Глава 26. Следующие несколько дней мы преимущественно отсыпаемся и восстанавливаем силы

Следующие несколько дней мы преимущественно отсыпаемся и восстанавливаем силы. Впереди остался лишь последний рывок, но для него нам понадобятся все силы, всё мужество, вся храбрость, что у нас есть. Если раньше и был какой-то шанс повернуть назад, то теперь его нет. Только вперёд.

Мои ночи проходят на удивление спокойно, чего нельзя сказать о Пите. Он не кричит, а лишь тихо стонет и просыпается посреди ночи. Нас разделяет всего несколько метров, и, возможно, я должна подойти и прогнать его кошмары, но я этого не делаю, а лишь вслушиваюсь в металлический перезвон наручников, когда он ворочается. Может быть, я никогда не прощу себя за эти мгновения, но на самом деле я просто не уверена, что Пит будет рад, если я настолько приближусь к нему сейчас: он столько усилий приложил для того, чтобы держать меня на расстоянии, и я не уверена, что должна сводить их на «нет». К тому же…Это малодушно, но я вынуждена признаться самой себе в том, что боюсь того, что ему снится и того, чем его сны могут обернуться для меня.

В остальном наши дни в этой бетонной коробке до тошноты похожи один на другой. Мы почти не ранены, если не считать нескольких ссадин и синяков на всех, раненой шеи Гейла и рук Пита. Но рана Гейла затягивается довольно быстро, и мы с радостью убеждаемся в том, что дротик не нанёс ему больше никакого ущерба. С Питом сложнее: пока на нём наручники, раны никуда не денутся, а он наотрез отказывается снять их. Каждый день я или Джоанна меняем повязки на запястьях Пита, но толку от этого мало.

По вечерам, когда на капитолийские улицы опускается тьма и комендантский час, Тигрис запирает свой магазинчик и спускается к нам. Ей нравимся мы, нравятся наши истории об Играх и о войне, нравится участвовать в чём-то настолько запретном, как революция, но, кажется, для неё это лишь ещё одно шоу, такое же, как Голодные Игры. Она, похоже, даже не понимает, какой опасности подвергается, принимая нас здесь. Тигрис напоминает мне мою команду подготовки – такая же простодушная и наивная, не ведающая зла и несправедливости, живущая в своём разноцветном мирке, который мы пришли разрушить до основания. Но этого, кажется, она тоже не понимает.

На пятый или шестой день нашего пребывания в подземном укрытии – я не знаю наверняка, потому что здесь невозможно уследить за сменой дня и ночи – экран на стене загорается красной рамкой по контуру и издаёт истошные звуки, похожие на хриплый вой сирены.

- Что-то не так, - хмурится Крессида, разбуженная этим жутким звуком. – Это сигнал опасности.

Выпутываюсь из мехового кокона, иду ближе к выходу, пытаясь понять, что происходит наверху. У лестницы Пит, изловчившись, ловит меня за руку.

- Не ходи туда.

Мой ответ – лишь лёгкая улыбка. Я не оставлю этого просто так. Ставлю ногу на первую ступеньку, чувствуя на себе пристальный взгляд Пита, но тут же возвращаюсь и направляюсь прямо к нему. На лице парня мелькает облегчение, в следующий миг сменившееся подозрительностью. Достаю из кармашка ключ, который выпросила у Джоанны, а Пит медленно качает головой, предостерегая. Но он не успевает ничего сказать прежде, чем наручники с негромким звоном падают на каменный пол.

- Ты зря это сделала, - произносит он, потирая израненные запястья.

- Нет. Если нам грозит опасность, ты должен суметь защитить себя.

- Тебя, - несётся мне вслед, когда я возвращаюсь на лестницу, и сердце на миг замирает.

Я слышу, как наверху звенят многочисленные затворы, отъезжает задняя стенка платяного шкафа, по ступенькам дробно стучат каблучки. Тигрис едва не сбивает меня с ног, на её кошачьем лице застыл испуг, граничащий с ужасом. Отступаю на несколько шагов, давая женщине метнуться к Крессиде, и слышу позади себя голос Гейла:

- Кажется, она, наконец, поняла, что всё это не игра.

Я почти вижу, как он усмехается: он почти ненавидит всё капитолийское, и Тигрис – не исключение.

- Что происходит? – с плохо скрытым раздражением произносит Крессида, встряхивая нашу хозяйку.

- Эвакуация, - шепчет она, но в наступившей тишине это слово отбивается от бетонных стен, становясь громче.

Мы не успеваем задать ей ни одного вопроса, когда экран на стене вновь зажигается. На этот раз на нём появляется глава миротворцев, зачитывающий специальное постановление о беженцах и эвакуации. Я почти не слушаю его до тех пор, пока его слова о том, что Президент Сноу так же распахнул двери своего дворца для обездоленных, буквально не врезаются в моё сознание.

- Это наш шанс! – вскрикиваю я, хватая Крессиду за руку.

Женщина пожимает плечами.

- Ты – наш командир, солдат Эвердин. Как скажешь ты, так и будет, - она уже понимает, к чему я клоню.

- Нам нужно уходить, - теперь я обращаюсь к Тигрис, которая, кажется, немного пришла в себя. – Судя по всему, - киваю на экран, - здесь скоро будут миротворцы с требованием поселить сколько-то беженцев. Тогда мы вообще не сможет выйти из подвала. Кроме того, если мы хотим закончить то, что начали… - многозначительно приподнимаю брови в надежде, что остальные поймут меня без слов.

И они понимают. Кориолан Сноу разве только сам не пригласил нас к себе в гости. Толпа перепуганных беженцев, хаос, порождённый эвакуацией, распахнутые ворота президентской резиденции – не воспользоваться таким подарком судьбы будет равносильно преступлению. Тигрис понимающе кивает.

- Я найду вам подходящую одежду.

Я словно впервые оглядываю себя и остальных: на мне костюм Сойки-Пересмешницы, на других – привычная форма Дистрикта-13, поистрепавшаяся, но всё ещё слишком приметная. Выйти на улицы Капитолия в ней – всё равно, что нарисовать на себе мишень. Пусть горожане сбиты с толку эвакуацией и напуганы, но нас они всё-таки боятся больше. Когда панель за Тигрис захлопывается, я открываю рот, чтобы сказать то, что должна, но не успеваю.

- Я иду с тобой, нравится тебе это или нет, - отрезает Гейл, складывая руки на груди.

- Я тоже, Эвердин. Я не позволю тебе одной наслаждаться агонией этого старого ублюдка, - уверена, если я попробую спорить, Джо разукрасит моё лицо синяками.

- Мы хорошо знаем Капитолий, мы нужны тебе.

А он молчит. Я боюсь смотреть на Пита, потому что сейчас именно тот момент, когда я понимаю, что переродок, всё ещё сидящий в нём, может в любой момент подвести нас. Я уже готова предложить ему дождаться нас или других повстанцев здесь, умолять его и спорить, когда он произносит:

- Я пойду один.

- Что?! Нет, Пит, даже не думай об этом!

- Почему нет? – он пожимает плечами. – Ты ведь сама понимаешь, что я всё только усложню, если… - открываю рот, чтобы поспорить, но Пит отмахивается: - разве нет? Сейчас это написано у тебя на лице. Зато я смогу отвлечь внимание на себя…в случае чего. Капитолий так меня разрекламировал, что вряд ли кто-то будет способен пройти мимо меня.

- Они же могут разорвать тебя, - прищурившись, говорит Гейл.

- Лучше они меня, чем я – вас.

- А если ты попадёшь к Сноу? Снова? – мне становится не по себе при одной мысли об этом, и я надеюсь, что Пит тоже испугается.

Он не пугается, а лишь протягивает мне раскрытую ладонь.

- Верни мне «морник», Китнисс.

Пальцы не слушаются, и я едва не роняю фиолетовую капсулу, достав её из кармашка. Кончиками пальцев дотрагиваюсь до руки Пита, вкладывая в неё яд, а парень слегка сжимает мои пальцы, закрывая ладонь. Моё сердце плачет и рвётся из груди, но я стараюсь оставаться спокойной: сейчас не время для истерик. Но я всё же не сдерживаюсь и бросаюсь ему на шею. Тёплые ладони смыкаются на моей талии в крепкий замок – не разорвать, кончиком носа Пит касается моих волос. Несколько слезинок впитываются в ткань его формы.

- Мы не должны…не должны снова расставаться… Ты же помнишь, что случилось в прошлый раз, - молящим тоном шепчу я. У него есть ещё время передумать.

- Я бы предпочёл это забыть, - невесёлый смешок теряется в прядях моих волос. – Так нужно, Китнисс. Так будет легче…правильнее… Ты должна быть сильной. Скоро всё это закончится, и ты должна закончить это. Потом станет легче…

В его словах чувствуется некая обречённость, словно для него тоже будет всё кончено, и страх мелкой дрожью прошибает меня. Я лишь крепче стискиваю Пита в своих объятиях, а он, напротив, убирает руки с моей талии.

- Пит…

- Иди, Китнисс, - он отстраняется от меня, выпутывается из моих рук. – Всё будет хорошо.

Тупо глядя на Пита, я машинально запускаю руку в карман, нащупывая жемчужину. Загадываю: пока она со мной, с Питом всё будет хорошо. Он всегда возвращался ко мне, и сейчас непременно вернётся. Тем временем Пит подходит к Гейлу и что-то тихо ему говорит. Напрягаю слух, прислушиваюсь и хмурюсь.

- Помни, что ты обещал мне…

- Мелларк… - морщится Гейл, словно эта просьба ему неприятна.

- Помни! – Пит хватает его за рукав, не давая отстраниться. – Поклянись!

- Клянусь, - нехотя бубнит охотник, бросая краткий взгляд на меня.

Через минуту в подвал возвращается Тигрис, нагруженная таким ворохом вещей, что её не видно за ними. Парни помогают ей спуститься, и вот уже наши постели завалены кипами пальто, штанов, шарфов, палантинов и пончо. Женщина быстро наносит грим на наши лица, почти до неузнаваемости изменяя нашу внешность, ловко подбирает наряды, скрывающие не только нашу форму, но и оружие. У неё это получается намного лучше, чем у Крессиды, о чём я спешу ей сказать. В ответ на похвалу Тигрис только краснеет и продолжает свою работу. Проходит немногим больше часа, и мы готовы к выходу. Тигрис обнимает каждого по очереди, долго держит в объятиях Крессиду и что-то шепчет ей на ухо, принимает из рук Гейла банку консервов и откидывает засовы на двери.

На улице идёт снег. Низкое небо серым покрывалом укрыло Капитолий. Яркие одежды капитолийцев выглядят ещё более нелепыми в этой серости и беспорядке. По улицам бредут толпы людей – мужчин, женщин, стариков, детей – с одинаковыми потерянными лицами, с одинаковой растерянностью в глазах. На меня накатывает раздражение: как эти люди умудряются до старости сохранить наивность во взгляде, тогда как наши дети уже в десять лет смотрят с присущей старикам усталостью? Больше этому не бывать – уже сегодня мы положим этому конец.

Мы легко смешиваемся с толпой, идём на некотором расстоянии друг от друга, но пока ещё вместе. Я стараюсь не пропустить момент, когда Пит отделится от команды, но, когда оборачиваюсь в очередной раз, его уже нет с нами. Судорожный вздох рвётся из моей груди, но я подавляю его, в сотый раз повторяя себе: с ним всё будет хорошо. За следующим поворотом скрываются Крессида и Поллукс, и мы остаёмся втроём. Изо всех окон на нас смотрят десятки любопытных и перепуганных глаз, и на миг мне даже становится жаль капитолийцев: какие они всё-таки неразумные дети, несмотря на свой порой почтенный возраст, а с детьми так обращаться нельзя. Но жалость сменяется злостью, когда я вспоминаю о других детях - убитых на Голодных Играх, умирающих от голода в дистриктах или вынужденных доживать свой век под изувеченными личинами сломленных Победителей.

Толпа сама несёт нас всё ближе и ближе к дворцу Сноу. Наверное, мы всего в паре кварталов от площади перед президентской резиденцией, когда свинцовое небо над нами разрывается оглушающей автоматной очередью. Свист пуль отражается от земли криками обезумевшей от страха толпы, и беспорядочный поток людей окончательно превращается в лавину, сметающую всё на своём пути. Я пытаюсь разглядеть стрелявших, но Гейл и Джоанна одновременно дёргают меня за руки, и я ничком валюсь на припорошенную снегом мостовую. Мы отползаем к стене ближайшего дома и скрючиваемся под ней. Перепуганные люди мечутся из стороны в сторону в поисках убежища, крики о помощи и стоны раненых на несколько мгновений заглушают даже звуки выстрелов, но посреди этой паники каждый глух к мольбам другого. Ставни ближайших магазинчиков с громоподобным стуком захлопываются, а скрежет задвигаемых покрепче засовов звучит громче выстрелов пушки на Арене. Сверху на улицу обрушиваются новые пули, и, как в дурном сне, я наблюдаю, как алые смертоносные цветы распускаются на белых и ярких одеждах окружающих меня людей. С ужасом я замечаю, что ярких неподвижных пятен на мостовой всё же больше, а несколько крошечных тел в таких же крошечных цветных пальтишках, свернувшихся в неестественных позах, заставляют меня усомниться в каждом своём поступке.

- Кто это?! Кто стрелял, Гейл?! – голос срывается, я отчаянно дёргаю напарника за рукав. Мне нужен ответ. Без него я не смогу сдвинуться с места.

Он сбрасывает мои пальцы со своей руки и осторожно выглядывает из-под козырька. Я знаю, что сейчас Гейл рискует получить пулю в лоб, но мне нужен ответ. Через минуту он вновь втягивает голову в плечи и повыше натягивает шарф, пытаясь скрыть довольную улыбку, от которой моё сердце уходит в пятки.

- Наши, - едва слышно шипит он, хлопая в ладоши.

Почему-то от этого мне вовсе не радостно, и я понимаю, что хотела бы услышать другой ответ. Отворачиваюсь, не желая видеть радость на лицах друзей, и мой взгляд натыкается на одного из миротворцев, стоящего над трупами капитолийцев. Он неторопливо извлекает откуда-то гранату, выдёргивает чеку и бросает её вверх, туда, где по моему предположению находятся повстанцы. Оружие стучит по черепичной крыше прямо над нашими головами, но цели не достигает, а падает на мостовую прямо в центре перекрёстка.

- Ложись, - тихо шепчу я, пригибая головы Джоанны и Гейла к земле.

К горлу подкатывает тошнотворный ком, когда я вижу, как какой-то старик в ярко-голубом пальто подбирает гранату и с интересом рассматривает страшную находку. Я знаю, что произойдёт буквально через долю секунды, а он – нет. Я не успеваю даже рта раскрыть, когда чудовищный взрыв оглушает нас всех, окутывает едким облаком дыма. Когда дым рассеивается, я словно вновь обретаю способность видеть и слышать – к своему ужасу. Истошные крики наполняют улицу, а мой взгляд упирается в огромную дыру в мостовой, где только что стоял старик. Люди скользят на влажных от крови булыжниках и один за одним падают в чёрную пропасть, изо всех сил цепляются за неровные камни, срывая ногти, но к ним на помощь никто не приходит. Отвожу глаза, не в силах больше выносить это, но мой взгляд то тут, то там цепляется за клочки ярко-голубой ткани, усеянной мелкими алыми точками.

- Китнисс! Китнисс! Идём, - Гейл ставит меня на ноги, Джоанна подталкивает в спину. – Нам нужно двигаться дальше.

Мы добегаем до конца улицы и сворачиваем за угол. На соседней улочке царит такой же хаос. Даже дыра посреди неё почти такая же, только что-то мерно тарахтит глубоко под землёй. Когда мы пробегаем мимо, я ухитряюсь заглянуть в неё и вижу что-то вроде гигантских жерновов, усеянных яркими пятнами и блестящих от чьей-то крови. Путь нам преграждает гейзер из кипящего масла, вокруг которого разбросаны изуродованные тела. Ловушки. Как мы могли забыть о них? Врываемся в какой-то магазинчик и проносимся сквозь толпу визжащих людей так, словно за нами гонятся переродки, выскакиваем через заднюю дверь на очередную усеянную мертвецами улицу.

Путь до резиденции президента, ещё недавно казавшийся таким смехотворно коротким, становится мучительно долгим. Всюду нас встречает одно и то же: смерть, кровь, крики, трупы. Впервые с момента, когда я согласилась стать Сойкой-Пересмешницей, я задумываюсь о правильности того, что мы делаем. Сейчас, когда этот путь почти пройден, не время и не место, но я не могу перестать думать о том, что бы было, если бы я отказалась. А если бы погибла, спасая Пита? А если бы не вытащила ягоды? А если бы не вызвалась добровольцем? Могла ли я предотвратить то, что вижу сейчас? А если могла, то почему не предотвратила?

Гейл забирает у троих мёртвых миротворцев их автоматы и раздаёт нам. У нас есть оружие, но наши с Гейлом луки слишком приметны, а автомат Джо спрятан под несколькими слоями одежды. На следующей улице мы встречаем целый взвод миротворцев, но они чеканным шагом проходят мимо, даже не глядя на нас. Тихонько крадёмся за ними, прижимая оружие к груди. Джо выглядывает за угол и вновь поворачивается к нам.

- У тебя шарф… - я тянусь, чтобы поправить съехавший с лица шарф, но тут девушка слепо моргает и делает неуверенный шаг ко мне. А в следующий миг Джоанна валится на меня, кровь капает с её губ на моё светлое пальто. – Джо! Джо! Нет!

Обнимаю её, пытаясь поставить на ноги, но чувствую, как шерстяная перчатка пропитывается чем-то тёплым и липким. Гейл перенимает её из моих рук и аккуратно укладывает на мостовую. Из моих глаз текут слёзы, капают на разукрашенное лицо Седьмой, смывая искусно нанесённую краску.

- Вот и всё, - хрипит Джоанна, и с каждым словом на её губах расцветают алые пузыри.

- Нет-нет, ты поправишься.

- Поправишься, - вторит мне Гейл.

Девушка едва заметно качает головой и кривится от боли.

- Не реви, Эвердин, всю краску смоешь, - она тычет ослабевшей рукой мне в лицо. – Не хватало ещё, чтоб тебя подстрелили. Жаль, - она судорожно вздыхает, - что ты без меня расправишься с этим… с этим… Расправишься ведь?

Поспешно киваю. Окровавленные губы девушки трогает улыбка – не язвительная, не саркастическая, не ироничная, к которой я привыкла, а мягкая, никогда прежде не виданная. Опускаю голову, позволяя слезам стекать по щекам, размазывая краску по лицу, но, почувствовав слабое прикосновение к своей руке, тут же поднимаю взгляд. Джоанна пристально вглядывается мне в лицо и снова улыбается.

- Привет Мелларку, - выдыхает она, и глаза её закрываются.

- Джо, нет, Джо! – приникаю к её груди, пытаясь под толстыми слоями одежды выслушать биение храброго сердца. Ничего. Мой слух улавливает лишь страшную тишину. Мне сложно поверить, что она больше никогда не откроет глаз, не ухмыльнётся своей привычной немного грубоватой усмешкой, что с её губ не сорвётся шуточка из тех, что всегда выводили меня из себя. Мне сложно поверить в то, что любила её. И невозможно поверить в то, что её больше нет.

- Идём. Поднимайся, Китнисс. Пошли, - руки Гейла отрывают меня от бездыханного тела Седьмой.

- Мы не можем оставить её здесь… - всхлипываю я, растирая по лицу остатки макияжа и слёзы.

- Мы не можем потащить за собой труп, - отрезает Гейл.

Я собираюсь возмутиться, но крупная дрожь сотрясает меня, едва не сбивая с ног.

Труп.

Мертва.

Мертва, потому что пошла за мной.

Скольких из тех, что поверили мне, уже нет в живых? Мне удаётся устоять лишь благодаря Гейлу, поддерживающему меня. Опираясь на его руку, как старуха, я с трудом делаю один шаг. Затем следующий. И ещё, ещё. Я шагаю, ведомая охотником, но взгляда с распластанного на земле тела Джо не свожу. Не могу.Так не прощаются. Так нельзя.

Мы доходим до конца улицы, и тело Джоанны исчезает из виду. Тупо смотрю перед собой, лишь спустя несколько бесконечно долгих минут понимая, что я почти у цели: передо мной городская площадь, а сразу за нею – ворота резиденции Сноу. Запертые ворота.

У меня словно открывает второе дыхание. Я бросаю автомат и начинаю протискиваться сквозь толпу растерянных беженцев. Они не возмущаются, когда я по неосторожности наступаю им на ноги или толкаю их, кажется, они вообще не обращают на нас внимания. Позади я слышу тяжёлое дыхание Гейла и нахожу в себе силы порадоваться, что он со мной. Мы пересекаем площадь, незамеченные среди множества похожих на нас людей, но, когда я начинаю подниматься по лестнице к воротам, вижу за массивной кованой решёткой стайку детишек в окружении миротворцев. Совсем маленькие и подростки почти моего возраста, они все одеты так же ярко и броско, как мы и люди вокруг, и я понимаю, что это – капитолийские дети. Сноу защищается ими…от кого? Если от повстанцев, то он просчитался: Койн слишком долго шла к подножию его дворца, чтобы обратить внимание на смерть сотни маленьких капитолийцев. Или он защищается от собственного народа, обманутого, брошенного, растерзанного пулями мятежников, замерзающего у закрытых ворот своего последнего убежища? Я не успеваю как следует поразмыслить над этим, потому что сзади раздаётся мерный топот ног, а над головой – гудение планолёта. Я замечаю мелькнувший на белом крыле капитолийский герб и множество серебряных парашютов, спускающихся прямо к детям. Они вытягивают ручки, принимая в раскрытые ладони осколки серого неба, пытаются развязать узлы в надежде найти какой-нибудь подарок, вроде тех, что мы получали на Арене. Я чувствую руку Гейла на своей спине, он пытается привлечь моё внимание, но я даже не оглядываюсь, всё так же неотрывно глядя на детей. Сердце замедляет стук, от дурного предчувствия становится трудно дышать. Должно быть, эти эмоции связаны с недавней смертью Джоанны, со всем, что мне довелось увидеть сегодня, и я хочу отмахнуться от них и продолжить свой путь, но тут раздаётся оглушительный взрыв, тут же сменяющийся истошным плачем покалеченных, обожжённых, испуганных детей. Этот жуткий звук, от которого в жилах стынет кровь, заглушает все остальные звуки на площади. Миротворцы, кажется, удивлены, они пробираются к детям через собственные баррикады, а перепуганные дети тянут к ним окровавленные ручонки. А с другой стороны к пострадавшим спешат люди в белоснежной форме медиков Тринадцатого Дистрикта. Откуда они здесь?

Заворожённая страшной картиной, я не двигаюсь с места, словно забыв о главной своей цели. Что помешает Сноу улететь в какое-нибудь тайное укрытие прямо сейчас, когда Капитолий охвачен таким диким хаосом? Может быть, он уже улетел? Сколько у меня осталось? Час? Минута? Несколько секунд? Знакомый силуэт, мелькнувший среди израненных детей и врачей, выводит меня из оцепенения. Нет, этого не может быть. Ей же всего тринадцать…Только тринадцать, а значит, они не имели права присылать её сюда!

- Прим! Прим! – истошный вопль вырывается из моего горла.

Мой мир сузился до размеров худенькой фигуры, светлых кос, белой рубашки, выбившейся из белых брюк. К чёрту Сноу, к чёрту повстанцев, к чёрту войну, к чёрту весь мир! Только бы добраться до неё, только бы успеть, пока ничего не случилось… Я не дам её в обиду никому, сражусь за неё со всем миром…только бы успеть… Я уже хватаюсь за извитые прутья ворот, когда ещё один взрыв заставляет моё сердце остановиться. Я не вижу перед собой ничего и никого, лишь только светлые косы и белый медицинский костюм, вспыхнувшие, как хворост. Дикий крик разрывает мою грудь, когда я падаю на колени рядом с сестрой, хватая в объятия охваченное огнём тело.

Дата добавления: 2015-08-17