Глава 19. Just one kiss and I will be hooked to her fire

Just one kiss and I will be hooked to her fire

Her flames are surrounding me now

As we watch as they light up the sky

We must stand up and fight

Cause this love is not a game to me.*(с)

Arshad – Girl on Fire

Казалось бы, случившееся во Втором должно было сблизить нас, но, когда мы покидаем больничный отсек, всё становится ещё хуже, чем было. Хеймитч продолжает удерживать нас на расстоянии. Пит, к моему удивлению, становится холодным и чужим, словно не спас мне жизнь, заслонив собой от пули, словно не рвался, обессиленный, ко мне в палату. Когда я однажды останавливаю его в коридоре и принимаюсь благодарить за спасение моей жизни, он отстранённо отвечает, что так на его месте поступил бы каждый, и – что хуже всего – начинает говорить что-то о восстании, о символах, о Сойке-пересмешнице. Это не то, что мне нужно, я не хочу слышать это. Только не от него.

С того дня я мечусь по коридорам Тринадцатого, как раненый зверь, не находя себе покоя ни на минуту. Сердце рвётся от боли, голова трещит от сотен мыслей, одна другой хуже. И мне не остаётся ничего другого, как вложить все свои чувства в тренировки, направить их на единственную теперь цель – спасение Пита. Я стану его тенью, буду всегда рядом с ним, нравится это кому-то или нет, и заслоню его собой, если потребуется. Когда я однажды не выдерживаю и проговариваюсь об этом Джоанне, Седьмая удивлённо приподнимает бровь.

- Думала, ты хочешь убить Сноу. Прежде всего, - напоминает она.

- Пит должен жить, - смутившись, упрямо бормочу я. Я не смогу защитить Пита и одновременно добраться до этого ублюдка. Мне придётся сделать выбор. И я выбираю Пита. Если мы победим, Сноу не жить. Если мы проиграем, я сделаю всё, чтобы Пита не коснулась месть Капитолия.

Но с каждым днём мне становится всё тяжелее сдерживаться: мне хочется плакать, забиться куда-то, спрятаться ото всех, пока всё не закончится, и я не смогу приблизиться к Питу без страха за себя и за него, прижаться к его сильной груди и целовать, целовать до тех пор, пока он не вспомнит всё, что чувствовал ко мне.

Наконец, объявляют приближение экзамена. Тот, кто сдаст сложный тест, включающий в себя минно-взрывное заграждение, симулятор, стрельбище и такие ненавистные мне тактики боя, сможет отправиться в Капитолий. Сложно представить, что будет с Плутархом, если хотя бы один из Победителей не сдаст экзамен. Его, должно быть, хватит удар, потому что нашу победную поступь по столице Панема должны снимать. Каждый наш шаг. И все Победители должны быть вместе. Вместе против Капитолия, который превратил наши жизни в ад.

Это подстёгивает меня, и я решаю, что должна разобраться во всём до того, как планолёт, на котором нас отправят в Капитолий, поднимется в воздух. Возможно, для меня эта поездка – в один конец. Я вспоминаю, как несколько месяцев назад отправлялась в столицу с теми же мыслями и с той же целью. Возможно, мне повезёт и в этот раз. Хотя, повезло ли мне в прошлый? Вопрос слишком сложный, и я отказываюсь искать ответ на него.

После ужина я подкарауливаю Хеймитча у столовой и отвожу в сторонку. Я собираюсь повидаться с Питом, и он не должен помешать мне.

- Что-то не так, солнышко? – ментор не едет в Капитолий – он слишком стар – но, кажется, участвует в планировании операции и выглядит усталым.

- Я хочу увидеть Пита, - вложив в эти слова всю свою решимость, я с вызовом смотрю на него. Даже если он запретит мне, я найду способ поговорить с Мелларком, как он нашёл способ пробраться в мою палату.

Хеймитч тяжело вздыхает и потирает покрасневшие глаза. Сколько же времени он проводит перед мониторами компьютеров?

- Зачем тебе это?

От удивления я не сразу вспоминаю заготовленную заранее речь: обычно Хеймитч посмеивается или просто запрещает, но никогда не спрашивает. Я теряюсь, не зная, что ответить.

- Я хочу знать, что смогу вернуть его. Что мне есть, на что надеяться. И не говори, что он опасен для меня, - видя, что мужчина хочет возразить, спешно добавляю я. – Он спас мне жизнь, ты же знаешь это. Почему ты не даёшь мне видеться с ним?

На несколько секунд повисает молчание, и я уже готова уйти, не дожидаясь ответа ментора, но Хеймитч заговаривает.

- Он вспоминает, Китнисс. Не знаю, какие конкретно, но воспоминания возвращаются к Питу.

Моё сердце делает в груди сальто. Разве это не хорошо? Почему же тогда у Хеймитча такое печальное выражение лица?

- Почему ты говоришь об этом так, словно это плохо?

Хеймитч снова тянет с ответом, но теперь я не собираюсь никуда уходить, пока он не объяснит мне всё. Думаю, сейчас даже капитолийским бомбам не сдвинуть меня с места.

- Я не знаю, как это, Китнисс. В самом деле. Пит часто говорит о тебе в последнее время. Иногда это просто вопросы, но иногда… Иногда, когда мы разговариваем о тебе, он меняется. Его взгляд наполняется гневом, кулаки сжимаются… Вполне возможно, что воспоминания, которые дал ему Капитолий, ложные воспоминания, возвращаются вместе с настоящими. Возможно, это ревность или злость, которые не имеют никакого отношения к охмору… - я снова вспоминаю наш с Гейлом поцелуй и краснею. – Кажется, он пытается разобраться в своих мыслях и чувствах, но пока что это плохо у него получается.

- Это ты надоумил его держаться от меня подальше? – я вспоминаю свою единственную беседу с Питом после выписки из больницы, и злость вновь поднимает голову в моей душе. – Раньше Пит никогда себя так не вёл, даже когда я избегала его.

На мгновение в глазах ментора мелькает удивление, но затем я вижу в них понимание.

- Нет, это решение Пита.

На глаза наворачиваются слёзы. Я вспоминаю, как Пит тянулся ко мне раньше, даже когда я отталкивала его. И его поступок во Втором… Что изменилось? Почему я больше не нужна ему? Видя моё состояние, мужчина берёт меня за руку, ласково гладит по щеке, убирая выбившуюся из косы прядь. В его взгляде я вижу понимание, жалость… вину? Почему в его глазах вина?

- Я не хотел говорить тебе… Тебе вообще-то не следует этого знать, если ты по-прежнему надеешься… Если всё ещё хочешь быть с ним.

Ужас, рождённый словами Хеймитча сковывает меня. Я смогу пережить всё. Любое предательство, худшее известие, самые жестокие слова. Всё, кроме неизвестности.

- Я хочу быть с ним. И моё решение не изменится, что бы ты сейчас ни сказал.

Ментор набирает в грудь побольше воздуха, и произносит:

- Он хотел убить тебя во Втором, - я никак не реагирую, и ментор осторожно продолжает: - Пит сказал мне как-то, что был момент…он сказал, что почувствовал жгучее желание убить тебя, и ему как назло выдали автомат. Он едва сдержался. И с тех пор решил не приближаться к тебе без крайней необходимости, чтобы не подвергать опасности.

Так вот, что Пит «не смог». Едва не рассказываю о тайном визите Пита в мою палату, но вовремя спохватываюсь. Хеймитч разозлится, будет ругать Пита, меня, себя, и в конечном итоге расстроится. Я не знаю, плакать мне или смеяться. Я на грани истерики, но понимаю, что Хеймитч внимательно следит за моей реакцией на его слова. Не хочу его расстраивать.

- Спасибо, Хеймитч. Я должна была знать это.

Коротко целую ментора в щёку и направляюсь к себе, пытаясь справиться с потоком нахлынувших мыслей и вопросов. Сколько времени потребуется Питу для того, чтобы желание убить меня никогда не приходило к нему? На это могут уйти годы, как и на то, чтобы вернуть все воспоминания о нас. Я говорила себе, что смогу ждать его, сколько угодно, я верила в это, но сейчас понимаю, что не смогу. Сломаюсь. Отчаюсь. Окунусь с головой в тёмный омут безумия, в сравнении с которым мой отчаянный поцелуй с Гейлом покажется детской шалостью. Не дождусь. Мне нужно что-то, что будет сдерживать меня всё то время, что я буду ждать. Мне нужна надежда, хоть самая призрачная. Возможно, я могу подстегнуть воспоминания Пита, направить его чувства в нужное русло. Но я не уверена, что мне стоит это делать. Он должен сам разобраться в себе. В его чувства и так слишком часто и много вмешивались.

Я почти бегу по пустому коридору, погружённая в свои мысли, и слишком поздно замечаю перед собой Пита. Пожалуй, я ещё могу развернуться и уйти, откуда пришла, но это будет выглядеть слишком глупо. Поэтому я иду дальше, лишь немного сбавляя шаг. Приближаясь ко мне, Пит старательно отводит глаза, но всё-таки бросает на меня один-единственный взгляд, от которого вся моя решимость ни во что не вмешиваться тает. Я только спрошу… Он уже почти проходит мимо, когда я хватаю его за запястье, останавливая.

- Подожди.

Пит покорно останавливается, вопросительно глядя на меня. Ждёт. На мгновение я теряюсь, но быстро понимаю, о чём хочу спросить его.

Хлеб. То, что связывало нас ещё до Игр.

Я не знаю, что последует за этим, но не могу удержаться. Я должна знать. Если Пит помнит об этом, мой мальчик с хлебом всё ещё жив, а, значит, жива и надежда. Если же нет… Отмахиваюсь от назойливых мыслей. Не хочу. У меня будет много времени подумать об этом, когда надежда угаснет.

Смотрю ему прямо в глаза. Ну же, Пит, помоги мне достучаться до тебя.

- Однажды ты дал мне хлеб и спас меня от голодной смерти. Правда или ложь?

Пит недоумённо смотрит на меня и хмурится. Отводит взгляд. Бешено стучащее сердце отсчитывает бесконечные секунды его молчания. Я уже готова сдаться и с головой погрузиться в отчаяние, когда он вновь скользит взглядом по моему лицу.

- Правда, - одними губами произносит он, но для меня этот едва слышный звук лучше музыки.

Отворачиваюсь, чтобы уйти, пряча идиотски счастливую улыбку, но голос Мелларка пригвождает меня к месту.

- Китнисс.

Голос хриплый, непривычно твёрдый. Переродок. Как я могла снова забыть о нём? Борюсь с сильнейшим желанием убежать и всё-таки не двигаюсь с места. Что там Хеймитч говорил о лекарстве, которое кололи Питу? Им нельзя злоупотреблять. Если Пит однажды из-за него превратится в овощ, в этом будешь виновата только ты, Китнисс.

Медленно, как к опасному зверю, поворачиваюсь к нему. Я ненавижу себя за это, но ничего не могу с собой поделать: этот страх сильнее меня. С облегчением выдыхаю: на меня смотрят прежние голубые глаза, смотрят сосредоточенно и вопросительно.

- Ты спасла мне жизнь на Арене, я помню.

Киваю. Возможно, это воспоминание ему и правда оставили.

- Ты хотела, чтобы я выжил. Правда или ложь, Китнисс?

- Правда.

В коридоре становится невыносимо душно и тесно. Одновременно мы шагаем друг к другу, его губы накрывают мои. Горячо. Жадно. Нежно. Он целует настойчиво, рождая знакомое уже чувство голода, и я отвечаю ему. Забываю обо всём: о переродке, Гейле и Делли, революции, Койн, укорах Хеймитча, коридоре и камерах, что, наверняка, сейчас снимают нас.

Руки Пита тянутся к моей шее, и на миг сердце замирает, когда я вспоминаю о переродке. Страха нет – мне всё равно. Пусть убьёт. Я готова умереть ради одного его поцелуя. Но Пит только ближе притягивает меня к себе, его пальцы бережно распускают мою косу, путаясь в волосах. Улыбаюсь сквозь поцелуй: как я могла сомневаться в нём? Отрываюсь от его губ лишь на миг, чтобы глотнуть воздуха, которого так не хватает. Зрачки парня расширены, и моё сердце начинает биться тревожно. Я играю с огнём. Мы играем с огнём. Мгновение Пит смотрит на моё лицо, на свои руки, а после отшатывается.

- Я… Прости меня, Китнисс… Я…я не должен был… Прости.

- Пит… - я тянусь к нему, жажду его поцелуев, и теперь мне вдвойне больнее видеть отчуждение на его лице, которое уже сейчас маской сковывает каждую морщинку на знакомом лице.

- Не надо, Китнисс. Нельзя, - на мгновение боль ломает маску, но через секунду его лицо вновь непроницаемо. – Я могу навредить тебе, а этого никак нельзя допустить.

И я понимаю, что он снова говорит о революции. Хочу зажать уши руками, но вместо этого просто ухожу к себе в отсек. И, лишь закрыв за собой дверь, понимаю, что теперь не смогу отпустить Пита. Никогда. Буду покорно ждать, когда он вспомнит всё и захочет быть со мной безо всяких оговорок. Пусть даже этот момент никогда не наступит.

____________________________________________________________________________________

*Только один поцелуй, и я буду охвачен её огнём,

Её пламя окружает меня,

Когда мы видим, как оно освещает небо,

Мы должны броситься в бой,

Потому что эта любовь для меня не игра.(англ)

Дата добавления: 2015-08-17