я чувствую какое-то движение. Вокруг бегают и суетятся люди. Они кричат что-то друг другу, но мне нет до этого никакого дела. Ведь я теперь свободна…

Дата добавления: 2015-08-17